Случай четвертый. Излечение внутреннего ребенка

Лена позвонила мне вечером.

– Станислав Олегович, мне говорили, что вы консульти­руете...

– Вы были на моих лекциях, тренингах?

– Была после того, как мне вас очень рекомендовали люди, которые их посещали. Но теперь мне нужна личная встреча.

– Хорошо, приходите.

– И еще, я хотела бы знать... Сколько мне это будет сто­ить?

Я называю сумму, и мы договариваемся о встрече.

И вот Лена сидит напротив меня в кресле. Ее речь нето­роплива и размеренна, на глаза время от времени наворачи­ваются слезы.

– Проблем у меня много... Хочу, чтобы вы в первую оче­редь научили меня любить себя – вы часто говорили о зна­чении этого на своих лекциях.

– Если вы осознали важность этого, дальнейшее будет не так уж и сложно. Но для начала расскажите мне о своих про­блемах.

– Это не имеет значения. Дайте мне какие–то упражне­ния – я и так знаю, что все дело в этом.

– Послушайте меня, Леночка: упражнений для развития любви к себе не существует. Есть только ваша собственная жизнь и конкретные ее обстоятельства, отраженные в зонах вашего сознания: либо вы руководствуетесь в этих обстоятель­ствах любовью к себе, либо – стыдом, виной, долгом, совес­тью, идеологией либо еще какой–то мифической чушью, не имеющей для вашего роста абсолютно никакого значения. Да­вайте так: вы уже сделали первый шаг на пути любви к себе – вы констатировали, что своими силами с проблемой не спра­витесь, и обратились за помощью к психологу – во всяком случае, вы думаете, что пришли к психологу. Теперь вам нужно решиться на следующий шаг – открыться.

– Я уже поняла это. А вы не психолог?

– Психолог в том числе. Можно пользоваться чем–то, но не отождествлять себя с этим. Если пользуешься, например, методами дзен и тантры, не называть же себя тантра–йогом или дзен–буддистом. Для вас же имеет значение не это, а то, что вы почувствовали, что я знаю рецепты решения ваших проблем, и пришли ко мне. Так что будьте последовательны: помощь станет возможна лишь тогда, когда вы явите мне свое настоящее «я», сбросив все маски.

– Хорошо... У меня, очевидно, большие проблемы с ро­дителями. Я уже не живу с ними, у меня муж и двое детей, отдельная квартира...

– Тогда вроде и проблем не должно быть.

– Мне тоже так казалось. После ваших лекций пошел очень интенсивный процесс переосмысления своего детства, многое, то, что вроде бы забылось и не должно больше вспо­минаться, начало выходить наружу... Теперь оно душит меня. Я просто не могу забыть некоторые вещи.

– Например?

– Мать наказывала меня, кричала... Они и между собой только криком общались.

– Это все в прошлом.

– Для меня это живо. Они не разговаривали со мной ина­че как через крик.

Лена достает платок и вытирает слезы. Я молчу.

– Мне стыдно... Стыдно плакать.

– Напрасно вы стыдитесь своих слез. Чем больше их вый­дет, тем меньше обиды останется у вас внутри.

– Мне кажется, я никогда от них не избавлюсь!..

Я все знаю, мои обиды – это только мои проблемы, надо прощать – но как? Я, наверное, не умею... Недавно мать по­звонила и прошипела мне в трубку: «Знаешь, что люди гово­рят? Что ты предала свою мать!» Я встала спросонья, оторо­пела, еще переспросила ее, а она потом уже прервала разго­вор. Так я после этого сама не своя ходила. За что она меня так ненавидит?

– Правильнее спросить, за что теперь ненавидите ее вы.

– Да, это верно... Я помню, как в детстве мы играли в театр.

Это была наша любимая игра с девочками. Ничего хорошего в жизни у меня не было, только эта игра! Я сшила платье из ка­ких–то лоскутков для игры и не пошла в школу, чтобы все до­делать к сроку. А она как раз пришла домой с работы. Я стала оправдываться, она отчитала меня и забрала платье, а потом я услышала запах гари. Когда она появилась, то с порога заяви­ла мне, что сожгла его, для того чтобы меня проучить. Я зак­ричала в спину ей: «Я ненавижу тебя!»

– Что было потом?

– Я плохо помню... Она еще отчитывала меня, что–то го­ворила по поводу того, как нужно разговаривать с родителя­ми. Но платье она все–таки не сожгла, это были какие–то тряпки. Зачем она хотела причинить мне эту боль?

– Вы спрашивали ее об этом?

– Да. Я все время спрашивала их, почему они меня нака­зывают. «Потому что люди злые!» – так мне всегда объяснял отец.

– Что вы чувствуете, когда рассказываете об этом?

– Обиду! Мне тем более обидно, потому что доставалось всегда мне, а ведь нас было двое... Брата, по–моему, они лю­били больше.

– Как вы знаете, что это обида?

– Хочется плакать.

– Еще.

– Дышать тяжело.

– Почему тяжело?

– У меня как какая–то тяжесть в груди.

– Вспомните, когда вы испытали это чувство в первый раз.

– Я испытала его... Вспомнила! Тогда был очень хороший день, у мамы было хорошее настроение, это бывало так ред­ко... Мы о чем–то беседовали, мне было хорошо... Она инте­ресовалась чем–то, я ей что–то рассказывала, а она не крити­ковала – просто слушала.

Потом она сказала, что ей нужно в магазин. Я попроси­лась выйти во двор, она разрешила при условии, что я не буду выходить за его пределы. Она ушла, а я погуляла и решила встретить ее. Я так старалась быть хорошей, я стояла на са­мом краю двора, высматривала ее, а она... Она вернулась и отругала меня за что–то.

– За что?

– Кажется, за то, что носочки испачкала.

– И тогда вы в первый раз почувствовали обиду.

– Наверное, не в первый. Но до этого как–то получалось отпускать от себя, не обозляться. А в этот раз появился ка­кой–то комок.

– И с тех пор вы живете с этим комком? Но мы же гово­рили о тяжести в груди. А где же тяжесть?

– Ее уже нет. Она была последнее время, но теперь ее нет. По–моему, она исчезла, как только я начала рассказывать вам об этом. А комок я чувствую очень давно. Да, тогда был толь­ко комок. Он где–то здесь, – Лена показывает в область горла под кадыком.

– Кстати, я часто болею ангинами. Вот и после того, как мать позвонила, заболела. Может, она меня сглазила?

– Сами вы себя сглазили. Слова у вас в горле застревают, вот и болеете. Научитесь выражать свои чувства – болеть пере­станете.

– Научиться – как?

– Для начала вернемся в ситуации, где вам этого не удава­лось. Закройте глаза, расслабьтесь. Теперь погрузитесь мыс­ленно в ситуацию, в которой мать не оправдала ваших ожида­ний... Вы маленькая девочка, вы стоите на краю двора, вы с трепетом ждете возврата матери... Ощутите себя ею, прочув­ствуйте. Получается? Ну как, вы в картинке?

– Да... Да.

Выражение лица Лены меняется, морщины разглаживают­ся, губы расслаблены – она действительно в картинке своего прошлого. Я встаю с кресла, подхожу к ней и глажу по голове, громко говоря с интонациями, которые я использую в разго­воре с собственной маленькой дочерью:

– Какая умница! Какая замечательная маленькая девочка! Ты дождалась меня, милая? Как я рада, что ты меня встречаешь!

Ответом мне служат рыдания. Лена плачет взахлеб, пряча свое лицо мне в руки. Ее плечи мелко трясутся. Затем рыда­ния понемногу стихают.

– Да, да... Именно этого мне всегда недоставало, – гово­рит она, сморкаясь.

Затем она умолкает и какое–то время сидит, глядя в одну точку. Мы оба молчим.

– Пожалуй, на сегодня хватит, – первым нарушаю молча­ние я.

Лена согласно кивает головой и направляется к выходу.

– Когда мне позвонить вам?

– Вы сами почувствуете это. Как вы чувствуете себя сей­час?

– Пока – не знаю. Но не так, как прежде, – отвечает она.