Картина пятая. СТРАШНАЯ ВЕСТЬ.

УРСУС, ГОМО, ГУИНПЛЕН

Сценическая композиция для театра «Апельсин»

Санкт-Петербург 2018 год.

Часть первая.

 

Интермедия 1.

 

Минестрель 1. Урсус по латыни МЕДВЕДЬ.

Минестрель  2. Гомо – по латыни ЧЕЛОВЕК.

Лес. Волчье логово. Волк приносит в нору добычу. Волчата усаживаются в кружок. Начинается трапеза. Одному волчонку достается самый маленький кусок. Он пытается получить дополнительную еду у других волчат, но получает отпор. Потасовка. Дело заканчивается тем, что волчонка выгоняют из норы.

 

Картина первая. ГОМО.

Урсус собирает в лесу травы. Натыкается на волчонка. Жалеет его и уводит с собой.

Урсус. Ну что ж, малыш, пойдем со мной. Будем кочевать вместе. Главное, не выродись в человека.

Уходят.

Интермедия 2.

Минестрель 1. Урсус был человеком разносторонним. В нём скрывался и философ, и поэт, и целитель, и уличный фигляр.

Минестрель 2. Урсус странствовал по всей Англии вместе со своим верным волком Гомо (по-латыни Человек). Он готовил снадобья из трав и продавал их людям.

Минестрель 1. Убежищем им служил маленький деревянный возок из тонких досок. Лошадью для возка служил Гомо, рядом с которым зачастую впрягался и Урсус.

Минестрель  2. Волк был не только тягловой силой, но полноправным участником представлений: Одна профессия Урсуса помогала другой: написанная и разыгранная им пьеска собирала народ, который покупал приготовленные Урсусом снадобья.

 

Картина вторая. ГУИНПЛЕН.

Представление в фургоне. Урсус, завернутый в медвежью шкуру, показывает фокусы, играет на флейте, виола-де гамбе. Волчонок прыгает через обруч, затем обходит зрителей с чашкой в зубах, собирая скудную плату. Публика расходится. Вдруг появляется Гуинплен. В темноту плохо видно лицо, но хорошо видно, что лицо озаряет широкая улыбка. На руках у Гуинплена младенец. Урсус видит мальчика.

Урсус. Эй, ты кто такой?

Гуинплен. Меня зовут Гуинплен. А кто я такой, я не знаю.

Урсус. А это что у тебя?

Гуинплен. Это ребенок. Девочка.

Урсус. Твоя сестра?

Гуинплен. Нет, она мне не сестра. Я нашел её в поле рядом с умершей женщиной.

Урсус. Да, дела… Пойдем ко мне, ты согреешься у печки. И я дам тебе поесть. Выходит, я обзавелся семьей. Девочкой и мальчиком.

Гомо подходит к Гуинплену и трется у его ног.

Ладно, Гомо. Я буду отцом, а ты – дядей. Значит, усыновляю. Это дело решенное. Да и Гомо не прочь. Ну-к, дай-ка я мне вас рассмотреть, все-таки родня…

Урсус зажигает лампу и внимательно смотрит на мальчика.

Урсус. Ты чему смеешься?
Гуинплен. Я не смеюсь.
Урсус. В таком случае ты ужасен. Да перестань же смеяться!

Гуинплен. Я не смеюсь!
Урсус. Ты смеешься, говорю тебе!

 

И, тряся ребенка с яростной силой, не то от гнева, не то от жалости, он накинулся на него:

Урсус. Кто же так над тобою поработал?

Гуинплен. Я не понимаю, о чем вы говорите.

Урсус. С каких это пор ты так смеешься?

Гуинплен. Я всегда был такой.

 

Урсус повернулся лицом к сундуку и произнес вполголоса:

 

Урсус. Я думал, что этого уже не делают.

Интермедия 3.

Минестрель 1. Кому в наши дни известно слово «компрачикосы»? Кому понятен его смысл?
Минестрель 2. «Компрачикос», так же как и «компрапекеньос», – составное испанское слово, означающее «скупщик детей».
Минестрель 1. Компрачикосы вели торговлю детьми. Они покупали и продавали детей.
Но не похищали их. Кража детей – это уже другой промысел.

Минестрель 2. Что же они делали с этими детьми? - Они делали из них уродов.
Минестрель 1. Для чего же? - Для забавы.
Минестрель 2. Зачастую услугами компрачикосов пользовались, чтобы убрать нежелательного наследника.

Минестрель  1. Эти мошенники были разных национальностей и обычно сбивались в шайки.

Минестрель 2. Король Вильгельм III издал закон, преследующий компрачикосов.

Минестрель 1. Закон, взявший на себя защиту детей, имел на первых порах довольно странные последствия: сразу же возросло число брошенных детей.

Картина третья. БЕГСТВО.

Шум моря. На сцене – палуба корабля «Матутина». Капитан, Старик, две женщины-андалузки.

Старик. Не видно ни Полярной звезды, ни Антареса, несмотря на его ярко-красный цвет. Не различить ни одной звезды.

Капитан. Только бы добраться до Гасконского залива, а там я отвечаю за все. Там я как у себя дома. Гасконский залив я знаю, как свой карман. Хотя эта лоханка довольно часто бурлит от ярости, но мне известны все ее глубокие и мелкие места, все особенности фарватера: я знаю, какого цвета каждый камешек.

Старик. Оно надвигается издалека, но отлично знает, что делает. Видишь, хозяин?
Капитан. Что?
Старик. Вот это. Вон там.
Капитан. Синеву? Вижу. Что это такое?

Старик. Это снеговая туча. Знаешь ты, что такое снеговая туча?

Капитан. Нет.
Старик. Так скоро узнаешь. Снеговая туча несет снежную бурю. А снежная буря - одно из самых страшных явлений на море! Такая буря точно холера. Сворачивай на запад.
Капитан. Невозможно.

Старик. Как хочешь. Я это говорю, чтобы спасти других. Что касается меня, я готов покориться судьбе.

Капитан. Но, сеньор доктор, повернуть на запад... Значит идти против ветра. Будет дьявольская качка!

Старик. Да, качка будет, хозяин.

Капитан. Судно встанет на дыбы.

Старик. Да, хозяин.

Капитан. Может и мачта сломаться.
Старик. Может.
Капитан. Вы хотите, чтобы я взял курс на запад?

Старик. Да.

Капитан. Не могу.

Старик. В таком случае справляйся с морем, как знаешь.

Капитан. Пусть только ветер переменится.

Старик. Он не переменится всю ночь. Он дует на протяжении тысячи двухсот лье.

Капитан. Как же идти против такого ветра? Невозможно.
Старик. Возьми курс на запад, говорю тебе.

Капитан. Попытаюсь. Но нас все равно отнесет в сторону.

Старик. То-то и опасно.

Капитан. Ветер гонит нас на восток.

Старик. Не правь на восток.

Капитан. Почему?

Старик. Знаешь, хозяин, как зовут сегодня нашу смерть? Ее зовут востоком.

Капитан. Буду править на запад.

Налетают порывы ветра. Начинается качка. Все толпятся на палубе. Старик видит флягу, поднимает её и читает надпись:

Старик. Хардкванон. Я до сих пор как-то не замечал этой фляги. Разве она принадлежала Хардкванону?

Пассажир. Да.

Старик. Нашему бедняге, Фламандцу Хардкванону? Тому самому, что сидит в тюрьме?

Пассажир. Да.

Старик. В Четэмской башне?

Пассажир. Да. Это его поясная фляга. Он был мне приятель. Я храню ее как память. Когда-то мы еще свидимся с ним?

 

Интермедия 4.

Минестрель 1. Старик, который называл себя доктором, оказался прав – началась сильнейшая буря.

Минестрель 2. Ветер стал дуть прямо с севера. Ярость, с которой он налетал на судно, была как нельзя более кстати, ибо порывы его гнали урку от берегов Англии; владелец «Матутины» решил поднять все паруса.

Минестрель 1. Вся в хлопьях пены, подгоняемая ветром, дувшим прямо в корму, урка неслась как будто вскачь, с бешеным весельем перепрыгивая с волны на волну. Беглецы заливались смехом. Они хлопали в ладоши, приветствуя волны, ветер, паруса, быстроту хода, свое бегство и неведомое будущее.

Картина четвертая. КОЛОКОЛ.

Пассажир 1. Полярная буря обрушилась на урку, и урка ринулась в самую гущу ее. Шквал и судно устремились друг другу навстречу, словно бросились в рукопашную.

Сильная качка. Люди мечутся по палубе, их бросает из стороны в сторону.

Пассажир 2. «Матутина» летела стрелой. По временам, несясь под парусами, она давала  ужасный крен, и почти ложилась на воду.

Пассажир 3. … но ее отличный закругленный киль прилегал к волне и противостоял напору урагана.

Пассажир 4. Мы ушли от закона! Мы спаслись от виселицы! Мы свободны!

Все. Мы свободны!!! Свободны! Свободны!!! Ура!!!!

Старик. Молчать!

Все замолкают.

Слушайте!

Издалека доносится звон колокола. Вокруг собираются пассажиры и матросы
Старик. Слышите? Слышите звон колокола?

Пассажир 1. Но откуда здесь, в море взялся колокол?

Пассажир 2. Это, должно быть, обман слуха…

Старик. Нет, вы не ослышались. Среди моря, на полпути между Портлендом и Ла-Маншским архипелагом, находится буй, предостерегающий суда об опасности. Буй этот цепями прикреплен к отмели и плавает на поверхности воды. На буе на железных козлах подвешен колокол. В непогоду море, волнуясь, раскачивает буй, и колокол звонит.
     Если вы слышите звуки колокола, то лишь потому, что их доносит ветер. Ветер дует с запада, а буруны Ориньи лежат на востоке. Ветер гонит нас прямо на риф. Мы мчимся навстречу опасности.

Колокол – это набат, возвещающий о кораблекрушении. А теперь решайте сами, как быть!
Капитан. Отдай шкоты! Тяни виралы! Спускай драйперы у нижних парусов! Забираем на запад! Подальше в море! Правь на буй! Правь на колокол! Там развернемся! Не все еще потеряно!
Старик. Попробуйте.

Зловещая музыка, вой ветра, рев бури. Люди мечутся по палубе.

Минестрель 2. Все кинулись исполнять приказания владельца урки. Работа закипела: люди принялсь убирать такелаж. Паруса не только убрали, но и закрепили;

Минестрель 1... завязали узлом нок-гордени, бак-гордени и гитовы, накрутили концы на стропы, превратив последние в ванты: наложили шкало на мачту;

Минестрель  2. … наглухо забили полупортики, благодаря чему судно оказалось как бы обнесенным стеной. Урка приняла вид гибнущего корабля.

Минестрель 1. Но по мере того как она, убирая свой такелаж, уменьшалась в размерах, волны и ветер все свирепей обрушивались на нее. Валы достигали почти такой же высоты, какой бывают они за полярным кругом.

Минестрель 2. Ураган, словно палач, спешащий прикончить свою жертву, стал рвать урку на части.

Пантомима «Борьба с ветром».

 

Минестрель 2. В мгновение ока марсели были сорваны, фальшборт снесен, галс-боканцы выбиты, ванты превращены в клочья, мачта сломана – все это с треском и грохотом разлетелось в разные стороны.

Музыка. Вой ветра.

Минестрель 1. Ураган внезапно утих. Ни северного, ни южного ветра уже не было в помине.

Минестрель 2. Смолк бешеный вой бури. Без всякого перехода, без малейшего ослабления смерч в одно мгновение куда-то исчез, точно провалился в бездну. И не сообразить было, куда он девался.

Минестрель 1. Вместо градин в воздухе опять замелькали белые хлопья. Снова начал медленно падать снег.
Минестрель 2. Волнение улеглось. Море стало гладким, как скатерть.

Спокойная, но тревожная музыка.

Интермедия 5.

Минестрель 2. Восклицания потонули во мраке. Судно оседало все ниже и ниже.

Минестрель 1. Доктор взял в правую руку флягу, стоявшую на крышке рубки, и поднял ее над головой. Судно шло ко дну.

Минестрель 2. Погружаясь в воду, доктор шепотом договаривал последние слова молитвы.
С минуту над водой виднелась еще его грудь, потом только голова, наконец лишь рука, державшая флягу, как будто он показывал ее бесконечности.

Минестрель 1. Но вот исчезла и рука. Поверхность моря стала гладкой, как у оливкового масла, налитого в бочку. Все падал и падал снег.

Минестрель 2. Какой-то предмет вынырнул из пучины и во мраке поплыл по волнам. Это была засмоленная фляга, Которая держалась на воде, благодаря плотной ивовой плетенке.

Музыка.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

Гуинплен.

 

 О, подойди! люби!
 Ты – душа,
Я – сердце (исп.)].

 

Гуинплен сбрасывает капюшон и открывает лицо. Из тьмы возникает смеющаяся маска чудовища. В толпе возникает смех, который растет и разрастается.
Артисты выходят на общий поклон. Урсус обращается к публике.

Урсус. Уважаемая публика! Спасибо за вашу щедрость! Мы надеемся, что так будет и завтра, и послезавтра, и каждый вечер! Мы ведь не просто балаган! Мы – странствующий храм!

Публика разражается аплодисментами и одобрительными криками и, охотно расплатившись, расходится.

Картина восьмая. ЖЕЗЛОНОСЕЦ

Зрители расходятся. Урсус устало присаживается на стул. Фиби и Винос убирают реквизит. Дея и Гуинплен по краям сцены.

Дея. Знаешь что?
Гуинплен. Нет.
Дея. Гуинплен, мне снилось, будто мы звери и будто у нас крылья.
Гуинплен. Раз крылья – значит, мы птицы.
Урсус. А звери – значит, ангелы.
Дея. Если б тебя не было на свете, Гуинплен...
Гуинплен. Что тогда?
Дея. Это значило бы, что нет бога.
Гуинплен. Чай очень горячий. Ты обожжешься, Дея.
Дея. Подуй на мою чашку.
Гуинплен. Как ты сегодня хороша!
Дея. Знаешь, мне надо так много сказать тебе.

Гуинплен. Скажи.

Дея. Я люблю тебя!

Гуинплен. Я обожаю тебя!
Урсус. Вот славные люди, ей-богу!

 

Урсус поднимается и идет к Гуинплену.

Урсус. Молодец, сынок! Ты видишь, какой успех! Это потому, что ты так уродлив, только поэтому. О твоем богатстве позаботились! Какую услугу оказали тебе, сынок!

 

Гомо суетится рядом. Вдруг он  принимается рычать.

Ты что ворчишь. Ты не в духе? Это потому, что ты уже старый и не любишь шума и народ. Но тут уж ничего не поделаешь – это работа! Так что молчи. Мы сегодня славно поработали.

Волк снова рычит, вскочив на ноги и, глядя на дверь, оскалил клыки.

Урсус. Что с тобой?

Урсус хватает Гомо за загривок. Появляется ЖЕЗЛОНОСЕЦ. Урсус отступает, выпускает Гомо и шепчет на ухо Гуинплену:

Урсус. Это жезлоносец…

 Незнакомец был одет в длинный черный плащ с капюшоном. Его парик был надвинут до самых бровей, в руках он держал железный кованый жезл и короной на обоих концах. Жезл был короткий и массивный.

Жезлоносец дотрагивается жезлом до плеча Гуинплена, окидывает взглядом окружающих, как бы говоря: «Этот человек один пойдет со мною. Все остальные пусть остаются на своих местах. Ни звука». Жезлоносец и Гуинплен уходят.

Музыка.

Интермедия 6.

Первый минестрель. Гуинплен вспомнил. Он чуть было не вскрикнул от удивления, но удержался. Железный жезл с короной на концах был iron-weapon.

Второй. Это тот знаменитый жезл, на котором городские судьи, вступая в должность, приносили присягу.

Второй. Тот, на кого опускался железный жезл, терял все права, кроме права повиноваться. Никаких возражений против безмолвного приказания не разрешалось.

Первый. Английское законодательство грозило ослушнику самыми беспощадными карами.

Музыка. Занавес.

Картина девятая. ПОТЕРЯ.

На просцениуме УРСУС и СЛУЖАНКИ.

Урсус. Что это? Страшный сон? Ущипните меня! Почему жезлоносец увел Гуинплена? Фиби, ты не знаешь? (Служанкакачает головой.) А ты, Винос? Может, ты что-нибудь поняла? (Другая тоже качает головой.) А. наверное, это наши конкуренты настрочили донос! Никому не дает покоя слава Человека, который смеется!

Нет, я знаю, знаю! Гуинплен вчера позволил себе крамольное высказывание насчет королевской власти… Глупый мальчишка! Дурак! Он сам виноват, он сам накликал на себя беду! Так ему и надо!

Что же делать? В беде нельзя поддаваться панике, надо действовать. Действовать немедленно.
 (Внезапно догадывается.) Идти! Идти вслед за жезлоносцем! Может быть, я что-нибудь узнаю… (подзывает Фиби и Винос). Держите язык за зубами! Не вздумайте ничего говорить Дее. Скажите, что мы с Гуинпленом ушли хлопотать по театральным делам. Я уверен, что все это сплошное недоразумение!

Убегает. Музыка.Свет: утро-день-вечер. Возвращается Урсус.

Картина десятая. СМЯТЕНИЕ.

Тедкастерская гостиница. Урсус, Гомо, Винос и Фиби сидят и ждут. Выходит Дея.

Дея. Урсус, теперь уже вечер? Я, наверное, слишком долго спала.

Урсус. Да, уже вечер, ты не ошиблась, Дея.

Дея. Урсус, а где Гуинплен?

Раздается стук. Входит ПОСЫЛЬНЫЙ и передает Урсус кожаный нагрудник, шляпу и плащ Гуинплена. Винос и Фиби испуганно вскрикивают. Пауза.

Дея. Кто-то принес вещи Гуинплена… Я знаю. Он нас покинул. Он исчез. Я знала, что у него есть крылья… Когда же мой черед?

Урсус. Дея, дорогая, ты только не волнуйся - Гуинплен вернется! Он обязательно вернется! Его одежду принесли злые люди, чтобы напугать нас, выжить отсюда! Мы уедем отсюда, далеко-далеко. Мы откроем театр в другом городе. Мы будем показывать наши представления и ждать Гуинплена. Ты только не волнуйся, прошу тебя…

Музыка. Занавес.

Часть третья.

Интермедия 7.  

На просцениуме Минестрели.

Первый. Что же случилось? Что за странное превращение произошло с Гуинпленом?

Второй. А случилось вот что.

 

Дальше минестрели говорят на музыке.

 

Первый. Как-то раз один из четырех канониров, составлявших гарнизон Келшорского замка, подобрал во время отлива на песке оплетенную ивовыми прутьями флягу, выброшенную на берег волнами.

Второй. Фляга эта, сплошь покрытая плесенью, была закупорена просмоленной втулкой.

Первый. Солдат отнес находку в замок полковнику, а тот отослал ее адмиралу Англии.

Второй. Адмиралу – значит, в адмиралтейство; в адмиралтействе же предметами, выброшенными на берег, ведал Баркильфедро.

Первый. Баркильфедро, распечатав и откупорив бутылку, доставил ее королеве.

Второй. Королева сразу взялась за дело.

Первый. Принялись за розыски человека, выступавшего под именем Гуинплена; найти его оказалось делом нетрудным.

Второй. Хардкванона тоже. Он все еще сидел в Четэмской тюрьме. Его перевезли из Четэма в Лондон.

Первый. Одновременно с этим навели справки в Швейцарии. Все факты полностью подтвердились.

Картина двенадцатая. Заседание палаты лордов.

На просцениумк ГУИНПЛЕН.

Гуинплен. Так вот в чем дело! Я, значит, родился лордом. Теперь все ясно. Меня похитили, продали, лишили наследства, покинули, обрекли на смерть! Пятнадцать лет я был фигляром, нищим бродяжкой. И теперь я рождаюсь вновь! У меня кружится голова. Я был внизу – и очутился наверху. Я – лорд! У меня есть дворцы, сады, охотничьи угодья, леса, кареты, миллионы, я буду давать пиры, буду писать законы, буду наслаждаться всеми радостями жизни; бродяга Гуинплен, не имевший права сорвать полевой цветок, будет срывать с неба звезды!

 

Появляется Баркильфедро.

Баркильфедро. Заседание палаты лордов открыто!

 

Музыка. В зал входят лорды.

 

Баркильфедро. Фермен Кленчарли, барон Кленчарли, барон Генкервилл, маркиз Корлеоне Сицилийский приветствует ваши милости.

 

Оба лорда как можно выше приподняли шляпы над головами, затем снова покрыли головы. Гуинплен приветствовал их таким же образом.

 

Баркильфедро читает бумагу:

Баркильфедро. Предписание лорду Фермену Кленчарли: «Предписываем вам во имя верности и преданности, коими вы нам обязаны, занять лично принадлежащее вам место среди прелатов и пэров, заседающих в нашем парламенте в Вестминстере, дабы по чести и совести подавать ваше мнение о делах королевствства.

 

Лорды. Да будет так.

 

Броун. Милорды! Прения по обсуждавшемуся уже несколько дней биллю об увеличении на сто тысяч фунтов стерлингов ежегодного содержания его королевскому высочеству, принцу супругу ее величества, ныне закончены, и нам надлежит приступить к голосованию. Согласно обычаю, подача голосов начнется с младшего на скамье баронов. При поименном опросе каждый лорд встанет и ответит «доволен» или «недоволен», причем ему предоставлено право, если он сочтет это уместным, изложить причины своего согласия или несогласия.

 

Парламентский клерк встал и раскрыл большой фолиант, лежавший на позолоченном пюпитре, так называемую «книгу пэрства».

Броун. Милорд Джон, барон Гарвей.

 

Старик в белокуром парике поднялся и заявил:

Гарвей. Доволен.

Браун. Милорд Фрэнсис Сеймур, барон Конуэй Килтелтег.

Сеймур. Доволен.

Браун. Милорд Джон Ливсон, барон Гоуэр.

Гоуэр. Доволен.

Браун. Милорд Дончестер, барон Гернсей.

Дорчестер. Доволен.

Браун. Милорд Фермен Кленчарли, барон Кленчарли-Генкервилл.

 

Гуинплен поднялся.

Гуинплен. Недоволен.

 

Все головы повернулись к нему. Гуинплен стоял во весь рост. Свечи канделябров, горевшие по обеим сторонам трона, ярко освещали его лицо, отчетливо выступившее из мглы полутемного зала, словно маска среди клубов дыма.

Пэры. Что это за человек?

Гуинплен продолжает.

Гуинплен. Я поднялся сюда из низов. Милорды, вы знатны и богаты.  Вы захватили в свои руки все преимущества. Кто порождает привилегии? Но будущее сулит вам беду. Я пришел предупредить вас. Я пришел изобличить ваше счастье. Оно построено на несчастье людей. Вы обладаете всем, но только потому, что обездолены другие. Однако бог восстановит нарушенную справедливость. Слушайте меня! Перед вами, пэры Англии, я открываю великий суд народа, этого верховного судьи, которого ввергли в положение осужденного.

В безмерном море человеческих страданий я собрал по частям основные доводы моей обличительной речи. Еще вчера я был фигляром, сегодня я среди вас.

Я – лорд Фермен Кленчарли, но настоящее мое имя – Гуинплен. Я – отверженный; меня выкроили из благородной ткани по капризу короля. Я все видел, я все испытал. Страдание – это не просто слово, господа счастливцы. Страдание – это нищета, я знаю ее с детских лет; это холод, я дрожал от него; это голод, я вкусил его; это унижения, я изведал их; это болезни, я перенес их; это позор, я испил чашу его до дна.

Вчера еще на мне были лохмотья. Бог бросил меня в толпу голодных для того, чтобы я говорил о них сытым. О, сжальтесь! Поверьте, вы не знаете того гибельного мира, к которому будто бы принадлежите.  Я пришел от тех, кого угнетают. О вы, хозяева жизни, ведаете ли вы, что творите? Нет, не ведаете. Я был сиротой, брошенным на произвол судьбы, я был совсем один в этом беспредельном мире. И первое, что я увидел, был закон, в образе виселицы; второе – богатство, в образе женщины, умершей от голода и холода; третье – будущее, в "образе умирающего ребенка; четвертое – добро, истина и справедливость, в лице бродяги, у которого был только один спутник и товарищ – волк.

 

Вокруг Гуинплена со всех сторон неслись крики:

 

Смех королей похож на смех богов, в нем всегда есть нечто жестокое. Лорды стали потешаться. К смеху присоединились издевательства. Вокруг говорившего раздались рукоплескания, послышались оскорбления. Его осыпали градом убийственно ядовитых насмешек.

– Браво, Гуинплен!

– Ты пришел дать нам представление! Прекрасно! Болтай сколько влезет!

– Здравствуй, паяц!

– Привет лорду-клоуну!

– И это пэр Англии?!

– А ну-ка еще!

– Нет! Нет!

– Да! Да!

 

Гуинплен. Значит, вы издеваетесь над несчастьем! Заклинаю вас, сжальтесь над собой!  Разве вы не видите, что перед вами весы, на одной чаше которых ваше могущество, на другой – ваша ответственность?  Не смейтесь! Подумайте. Вы ведь не злодеи. Вы такие же люди, как и все, не хуже и не лучше других.

    Я обращаюсь к людям честным – надеюсь, что такие здесь есть; я обращаюсь к людям с возвышенным умом – надеюсь, такие здесь найдутся; я обращаюсь к благородным душам – надеюсь, что их здесь немало.

   Вы попираете ногами головы людей, но это не ваша вина. Это вина той Вавилонской башни, какою является наш общественный строй. Вы так могущественны, будьте же сострадательными; вы так сильны – будьте же добрыми. Если бы вы только знали, что мне пришлось видеть! Какие страдания – там, внизу! Народная нищета ужасна.

   В Стаффорде нельзя осушить болото потому, что нет денег. В Ланкашире закрыты все суконные фабрики. Всюду безработица. Известно ли вам, что рыбаки в Гарлехе питаются травой, когда улов рыбы слишком мал? В Пенкридже, в Ковентри, где вы только что отпустили ассигнования на собор и где вы увеличили оклад епископу, в хижинах нет кроватей, и матери вырывают в земляном полу ямы, чтобы укладывать в них своих малюток. Я видел это собственными глазами.

Милорды, знаете ли вы, кто платит налоги, которые вы устанавливаете? Те, кто умирает с голоду. Вы увеличиваете нищету бедняка, чтобы возросло богатство богача. А между тем следовало бы поступать наоборот. Как! Отбирать у труженика, чтобы давать праздному, отнимать у нищего, чтобы дарить пресыщенному, отбирать у неимущего, чтобы давать государю!

Сжальтесь над бедняками!. Будьте осторожны, издавая законы! Берегитесь тех несчастных, которых вы попираете пятой. Взгляните себе под ноги! Пожалейте их! Пожалейте самих себя! Если вы любите самих себя, спасайте других.

 

Неудержимый смех усилился, хохотала вся палата. Впрочем, одной уже необычности этой речи было достаточно, чтобы развеселить высокое собрание.

Гуинплен. Им весело, этим людям!  Ах да, ведь они всемогущи. Ах, да ведь я тоже один из них. Но я и ваш, бедняки! Король продал меня, бедняк приютил меня. Кто изувечил меня? Монарх. Кто исцелил и вскормил? Нищий, сам умиравший с голоду. Я – лорд Кленчарли, но я останусь Гуинпленом. Я из стана знатных, но принадлежу к стану обездоленных. Я среди тех, кто наслаждается, но душой я с теми, кто страждет. Ах, как неправильно устроено наше общество! Но настанет день, когда оно сделается настоящим человеческим обществом. Не будет больше вельмож, будут только свободные люди. Не будет больше господ, будут только отцы. И тогда исчезнут и низкопоклонство, и унижение, и невежество, не будет  ни бедняков, ни придворных, ни лакеев, ни королей. Тогда засияет свет! А пока – я здесь. Это право дано мне, и я пользуюсь им.

 

Ропот среди лордов.

 

– Закройте заседание!

 

– Нет! Нет! Нет! Пусть продолжает. Он забавляет нас. Гип! Гип! Гип! Ура!

 

– В конуру, Гуинплен!

 

– Долой его! Долой! Долой!

 

Виконт Хеттон вынул из кармана пенни и бросил его Гуинплену. В хаосе насмешек выделялись громкие выкрики:

– Страшилище!

– Что означает все это?

– Оскорбление палаты!

– Это выродок, а не человек!

–Позор! Позор!

– Прекратить заседание!

– Говори, шут!
– Зачем явилось сюда это чудовище?

 

Гуинплен вздрогнул, словно от нестерпимой боли; он резко выпрямился и пылающим взором окинул все скамьи.

Гуинплен. Зачем я явился сюда? Затем, чтобы повергнуть вас в ужас. Я чудовище, говорите вы? Нет, я – народ. Я выродок, по-вашему? Нет, я – все человечество. Выродки – это вы. Вы – химера, я – действительность. Я – Человек. Страшный «Человек, который смеется». Смеется над вами. Над собой. Надо всем. О чем говорит этот смех? О вашем преступлении и о моей муке. И это преступление, эту муку он швыряет вам в лицо. Я смеюсь – и это значит: я плачу.

 

Он остановился. Шум утих. Кое-где еще смеялись, но уже не так громко. Он подумал было, что снова овладел вниманием слушателей. Передохнув, он продолжал:

О всемогущие глупцы, откройте же глаза! Я воплощаю в себе все. То, что сделано со мной, сделано со всем человеческим родам: изуродовали его право, справедливость, истину, разум, так же как мне изуродовали глаза, рот и уши; в сердце ему, так же как и мне, влили отраву горечи и гнева, а на лицо надели маску веселости.

 Епископы, пэры и принцы, знайте же, народ – это великий страдалец, который смеется сквозь слезы. Милорды, народ – это я. Трепещите! Близится неумолимый час расплаты. Это идет народ, говорю я вам, это поднимается человек; это наступает конец; это багряная заря катастрофы. Вот что кроется в смехе, над которым вы издеваетесь!

 

Пантомима «Смех лордов». На музыке лорды корчатся в смехе. Гуинплен реагирует соответственно. Поставить сцендвижение.

 

Интермедия 8.

На сцене МИНЕСТРЕЛИ.

Первый. В то время, как на колокольне собора святого Павла пробило полночь, какой-то человек, перейдя Лондонский мост, углублялся в сеть саутворкских переулков.

Второй. Фонари уже не горели, ибо в то время в Лондоне, как и в Париже, гасили городское освещение в одиннадцать часов, то есть именно тогда, когда оно всего нужнее. Темные улицы были безлюдны.

Первый. Человек шел большими шагами. На нем был костюм, совсем не подходящий для поздней прогулки по улицам: шитый золотом атласный камзол, шпага на боку, шляпа с белыми перьями; плаща на нем не было.

Второй. Ночные сторожа при виде его говорили: «должно быть, какой-нибудь лорд, побившийся об заклад», – и уступали ему дорогу с уважением, с каким должно относиться и к лордам и к пари.

Первый. Человек этот был Гуинплен. Он бежал из Лондона.

КАРТИНА ТРИНАДЦАТАЯ. НА РАЗВАЛИНАХ

Гуинплен во дворе гостиницы Таринзофилд, где несколько дней назад он оставил Дею и Урсуса. На лужайке нет никого. Зеленого фургона тоже нет. Гуинплен тихонько стучит в дверь и зовет.

Гуинплен. Эй, кто-нибудь! Откройте!

 

Тишина. Гуинплен зовет.

Эй, кто-нибудь! Откройте! Где вы?

Тишина. Гуинплен стучит в двери.

Интермедия 9.

Министрель 2. Гуинплен барабанил, бил кулаком, колотил изо всей силы. И это вызвало в нем далекое воспоминание об Уэймете, когда он, еще мальчиком, бродил ночью с малюткой Деей на руках.
Министрель 1. Он стучался властно, как лорд; ведь он и был лордом, к несчастью. Но в доме по-прежнему стояла мертвая тишина.

Гуинплен. (За сценой). Фиби! Винос! Урсус! Гомо!

 

Громко стучит.

 

Минестрель 2. Гуинплен стучал в боковую дверь, в ворота, в окна, в ставни, стены, стучал кулаками, ногами, обезумев от ужаса и тоски.

Минестрель 1. Он звал Фиби, Винос, Урсуса, Гомо. Стоя перед стеной, он надрывался в криках, он стучал что было мочи. По временам он умолкал и прислушивался. Дом оставался нем и мертв.

Минестрель 2. Гуинплен вышел из гостиницы и осмотрел во всех направлениях Таринзофилд. Он ходил всюду, где накануне стояли подмостки, палатки, балаганы. Теперь ничего от этого не осталось. Он стучался в лавки, хотя отлично знал, что в них нет никого, колотил во все окна, ломился во все двери. Ни один голос не откликнулся из этой тьмы. Казалось, здесь вымерло решительно все.

Минестрель 1. Не найдя никого, Гуинплен покинул Таринзофилд, свернул в извилистые

 и направился к Темзе.
Минестрель 2. Миновав запутанную сеть переулков, обнесенных заборами и изгородями, он почувствовал, что на него пахнуло свежестью воды, услыхал глухой плеск реки и вдруг очутился перед парапетом Эфрок-Стоуна.

Гуинплен выходит на берег Темзы.

Интермедия 10

МУЗЫКА.

Минестрель 1. Волк побежал назад. Сделав несколько шагов, он обернулся, словно для того, чтобы посмотреть, идет ли за ним Гуинплен. Гуинплен последовал за ним. Гомо помахал хвостом и двинулся дальше. Время от времени Гомо поворачивал голову назад, чтобы удостовериться, идет ли за ним Гуинплен.

Минестрель 2. Дойдя до берега, волк спустился вниз на отмель, тянувшуюся вдоль Темзы.
Он не издал ни единого звука, он не лаял, он бежал молча.

Минестрель. Подчиняясь своему инстинкту, Гомо при любых обстоятельствах исполнял свой долг с мудрой осторожностью существа, преследуемого законом.
Минестрель 1. По пристани волк почти бежал; но очутившись на судне, он пошел медленно, словно крадучись. Он вилял хвостом, но уже не радостно, а беспокойно и уныло, как пес, чующий недоброе. По-прежнему идя впереди Гуинплена, он перешел по мостику с кормовой палубы на носовую.

Минестрель 2. Вступив на мостки, Гуинплен увидел перед собой свет. Это был фонарь, стоявший у подножия передней мачты; при свете фонаря вырисовывались очертания какого-то большого ящика на четырех колесах.
Минестрель 1. Гуинплен узнал старый возок Урсуса.

 

Интермедия 11.

Минестрель 2. Гуинплен был страшен. Он вскочил на ноги, поднял голову и стал пристально всматриваться в расстилавшееся перед ним бескрайнее черное небо.

Минестрель 1. Потом, никому не видимый, он простер руки кверху и сказал:

 

– Иду!

 

Минестрель 2. Он пошел по палубе шхуны, направляясь к ее борту, точно притягиваемый каким-то видением. В нескольких шагах от него расстилалась бездна.

Минестрель 1. Он двигался медленно, не глядя себе под ноги.
Минестрель 2. Лицо его было озарено улыбкой, которая была у Деи перед смертью.

 

Минестрель 1. Он шел прямо, словно видя что-то перед собой. В глазах у него светился как бы отблеск души, парящей вдалеке. С каждым шагом он приближался к борту.

 

Минестрель 2. Он шел решительно, простирая кверху руки, с запрокинутой назад головой, пристально всматриваясь в одну точку, двигаясь, словно призрак. Он не сводил глаз с одной точки на небе, в самом зените. Он улыбался.

 

Минестрель 2. Гуинплен пересек палубу. Еще несколько решительных роковых шагов, и он очутился на самом ее краю.
- Я иду, – сказал он. – Вот и я, Дея!

 

Минестрель 1. Палуба была без борта. Перед ним чернела пропасть. Он занес над ней ногу.
И упал. Музыка. На музыке воет Гомо. Занавес.

 

УРСУС, ГОМО, ГУИНПЛЕН

Сценическая композиция для театра «Апельсин»

Санкт-Петербург 2018 год.

Часть первая.

 

Интермедия 1.

 

Минестрель 1. Урсус по латыни МЕДВЕДЬ.

Минестрель  2. Гомо – по латыни ЧЕЛОВЕК.

Лес. Волчье логово. Волк приносит в нору добычу. Волчата усаживаются в кружок. Начинается трапеза. Одному волчонку достается самый маленький кусок. Он пытается получить дополнительную еду у других волчат, но получает отпор. Потасовка. Дело заканчивается тем, что волчонка выгоняют из норы.

 

Картина первая. ГОМО.

Урсус собирает в лесу травы. Натыкается на волчонка. Жалеет его и уводит с собой.

Урсус. Ну что ж, малыш, пойдем со мной. Будем кочевать вместе. Главное, не выродись в человека.

Уходят.

Интер