Отношения Российской Федерации и Европейского Союза в области обеспечения безопасности в Европе: поиск конструктивных форм сотрудничества

 

В 90-е годы прошлого столетия и в начале 2000-х годов международно-правовым драйвером в отношениях России и ЕС приятно было считать Соглашение о партнерстве и сотрудничестве (СПС), подписанное 24 июня 1994 г. между Российской Федерацией, с одной стороны, и Европейскими сообществами и их государствами-членами, с другой. Статьей 112 Соглашения предусматривалась необходимость его «одобрения Сторонами в соответствии с их процедурами»[323], т. е. для того, чтобы Соглашение вступило в силу, его необходимо было ратифицировать в национальных парламентах участников. Ратификация продолжалась более трех лет. В частности, Российская Федерация ратифицировала Соглашение в ноябре 1996 г[324]. СПС вступило в силу 1 декабря 1997 г[325].

СПС предусматривает сотрудничество в социальной, финансово-экономической и культурной областях. Согласно его условиям в части взаимодействия сторон в сфере торговли ядерными материалами, приоритет имеют нормы Соглашения между СССР и Европейским экономическим сообществом и Европейским сообществом по атомной энергии о торговле и коммерческом и экономическом сотрудничестве от 18 декабря 1989 г. СПС не затрагивает области взаимодействия, связанные с вопросами обеспечения безопасности на региональном уровне, что требует модернизации и расширения сферы его регулирования.

Ко времени окончания срока действия СПС, российские исследователи подготовили Концепцию модернизации Соглашения и предложили три возможных сценария, в частности, ежегодное продление до момента, когда стороны согласуют новый формат соглашения, модификацию Соглашения до уровня создания ассоциации России и ЕС и подписание нового соглашения, заменяющего существующее. Российский исследователь, ученый МГИМО М. Л. Энтин отдает предпочтение третьему варианту, полагая, что «просто дополнять СПС новыми договорами не получится. Отжившие статьи СПС будут отягощать двусторонние отношения, вызывать разногласия и раздражение, тянуть стороны в прошлое»[326]. В этом направлении был запущен процесс двухсторонних консультаций. На уровне Постоянных представителей было проведено 12 переговорных раундов, но на фоне событий в Украине, по инициативе ЕС, переговоры были приостановлены.

В конце 2000-х и до начала развития украинского кризиса Российской Федерацией предпринимались попытки обновить архитектуру европейской безопасности через подписание Договора о европейской безопасности (ДЕБ). В 2008 г. в Берлине Президент Российской Федерации Д. А. Медведев предложил заключить всеобъемлющий Договор о европейской безопасности, в котором бы участвовали все государства Европы, как самостоятельные субъекты международного права[327]. Продвижение инициативы осуществлялось на высоком уровне, в различных инстанциях: в рамках Конференции по мировой политике в Эвиане (2008)[328], в формате ОБСЕ (Хельсинки, 2008)[329], (Корфу, июнь 2009), где Министр иностранных дел С. В. Лавров предложил отдельно созвать заседания в рамках НАТО, ЕС и ОДКБ по данному вопросу[330], (Вена, 2009)[331], в рамках Мюнхенской (2012)[332] и Европейской (2012)[333] конференций по вопросам обеспечения безопасности и обороны. Отдельные тезисы выступления Медведева на 64-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН также были посвящены вопросу необходимости заключения ДЕБ[334].

Отношение мирового сообщества к инициативе России заключить Договор о европейской безопасности имеет своих сторонников и противников, как на территории СНГ, так и на территории Европы. Различные аргументированные позиции можно найти, в частности, в аналитическом исследовании «Договор о Европейской безопасности: импульс к развитию отношений России и Европы»[335], работах Т. Пархалиной и Н. Тузовской[336]. В качестве существенного обстоятельства при продвижении данной инициативы необходимо учитывать тесную взаимосвязь Европы и Соединенных Штатов. Об этом может свидетельствовать тезис, высказанный Председателем комиссии ЕС Ж. М. Баррозу: «трансатлантическое партнерство является особенным по сравнению со всеми остальными партнерствами. У нас нет отличного видения международного порядка, возникающего из-за конкурирующих ценностей. Мы не являемся геополитическими и стратегическими соперниками. Наше партнерство – это партнерство, при котором неизбежно выигрывают оба игрока»[337]. Выступления Генерального секретаря Альянса А. Ф. Расмуссена и Верховного представителя ЕС по иностранным делам и политике безопасности Кэтрин Эштон содержат схожую риторику: «основанием партнерства Европейского союза и Северной Америки остаются общие ценности и стремление оставаться вместе даже в самые трудные времена»[338].

Проект Договора о европейской безопасности был обнародован в ноябре 2009 г.[339] и, по мнению Е. Г. Моисеева, качество его содержания свидетельствует о том, что «он проработан достаточно полно, отвечает всем требованиям международных договоров и является добротной основой для обсуждения и внесения в него дополнений и уточнений»[340]. По мнению В. Н. Лихачева, «путем подписания Договора о европейской безопасности можно решить ряд конкретных задач, в том числе: придать современной безопасности качества «неделимой»; обновить соответствующие отрасли международного права; придать императивность применению общих и общеобязательных принципов «jus cogens». По поводу характера документа он отметил, что «будущий договор и, следовательно, характер, создаваемый его концепции не должны быть ни антиамериканскими, ни антинатовскими, ни, скажем, антиЕСовскими. Документ подобного масштаба решит стратегические задачи, станет востребованным, если он будет договором объединения сил и ресурсов суверенных государств и международных институтов в сфере региональной безопасности»[341]. В выступлении, посвященном ДЕБ, Постоянный представитель России при НАТО Д. О. Рогозин отметил, что «Россия предлагает провести инвентаризацию механизмов европейской безопасности, ее региональных институтов и их функций, и на этой основе выработать юридически обязывающий Договор о системе взаимных гарантий безопасности в Европе. Тем самым обеспечить равную безопасность для всех стран участников континентальной системы безопасности»[342].

Договор о европейской безопасности был призван решить ряд таких задач, как мониторинг действия Хельсинкского заключительного акта, оценка деятельности ОБСЕ, ее вклад в обеспечение европейской безопасности, аудит взаимодействия европейских стран и организаций, внедрение политических и юридических инноваций. Проект ДЕБ содержит 14 статей, в основу которых положен принцип «неделимости безопасности» – юридически обязывающий отказ стран-участниц от мер по укреплению собственной безопасности за счет и в ущерб другим государствам. В проекте Договора российская сторона сосредоточилась на аспекте неделимости европейской безопасности, когда кто-то из участников Договора считает, что его безопасность находится под угрозой. Согласно статье 2 ДЕБ, предполагается, что каждый участник может являться «членом военных союзов, коалиций или организаций», при этом он добивается того, чтобы «решения, принимаемые в рамках таких союзов, коалиций и организаций, не затрагивали существенным образом безопасность одного или нескольких участников Договора», т. е. юридически закрепляет необходимость координации в вопросах обеспечения коллективной безопасности между участниками Договора. Участники также обязуются не принимать международные обязательства, которые не совместимы с его условиями, сохраняя при этом право любого участника на нейтралитет. Условия закреплены в статье 9 проекта ДЕБ. В статье 10 говорится, что Договор открыт для подписания всеми евроатлантическими, евроазиатскими, странами Европейского союза, а также такими международными организациями, как ОБСЕ, ОДКБ, НАТО и СНГ.

Анализируя некоторые положения ДЕБ, подробнее остановимся на пункте 2 статьи 7, которая гласит, что «без ущербаᅟ для положений статьи 8 настоящего Договора, Участник вправе рассматривать вооруженное нападение на другого Участника, как вооруженное нападение на него самого». С одной стороны, излишне мягкая формулировка рассматриваемого пункта, к примеру «вправе рассматривать», не будет накладывать конкретных обязательств и, как следствие, может с легкостью быть проигнорирована субъектом-участником Договора. С другой стороны, изменение данной формулировки на более жесткую, к примеру «Участник рассматривает вооруженное нападение на другого Участника, как вооруженное нападениа на него самого», предполагает высокую степень интеграции стран-участников Договора. Возникает дилемма: сохраняя мягкую формулировку, есть риск получить декларативный договор, по сути не являющийся жизнеспособным. Напротив, придавая условиям ДЕБ безальтернативный, юридически обязывающий характер, перспектива его заключения существенно усложняется.

Принципиальная новизна ДЕБ заключается в придании легитимности обязательствам, касающимся недопустимости укрепления собственной безопасности в ущерб безопасности других, а также в юридической фиксации механизма реализации принципа неделимости международной безопасности. Роль Российской Федерации в реализации заявленной инициативы является главной, но пока не получает юридического развития, поскольку встречает сопротивление европейских стран-участниц Североатлантического Альянса. Возможно, работа по реализации данной инициативы с отдельными странами ЕС получит продолжение в рамках отдельных проектов, запускаемых в рамках единого европейского механизма PESCO.

В настоящее время российская доктрина сдержанно подходит к оценке потенциала PESCO. Риторика ряда европейских специалистов рассматривает напряженность в отношениях России и ЕС в качестве импульса к самостоятельному развитию PESCO. В частности, французский специалист в области международной безопасности Пьер Хароше рассматривает напряженность в отношениях между ЕС и Россией в качестве импульса для развития PESCO и уточняет, что «если напряженность […] ухудшится в контексте, отмеченном продолжающимся американским сдвигом в сторону Азиатско-Тихоокеанского региона, военная взаимозависимость между европейскими государствами может возрасти, что в конечном итоге приведет к усилению оборонного сотрудничества»[343]. Аналогичной позиции придерживается Луиджи Леонардо из Лондонского Королевского Колледжа, полагая, что напряженность в отношениях с Россией есть один из стимулов для скорейшего создания самостоятельного оборонного союза в рамках ЕС[344]. С другой стороны, мы видим, что страны Европейского союза далеко не однородны по экономическому и военному потенциалу, и в условиях геополитической турбулентности на Ближнем Востоке по-разному испытывают на себе возрастающие новые угрозы. Безусловно, многое зависит от выбранной Европейским союзом модели обеспечения безопасности. Необходимо констатировать, что в настоящее время базовым элементом этой модели является Североатлантический альянс, однако наблюдается вектор стремления Европейского союза к автономии в этом вопросе.

Россию и европейские страны связывает географически обусловленная и длительная история сотрудничества, в которой были как «белые», так и «черные страницы». При этом, как показывает практика, прочный мир на Востоке является исключительно продуктивным для Европы, а напряженность и нестабильность, напротив, контрпродуктивной и усугубляет внутренние противоречия. В текущих условиях дополнительные институциональные формы сотрудничества в вопросах безопасности могли бы помочь как отдельным государствам ЕС, так и ЕС в целом сконцентрироваться на решении появившихся новых внутренних угроз в области безопасности, связанных, в первую очередь, с «всплеском международного терроризма, огромных волн нелегальной миграции и всего, что с этим связано»[345].

Для российской стороны важно, если сотрудничество России и ЕС в рамках механизма PESCO осуществится, оно «должно быть исключительно на основе устойчивой системы международных отношений, опирающейся на международное право и основанной на принципах равноправия, взаимного уважения, невмешательства во внутренние дела государств, взаимовыгодного сотрудничества»[346] с опорой на основные принципы и нормы международного права. Данный формат взаимоотношений в полной мере отражен в предложенном проекте Договора о европейской безопасности. По мнению автора, несмотря на то, что с момента предложения заключить ДЕБ прошло около десяти лет, его положения не теряют актуальности до сих пор, а успех в переговорах по данному вопросу находится в «заложниках» сложившихся политических обстоятельств. Однако при наличии политической воли к сотрудничеству в рамках формата PESCO или вне его, условия ДЕБ следует уточнить, исходя из текущих реалий.

Партнерство России и ЕС, в силу ряда объективных обстоятельств, имеет стратегическое значение для каждой из сторон; по этой причине отношения государств развиваются как в юридически обязывающей плоскости, так и с использованием механизмов «soft law». Так, в рамках Московского саммита Россия – ЕС, 10 мая 2005 г. были подписаны «дорожные карты» четырех общих пространств: «дорожная карта» по общему экономическому пространству; «дорожная карта» по общему пространству свободы, безопасности и правосудия; «дорожная карта» по общему пространству внешней безопасности; «дорожная карта» по общему пространству науки и образования, включая культурные аспекты[347]. Направление сотрудничества России и ЕС в вопросах укрепления и повышения эффективности работы ООН и смежных региональных организаций, таких как ОБСЕ и СЕ, а также в вопросах по установлению режимов и договоров, вносящих вклад в установление более справедливого и безопасного мира, было закреплено в «дорожной карте» по общему пространству внешней безопасности (ОПВБ)[348].

Согласно Дорожной карте ОПВБ, предполагалось расширить сотрудничество в следующих приоритетных областях: укрепить сотрудничество на международной арене, в области борьбы с терроризмом, в области нераспространения ОМУ и в направлении экспортного контроля и разоружения, в области кризисного регулирования и гражданской защиты. По мнению М. Л. Энтина, «очевидное достоинство дорожных карт заключается в том, что их реализация во многом выведена из-под влияния общего контекста политических отношений между Россией и ЕС. На ней политическая конъюнктура, политические игры, проблемы и сложности в двусторонних отношениях, естественно сказываются, но не критическим образом. Делать что-то или не делать в двусторонних отношениях превращается в инструмент политического давления. Иногда даже в инструмент шантажа. С дорожными картами такое поведение априори неразумно. В их политизации нет никакого смысла»[349]. Именно по этой причине сторонам удавалось добиваться практических результатов, поскольку деструктивные элементы в форме жестких обязательств на фоне эскалации политического кризиса в двусторонних отношениях были исключены. Стороны руководствовались лишь взаимовыгодными интересами.

В сфере борьбы с терроризмом и в области кризисного регулирования российской стороной[350] была подписана и ратифицирована Международная конвенция ООН о борьбе с актами ядерного терроризма[351]. В июне 2010 г. –«Соглашение между Правительством Российской Федерации и Европейским союзом о защите секретной информации»[352]. Согласно статье 10 указанного Соглашения, координаторами сторон выступают Федеральная Служба Безопасности и Служба безопасности Генерального секретариата Совета. Соглашение вступило в силу 1 сентября 2010 г. В области кризисного регулирования П. А. Калиниченко обращает внимание еще на два соглашения между Россией и ЕС, в частности, Соглашение относительно участия России в Полицейской миссии ЕС в Боснии и Герцеговине (2004) и Соглашение об участии России в военной операции ЕС в Чаде и в ЦАР (2008)[353].

По линии сотрудничества, связанного с нераспространением оружия массового уничтожения и усиления режимов экспортного контроля и разоружения, российская сторона заняла активную позицию в деле мирного урегулирования иранской ядерной программы. Направление этой работы по линии СБ ООН и МАГАТЭ было также отражено в Дорожной карте ОПВБ, где стороны добились определенного успеха. В то время, когда прямой двусторонний политический диалог между Россией и ЕС был фактически приостановлен, активное сотрудничество между сторонами в деле обеспечения мирного урегулирования иранской ядерной программы было продолжено по линии СБ ООН в формате «шестерки международных посредников» (пять постоянных членов СБ ООН и Германия)[354]. В решении данного вопроса был также успешно применен механизм «дорожной карты»[355], в рамках которого зафиксирован Совместный всеобъемлющий план действий (СВПД) по ядерной программе в политическом формате «5+1», который в последующем, по предложению российской стороны, был одобрен резолюцией СБ ООН (2231/2015)[356]. В декабре 2015 г. в рамках МАГАТЭ сторонами был утвержден план действий по осуществлению проверки и мониторинга СВПД[357], в январе 2016 г. началась его практическая реализация. Действия российской стороны в этом направлении нашли широкую поддержку со стороны ЕС.

В эпоху развития современных международных отношений Россия и государства ЕС продолжают активно взаимодействовать в рамках международных договоров, связанных с ОМУ, а именно по линии Договора о нераспространении ядерного оружия 1968 г. (ДНЯО) и Договора о запрещении ядерного оружия 2017 г. (ДЗЯО). В частности, по линии ДНЯО на постоянной основе каждые пять лет проводятся Конференции, в рамках которых осуществляется мониторинг соблюдения действий положений Договора и вырабатываются конкретные рекомендации с целью не допустить его ослабления. В настоящее время идет активная подготовка к проведению Конференции в 2020 г.[358]. По линии ДЗЯО активно обсуждаются условия, на которых Россия и ведущие ядерные державы будут готовы его подписать и впоследствии ратифицировать[359].

Следует признать, что формат сотрудничества Российской Федерации и Европейского союза испытывает затруднения, при этом некоторые авторы отмечают, что «нет никаких причин для противостояния между Европой и Россией …. Нынешняя напряженность в отношениях между ЕС и Россией обусловлена тем, что ЕС вынужден обслуживать геополитические интересы США, нанося тем самым колоссальный вред и Европе, и России»[360]. Действительно, «существенное давление из-за океана», оказывает негативное влияние на без того избыточно политизированную сферу взаимоотношений, связанных с обеспечением европейской безопасности. Наблюдается торможение их институционализации. И. С. Иванов полагает, что «рассчитывать на новое Большое всеобъемлющее соглашение, которое должно прийти на смену постоянно продевающемуся Соглашению о партнерстве и сотрудничестве между Европейским союзом и Россией от 1994 г., не приходится. Вряд ли удастся и документально переоформить сотрудничество в четырех общих пространствах. Ни подготовить такие документы в современных условиях не представляется возможным, ни тем более добиться их ратификации всеми государствами – членами ЕС. Значит, надо ориентироваться на другие документы, более мобильные, которые отвечали бы интересам сотрудничества на конкретном отрезке времени»[361].

В сложившихся условиях для сохранения и продолжения сотрудничества сторонам следует становиться гибче, активнее используя механизмы «мягкого права», которые позволяют нивелировать риски политической турбулентности. Со стороны европейских партнеров наблюдается прагматичная позиция, изложенная в Глобальной стратегии ЕС 2016, где сказано, что «отношения с Россией представляет собой ключевой стратегический вызов. Поэтому мы будем привлекать Россию к обсуждению разногласий и сотрудничеству, если и когда наши интересы будут пересекаться»[362]. В такой ситуации, как отмечают авторы аналитического исследования «Россия и Европейский Союз: три вопроса о новых принципах отношений», самым верным решением было бы определить повестку дня для сотрудничества на среднесрочную перспективу в рамках нового, адаптированного текущим реалиям «политического документа с возможностью дальнейшей работы над секторальными соглашениями. Именно такой подход, неоднократно предлагавшийся Президентом России, позволил бы более четко выделить и конкретизировать интересы по каждому аспекту сотрудничества»[363].

Первую четверть XXI в. можно назвать эпохой цифровых технологий, повсеместное внедрение которых и активное использование можно видеть как в военной, так и в гражданской областях. Однако дискуссии о каком-либо системном регулировании данной области преждевременны. «Пионером» в деле правового регулирования использования искусственного интеллекта можно назвать Европейский союз с недавно принятой «Декларацией о сотрудничестве в области применения искусственного интеллекта». Российская Федерация, в свою очередь, также имеет наработки в этом направлении. Дорожная карта могла бы стать началом взаимовыгодного долгосрочного сотрудничества в этой области.

По мнению автора настоящего исследования, в существующей геополитической реальности сотрудничество с Европейским союзом, основанное на практических инструментах «мягкого права», будет гораздо более эффективно, нежели, если стороны будут стремиться подписать юридически обязывающие международно-правовые соглашения «наперед». Первоочередная задача в текущих условиях – нарастить «критическую массу» совместных проектов, найти взаимовыгодные взаимодействия с использованием действенных механизмов «мягкого права» для координации своих действий. В долгосрочной перспективе – формирование институционального каркаса.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

С момента образования каждое государство стремится обеспечить собственную безопасность в целях устойчивого развития, главным условием которого является мирная обстановка как в регионе, так и во всем мире. Только в мирных условиях власть в государстве способна организовать общество на создание экономической базы, развития демократии, обеспечения прав и свобод граждан, духовного совершенствования человека и сохранение себя, как суверенного образования в ряду других государств. Эта цель может быть достигнута как за счет собственных ресурсов, так и с использованием коллективных мер.

Основным способом обеспечния собственной безопасности было «обращение к оружию». Действительно, на протяжении многих веков и даже тысячелетий данный способ было принято считать легитимным с точки зрения международного права. Для того, чтобы изменить подходы к решению данных вопросов и поставить войну вне закона, государствам необходимо было пройти тысячелетия исторического развития.

Концепция всеобщего мира находит поддержку в европейских государствах в средние века. Именно тогда юристы-международники, начиная с Г. Гроция и Э. Ваттеля, пришли к заключению, что обращение к силе не является чем-то неизбежным. Наоборот, это следствие отсутствия иных реальных способов разрешения международных споров. Иными словами, упорядочив межгосударственные отношения, в том числе международно-правовыми способами, государство сможет отказаться от применения силы как от средства осуществления национальной политики. В подходах к таким вопросам переломным стал рубеж XIX–XX веков, в частности Гаагские конференции мира 1899 и 1907 гг., учреждение Лиги Наций, Пакт Бриана-Келлога, внесшие значительный вклад в запрещение войны как орудия национальной политики государств. Однако вследствие относительной «молодости» и очевидной слабости данные институты международного права на том этапе развития международных отношений не позволили мироориентированным государствам противостоять развязыванию двух самых масштабных и кровопролитных войн в истории человечества.

Вместе с величайшими трагедиями ХХ столетия пришло понимание того, что международное сообщество нуждается в прочных и эффективных международно-правовых институтах, способных противостоять новым угрозам. Для решения этой задачи государства обязаны были обеспечить высокий уровень интеграции и совместной координации национальных политик. Результатом совместных действий стало создание универсальной системы обеспечения коллективной безопасности под эгидой Организации Объединенных Наций. Именно с момента принятия Устава ООН право международной безопасности приобрело форму со свойственной ей структурой принципов и источников, а также иерархией взаимодополняющих нормативных положений, актуальных до настоящего времени.

Возникающие новые угрозы миру и безопасности приводят к необходимости проведения постоянной адаптации действующих международно-правовых механизмов разрешения международных коллизий в сфере обеспечения безопасности к текущим реалиям времени.

Глобальные геополитические, военные, экономические и идеологические противостояния –«холодная война», «карибский кризис», известные события начала 90-х годов ХХ в., произошедшие на территории евроазиатского региона и повлекшие в том числе образование новых независимых государств –история, которую необходимо не только принять как данность, но и считать стартом для начала институциональных преобразований в системе правовых механизмов обеспечения европейской безопасности.

Характер современного оружия лишает государств возможности обеспечить собственную безопасность лишь военно-техническими средствами, наращиванием вооружений и вооруженных сил, поскольку в ядерной войне и гонке вооружений невозможно одержать победу. В случае ядерной войны под угрозу будет поставлено существование цивилизации, и в ней не будет победителей. С. А. Малинин справедливо полагает, что «в обеспечении безопасности государств акценты должны быть смещены в сторону приоритетного использования политических средств, включая, естественно, и юридические»[364].

Период с конца ХХ –начала ХХI веков стал прочно ассоциироваться с динамичным развитием такого негативного явления, как международный терроризм. В современном мире ему удалось достичь уровня охвата целых государств. Необходимость борьбы с ним безальтернативно признается в международном сообществе.

Террористические и радикально экстремистские организации умело пользуются отсутствием единообразия в толковании некоторых принципов международного права, в частности «принципа территориальной целостности государств» и «принципа равноправия и права народов распоряжаться своей судьбой», что существенно повышает уровень угроз в сфере обеспечения международной безопасности, поскольку используется в качестве основы для разжигания сепаратистских настроений в обществе. Решение проблемы, по мнению автора, лежит в плоскости установления истинных причин того, является ли стремление к самоопределению сепаратизмом в результате деятельности террористических и/или экстремистских организаций, или иного внешнего давления, либо, напротив, это стремление нации восстановить нарушенные права. В этих условиях универсальным международным форматом для взаимодействия должна оставаться Организация Объединенных Наций, возможно, на базе существующего Специального комитета по деколонизации.

Также высокую угрозу представляет попадание в распоряжение международных террористических организаций оружия массового уничтожения. В этой связи Президент Российской Федерации В. В. Путин неоднократно отмечал, что бескомпромиссная борьба с международным терроризмом является безусловным приоритетом государства. Эти обстоятельства позволяют предположить, что сотрудничеству в данной области получится избежать излишней политизированности в межгосударственных отношениях и позволит адаптировать деятельность существующих структур, задействованных в деле обеспечения европейской безопасности, под новые вызовы и угрозы. Безусловно, главная роль в решении этих проблем должна отводится международному праву, цементирующему юридическую основу таких институциональных преобразований.

Высокий потенциал в сфере обеспечения мира и международной безопасности на европейском континенте имеет формат сотрудничества ОБСЕ. Реформирование ОБСЕ –одна из первостепенных задач, стоящая перед мировым сообществом на современной этапе. Несмотря на видимые достоинства Хельсинкского заключительно акта, необходимо признать, что деятельность Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе перестала отвечать современным реалиям. Однако, реорганизация и обновление ОБСЕ в текущих условиях представляется невыполнимой задачей.

С другой стороны, вызовы «межизмеренческого» характера, такие как международный терроризм, незаконная миграция и торговля людьми, подрывают основы национальной безопасности государств. Уточнение внутриорганизационного механизма работы ОБСЕ и разграничение ее компетенций между действующими структурами и институтами в сфере межизмеренческих аспектов, как направление для выработки институциональной основы, позволило бы государствам, используя ресурсы Организации, наладить более тесное сотрудничество по ключевым направлениям, учитывая что данные проблемы менее подвержены политической конъюнктуре и могут стать связующим звеном в пределах стран-участниц ОБСЕ.

Мы видим, что особое значение в обеспечении стратегической стабильности в Европе имеют двусторонние отношения Российской Федерации и Североатлантического альянса. Казалось бы, сама природа данного альянса говорит в пользу того, что НАТО и Россия не могут сотрудничать друг с другом по вопросам обеспечения мира и безопасности на континенте. Однако имеющийся у России и НАТО определенный опыт, что такое взаимодействие возможно и оно положительно сказывается на обстановке в Европе. В текущих условиях корректировка направления сотрудничества России и НАТО с военной угрозы в сторону противодействия международному терроризму представляет собой вариант модификации механизма в сторону обеспечения международной безопасности, расширяя и укрепляя тем самым сферу взаимодействия.

В результате эволюции от «Маастрихта до Лиссабона» на карте Европы появился Европейский союз с широким перечнем институтов, органов и структур в области обеспечения безопасности. Учредительные документы Союза позволяют применять механизмы углубленного сотрудничества в отдельно взятых областях и подходить с нужной гибкостью к интеграционным процессам в области обеспечения безопасности, что, очевидно, свидетельствует о его стремлениях к самостоятельности в системе координат архитектуры европейской безопасности. Тесная историко-правовая связь России и европейских стран позволяет предположить, что взаимодействие по линии Россия – ЕС в деле обеспечения европейской безопасности должно рассматриваться в качестве одного из приоритетных направлений взаимоотношений. Россия, Европейский союз, государства европейского региона и европейские международные организации могут и должны продолжать сотрудничать в деле обеспечения коллективной безопасности европейского региона, искать и находить новые формы и форматы взаимодействия, наращивая международно-правовую основу для сотрудничества.

Проблема обеспечения прочного мира в Европе требует от государств четких действий, исключительно в соответствии с принципами и нормами международного права. В этой связи отдельного внимания заслуживает инициатива Российской Федерации по заключению Договора о европейской безопасности, реализовав которую, можно решить ряд таких важных задач как создание институционального каркаса сотрудничества для единого регионального пространства безопасности, нивелировать пережитки «блокового» противостояния на территории европейского региона путем интеграции имеющихся систем коллективной европейской безопасности, обеспечить юридические гарантии в вопросах обеспечения безопасности в европейском регионе, в частности путем юридической фиксации принципа недопустимости укрепления собственной безопасности в ущерб безопасности других и принципа неделимости международной безопасности.

В период глобализации национальная безопасность государства определяется состоянием стратегической стабильности в мире, в котором уже не существует биполярности, и поддержанием установившегося военно-стратегического баланса, а также способностью предотвращать вооруженные конфликты. Поддержание стратегической стабильности должно оставаться в числе приоритетных задач при поиске и выстраивании взаимных отношений в рамках процесса разоружения; в рамках предотвращения распространения оружия массового уничтожения; при построении эффективного механизма международного контроля с целью дальнейшего ограничениия и недопущения развертывания гонки вооружений в новых сферах. Одним из эффективных способов укрепления стратегической стабильности продолжает оставаться диалог и проведение переговоров, в ходе которых стороны, исходя из собственных соображений безопасности и стабильности, стремятся к взаимопониманию для того, чтобы гонка вооружений, или, вернее, неизбежная модернизация стратегических сил сторон, проходила по согласованным правилам, принятым всеми участниками процесса.

Подводя итог, следует сказать, что международно-правовое сотрудничество начинается с политической воли и намерений сторон, в данном случае государств, установить такое сотрудничество. Однако исторический опыт показывает, что далеко не все международно-правовые соглашения доходят до активной фазы реализации, действие некоторых прекращается, не успев вступить в силу, а апофеозом иных становится формальная декларативность.

Резюмировать исследование следует словами советского и российского дипломата А. Г. Ковалева, участвовавшего в дипломатических переговорах по вопросам обеспечения коллективной безопасности в Европе: «Крупные проблемы международной жизни не решаются быстро, тем более они не решаются сами собой. Обычно нужны время и активные, терпеливые усилия, чтобы найти их решение»[365].