Мордовские идиомы и их носители

Языковое разнообразие

Считается, что предок современных мордовских идиомов «общемордовский язык существовал с начала I до V — VII вв. н. э.» (Поляков 2004), после чего разделился на несколько идиомов. Общемордовский не зафиксирован в письменном виде и реконструируется методами компаративистики.

В дальнейшем общемордовский представляет собой диалектный континуум, который все более расходится. В настоящее время к мордовским относят следующие крупные идиомы: эрзянский (восточная часть современной респ. Мордовия, по берегам р. Сура, Инсар, Алатырь), мокшанский (западная часть РМ, р. Мокша), шокшинский (островной эрзянский диалект на мокшанской территории – совр. Торбеевский р-н, северо-запад РМ) и ныне вымерший терюшевский диалект эрзянского (Терюшевская волость Нижегородской губернии).

Терюхане подверглись жестокой христианизации в середине 18 в., в результате чего к середине 19 в. их идиом в окружении русского языка уже находился под угрозой исчезновения, а к началу 20 в. исчез: «many of the latter, already by the mid nineteenth century, were in danger of losing all but an historical memory of their ethnic origins. The Teriushevskie Mordvins, in particular, eventually lost the ability to speak Mordvin and, according to an account from 1936, can no longer be ascribed to the Mordvin nationality (…)Teriukhane by the second half of the nineteenth century were noted for their high degree of assimilation to Russian language and culture» (Werth 1999).

Кроме вышеописанных, к мордве относят каратаев (самоназв. мукши) – малочисленную группу мокшан, проживающую в Татарстане и перешедшую на татарский язык к 17-18 веку, однако сохранившую этническую идентичность (Андреев 2007).

Литературный эрзянский язык был создан в 1928 г. на основе атяшево-козловского говора, а мокшанский – краснослободского диалекта (Келина 2010).

Демографическая динамика Получить диахронические данные о сравнительной демографической мощности эрзянского и мокшанского идиомов не представляется возможным, поскольку в большинстве переписей и других видах отчетности носители фигурируют под названием «мордва», без дальнейшей дифференциации. «Первой переписью в России, проведенной в соответствии со всеми требованиями «повсеместности и единовременности», была 1-я Всеобщая перепись Российской империи 1897 г., показавшая рост численности мордвы с 660 тыс. (в 1859 г.) до 1 023 тыс.» (Абрамов 2011). Если рассмотреть подробнее центральный Саранский уезд, то процентное соотношение было следующим: «Саранский уезд по национальному составу представлял собой полиэтнический регион (143 130 чел.) с преобладанием русского населения (106 045 чел. — 74 %). Мордвы насчитывалось 25 677 чел. (17,9 %), татар — 11 269 (7,9), прочих — 223 чел. (0,2 %). В числе последних были люди, говорившие на еврейском (39 чел.), немецком (31), польском (23) и молдавском (21 чел.) языках. (…) Преобладающим социальным сословием края являлось крестьянство, составлявшее 95,5 % населения. В Саранском уезде на его долю приходилось 94,8 % всего населения. Вторым по численности сословием уезда были мещане (3,8 %), третьим — лица духовного звания (0,7 %). Такие сословия, как потомственные и личные дворяне, чиновники, почетные граждане и др., занимали в социальной структуре не более 0,2 % каждое. Купцы составляли лишь 0,08 %» (Гусева 2011). Стоит отметить, что данная перепись приписывала национальную принадлежность, исходя из языка респондента.  Перепись 1920 г. показала 1 154 тыс. граждан мордовской национальности, в том числе в Евро­пейской России – 1 096 тыс. Несмотря на голод и Гражданскую войну, следующая перепись 1926 г. показывает 200-тысячный прирост мордовских граждан (1 340 тыс. в стране и 1 196 тыс. в Европейской части), причем подавляющее большинство их по-прежнему крестьяне. В. Абрамов комментирует это следующим образом: «Очевидно, здесь мы сталкиваемся с мощным морально-психологическим фактором, ставшим следствием повышения стату­са немногочисленных народов страны в условиях новой национальной политики» (Абрамов 2011). Далее, согласно забракованным данным переписи 1937 г., численность мордвы уменьшилась до 1 249 тыс. чел., в том числе в Европейской России – до 1 163 тыс. чел. Данные переписи 1939 г. явно не соответствуют действительности (1 456 тыс. чел.), и поэтому по сравнению с ними данные 1959 г. выглядят снижением, хотя на самом деле являются приростом мордовского населения до 1 211 тыс. чел. Последующие переписи показывают неуклонное снижение демографической мощности данной этнической группы. Это происходило из-за миграции в другие регионы и союзные республики, снижения рождаемости, а с 1990-х – еще и вследствие отрицательного прироста населения. С 1980-х гг. городское население начинает превышать сельское. В таблице представлены данные переписей с 1970г. по 2002 г., а также уменьшение численности этнической группы к 2002 г. по сравнению с 1989г. и 1979 г. Регион 1970 г. 1979 г. 1989 г. 2002 г. 2002 к 1989 2002 к 1979 Россия 1177492         1 110 753 1 072 939 843 350     РМ 364 689       338 898 313 420 283 861   - 9,4% - 16,3% Таблица приведена по материалам (Абрамов 2011). То есть, максимальное количество носителей мордовские идиомы имели к середине 1920х гг., а начиная с 1960х, это количество начинает неуклонно снижаться и снижается до сих пор. В настоящий момент городского населения среди мордвы больше, чем сельского, и наблюдается отрицательный прирост населения.

Этническое самосознание

В настоящий момент действуют три силы, пытающиеся повлиять на ситуацию с этничностью данной группы. Это:

а) элита, пытающаяся создать «великую мордовскую нацию»; пользуется для этого административным, финансовым и прочим ресурсом. Основные представители: Н.И. Меркушкин, экс-глава РМ, А.С. Лузгин, председатель комитета по национальной политике РМ, филолог М.В. Мосин – председатель «Ассоциации финно-угорских народов РФ» (наиболее ярый сторонник создания ЕМЯ), историк Н.Ф. Мокшин, директор «Поволжского центра культур финно-угорских народов» Ю.А. Мишанин и другие. Эти имена еще неоднократно встретятся на страницах работы,

б) немногочисленные ультра-активисты, основные оппоненты элиты, поддерживающие самоопределение эрзи и мокши вплоть до отделения; далеко не все из них проживают на территории республики (что, судя по всему, еще усиливает их чувство этнической идентичности), однако Интернет, основная площадка их выступлений, нивелирует эти различия. В основном существуют активисты поддержки эрзянского языка и народа; аналогичных мокшан не обнаружено. Основные интернет-порталы: Эрзянь Ки (http://www.erzan.ru/), Эрзянь Мастор, газета Фонда спасения эрзянского языка (http://www.erzia.saransk.ru/), форум Мелькужо Эрзянь Мастор (http://erzianj.borda.ru/), блоги в Живом Журнале (напр, http://erzianj-jurnal.livejournal.com/ - не обновлялся с 2009 г.), группы Вконтакте (напр. закрытая группа «Эрзяне (Erzian) объединяемся! Эрзят, вейсэ виевтяно!» http://vk.com/club83623, для вступления в которую необходимо подтвердить лояльность эрзянскому народу), эрзянский раздел Википедии и другие,

в) собственно население республики; этнически неоднородно, что вызывает непрерывное конструирование этнических границ на бытовом уровне и тем самым естественное поддержание этнической идентичности, которая у данной группы не является ядром самоидентификации, в отличие от группы Б, а актуализируется ситуативно.

В научных кругах республики эксплицируется примордиалистский подход к понятию этничности: «Этничность – это принадлежность человека к этносу, определяемая объективными признаками: национальностью родителей, местом рождения, языком, культурой. На её основе посредством этнической идентификации формируется этническое самосознание – система представлений о себе как об этническом субъекте» (Лобанова 2012). При этом в республике активно идет конструирование «общемордовской идентичности» сверху, причем идет оперирование терминами сомнительной теории Л.Н. Гумилева (напр. понятие субэтноса). Вот пример типичного высказывания профессора Мордовского гос. университета Н.Ф. Мокшина: «Осознавая себя единым мордовским народом, считая как тех, так и других (т. е. эрзю и мокшу) двумя составными частями этого народа, эрзяне и мокшане наряду с общемордовским самосознанием обладают и особым (эрзянским и мокшанским) самосознанием, что даёт основание считать их двумя субэтносами мордовского этноса. Таким образом, этнос этот является бинарным (…) В обывательских разговорах (особенно в связи с развитием Интернета) постоянно муссируются вопросы о мордовском этносе, причём, некоторые представители даже мордовского этноса относят эрзю, мокшу (и даже исчезнувших катараев и терюхан) к разным этносам. Это ошибочная точка зрения» (Мокшин, сайт).

Подобные заявления – реакция на ультра-эрзянские организации, ведущие активную пропагандистскую деятельность в сети Интернет. Напр., статья в Эрзянь Ки, одна из сотен подобного содержания: «Так как в паспортах граждан РФ графа национальность была отменена, власти Мордовии решили действовать более коварными методами: они поставили задачу перед придворными историками найти обоснование мнимому эрзяно-мокшанскому единству в прошлом, чтобы навсегда закабалить эрзян вредоносным этнонимом "мордва"» (http://www.erzan.ru/news/zhernova-mordvinizaii-i-assimilyatsii).

С точки зрения сторонников единой нации, существование единой мордовской идентичности – всегда существовавшее положение дел, а утверждение самостоятельности эрзи и мокши – деструктивные попытки расколоть это изначальное единство, и такие сторонники с горечью констатируют успех этих «деструктивных» действий: «Еще в середине 1990-х годов были предприняты первые массированные попытки расколоть мордовское национальное движение и мордовский этнос на основе отрицания наличия единой мордовской идентичности. Радикалы в мордовском движении настаивали, что мордовского этноса не существует, а есть два этноса - эрзя и мокша. (…) они имели успех, ибо в ходе переписи населения 2002 г. 84 тыс. человек назвали себя эрзей, а 50 тыс. - мокшей. При этом собственно в Мордовии доля назвавших себя мордвой составляет сегодня 55,5%, мокшей - 27,8%, эрзей - 16,7%. (…) последовательная борьба национал-радикалов против "мордвинизации", их постоянные заявления о том, что мордва - это миф, сделали свое дело, и в самой Мордовии этническая фрагментация стала уже очевидной» (Шабаев 2006).

Другие исследователи по-иному оценивают результаты той же самой переписи, однако все в тех же терминах «единства мордовского народа»: «В то же время пере­пись однозначно подтвердила наличие единого мордовского народа. Несмотря на многолетнюю направляемую пропагандистскую деятельность некоторых организаций по расколу мордвы на так называемые мокшанский и эрзянский народы, из зафиксированных 843,5 тыс. чел. только около 80 тыс. отнесли себя к эрзянам и около 50 тыс. – к мокшанам, что в совокупности составляет лишь 15 % населения» (Абрамов 2011). Разница в оценках обусловлена тем, что Шабаев брал результаты по РМ, а Абрамов – по всей России. Логично предположить, что этническая граница актуализируется при наличии близкородственной группы рядом, а значит, обозначить себя как эрзянина или мокшанина жителю РМ актуальнее, чем проживающему в Оренбургской области или Удмуртии.

Часто исследовательские работы, призванные выяснить особенности межнациональных отношений в республике, также не делают разницы между эрзянами и мокшанами. Так, напр. в исследовании лояльности своей этнической группе среди студентов (Баляев 2012\1), проведенном в Мордовском гос. университете, в качестве респондентов указаны «30 – татары, 30 – русские, 50 – эрзя и мокша», но в дальнейшем при представлении материалов эрзя и мокша проходят единым блоком «мордва», напр. «Мордовские респонденты при необходимом уровне позитивного отношения к своему этносу обнаруживают толерантное отношение к представителям других этнических общностей, хотя показательно выше, чем у татар и русских» (Баляев 2012\1).

В анализе (Абрамова 2012) результатов опроса населения РМ, проведенного в рамках Российско-Финляндского проекта 2005-2008 гг. исследователь с одной стороны сокрушается о снижении использования национальных языков, а с другой – не проводит различий между носителями эрзянского и мокшанского, рассматривая их как «мордву», хотя подробность исследования явно позволяет такое разделение. Кроме того, из анализа неясно, было ли это разграничение в самом опросе и исследователь сама впоследствии объединила две эти группы, либо разделения не было еще на этапе сбора материала.

Одновременно с идеей общности мордовского народа, которая транслируется в основном через авторитет науки, в настоящий момент активно продвигается идея общности мордовского и русского народов – в основном через общественно-политический канал. К примеру, одной из крупнейших акций последнего времени для такого объединения стало празднование  в августе 2012 г. «Тысячелетия единения мордовского народа с народами России». Приказ о проведении мероприятия был подписан на высшем уровне еще в 2009 г., а начал обсуждаться в 2006 г.,  несмотря на то, что в 1985 г. праздновалось 500-летие аналогичного события: «Общественность Мордовии и Саранска отметила 500-летие вхождения мордовского народа в состав Российского государства. В честь многовековой дружбы мордовского с русским и другими народами СССР образована площадь Дружбы народов, заложен памятник, посажена аллея из елочек» (Историческая хроника Саранска, http://www.sardig.narod.ru/saransk_hronika.html). Проводил праздник экс-глава РМ Н.И. Меркушкин, воплощая в себе все годы постсоветского существования республики. Мы имели возможность провести наблюдение за подготовкой: в преддверии празднования в центре Саранска снесли все важные для города здания, построенные в советское время (корпуса университета, Главпочтамт, центральный стадион и др.) и не успевали достроить на их месте новые к дате праздника, по всему городу развесили агитационные баннеры «Навеки с Россией», изображавшие женщин в мордовских костюмах рядом с главой РМ или РФ, а торжественное шествие репетировалось ежедневно в течение месяца до празднования и осуществлялось путем привлечения административного ресурса (неоплачиваемой мобилизацией студентов, школьников и бюджетников). Таким образом, правительством РМ создается внешний образ культурной специфичности региона, при этом монолитного и лояльного центральной власти, и разрушаются внутренние связи непосредственно с носителями этнической идентичности (происходящее воспринимается как профанация народной культуры, еще бытующей на селе).

Есть, однако, и более детальные исследования, в которых эрзя-мокшанская граница становится фокусом внимания: «(речь идет о) существовании очевидной для них различительной границы. Поскольку в роли «других» на первом уровне этнической идентификации для самих эрзян и мокшан выступают всё-таки эрзя или мокша, то из способов видимой защиты от них является охрана различительных для этого уровня идентичности признаков» (Баляев 2012\2). Результаты данного исследования показывают, что большинство эрзян и мокшан предпочтут иметь в качестве коллеги и руководителя, а также супруга представителя своей этнической группы (эрзю или мокшу соответственно) или – на втором месте – русского. Такие результаты опроса подтверждаются данными объективных наблюдений: большим количеством русско-эрзянских или русско-мокшанских браков и минимальным – эрзя-мокшанских: «общее количество браков между эрзянами и мокшанами по-прежнему незначительно (всего около 4,5 %)» (при показателе 0,8% в 1970 гг.). Кроме того, у мокшан, согласно данному исследованию, приверженность своей этнической группе несколько выше по сравнению с эрзянами.

История мокшанина Н.И. Меркушкина, бессменного главы республики Мордовия с 1995 г. по 2012 г., воспринимается населением как подобная внутригрупповая лояльность: в общественном сознании присутствует идея, что за время многолетнего единоличного правления он устроил на все руководящие должности в республике своих родственников, что оценивается населением как «мокшанская мафия, которая прикарманила все деньги и теплые местечки» (наш информант, русская, жительница Саранска).

Ультра-эрзянские активисты также придерживаются подобной точки зрения, однако, в отличие от обывателей, их интересует не столько растрата бюджетных средств, сколько действия Меркушкина как мокшанина против эрзян (орфография сохранена):

«Меркушкин худшее что было в истории для эрзян. Поэтому, 10 мая 2012 года, когда его освободили от должности главы Мордовии следует отмечать как ДЕНЬ ОСВОБОЖДЕНИЯ ЭРЗЯН от Меркушкина и ни как иначе. Осознание этому начнется потом» (http://ru-pavlovsky.livejournal.com/146449.html),

«…желание уничтожить эрзян, как этнос, и сегодня выражено самым ярким образом. Подтверждением того является отстранение эрзян со всех властных постов в республике (подчеркнуто мной - ОВ), преследование газеты «Эрзянь Мастор», упорное называние эрзян субэтносом, а эрзянского языка – диалектом. В СМИ мордвы запрещено использовать слово «ЭРЗЯ». (http://mariuver.wordpress.com/2009/10/30/sjezd-sektantov/),

«…им, во что бы то не было, нужен язык (речь идет о ЕМЯ - ОВ), чтоб удержаться у власти в Мордовии, вся правящая элита РМ мокшанская (подчеркнуто мной – ОВ), а это нарушение гражданских прав эрзян» (http://erzianj.borda.ru/?1-17-0-00000007-000-0-0-1333781501).

Исследователи-психологи (Баляев, Горбунова 2012) отмечают, что на ранних этапах формирования национального подъема (1989 г., общество «Масторава») лидеры этого движения причисляли эрзю и мокшу к одному народу и выдвигали требования не только культурного, но и дискриминационно-политического характера (напр. выбирать на руководящие посты только мордву, отголоски чего мы рассмотрели выше). Эти данные подтверждаются свидетельствами наших информантов о том, что «в девяностые страшно было, националисты митинги устраивали и русских хотели выгнать».

Однако «Характерное для этапа латентной напряжённости стремление к этнической консолидации, к отстаиванию попранных прав мордвы оказались чисто внешним защитным действием, скрывавшим до определённого времени разногласия этнического рода в самом движении» (Баляев, Горбунова 2012), в результате чего в 1992 г. от «Масторавы» откалывается блок «Эрзянь мастор» и еще несколько проэрзянских объединений. Исследователи отмечают, что поиски сверхпозитивного этнического образа у членов этих организаций характеризуются в первую очередь размежеванием с ближайшими родственниками путем формирования негативного образа мокшан по сравнению с позитивным образом себя, конструирование «древних эрзянских» обычаев (напр. Раскень Озкс – великие моления) и отрицание «колониального» периода наряду с гордостью за известных в России уроженцев Мордовии. Исследователи заключают: «В большинстве эрзянское население оставалось практически индифферентным к суверенизаторским и другим этнополитическим лозунгам «Эрзянь мастор»» (Баляев, Горбунова 2012). Необходимо отметить, что в данном исследовании рассматривался именно период всплеска национального самосознания до середины 1990-х (источники не позднее 1995 г.), но принципиально с тех пор ни риторика, ни набор аргументов активистов не изменились, судя по нашим наблюдениям за их сетевой активностью.

Другие исследователи отмечают после 1995 г. фактическое прерывание первой волны национального подъема, связанного с демократизацией, и дальнейшее разделение движений на проправительственные, направленные на объединение мордвы («в начале 2000-х гг. при активной поддержке республиканских властей продолжает свою работу Межрегиональное общественное движение мордовского народа (МОДМОН), организационно оформившийся на III съезде мордовского народа (октябрь 1999 г.) и фактически сменившее «угасшую» «Мастораву»», (Рогочева 2012)) и ультра-националистические, всеми силами отстаивающие свою этическую отдельность («Необходимо отметить, что для Фонда и его изданий характерна крайне агрессивная риторика в отношении Российского государства и Русской православной церкви. Основной посылкой пропаганды Фонда является идея некоего «этнокультурного геноцида эрзянской нации»» (Рогочева 2012)).

Таким образом, силы, влияющие на формирование этнической идентичности, распределяются в Мордовии следующим образом. Элита при помощи государственного аппарата, финансирования, научных учреждений и пропаганды в официальных (=общедоступных) СМИ активно проводит в жизнь политику консолидации: мордва как единый народ, мордва и русские как единая страна, причем транслирует эту идею как наружу, так и внутрь сообщества. Однако методы, которыми это совершается, чаще всего вызывают неприятие населения, что обуславливает их невысокую эффективность (например, откровенная «показушность» празднования 1000-летия объединения мордовского и российских народов с затратами огромных финансовых средств и подневольностью участия, что вызывает скорее раздражение населения, чем чувство общности).

Ультра-организации не менее активно, но при этом значительно менее успешно создают оппозицию политике власти: их мнение, как правило, не доходит ни до элиты (по причине малочисленности активистов, а также ввиду проживания большинства активистов вне РМ), ни до собственно защищаемых (по причине использования в основном сетевых ресурсов при слабой компьютеризированности РМ и низкой доступности печатных материалов). В поле зрения исследователей они тоже попадают сравнительно редко - напр. (Мартыненко 2011), (Рогочева 2012) или (Баляев, Горбунова 2012), поскольку основная линия власти – постулирование Мордовии как уникального примера толерантности при полиэтничности. Кроме того, немалые проблемы для активистов создает их вопиющая ненаучность и неумение вести конструктивный диалог: при отсутствии научных знаний (или несоответствии таковых их картине мира) они изобретают и транслируют свои представления об истории, культуре, мифологии и обычаях своего народа, а их сетевые высказывания изобилуют эмоциями, однако не содержат готовности к аргументированной дискуссии.

Жители республики – основные адресаты усилий вышеописанных групп - имеют свои мнения, часто не совпадающие с мнением как власти, так и активистов (результаты опросов см. далее), однако не высказывают их публично и часто даже не вербализируют. Их отношение к своей этнической группе и языковую лояльность можно выяснить только в рамках специальных исследований; проявляются же эти показатели, как правило, только в бытовом аспекте (выбор супруга, друга, организации и коллег по работе, (не)трансляция языка младшему поколению, подбор круга чтения и др.). Важно отметить, что исследования и наблюдения показывают несколько большую сплоченность мокшан по сравнению с эрзянами, тогда как ультра-активисты замечены только от эрзянской группы.

Структурно-лингвистическая сторона вопроса [1]

Эрзянский и мокшанский являются близкородственными идиомами. Укажем основные различия лингвистического характера, не вдаваясь в общие грамматические особенности.

Фонетическая система. Современный мокшанский язык насчитывает семь гласных (а, о, у, и (ы), э, , ъ), эрзянский — пять (а, о, у, и (ы), э). Система согласных в мокшанском на четыре фонемы превышает эрзянскую (придыхательные л и р и их мягкие пары). Ударение в мокшанском падает на первый слог (что является общей чертой для финно-угорских), и происходит редукция гласных в слабой позиции (что обуславливает, например, наличие фонемы ъ); в эрзянском же ударение свободное, может падать на любой слог в зависимости от ритма и длины фразы, при этом не наблюдается редукции безударных гласных.

Морфологическая система. В современных мордовских языках, как и в общемордовском, существует 3 склонения: неопределенное (основное), определенное (указательное) и притяжательное. Определенное склонение в других финно-угорских языках отсутствует. Неопределенное склонение в мокшанском языке имеет тринадцать падежей, в эрзянском — двенадцать (по сравнению с мокшанским отсутствует комитатив). В основном формы мокшанских и эрзянских падежей очень близки, различия носят фонетический характер, однако притяжательное склонение в мокшанском и эрзянском языках имеют довольно большие различия. Кроме того, в обоих идиомах по сравнению с праязыком появился вокатив, заимствованный из татарского.

Глагольная система сходна вплоть до регулярных фонетических соответствий. Уточним, что мордовский глагол имеет два типа спряжения – безобъектное и объектное (полиперсональное), семь наклонений (из которых наиболее употребительны три), три лица, два числа и четыре времени: настояще-будущее, два прошедших и будущее сложное время (согласно номенклатуре Мосина, напр. (Мосин 1990)).

Лексика. Лексический состав эрзянского и мокшанского совпадает, по разным оценкам, на 80% (Мосин, Пути… 2009)-90% (Феоктистов 1975). Исторически мордовские сохранили некоторые заимствования из иранского и балтийских языков, далее появились тюркские заимствования (булгарские, татарские, чувашские), неравномерно распределенные между эрзянским и мокшанским, и славянские (в основном русские), также имеющие неравномерное распределение. На данный момент абсолютное большинство заимствований в мордовских – русизмы (Поляков 2012).

Расхождения в лексике объясняются, во-первых, разницей в распределении общемордовской лексики (напр. распределение прежних синонимов между эрзянским и мокшанским по принципу дополнительной дистрибуции либо расхождение значений в обоих языках), во-вторых, разницей в заимствованиях (напр. в эрзянском слово тюркского происхождения будет иметь параллель в мокшанском русского происхождения или один идиом возьмет русское заимствование, а второй оставит финно-угорский корень), в-третьих, разницей в процессах фонетических изменений (Поляков 2012).

Мы проанализировали 200-словный список Сводеша для финно-угорских языков. Из базовой лексики полностью совпадает 32% слов, совпадают с точностью до регулярных фонетических соответствий – 40%, имеют разные корни – 28%. Таким образом, в эрзянском и мокшанском совпадают 72% базовых корней. При средней скорости замещения 14% слов в тысячелетие наши расчеты подтверждают приблизительно 2000-летнюю давность расхождения идиомов.

Синтаксис. Исходя из данных реконструкции, первоначально мордовские языки имели только простые предложения. Сложные (начала сложносочиненные, а в дальнейшем и сложноподчиненные) конструкции были заимствованы из русского языка: это доказывается тем, что союзы являются заимствованиями из русского, и структурно такие предложения также близки аналогичным русским. В настоящий момент порядок слов в предложении в мордовских идиомах свободный (хотя, судя по данным реконструкций и анализу грамматикализаций, в праязыке он был фиксированный, по крайней мере в определенных типах высказываний).

Рассмотрим вопрос о близости описанных идиомов между собой. Согласно Яхонтову, «кажется, нет классификаций, из которых можно было бы получить представление о степени близости языков, соответствующей каждому делению» (Яхонтов 1980). Исследователь подчеркивает, что давность расхождения языков (а значит, их генетическое родство) мало коррелирует с практической взаимопонятностью. Он предлагает две другие классификации: одну – классификацию идиомов по степени взаимопонятности (выстраивая параллели с классификацией Сводеша) безотносительно их официального статуса языка\диалекта и другую – для «характеристики различий между формами речи, употребляемыми одним народом, т. е. в той области, где обычно используются противопоставления языка и диалекта» (Яхонтов 1980).

По его первой классификации различия между мокшанским и эрзянским – различия второй степени («Носители разных идиом без особого труда общаются между собой, хотя возможны отдельные случаи непонимания»), а во второй классификации он приводит именно рассматриваемые нами идиомы в качестве примера: «Язык имеет две литературные нормы, основанные на разных диалектах. Таково положение мордовского и марийского языков. Два мордовских языка - мокшанский и эрзянский - одинаково распространены» (Яхонтов 1980).

Обращает на себя внимание неоднородность терминологии в данной работе: с одной стороны, постулируется существование мордовского языка, а мокшанский и эрзянский рассматриваются как диалекты (при этом имеющие литературные нормы); с другой стороны, постулируется существование по отдельности эрзянского и мокшанского языков. Из отрывка неясно, считает ли автор мордовский, эрзянский и мокшанский языки одновременно существующими, или это распределяется как-то иначе.