Новочеркасское восстание 1962 года

 

О том, что случилось в небольшом городе Ростовской области, в Советском Союзе узнали лишь в конце 80-х. Власти очень долго скрывали произошедшее.

В первый день лета 1962 года рабочие крупнейшего не только в Новочеркасске, но и во всей стране электровозостроительного завода хмуро подходили к станкам и передавали друг другу новости о резком повышении цен на продукты почти на треть. А чуть раньше людям на столько же урезали зарплаты. Рабочие голодали, жили в бараках, жилищная проблема в городе не решалась.

По легенде, детонатором народного взрыва стали слова директора предприятия. «Не хватает денег на мясо и колбасу – ешьте пирожки с ливером», – сказал Курочкин рабочим сталелитейного цеха. «Да они еще, сволочи, издеваются над нами», – возмутились люди. Началась забастовка, включили заводской гудок. Пошли по цехам с призывом прекращать работу. Число протестующих росло стремительно, действовали стихийно. Перегородили Северо-Кавказскую железную дорогу, остановили пассажирский поезд, который шел из Саратова в Ростов. На тепловозе появился лозунг «Хрущева на мясо», а еще плакаты «Дайте мяса, масла», «Нам нужны квартиры».

Обстановка накалялась, в Москву полетела телеграмма об антисоветском мятеже. Хрущев приказал министру обороны Малиновскому быстро навести порядок в городе и, если нужно, ввести войска. Попытки милиции остановить забастовку ни к чему не привели, волнение нарастало. Вечером в Новочеркасск ввели войска, танки и БТРы. В ответ рабочие сожгли портрет Хрущева, понимая, что власти с ними договариваться не хотят.

Ночью начались первые аресты. Задержанных рабочих избивали. Утром 2 июня люди провели на заводе митинг и на нем решили пойти к горкому КПСС в центре города и рассказать властям о том, как приходится выживать. В это же время в Новочеркасск из Москвы прилетела высокая комиссия – в ней были члены Президиума ЦК.

Колонна около пяти тысяч человек направилась к горкому, растянувшись на сотни метров. Революционные песни, плакаты Ленина, цветы, красные флаги – это, скорее, напоминало мирную демонстрацию, а не шествие бунтовщиков. У некоторых были лозунги с требованием поднять зарплату и снизить цены на продукты. В колонне были женщины и дети. Люди прошли три заслона танков и солдат, дошли до горкома. Часть рабочих ворвалась в здание, кто-то стал бить стекла. На площади были войска, они сделали несколько выстрелов поверх голов демонстрантов, но никто не поверил, что патроны боевые и что станут стрелять по людям.

Шквальный огонь по забастовщикам открыли из пулеметов и снайперских винтовок, как многие утверждают, с крыш и чердаков соседних домов. Кто стрелял, до сих пор неизвестно. Были убиты не только люди в толпе, но и несколько ребятишек, которые залезли на деревья посмотреть, что творится. Около клумбы упал пожилой человек, которому пуля попала в голову. Погибла беременная девушка, гулявшая в парке. В доме напротив горкома убили парикмахершу, еще несколько человек застрелили у здания горотдела милиции. «Кровавая суббота» – так назвали этот день в Новочеркасске по аналогии с кровавым воскресеньем 1905 года.

Двадцать шесть человек были убиты, больше сорока ранены. Тела погибших тайно вывезли за город и похоронили на трех заброшенных кладбищах в Ростовской области. Погибшие были сброшены в общие ямы кучей, завернутые в брезент. Только через тридцать лет активисты фонда «Новочеркасская трагедия» совместно с военной прокуратурой благодаря упорным поискам нашли свидетелей и места захоронения погибших. Залитую кровью площадь после расстрела отмыть не смогли и закатали новым слоем асфальта. Пошла война арестов. Семь человек обвинили в бандитизме и организации мятежа – им дали высшую меру, расстреляли. В том числе – и рабочего, который на митинге выступал, но к горкому не ходил – семья не пустила.

Еще более сотни арестованных отправили в лагеря строгого режима, большинству дали от десяти до пятнадцати лет. А страна спокойно жила, стремилась к светлому будущему и строила коммунизм. О трагедии в Новочеркасске ходили слухи, в прессе никаких сообщений не было. Впервые об этом написали лишь в 1989 году.

Но ведь массовые беспорядки, которые случились в 1962 году в Новочеркасске, были не первыми в СССР и не первыми при Хрущеве. Если говорить о числе участников, были и более крупные волнения. Например, события в Тбилиси в 1956 году, весной после XX съезда. Жертв там было даже больше, чем в Новочеркасске. Фактически, беспорядки и мелкие возмущения никогда не прекращались. Просто они происходили на периферии страны, а потом переместились в целинные и новостроечные районы.

Пожалуй, одно из наиболее известных событий – это волнения в Грозном в 1958 году, известные как бунт русского населения. Связаны они были с тем, что возвращались реабилитированные чеченцы, а власть не подготовилась к их приходу, поэтому начались проблемы. Чеченцы начали выдавливать русских. В сельских местностях это нормально проходило, а в городе вызывало серьезные конфликты, ведь Грозный был русский город. Но это не было античеченским выступлением или чеченским погромом, среди пострадавших оказалось гораздо больше русских и украинцев – партийных советских боссов.

Это было выступление против власти. Но от новочеркасских событий оно отличалось тем, что было направлено только против местных руководителей с попыткой привлечь внимание высшего руководства, в частности Хрущева. Они все время рвались послать Хрущеву телеграмму. И подобные возмущения против местной власти, но не против руководства страны, для Советского Союза были достаточно типичны.

Накануне новочеркасских событий тоже прошло несколько крупных выступлений. Два самых известных – в Муроме и в Александрове. Выступления носили антимилицейский характер, были дополнены требованиями, связанными с жильем, с продовольственным снабжением и тому подобное. В результате на проблемы действительно обратили внимание, секретаря обкома сняли и постарались навести порядок.

Периодически происходили волнения мобилизованных в армию. Иногда один эшелон, который вез мобилизованных солдат, пересекался с другим эшелоном, который вез, допустим, армянских студентов на целину работать. Между ними могли возникнуть стихийные конфликты. И подавляли все эти волнения достаточно жестко.

События же в Новочеркасске начались утром, примерно в половине восьмого, перед началом первой смены. По радио сообщили о повышении цен на мясо, молоко и прочее. А на заводе буквально за день до этого пересмотрели нормы, к тому же не в первый раз: до того норму выработки повышали в январе и мае.

Начавшиеся волнения пытался успокоить и главный инженер завода, и директор, но ни тот, ни другой не могли сказать им того, что рабочие хотели услышать – что цены вернут назад. Легендарные слова директора завода Курочкина насчет пирожков с ливером сильно напоминают историю с Марией-Антуанеттой и ее фразой про пирожные. Но тем не менее эти слова действительно могли быть сказаны. Курочкин выходил к рабочим, пытался их успокоить, но судя по воспоминаниям очевидцев, вел себя очень по-барски и только больше раздражал собравшуюся толпу.

Однако утверждать, что именно его слова спровоцировали массовые беспорядки, все же неправильно. Никаких особенных выступлений не было до следующего дня, когда демонстрация с портретами Ленина пошла с заводской территории к райкому. Были гудки, была остановка поезда, но в остальном еще был относительный порядок. Поезда останавливали даже дважды. В первый день – Ростов-Саратов, на котором и повесили лозунг «Хрущева на мясо». А на второй день была остановлена электричка. Все это было обставлено достаточно романтично, лидировали комсомольцы, которые искренне боролись с теми, кто по их мнению извратил идеи Ленина.

Но на второй день какая-то группа участников этих событий потребовала идти к зданию милиции – это примерно полкилометра от здания горкома, чтобы освободить рабочих, задержанных ночью. Задержанных рабочих там уже не было, но погром все равно начался.

В Москве о событиях в Новочеркасске узнали достаточно быстро. Уже к вечеру приехали первые представители с четкой инструкцией: попытаться договориться, но ни в коем случае не обещать снижения цен. К тому времени в здании заводоуправления бунтовщики блокировали Басова, первого секретаря обкома, и первая задача, которая была поставлена перед стянутыми в город военными, была не разогнать толпу, а освободить Басова. Военный спецназ должен был проникнуть на территорию и вывести секретаря обкома, что в конце концов он и сделал. У остальных военных были холостые патроны, им нужно было просто отвлечь внимание толпы. Толпа же восприняла это как слабость режима. Выглядело это действительно странно: сначала солдаты наступали, потом отошли. На самом деле это было прикрытие операции по вызволению Басова из плена.

Действительно, до сих пор точно неизвестно, кто начал стрелять в толпу, которая шла с портретами Ленина. Официальная версия гласит, что сначала некий солдат, на которого напали бунтовщики, выстрелил для самозащиты. Но некоторые очевидцы утверждали, что стреляли не перекрывшие площадь военные: выстрелы раздались с крыш, а перед этим солдатам было приказано отступить от толпы восставших. Есть несколько версий событий, но даже Главная военная прокуратура, которая в 1990 году проводила расследование, так и не добралась до истины.

Есть еще легенда, что командовавший генерал Шапошников отказался выполнять приказ. Однако это действительно не больше чем легенда. Генерал Шапошников – человек, безусловно, достойный. В 1966 году он был уволен в запас с должности первого заместителя командующего округа. В 1967 году у него были изъяты некие бумаги. По заключению следствия, он в июле 1962 года изготовил и хранил в своей квартире анонимное письмо, в котором содержалось осуждение новочеркасского расстрела и говорилось о необходимости создать политическую организацию, именуемую Рабочей партией большевиков. Но не более. Если бы он действительно отказался выполнять приказ в 1962 году, то до 1967 года он бы просто не дожил и тем более не сохранил бы свой высокий пост.

Впрочем, вокруг Новочеркасска, как и вокруг любого одиозного события, мифов больше, чем реальности.

По легендам, к примеру, бунтующие сорвали со стены портрет Ленина и забрали с собой, поскольку Ленин, конечно, был бы на стороне восставших. Еще есть миф, что со всего горкома собрали портреты Хрущева и разожгли костер. Еще по одному мифу, на том месте, где висел портрет Хрущева, нарисовали дохлую кошку и подписали: «При Ленине жила, при Сталине сохла, при Хрущеве сдохла».

Власти в Москве бунта в Новочеркасске испугались очень сильно. Есть сводка так называемых «враждебных антисоветских» проявлений, из которых ясно, что по всей стране было недовольство по поводу повышения цен. Новочеркасск для партийной верхушки послужил сигналом, что волнения могут произойти где угодно.

При этом все руководство Советского Союза, в том числе и лично Хрущев, понимали, что цены повышать действительно необходимо – надо было спасать остатки экономической организации страны. Политика подкупа народа, проводимая впоследствии Брежневым, стала фактически результатом страха властей перед новочеркасскими событиями. Сейчас в таком контексте эти события никто не хочет рассматривать, но нетрудно сказать, что бы было с экономикой и с тем же снабжением населения, если бы не повысили цены. Всем известно, чем закончил Брежнев со своими нефтяными долларами – экономика рухнула окончательно.

Хрущев был хозяйственник, он это понимал. Этим и объясняется жесткость его позиции. Для него это было принципиальное решение, и он прекрасно знал, на что он идет. Нельзя сказать, что в новочеркасских событиях были на одной стороне все плохие, а на другой – все хорошие. И плохие, и хорошие, как всегда это бывает, были по обе стороны баррикад и примерно в одинаковых пропорциях. А потом уже победители решили, где были все хорошие, а где оказались все плохие.

Хрущев жестко несколько раз говорил: «Что хотите делайте, но вот этого не обещайте – что цены вернем назад. Вот этого не обещайте». В Новочеркасск он отправил решать проблему Микояна и Козлова. Жесткого и трусливого Козлова, как охарактеризовал того Шелепин в своих мемуарах, и Микояна – человека гибкого, лучшего кремлевского переговорщика. Судя по такому выбору, Хрущев тогда еще не был уверен, в какую сторону будут развиваться события.

После разгрома восстания был проведен открытый судебный процесс, по результатам которого сто пять человек было осуждено и семеро расстреляно. Ситуация выглядела очень интересно и с современной точки зрения даже бредово – все произошедшее тщательно скрывалось в масштабах страны, но внутри Новочеркасска все было открыто. Там скрыть было невозможно: ту же кровь с асфальта еще долго смывали, поэтому нужна была не только устрашающая акция, а надо было продемонстрировать единство партии и народа, которого уже не было.

Вот почему Солженицын назвал это поворотным моментом истории. Выступления и забастовки в СССР были не первый раз, но зато впервые власть в лице своих высших представителей, то есть Микояна и Козлова – членов Президиума ЦК КПСС, присутствовала при подавлении публичного недовольства рабочих. Других таких случаев не было.

Поэтому не важно, приказывал ли Хрущев лично расстреливать демонстрацию и разрешал ли он применять оружие. Есть его фраза о новочеркасских событиях: «Все правильно сделали». А значит, он несет стопроцентную ответственность за все произошедшее.

Историю с Новочеркасском потом изо всех сил пытались замолчать, хотя до этого, наоборот, использовалась практика публичного запугивания. О процессах в Александрове и Муроме – это 1961-й год – открыто публиковала сообщения областная печать. Но еще тогда стало ясно, что это неудачный вариант, ведь события в Александрове стали именно ответом и продолжением событий в Муроме. Поэтому власти очень боялись продолжения новочеркасского бунта. Повышением цен была недовольна вся страна, и известия о восстании и его кровавом подавлении могли вызвать цепную реакцию. А так и начинаются революции. В то время во главе страны было еще достаточно людей, которые помнили 1917 год и понимали, что происходит и во что это может вылиться.

Кроме того, Хрущев потребовал сделать все, чтобы информация о трагедии не просочилась на Запад. Упоминать об этом запрещалось под страхом расстрела. В городе работали пять радиолокационных установок, которые создавали помехи и мешали радиолюбителям выйти в эфир и рассказать о трагедии. Оперативники в штатском внимательно прочитывали каждое письмо.

Но на международном уровне попытка скрыть произошедшее очень быстро провалилась. Первыми о событиях в Новочеркасске написали французы, а потом об этом шумели уже все СМИ Европы. Вскоре после этих событий была написана статья Бойтера «Когда перекипает котел».

По репутации Хрущева был нанесен сокрушительный удар в глазах мировой общественности. Но что еще более важно, его авторитет был сильно подорван в глазах членов высшего партийного аппарата, которые поняли, что теряют контроль над страной[10].

 

Хрущев и художники

 

 

«Мы не можем мимо пройти, знаете, как наблюдатели. Знаете, как на берегу, стоит человек и смотрит: плывет и хорошее, и дерьмо плывет.

И он совершенно одинаково относится. Это же течение! Слушайте, товарищи, господа, вы настоящие мужчины. Не педерасты вы? Вы скажете, что каждый играет в свой музыкальный инструмент.

Это и будет оркестр? Это дом сумасшедших будет! Кто же полетит на это жареное, которое вы хотите показать? Кто?! Мухи, которые на падаль бросаются! Вот они, знаете, огромные, жирные, вот и полетели».

Хрущев о выставке абстракционистов в Манеже

 

Один из самых громких скандалов, связанных с именем Никиты Хрущева, произошел в первый день декабря 1962 года на выставке художников-авангардистов. Скандал в Манеже вспоминают наравне со знаменитой «кузькиной матерью» или кукурузой. Хрущев разгромил работы молодых живописцев в пух и прах. Скандал отразился на всей культурной жизни страны и привел к тому, что искусство разделилось на официально разрешенное и подпольное.

Выставка художников-абстракционистов в Манеже не была запланирована. Сначала она проходила в Доме учителя на Большой Коммунистической, но там побывали иностранные корреспонденты, которые все сфотографировали, и уже на следующий день Запад узнал о том, что в Советском Союзе разрешили абстракцию. Хрущев в этот момент был за границей, и к нему начали приставать с вопросами. Как только он вернулся в страну, абстракционистам тут же предложили перенести выставку в Манеж.

Художники, в их числе Эрнст Неизвестный – будущий автор памятника Хрущеву, колебались, не зная, чего ждать. Мнений было два – это или провокация, или признание. В последнее верилось с трудом, но самые нейтральные и спокойные работы все же перевезли в Манеж, на выставку, посвященную тридцатилетию Московского союза художников. Позже ее в шутку назовут «взрыв МОСХа».

Первого декабря 1962 года Хрущев и еще несколько членов Президиума пришли на выставку, причем Хрущев был заранее убежден, здесь собрались неформалы и гомосексуалисты. На входе он сказал: «Ну, где тут у вас грешники и праведники? Показывайте свою мазню». Очевидцы этого высокого визита вспоминали, что сначала Хрущев довольно спокойно рассматривал экспозицию. Но после критических замечаний председателя Союза художников Владимира Серова и члена Президиума ЦК КПСС Михаила Суслова, видимо, согласился с тем, что такое искусство чуждо советскому народу, и стал горячиться: «Вы что, рисовать не умеете? Мой внук и то лучше рисует».

Его раздражение вызвали многие экспонаты. У художника Соустера, написавшего картину «Лунные можжевельники», Хрущев спросил, бывал ли тот на Луне. Около одного из пейзажей, написанного серыми красками, спросил, что это. Ему ответили, что это Вольск – город цементных заводов, где все затянуто тонкой цементной пылью, а люди этого не замечают. Это вызвало возмущение Суслова, который заявил, что в этом городе все работают в белых халатах, и чистота там идеальная, хотя многие из присутствовавших помнили этот серый город, пыль в котором видна за много километров.

Потом Хрущев кричал: «Запретить! Прекратить это безобразие!» Многих художников после выставки вызывали «на ковер», на них обрушился шквал газетно-журнальной брани. Независимые художники, барды и литераторы ушли в подполье. В стране возник художественный самиздат, а многим даже пришлось покинуть Советский Союз. Официальное же искусство переживало застой. Те, кто соглашался играть по предложенным властями правилам, грубо говоря, получали персональную выставку к пятидесяти годам, вторую персональную выставку, если доживали, еще через четверть века. Все было расписано и давалось не за вклад в искусство, а за выслугу.

Впрочем, и это все если не официальная, то полулегендарная версия точно. Если прочесть все, что написано по поводу выставки в Манеже и ее последствий, то получится слишком калейдоскопическая история. В целом правильно, но детали отличаются, дополняются предположениями, и вот уже каждый исследователь показывает собственную версию.

В это время власть в очередной раз пыталась поставить интеллигенцию на службу своей доктрине. На совещаниях в Доме приемов, в Свердловском зале Кремля на следующий год досталось очень многим. На Эренбурга Хрущев кричал: «Вот, при Сталине молчал, а как Сталин умер, он и разболтался!» Марлену Хуциеву за знаменитую сцену с явлением в видении погибшего отца было сказано: «Как это может быть, что в твоем фильме „Мне двадцать лет“ отец был моложе сына на два года?» Единственный, кого похвалили, был Солженицын.

И вся история с абстракционистами была заранее подготовленной акцией публичной порки, чтобы показать интеллигенции ее место. Наивно думать, что Хрущева действительно интересовало искусство. Он был занят Карибским кризисом, последствиями недавнего восстания в Новочеркасске, проблемами с армией и многими другими важными политическими и экономическими проблемами.

Но в это же время в стране была культурная «оттепель», так называемая «хрущевская первая весна»: людей из лагерей отпускали, расцвели литература, театр и кино, художники стали устраивать выставки изобразительного искусства. Всем казалось, что наступила свобода, хотя бы относительно того, что было в предыдущие годы. Но это вовсе не входило в планы партии и правительства. Поэтому властям и было необходимо показать интеллигенции ее место, причем сразу и понятно. Чтобы она продолжала то же самое, что должна была делать при Сталине – служить власти и служить партии. А Хрущев был уверен, что понимание искусства должно быть одинаковым и у партии, и у народа, и у ремесленников, которые его создают. Так что его окружению было ясно, что он рассердится, когда на фоне всей своей политической нервотрепки увидит искусство, которое так сильно отличается от того, что он понимает под этим словом.

Потому под эту выставку и отдали не какое-то захудалое помещение на окраине Москвы, а Манеж. Не мог глава государства расправляться с неугодными где-то на задворках. Все готовилось тщательно, под руководством Суслова и Ильичева, но художники на всякий случай действительно выбрали самые спокойные картины, чтобы не вызывать излишнего раздражения. Никто эти работы, что было просто невероятно для того времени, не принимал и не утверждал – в этом не было необходимости, поскольку выставка была нужна партийному руководству именно для того, чтобы Хрущев ее разгромил.

 

«Была ли попытка протестовать со стороны художников? Они возражали или ходили и слушали?»

Из вопросов слушателей радио «Эхо Москвы»

 

Разумеется, художники и не пытались возражать, тем более что Хрущев заявлял некоторым прямо: «Тебя на лесоповал нужно послать» или «Мы вам дадим деньги до границы, езжайте на свой любимый Запад». Но зато очень многие практически сразу поняли, что это была спланированная акция.

Сам Хрущев явно был не в курсе интриги своего окружения, он приехал смотреть картины и действительно их смотрел. Обошел всю огромную выставку к тридцатилетию МОСХа. Раскритиковал многих, и под конец его повели в три зала абстракционистов, где он окончательно вышел из себя. После его разноса художники вышли с полным ощущением, что их сейчас посадят в «воронки» и увезут в застенки. Многие из них уже сидели при Сталине, поэтому и теперь ожидали самого худшего.

Однако ничего не произошло: неугодных художников и скульпторов не сажали и даже не арестовывали. Но все творческие союзы были взяты под контроль государства, и всем указали, что и как они должны творить, чтобы с ними не произошло то же самое, что было в Манеже, или еще хуже. У власти в творческих союзах остались те, кто полностью поддерживал политику партии, а все, кто хотел перемен, были задвинуты подальше и потом долго сидели без работы.

 

«Даже жену не тронули, она работала в то время на телевидении. Не тронули никого. Во всяком случае, я бы сказал осторожно. Я не знаю, чтобы кого-нибудь тронули. Но без работы были. Главный художник издательства говорил: „Перестань! Рисуй только под другими фамилиями. Они пусть тебе деньги отдадут“. Так что для меня без работы… это было с работой, но под чужим именем. Не более того. Другие тоже, наверное, каким-нибудь образом вывертывались. Но на Эрнста это произвело чудовищное впечатление. Он задыхался от всего этого. Он задыхался… А потом его жизнь монументальной скульптуры, он хотел и стремился ее делать, ее невозможно было делать на частные деньги, на заказы, для этого должна быть государственная, у нас во всяком случае, поддержка».

Борис Жутовский в эфире «Эха Москвы»

 

Эрнст Неизвестный эмигрировал в 1976 году, уже в брежневские времена. И не он один – уехало много творческих людей, в том числе и некоторые участники злополучной выставки. Но ощущение свободы все равно не ушло полностью даже после скандала в Манеже. Вскоре был кинофестиваль 1963 года, на который приезжал сам Феллини, – это было великое событие для советской интеллигенции и тем более людей творческих. Продолжали писать, рисовать, сочинять музыку, конфронтация передового искусства и властей нарастала, что в итоге привело в 70-е годы к «бульдозерной выставке». Но зато после нее руководство страны пошло на попятный и попыталось немного ослабить напряжение: искусство вновь получило относительную свободу.

Что же касается самого Хрущева, то он о содеянном сожалел, о чем написал в своих мемуарах и не раз говорил вслух.

 

«Ну, ты на меня не сердись, зла-то не держи.

Я ведь, как попал в «Манеж», не помню. Кто-то меня туда завез. Я ж не должен был туда ехать.

Я же глава партии. А кто-то меня завез. И ходим мы внизу, и вдруг кто-то из больших художников говорит мне: «Сталина на них нет». Я на него так разозлился! А стал кричать на вас. А потом люди этим и воспользовались».

Хрущев – Борису Жутовскому на своем последнем дне рождения

 

Но к сожалению, перемены медленнее человеческой жизни. История то и дело повторяется, и по-прежнему глав государства и крупных политиков приводят на выставки не просто так, а чтобы они заранее заготовленной или, наоборот, неосторожной фразой в очередной раз перевернули отношения власти и искусства[11].

 

Кино «оттепели»

 

Интеллигенцией 60-х действительно можно гордиться. Но без такого Хрущева не было бы и такой интеллигенции. А ярче всего во времена «оттепели» расцвело кино, поэтому оно несомненно достойно подробного рассмотрения.

Хрущевская «оттепель» была временем, когда советское кино отчасти перестало быть оружием пропаганды и стало просто искусством. Многие из фильмов, вышедшие на экраны кинотеатров, стали известны далеко за пределами Советского Союза. Хрущевской «оттепели» обязаны своим появлением фильмы «Летят журавли» Михаила Калатозова и «Иваново детство» Андрея Тарковского. «Золотая пальмовая ветвь» Каннского кинофестиваля и «Золотой лев святого Марка» кинофестиваля в Венеции вернули СССР статус мировой кинодержавы, утраченный со времен Сергея Эйзенштейна.

Можно вспомнить очаровательную комедию «Карнавальная ночь», полную оптимизма и позитивных эмоций «Я шагаю по Москве», трогательную, нежную «Весну на Заречной улице». «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен», «Человека-амфибию», «Высоту». Перечислять фильмы можно долго. Основные кинорежиссеры «оттепели» – Марлен Хуциев, Геннадий Шпаликов, Эльдар Рязанов, Григорий Чухрай, Георгий Данелия. На экранах блистали Алексей Баталов, Татьяна Самойлова, Николай Рыбников, Игорь Ильинский, Владимир Зельдин, Николай Крючков и многие другие.

Военная тема занимала по-прежнему большое место в кино. Правда, звучала по-иному. Главные военные картины того времени – «Летят журавли», «Баллада о солдате», «Судьба человека».

Никите Хрущеву фильм «Летят журавли» не понравился. Раньше советские картины не были такими страстными и откровенными, да и проблемы были совсем другими. Надо было героически преодолевать трудности и быть хорошим коммунистом. А здесь героиня изменяла жениху, который ушел на фронт, с подлецом и трусом. И при этом авторы почему-то были на ее стороне. После выхода фильма на экран его разругали во всех центральных советских газетах как идеологически неправильный – не может быть у советской девушки такой внешности и никогда она так себя не поведет. Никита Хрущев был возмущен фильмом и даже обозвал главную героиню «шлюхой», ему не нравились ее распущенные волосы и то, что она позволяет себе ходить босиком.

Недовольна была советская власть и фильмом «Застава Ильича». Больше года картина режиссера Марлена Хуциева лежала на полке, и что с ней делать – никто не знал. Хрущев, когда ему показали фильм, сказал, что в нем есть идеологически вредные сцены, которые надо обязательно исправить. А какие именно – не уточнил. Остальным начальникам оставалось лишь догадываться, что же Хрущев имел в виду. Спросить главу государства об этом никто не решался, и поэтому под всякими предлогами фильм не принимали. Цензоры пытались сделать из него идейно-здоровое произведение и в итоге нещадно порезали.

 

«Даже наиболее положительные из персонажей фильма, трое рабочих парней, не являются олицетворением нашей замечательной молодежи. Они показаны так, что не знают, как им жить и к чему стремиться. И это в наше время развернутого строительства коммунизма, освещенного идеями программы компартии».

Хрущев о фильме «Застава Ильича»

 

Из-за претензий Хрущева Шпаликову пришлось переделать и фильм «Я шагаю по Москве» режиссера Данелия, после чего худсовет все же пропустил на экраны картину, мгновенно получившую большую популярность. Недовольство первого секретаря вызвал и дебютный фильм Андрея Тарковского «Иваново детство». Действие фильма происходит во время Великой Отечественной войны, двенадцатилетний Иван служит разведчиком. Война лишила мальчика матери, он одержим ненавистью к врагу и желанием мстить. Только сны возвращают ему отобранное у него нормальное детство. Посмотрев фильм, Хрущев возмутился и сказал: «С чего вы решили, что мы детей так на войне использовали?» И запретил картину к выходу в широкий прокат. А вот на Западе фильм, показанный на Венецианском фестивале в 1962 году, произвел фурор, и Тарковский проснулся знаменитым.

Такими и были взаимоотношения Хрущева с кино – сплошное безумное противоречие. С одной стороны, появилась свобода творчества, а с другой – звучала практически площадная брань в сторону тех, кто Хрущеву не нравился. Но в то же время этой ругани словно и не боялись – все равно продолжали творить что хотели и как хотели.

И действительно, была у «оттепели» такая особенность: народ, интеллигенция и власть, бесконечно переругивались друг с другом, но двигались некими едиными колоннами к общей цели. Эта цель называлась «социализм с человеческим лицом». Раскол начался в конце 60-х. И тогда в кино возникло мощнейшее экзистенциальное направление – появились фильмы «Долгая и счастливая жизнь», «Короткие встречи», «Июльский дождь», «Крылья» и другие. Ощущение разочарования от конца иллюзий нашло свое выражение отчасти и в гротесковых фильмах типа «Добро пожаловать», «Тридцать три», «Серая болезнь», «Спасите утопающего», «Последний жулик», где авторы как бы зубоскалили, но непонятно над чем. Можно было прыгать за бугор, как в фильме «Добро пожаловать», но все-таки возвращаться назад в советский лагерь, где продолжать хулиганить и безобразничать. Причем герой в «Добро пожаловать», выгнанный за пределы пионерского лагеря, чувствует себя парией. Ему нужно вернуться в лагерь на свое привычное место и по-прежнему безобразничать.

Именно так позиционировали и ощущали себя шестидесятники. Они были неотделимы от системы. И все-таки общая цель была для всех достаточно актуальна. Интеллигенция относилась с иронией к коммунизму, который должен был быть построен к 1980 году, но в «социализм с человеческим лицом» продолжала верить.

 

«1971-й год, Таганка в Киеве. Мы с Любимовым, Хмельницким, Высоцким, Дыховичным в гостях у Виктора Некрасова. И Виктор Некрасов… сказал: „Дело же не во мне, а дело в том, сколько миллионов людей освободил этот человек и как он избавил мысль от рабства, хотел он этого или не хотел…“ И даже тем, что произошло в Манеже, или тем, как ударили по Хуциеву. Мы все это знали, обсуждали, и никто нам не запрещал».

Вениамин Смехов в эфире радио «Эхо Москвы»

 

Полный раскол начался в 70-е годы, когда власть и интеллигенция стали играть в сложную игру. К тому времени все жили двойным сознанием и четко это понимали. А сознание 60-х совершенно не четкое, это было движение с открытым забралом навстречу городу, миру и, может быть, даже Богу. «Мир, подскажи нам смыслы», – говорили шестидесятники, и мир им подсказывал. И может быть, поэтому искусство 60-х годов имеет такой большой запас прочности.

Фильмы 70-х сейчас кажутся нам достаточно устаревшими, а вот в фильмах 60-х современные люди сами находят немереное количество актуальных и ценных смыслов. Они полны намеков, которые не всегда понятны, но всегда чувствуются, а поэтому мощнее самых прямых высказываний. В фильме «Добро пожаловать» похороны бабушки, кстати, воспринимаются как издевательство, потому что бабушка внешне похожа на Хрущева. И фильм даже запретили, увидев эту аллюзию. Причем едва сняли Хрущева, так сразу и картину разрешили.

Еще одна особенность кино 60-х годов – в нем впервые в СССР стала показываться правда жизни. До 1953 года в фильмах были сплошные доярки с орденами Ленина. А потом вдруг разом это все исчезло, и появились новые герои, среди которых все больше стало образованных людей – ученых, геологов, инженеров. И такие интеллектуальные фильмы, как «Девять дней одного года», «Председатель», «Застава Ильича», смотрелись всем народом. Еще не было разделения на коммерческое и интеллектуальное кино, которое возникло в середине 70-х годов.

Пожалуй, это был единственный период в истории нашей страны, когда кино не опускалось до уровня зрителей, а подтягивало зрителей до себя. Фильмы, которые снимались для высококультурных людей, потом отправлялись в деревенские кинотеатры. И там простые люди их тоже с интересом смотрели и повышали свой культурный уровень.

В те же 60-е вышла первая экзистенциальная картина Петра Тодоровского с замечательным названием «Никогда». Название казалось странным, потому что главным словом шестидесятников было слово «всегда». И вдруг появилась картина с названием «Никогда». Когда шестидесятники задали себе первые вопросы, они сами столкнулись с этим «никогда». И можно сказать, что во всех фильмах «оттепели» звучит гамлетовский вопрос – «быть или не быть». Даже в «Весне на Заречной улице» есть этот вопрос: одиночество в глазах у героини, и люди вокруг нее, потому что «наши люди» всегда поддержат, «наши люди» всегда защитят.

При всех этих метаниях и постоянной войне властей и искусства «на полку» фильмы практически не клали. Это началось в 1966 году и ужесточилось после событий в Чехословакии.

Если почитать стенограммы худсоветов 60-х годов, тоже просто не верится – там работали свои же коллеги, и все хотели, чтобы фильм был бы лучше. Шло нормальное обсуждение, очень доброжелательное. Какая большая разница с 70-ми годами, когда фильмы начали буквально «топить»!

Кроме расцвета советского кинематографа в 60-е годы, на экранах начали появляться и культовые зарубежные фильмы. Вышли «Ночи Кабирии» и «Дорога» Феллини, «Земляничная поляна» Бергмана, «Пепел и алмаз» Вайды, «Дайте мужа» Дзаккео, который у нас шел как «Утраченные грезы». Многие из них стали настоящим потрясением для зрителей.

Расцвели в 60-е и национальные киностудии. Там начали работать Шепитько, Кончаловский, Сахаров – они и подняли национальные студии. В 50-е годы там работали в основном русские режиссеры так называемого «третьего эшелона», которые были не нужны в Москве и Ленинграде. Национального кинематографа фактически не было. Первыми в 60-е годы проявили себя Литва фильмом «Никто не хотел умирать» и Грузия. Они и стали лучшими национальными киностудиями на все оставшееся время советской власти.

В эти же годы появились и эротические сцены в фильмах. Первой из них можно считать сцену в «Сорок первом», где герои сидят голые и обсыхают. Извицкая там снята как сейчас бы сказали «топлес», правда, сбоку, но все достаточно понятно, чтобы сцену считать действительно эротической. Потом в 1967 году вышел фильм «Еще раз про любовь», где есть уже настоящая постельная сцена.

Из чего же вышло кино «оттепели»? На какой почве оно выросло? Из неореализма, конечно, и прежде всего из замечательного плота, который плыл по Яузе. «Верные друзья» были сняты летом 1953 года, и они открыли дорогу новому кино. А вскоре уже на мировые экраны прорвался фильм «Летят журавли» и показал всему миру, что такое советское кино. Вышел фильм «Чистое небо», настолько жесткий и образный, что его можно н<