В которой Туз пик и Лилибет решают действовать на свой страх и риск, несмотря на неодобрение Мыслителя. Зато фрау Хуфнагель высказывает суждение, которое Мыслителю явно не по душе

 

 

Третье декабря был для 3‑го «Д» отвратительным днем, потому что он оказался четвергом, а в четверг у 3‑го «Д» вот какое расписание: математика, латынь, английский, немецкий, биология. Ни одного урока, на котором можно отдохнуть, проветрить мозги, подумать о чем‑то своем, поиграть в морской бой или, вырвав лист из тетради, сложить голубя.

И в этот день Сэр не пришел в школу, а на всех переменах говорили только о золотых часах, только о Сэре. Умолкали эти пересуды лишь в тот миг, когда Туз пик с грозным видом подходил к очередной группке ребят, с жаром обсуждавших сенсационную кражу. Но стоило ему отойти, как они снова на все лады склоняли имя Сэра.

Математик – его урок был первым – ни слова не сказал ни по поводу отсутствия Сэра, ни по поводу учиненного им на прошлом уроке обыска.

– В прошлый раз мы потеряли немало времени, – заявил он, едва войдя в класс, – поэтому сегодня нам придется заниматься с удвоенным усердием.

И, вооружившись мелом, он стал так быстро считать и писать на доске цифры, что даже лучшие ученики в классе за ним не поспевали. После десяти минут напряженных усилий большинство ребят перестали не то что считать, но и списывать с доски и остаток урока старались лишь как‑то убить время – кто рисовал человечков, кто вычеркивал проходящие секунды, кто размалевывал задачник, кто отодвигал кожу у корня ногтей, а кто макал скрученные промокашки в чернильницы. Но отдыха все равно не получалось, наоборот, это было то, что называют «стрессовой ситуацией»: ведь в любую минуту математик мог обернуться, застукать злостного саботажника на месте преступления и, как он сам любил говорить, «сделать из него котлету».

Вторым уроком была латынь, а третьим – английский. Его вела молодая англичанка из Ливерпуля, причем так называемым «фронтальным методом». (Фронтальный метод заключается в том, что учитель стоит у своего столика перед классом и сам все время говорит. Однако это считается теперь несовременным, а по современной методике учитель должен стоять среди учеников, в их гуще, так сказать, причем говорить должны они, а не он.) Так вот, стоя перед классом, молодая англичанка из Ливерпуля старалась говорить медленно, чтобы все ученики 3‑го «Д» могли бы насладиться ее чисто английским произношением и она стала бы для них образцом для подражания. А вообще‑то англичанка из Ливерпуля считала, что иностранный язык лучше всего учить, слушая живую речь. Поэтому она очень бодро, нисколько не смущаясь скудностью словарного запаса 3‑го «Д», без умолку болтала весь урок по‑английски. В результате чего Туз пик уверял ребят, что она рассказала им печальную историю про лошадь, у которой нет хозяина, Лилибет считала, что она говорила о доме, в котором завелось привидение, а Купер Томас клялся, что речь шла о лошади, живущей в доме, и что англичанка из Ливерпуля просто‑напросто пересказала им главу из Пеппи Длинный‑чулок.

После неудачной попытки разгадать английские загадки Лилибет вернулась на свое место и стала что‑то писать мелкими буквами на розовой карточке.

– Ну, Лилибет, как продвигается твоя разъяснительная работа среди наших дам? – спросил Мыслитель.

Лилибет сокрушенно покачала головой.

– Это и в самом деле бессмысленно, – печально проговорила она. – Ты и тут оказался прав! Пока я с этими дурехами разговариваю, они делают вид, что вполне со мной согласны, но стоит кому‑то высказать противоположное мнение, как они и с ним тут же соглашаются!..

Лилибет вздохнула и стала опять писать.

– Что ты делаешь, дорогая подруга? – насмешливо спросил Мыслитель, с удивлением глядя на нее.

Лилибет с усмешкой протянула ему свое произведение, а Туз пик, усмехаясь еще более явно, перегнулся к ним со своей парты. На розовой карточке было написано: «Сегодня, ровно в 15 часов 10 минут, у магазина для новобрачных фирмы «Мюллер».

– Что будет сегодня в пятнадцать часов десять минут у магазина для новобрачных? – спросил Мыслитель.

– Надеюсь, будет Томас Купер, – захихикала Лилибет и объявила Мыслителю, что с сегодняшнего дня собирается крепко подружиться с Купером Томасом. Это легко сделать, потому что Купер Томас уже давно сгорает от любви к ней и каждую неделю подкидывает ей письма, в которых молит о тайном свидании после школы. И вот теперь она решила внять его мольбам и подарить ему свою благосклонность.

– Но ты же Купера Томаса просто не выносишь! – удивился Мыслитель. – И всегда смеялась над его письмами?!

Лилибет кивнула.

– Правда, – сказала она. – Но что надо, то надо.

Оказывается, она затевает дружбу с Купером Томасом, как она сама призналась Мыслителю, только потому, что Туз пик считает Томаса классным вором.

– Когда я буду с ним дружить, – объяснила Лилибет, – я легко смогу за ним наблюдать и обо всем расспрашивать. И если я поведу себя умно, как сказал Туз пик, то Купер Томас обязательно рано или поздно себя выдаст.

– Лилибет, да что ты затеяла! – застонал Мыслитель. Он даже покрылся гусиной кожей от отвращения. И не только на руках, но и на животе. – Это же последняя подлость!

– Ты считаешь? – У Лилибет был несчастный вид, и она уже собралась разорвать розовую карточку на мельчайшие клочки, но тут вмешался Туз пик.

– Последняя подлость подкладывать нашему другу золотые часы в парту! – сказал он. – Быть искренним и честным, конечно, похвально, дорогой Мыслитель, но когда приходится распутывать грязную историю, нечего корчить из себя ангела! Сечешь?

– Туз пик, это была твоя идея? – спросил Мыслитель.

– Еще бы! – снова ухмыльнулся Туз пик. – И я на ней настаиваю. А может, у тебя есть лучшая?

Мыслитель промолчал.

– Вот видишь! – торжествовал Туз пик. – А нам надо хоть как‑то двигаться к цели.

И Туз пик ободряюще кивнул Лилибет. Лилибет сложила розовую карточку пополам, она была теперь величиной с марку, взяла карандаш и точилку и пошла, раскачиваясь, к мусорной корзинке. При этом она прошла мимо парты Купера Томаса и незаметно подбросила ему сложенную карточку.

Мыслитель наблюдал за Купером Томасом, увидел, как тот ее развернул, как прочел и как ясная улыбка вдруг осветила его лицо. Заметил он также, как Купер Томас обернулся и счастливыми глазами посмотрел в угол, где у корзины стояла Лилибет и с невинным видом точила карандаш.

– Это неблагородно, – тихо сказал Мыслитель Тузу пик.

Туз пик провел руками по своей огненной щетке волос, наморщил веснушчатый лоб и сказал:

– Он тоже повел себя неблагородно по отношению к Сэру.

– Немедленно перестань обвинять Купера! – вскипел Мыслитель. – Он лишь один из четырех подозреваемых, не более того.

– До тех пор, пока мы не докажем, наконец, его вину, – буркнул Туз пик и отвернулся от Мыслителя.

Мыслитель почувствовал, что пришел в бешенство, просто в бешенство. Так как это случалось с ним очень редко и он не привык к такого рода чувствам, ему стало совсем худо. Словно вдруг чудовищно разболелись зубы или начались желудочные колики. Мыслитель был не в силах ответить Тузу пик. Он также оказался не в состоянии сказать хоть слово Лилибет, когда она вернулась на свое место, села и с довольным видом шепнула:

– Клюнул! Сияет, как медный грош! Еще бы!

Молча прикрыв глаза и не вынимая пальца изо рта, Мыслитель ждал, чтобы прошел приступ бешенства. Когда фрау Хуфнагель вошла в класс, он чувствовал себя уже лучше, его недомогание теперь уже можно было сравнить с легкой тошнотой или с сухостью во рту.

Фрау Хуфнагель что‑то долго отмечала в журнале, и все с напряжением ждали, что же она потом скажет. Ведь не подлежало сомнению, что классный руководитель должен был занять какую‑то позицию в истории с кражами. После того как фрау Хуфнагель отметила в журнале отсутствие Сэра, она захлопнула журнал, подошла к окну и стала глядеть на сырые хлопья падающего снега.

– Она выигрывает время, – шепнула Лилибет.

Целую минуту, Лилибет проверила это по секундной стрелке своих часов, простояла фрау Хуфнагель у окна, затем она обернулась к ребятам и сказала, что ей, как классному руководителю 3‑го «Д», необходимо кое‑что обсудить с соучениками Михаэля Табора. Потом она подошла к парте Сэра, села на его место и объяснила, что этим она хочет раз и навсегда дать понять всем присутствующим, что никто, абсолютно никто не вправе считать Михаэля Табора вором. Для такого обвинения у них нет достаточных оснований.

После краткого мига полной тишины – так изумили всех слова учительницы – в классе поднялся возмущенный гул, который вскоре перешел в протестующие возгласы.

– Но ведь часы нашли у него в парте! – выкрикнула Сюзи.

– А скажите пожалуйста, кто же тогда, по‑вашему, крал? – задал вопрос Оливер Шмид.

– Ясно – он! Я с самого начала догадался! – крикнул Седлак Роберт.

Но фрау Хуфнагель перекричала их всех:

– Прекратите базар! Немедленно! Любой мог это сделать! А потом подложить часы ему в парту.

– Точно! – завопил Туз пик, поднял руки и стал аплодировать. Лилибет тоже зааплодировала. Мыслитель, который еще полностью не совладал со своим бешенством, только вяло поднял руки. И тем не менее эти одобрительные рукоплескания получились такими громкими, что перекрыли негодующее ворчание остальных.

Терпеливо, ни слова ни говоря, фрау Хуфнагель ждала, пока Туз пик и Лилибет не перестали хлопать, а Мыслитель не опустил руки. Тогда она сказала, что без стопроцентных доказательств никого нельзя обвинять в подобных вещах. И пусть они вспомнят, что Михаэль Табор их добрый товарищ и очень милый мальчик. И каждый должен поставить себя на его место, прежде чем бросит ему обвинение.

– Я не желаю ставить себя на место вора! – громко выпалил Роберт Седлак.

– Точно! – еще громче поддержала его Бабси Биндер.

Фрау Хуфнагель встала с места Сэра и сказала:

– Вы не способны рассуждать разумно, поэтому я вообще прекращаю этот разговор. – И она вернулась к учительскому столику. – До станьте учебники и откройте их на странице восемьдесят девятой. – Потом она поглядела на первую и вторую парту у окна и сказала, обращаясь к Мыслителю, Лилибет и Тузу пик: – Если вы видитесь с Михаэлем Табором, а я надеюсь, что вы видитесь с ним, то передайте ему, пожалуйста, что я не считаю его вором.

Мыслитель, Лилибет и Туз пик в восторге закивали, а Лилибет шепнула:

– С фрау Хуфнагель полный порядок. Мне стало легче.

И Мыслитель почувствовал, что он теперь снова может разговаривать с Лилибет.

– Да, – сказал он. – Таких, как она, у нас больше нет.

После урока немецкого, на котором речь шла о видах придаточных предложений, что отнюдь не помогло рассеять неприязнь, возникшую между большей частью класса и учительницей, фрау Хуфнагель вышла в коридор и встала в простенке между окон, прислонившись к стене, – она была в тот день дежурной по этажу.

Из пяти минут четвертой перемены Мыслитель истратил три на то, чтобы, прикрыв глаза и сунув палец в рот, принять решение. Потом он встал и вышел из класса. Туз пик и Лилибет подумали, что он пошел в уборную, но Мыслитель пересек коридор и прислонился к стене рядом с фрау Хуфнагель. Сперва учительница просто не обратила на него никакого внимания, потому что просматривала газету, а в коридоре все бегали и кричали. Мыслитель кашлянул. Когда и это не подействовало, он пододвинулся еще ближе к учительнице и снова покашлял, но на этот раз громче. Этого не услышать было уже невозможно.

– А, это ты, Даниэль, – сказала фрау Хуфнагель. – Как мило, что ты решил составить мне компанию. Дежурить, скажу я тебе, смертельно скучно. – Она улыбнулась Мыслителю и, указав на палец, который он сосал, сказала: – Знаешь, иногда меня охватывает страх, что ты его нечаянно проглотишь, как петушка на палочке.

Мыслитель вынул палец изо рта, внимательно его оглядел и пробормотал:

– Не бойтесь, его еще надолго хватит. – А потом, почти так же тихо, добавил: – Как вы считаете, фрау Хуфнагель, надо разоблачить настоящего вора или не надо?

– Даниэль, ты знаешь, кто вор? – Глаза у фрау Хуфнагель стали круглыми от любопытства.

– Пока еще не знаю, но, думаю, скоро буду знать.

Фрау Хуфнагель была явно взволнована.

– Ты что‑нибудь видел или слышал? У тебя есть доказательства, неопровержимые улики?

– Нет, только мысли, – сказал Мыслитель и обнаружил разочарование на лице фрау Хуфнагель. – Но на свои мысли я до сих пор всегда мог полностью полагаться. Проблема не в этом. Проблема в том, – и Мыслитель снова сунул палец в рот, – что вора мне, скорее всего, будет жалко. Похоже, он окажется неприкаянным, бедным малым.

– Но он же вор! – воскликнула фрау Хуфнагель.

– Ну и что? – Даниэль внимательно посмотрел фрау Хуфнагель в лицо. – Ну и что? – повторил он.

– Нет, позволь, Даниэль! – Фрау Хуфнагель была искренне в ужасе. – Разве можно красть? Вот уже не ожидала этого от тебя услышать! И нет у нас в классе таких бедных ребят, которые были бы вынуждены красть. Я знаю, в каких условиях живет каждый из вас.

– Я сказал «бедный» в другом смысле.

– В каком? Мыслитель пожал плечами.

– Я еще сам не знаю точно, но я это чувствую.

– Все равно, Даниэль. – Фрау Хуфнагель покачала головой. – Нельзя допустить, чтобы в классе кто‑то уносил все, как сорока. Ты же видишь, что сейчас у нас происходит. Так дальше не может длиться.

– Конечно, не может, – согласился Мыслитель. – Но я подумал, что вор, который по какой‑нибудь особой причине крадет, не хуже того, кто без всяких оснований, без настоящих доказательств, обвиняет своего товарища по классу в воровстве. Так вот скажите, прав я или нет? И еще я хотел бы знать, что произойдет с вором? Что его ожидает?

Звонок уже известил об окончании перемены, коридор опустел, а фрау Хуфнагель все еще не ответила Мыслителю на его вопросы. В конце концов, когда учитель биологии показался на лестнице, она сказала:

– Прости меня, Даниэль, но оба ответа не так‑то просто дать. Мне надо подумать.

Что надо все хорошенько обдумать, прежде чем ответить, это Мыслитель понимал. Он кивнул фрау Хуфнагель и вместе с учителем биологии вошел в класс.

 

 

ГЛАВА,