Как в Простоквашино со средствами массовой Информации боролись

(Глава восьмая. Газетная)

 

Однажды зимним утром, ближе к обеду, проснулись простоквашинцы, а на заборе у дяди Федора большими буквами написано:

«ПОЧТАЛЬОН ПЕЧКИН — БОЛЬШОЙ ДУ…» Печкин прочитал это, переписал на бумажку и пошел в городской простоквашинский суд:

— Смотрите, как мою честь и достоинство порочат. Предъявите им иск на сто миллионов рублей.

Судья, еще из прежней жизни, по фамилии Молоковозов говорит:

— Подумаешь! Да про всех наших вождей по всей стране на всех заборах написано, что они большие ду…

Печкин отвечает:

— Как по всей стране, не знаю. Только у нас в Простоквашино забор — это средство массовой информации. Это как журнал «Огонек» или «Новая газета». Наш забор все люди читают.

— А может, нам опровержение написать, и все? — предлагает судья.

— А как это?

— А так. Сверху написать: «Почтальон Печкин не большой ду…» Печкин подумал и говорит:

— Нет. Так еще хуже получается. Это уже двойное оскорбление. Нет уж, назначайте слушание. Или пусть они деньги платят, или будем их забор сносить.

Судья говорит:

— Да откуда у них деньги?

— А ничего. Пусть корову продают.

Судья назначил слушание. Вызвали Шарика и кота Матроскина. Все как положено:

— Встать, суд идет. Слушается дело о защите чести и достоинства почтальона Печкина. Вы согласны с предъявленным обвинением?

Матроскин не согласен:

— Мало ли что на нашем заборе написано. Важно, кто писал. Пусть он и отвечает.

— А кто писал? — спрашивает судья. — Это же ваш автор.

— Давайте вместе искать, — предлагает Матроскин.

— А я его знаю, — говорит Шарик. — Это пенсионер один написал. Он на Печкина обиделся за то, что Печкин почту приватизировал и цены за доставку в пять раз повысил.

— Видите, — указывает Печкин. — Их тут целая шайка.

Судья говорит:

— Объявляется перерыв на два часа для отыскания соответчика.

Когда Шарик и Матроскин вышли на улицу, Матроскин спросил:

— Откуда ты, Шарик, этого пенсионера взял? И чего это он на нашем заборе пишет? Писал бы на своем. Кто это такой?

— Да никто, — ответил Шарик. — Я просто время выигрывал. На заборе про Печкина это я написал. Потому что я из-за него журнал про охоту получать не могу, так здорово он цены поднял.

— Вот это писатель! Вот это журналист — золотое перо! — ехидно восхищается кот. — А почему не полным текстом писал? Что это за скромность такая, что это за застенчивость повышенная?

— У меня на полный текст забора не хватило. Я до самого угла дошел.

Тут Матроскин как себя по лбу хлопнет:

— Слушай, а краска у тебя осталась?

— Есть немного.

Матроскин прямо с места домой побежал. Прибежал к забору, оторвал несколько досок и что-то на них написал. И снова в суд прибежал, к старорежимному судье Молоковозову.

И вот процесс снова начался. Все как положено:

— Встать, суд идет. Слушается дело о защите чести и достоинства почтальона Печкина.

Судья спрашивает:

— Ну что, нашли вы соответчика?

— А зачем? — отвечает Матроскин. — Дела то никакого нет.

— Как нет? — кричит Печкин. Человека оскорбили. Можно сказать, вывели на чистую воду, а теперь говорят «нет».

Судья Молоковозов тоже удивился:

— Почему никакого дела нет?

— А вы вторую полосу нашего забора читали?

— Нет.

— Вы тогда прочтите, что там дальше написано. Я даже эту надпись с собой принес.

И выложил Матроскин несколько досок от забора.

А там было написано: «…ШИ ЧЕЛОВЕК». И все поняли, что эта надпись не оскорбляет Печкина, а поднимает ввысь, как почтальона и человека.

Так что дело было закрыто. И все довольные (кроме кота Матроскина) разошлись по домам.

А кот Матроскин ворчал:

— Эх я, растяпа. Надо было мне с этого «БОЛЬШОЙ ДУШИ ЧЕЛОВЕКА» еще деньги на судебные издержки потребовать и на ремонт забора. Учить надо их, этих монополистов!

 

 

КАК В ПРОСТОКВАШИНО

ФОРМИРОВАЛСЯ КАЗАЧИЙ ПОЛК

(Глава девятая. Ложно-патриотическая)

 

Однажды пес Шарик пришел к Матроскину и к дяде Федору на кухню в большом возбуждении:

— Вы знаете, кого сейчас больше всех у нас в стране уважают? Я в газете прочитал «Московский балаболец».

— Кого?

— Казаков, вот кого!

— Каких казаков? — спрашивает Матроскин.

— Таких казаков! Казачьих казаков! Которые с лампасами, — говорит Шарик.

— Почему ты так решил?

— Да потому, что в Москве скоро будет памятник поставлен казакам-освободителям. Тем, которые революционных рабочих разгоняли.

— Им будет памятник поставлен за то, что они рабочих разгоняли? — поразился Печкин.

Он тоже на кухне с Матроскиным чай пил.

— Ну да. Они же против царя бунтовали. Вот казаки и гоняли их с утра до вечера.

— Плохо они их гоняли, — ворчит Матроскин. — Гоняли бы они их хорошо, никакой бы революции не было. И советской власти тоже.

Тут Печкин взвился:

— А чем тебе советская власть помешала? Она же тебе дураку все дала. Если бы не советская власть, мы бы с тобой, Матроскин, как личности одной формации, полы бы мыли или рвы копали. Или бы свиней пасли.

— С чего это ты взял, что мы бы с тобой полы мыли, — обиделся Матроскин. — Ты бы, Печкин, может быть, и мыл полы. Только ты бы мои полы мыл. И свиней бы ты моих пас.

— Ладно, ладно, — успокоил их Шарик. — Только казаки сейчас в полном порядке, а мы время теряем.

— Что же ты предлагаешь? — спрашивает кот.

— Предлагаю полк казачий сформировать в нашей станице Простоквашинской.

— Да зачем? — спрашивает Печкин.

— Да затем, — кричит Шарик, — что можно вооружиться и с мафией бороться! Можно начальство учить уму-разуму! Можно милиционера Люськина с позором из деревни выгнать! Можно налогового инспектора Кукушкина на площади выпороть!

— Хорошие мысли, — говорит Печкин. — Меня они убеждают.

И так он барственно, по-казацки, стал дрова в печку подбрасывать.

— А меня нет, — говорит Матроскин, — и прошу оставить меня в покое, гражданин Шарик.

— Я теперь не гражданин Шарик, я теперь есаул Шарый, — говорит пес. Он даже запел для убедительности: — Есаул, есаул, что ж ты бросил коня…

— А я — станичный атаман Печкин! — обрадовался почтальон Печкин. — Дайте мне шашку острую и коня! Я буду почту верхом развозить.

Тут Матроскин схватил половник и замахнулся на них обоих:

— А я, как революционный матрос Котенко, говорю вам: а ну пошли с нашей кухни! А не то я этим вот половником головы вам быстро поотрубаю.

Оба нью-казака Шарик и Печкин сразу с кухни ускакали. Как известно, с революционными матросами во все времена шутки были плохи.

Так революционный матрос Матроскин завалил всю станичную вольницу. И не стала деревня Простоквашино станицей Простоквашинской.

Дядя Федор потом спросил.

— Матроскин, почему же ты не дал казакам образоваться? Это же так романтично.

— А потому что сначала казаки — это очень прогрессивно, — ответил Матроскин — А потом все по-другому оборачивается.

— Это как по другому?

— А так. Наш Шарик сейчас — Шарик как Шарик. А как только он нагайку в лапы возьмет, он сразу другим сделается. Он сразу один нехороший лозунг выбросит.

— Какой нехороший?

— А такой «Бей котов, спасай Россию».

И дядя Федор сразу его понял.

 

 

ИСТОЧНИКИ ИНФОРМАЦИИ

ИЗ ПРОСТОКВАШИНО

(Глава десятая. Политическая)

 

Почтальон Печкин, как известно, был не самый честный человек в Простоквашино. Однажды зимой, когда уже совсем делать было нечего, а снега намело под самую крышу, он прочитал чужое письмо.

Прочитал и за голову схватился.

Это письмо писал шофер одною крупного бизнесмена — бывшею начальника охраны — своему племяннику Васе в деревню. Там были такие эпизоды:

«…А на днях мой хозяин еще одного первого заместителя премьер-министра купил. У нас их штук десять теперь, и все — первые…

Этот первый НАШЕМУ за это все Уренгойское газовое месторождение по дешевке сдал в краткосрочную аренду на триста лет.

Да, чуть не забыл, на днях НАШИ шлепнули одного банкирчика. Шлепнули прямо в лифте. И во вторник шлепнут еще одного. Он хочет одиннадцатому первому заместителю стукнуть о нашей сделке.

НАШИ такого не любят. Сначала НАШИ хотели одиннадцатого первого заместителя премьера тоже купить, но его уже перекупила братва из другой команды. Вот и приходится принимать силовые решения…

Когда мы десятого покупали, был очень важный вопрос, как хорошему человеку деньги выплатить? НАШ ему деньги в наш собственный «Шлепа-банк» перевел на его счет — пятьсот пятьдесят тысяч долларов.

На всякий случай они договорились, что это плата за лекцию «О невозможности проникновения коррупции в высшие эшелоны власти», которую этот десятый вице-премьер читал в клубе железнодорожников.

Сейчас этот первый хочет издать свою лекцию в Германии в виде книжки. И немцы ему уже выдали аванс пятьсот тысяч марок Теперь у каждого немца дома будет такая книжка. (И Нюренгринский газ по дешевке. Немцы ведь не фраера.) Так что, дорогой Вася, живем мы насыщенно и интересно…

Ты, Вася, это письмо никому не показывай, а то у тех, кому ты его покажешь, будут сложности…» Печкин как прочитал письмо, так по сугробам и бросился к коту Матроскину:

— Ведь ужас что творится! Давайте принимать меры. Так ведь всю страну растащат. Я как бывший коммунист (и как будущий) этого не допущу.

— Не растащат, — сказал Матроскин. — Примем меры. Вы, дядя Печкин, это письмо отправьте по адресу. А я с него копию сниму и в милицию передам. Там сразу разберутся и кого надо возьмут.

Снял Матроскин копию письма, надел лыжи и бегом к инспектору Люськину.

— Смотрите, что делается! Страну распродают. Берут взятки и людей убивают!

— Безобразие, — говорит инспектор Люськин. — Будем искать источник.

— Источник чего?

— Информации.

— Да при чем тут источник? — возмущается кот. — Надо бандитов искать.

— А вот этого не надо! — отвечает Люськин. — У нас налицо вмешательство в частую жизнь, нарушение тайны переписки. Это же нарушение конституции, а мы будем бандитов искать! Нам нельзя отвлекаться на мелочи. Этим мы и займемся. Мы найдем преступника. Говорите, кто источник?

— Бизнесмен!

— Какой бизнесмен?

— Который первого вице-премьера купил. От него все и истекает, отвечает кот.

— Ну вот что, — творит Люськин. — Ты мне голову не мудри. Ты мне прямо отвечай, от кого это письмо к тебе пришло.

— От человека, который у бизнесмена служит, который десять первых вице-премьеров купил, которые страну продают. Этот бизнесмен «Шлепа-банк» имеет и по полмиллиона платит за одну лекцию в клубе железнодорожников. А во вторник он еще и банкирчика шлепнуть хочет.

— Нет, ты понимаешь, на какого человека ты руку поднимаешь? То есть, я хотел сказать, ты понимаешь, от какого дела ты меня отрываешь? Мне нужен источник.

Матроскин письмо забрал и ушел.

И куда он только с этим письмом не ходил.

И в газету «Известия», и к первому прокурору страны, и на Центральное телевидение. И везде слышал только одно:

— Источник. Срочно откройте источник. Как только мы узнаем все источники, мы быстро в стране порядок наведем.

«Очень грустная история, — подумал Матроскин. — Я так понимаю, что в стране источников все меньше и меньше становится. Скоро будет один сплошной порядок».

И решил он больше никуда из Простоквашино нос не высовывать.