Зашифрованные мысли телепатической дуэли Филинчика и замонима

Начинал замоним:

 

— ответил Филинчик. —

Замонима это ничуть не смутило.

— сказал замоним и победоносно рассмеялся.

 

— спросил Филинчик и тут же сам дал ошеломляющий ответ на свой вопрос:

 

У меня раскалывалась голова. Их мысли были невыносимы своей глубиной, шириной и высотой.

Я спрашивал себя, как долго еще смогу протянуть, но тут вдруг в голове моей послышался голос «Лексикона» Филинчика.

 

— Послушай, мой мальчик, — шептал мне Филинчик, — я скажу тебе, что ты должен сделать. Тихонько подкрадись к замониму и брось его в центр Облака Тьмы. Это самая сильная сила универсума. Уж она-то с ним справится. Но запомни: ни в коем случае не думай ни о том, что ты делаешь, ни о том, что ты собираешься сделать. Замоним тебя не видит, но он может читать твои мысли. Я постараюсь отвлечь его, но боюсь, это будет не надолго.

 

— воскликнул Филинчик, отвлекая замонима. —

 

Я не знаю, что тяжелее: думать совсем не о том, что ты делаешь, или же делать совсем не то, о чем ты думаешь. Только куда сложнее думать ни о чем или даже просто думать, что ты думаешь ни о чем, и в то же время делать совсем не то, о чем ты думаешь. Попробую объяснить по-другому.

Мне все время приходилось думать, что я ничего не делаю и стою на месте, в то время как на самом деле я медленно приближался к замониму.

Йети-стражники не представляли для меня опасности. Замоним был всецело поглощен дуэлью с Филинчиком и не мог ими командовать, так что они стояли неподвижно, как выключенные роботы, и тупо пялились на Облако Тьмы.

Я медленно, шаг за шагом, приближался к замониму. Мне пришлось пуститься на хитрость и все это время представлять себе капельку пота, которая якобы катится у меня по спине, в то время как я стою на месте и наблюдаю за дуэлью Филинчика. Я уже сам превратился в эту капельку пота, эту маленькую соленую бусинку, которая катится по шерсти, прокладывая себе извилистую дорожку вниз.

(Маленький шажок.)

Я скатился вниз по затылку и побежал в густой шерсти по позвоночнику.

(Еще шажок.)

Так, вдоль позвоночника, я катился вниз по спине.

(Еще шажок.)

Ой, шерстинка на пути. Шарахнулся в сторону, но слишком поздно, часть жидкости осталась висеть на нем. Уменьшившись почти вдвое, я покатился дальше.

(Еще шажок. Уже близко.)

О! Хм… Я капля пота… Я капля пота…

(Еще шажок. Остался метр.)

Капля пота. Капля пота. Капля пота. Мой мозг отключен. От волнения ничего другого не приходило в голову.

(Последний шаг. Почти у цели.)

— Давай! — шептал Филинчик. — Давай!

 

— АГА! ПОПАЛСЯ, ПРОКЛЯТЫЙ ЗАМОНИМ!

 

Эта мысль вдруг жирным шрифтом отпечаталась у меня в мозгу, и я ничего не мог с этим поделать. Слишком уж сильно мне хотелось поскорее утереть нос ненавистному замониму. Если бы Филинчик не вмешался, возможно, ничего бы не произошло. А так я потерял контроль. Замоним отреагировал мгновенно:

— Йети, хватайте Синего Медведя!

Философский камень соображал молниеносно, он тут же раскусил план Филинчика и незамедлительно принял меры.

— Все машины, полный вперед! — скомандовал он.

Но я был уже тут как тут. Схватил стеклянный колпак и понял, что он прочно приклеен. В тот же миг пятеро йети навалились на меня со всех сторон.

Машины снова заработали. Из труб повалил черный дым. Корабль дернулся как от резкого толчка и начал движение. Йети зашатались, но тут же снова бросились на меня.

Только зря они оставили Грота без присмотра. Тот своим варварским умом быстренько оценил ситуацию и понял, что сейчас тут начнется хорошая заварушка. А он не привык смотреть на драку со стороны, поэтому разбежался и со всего размаху воткнулся своей квадратной башкой одному из йети в живот.

— Так ему, Грот! Врежь как следует! — подзуживал Цилле.

Грот схватил падающего йети за ногу и начал вращать над головой, как булаву.

Остальные йети в страхе ретировались.

— Быки! — приказал замоним. — Хватайте Синего Медведя!

Добраньские быки тут же очнулись от своего летаргического сна. Только из-за сильного дыма им не сразу удалось сориентироваться в пространстве.

— Профессор Филинчик! — крикнул я. — Колпак приклеен.

— Сделай шаг назад! — попросил Филинчик уже своим обычным голосом.

Я отступил на шаг. В мозгу у Филинчика раздался щелчок, как когда-то в Ночной школе, когда он открывал банку сардин одной лишь силой своего ума. Звук этот был громким и четким, несмотря на царивший вокруг шум, и у всех, кто его слышал, по спине побежали мурашки. Стеклянный колпак легонько задрожал, и по нему поползли трещинки. Потом стекло хрустнуло и разлетелось на мелкие осколки.

Я схватил замонима. Он был холодный как лед.

— Неееет! — завопил он. — Я приказываю тебе…

Я размахнулся и швырнул его в клокочущую темноту. То, что произошло потом, боюсь, не удастся описать обычными средствами нашего языка. Все же я попытаюсь, хотя не ручаюсь, что выйдет достаточно достоверно.

 

Недостаточно точное описание не поддающегося описанию события. Замоним исчез в черноте, словно кусок сахара в стакане крепкого кофе, и в тот же миг в голове моей зазвучал его голос, настолько пронзительный, что я испугался, как бы глаза у меня не вылезли из орбит. Я зажал уши лапами, но это, естественно, не помогло.

Все остальные, кто был на палубе, тоже зажали уши. Облако Тьмы съежилось, и послышался звук, словно с неба сбросили целый вагон кирпичей.

Потом, с громким лаем разъяренных цепных псов, Облако снова раздалось, расползлось в ширину, увеличив свой диаметр многократно, и осталось на какое-то время в форме сплюснутого черного мяча, из которого то и дело выстреливали молнии.

В конце концов оно в несколько приемов снова приняло свои первоначальные форму и размер. На мгновение воцарилась полная тишина: Облако, по-видимому, впитало в себя даже ухающие удары машин. Потом над океаном прокатилась космическая отрыжка, какую не в состоянии произвести даже самый гигантский боллог.

Вопль замонима у нас в головах смолк.

А вместе с ним исчез и сам замоним.

Команда очумело металась по кораблю.

Власть замонима над ней прекратилась.

Филинчик на своем филинотроне напоминал ковбоя, скачущего на диком быке. Облако Тьмы дергалось и брыкалось еще сильнее и непредсказуемее, чем прежде. Профессор отчаянно тянул за рычаги и жал на педали, но, похоже, был уже не в состоянии с ним совладать.

— Тьма должна сначала немного привыкнуть к замониму! — прокричал он. — Боюсь, на это уйдет время. Мне ее не удержать!

Облако бешено выгибалось и ржало, как дикая лошадь. Филинчик говорил так, будто его разобрала икота:

— Мне-е каже-е-тся, я не м-м-мо-гу е-е-ё уд-д-е-р-жать…

Тут Облако вскинулось и понеслось бешеным галопом вместе с Филинчиком зигзагообразным курсом над океаном, словно воздушный шар, из которого выпустили воздух. Вскоре и от него, и от Филинчика на филинотроне осталась всего лишь черная точка, которая быстро растаяла на горизонте.

Филинчика не стало, но и замонима тоже. Команда «Молоха» была свободна.

Все они еще плохо соображали и не понимали, кто они и где находятся, но это должно было скоро пройти. Грот упорно продолжал душить какого-то йети, который наверняка не понимал, что с ним происходит. Мне пришлось вмешаться и оттащить Грота. У нас было много дел, предстояло провести обширную разъяснительную работу.

Стоп, машины! Сначала нужно было остановить машины. Черные облака дыма не облегчали ориентацию в пространстве на корабле, да и сутолока от них не становилась меньше. Я вбежал в одно из машинных отделений и встретил там группку ошарашенных йети, тщетно силящихся вспомнить свои имена.

Все это время кораблем фактически управлял один замоним. Философский камень лично руководил работой каждой машины, каждой печи, каждого поршня и каждого винта на «Молохе», здесь не было ни капитана, ни опытных офицеров, только лишь сотни покорных рабов, которые бездумно исполняли приказы. Без замонима команда не знала, что делать. А машинное отделение корабля было так сложно устроено и настолько огромно, что даже мне потребовались бы годы, чтобы разобраться, что к чему. Сознание этого пришло ко мне именно в тот момент, когда один из йети-кочегаров попросил у меня автограф. Последним его воспоминанием была гладиаторская дуэль в Мегатеатре Атлантиса с моим участием.

Я снова поднялся на палубу. В принципе, положение наше было не совсем безнадежно. Рано или поздно топливо в печах перегорит, и машины остановятся сами собой, нужно только немного подождать. Тогда можно будет спустить на воду шлюпки и отпустить «Молох» в свободное плавание.

— Ну как, нашел тормоза? — поинтересовался Цилле.

— У «Молоха» нет тормозов.

— А жаль. Они бы нам сейчас пригодились. Слышишь звук?

 

Звук. Я слышал. Это были удары поршней машин. Урчание топок. Шипение вырывающегося пара. Топот и возгласы обалдевших йети. И еще какое-то клокотание.

— Да, что-то клокочет.

Звук показался мне странно знакомым. Где же я его слышал?

— Еще как клокочет, — подтвердил Цилле. — Что бы это могло быть? Тут в дыму ничего не разглядишь. Все громче и громче. Похоже, мы плывем прямо на него.

— Давайте залезем на трубу и посмотрим, — предложил Грот.

Мы выбрали самую длинную трубу из тех, что были в тот момент не в работе. Сбоку у нее оказались приделаны металлические ступеньки, уходящие далеко наверх и исчезающие в густых облаках дыма. Поднявшись приблизительно метров на тридцать, мы совершенно лишились возможности что-либо видеть. Дым сгустился и стал настолько едким, что нам пришлось зажмуриться и не дышать, поспешно продолжая свой путь вслепую, с плотно закрытыми ртами.

И вот наконец копоть рассеялась. Мы висели примерно в двухстах метрах над водой. Внизу распростерся плотный ковер черного дыма, что несколько успокаивало, создавая обманчивое впечатление мягкой страховки на случай падения. За границами облака, особенно со стороны бака, море было хорошо видно. Здесь, наверху, клокотание слышалось еще отчетливее. Теперь я наконец понял, почему оно мне показалось знакомым. Я уже однажды слышал этот звук.

Хотя теперь и так было видно, откуда он шел. На расстоянии приблизительно десяти километров от нас в море зияла огромнейшая дыра, гигантский водоворот, бурлящий круг, во много раз превосходящий размерами «Молох».

То был Жерлоток, легендарная морская воронка, из которой меня так удачно спасли карликовые пираты.

И мы на полном ходу неслись прямо на него.