Масскультурная контрреволюция

О двух глобальных революциях, которые мало кто заметил, но последствия которых не замечать невозможно. О Ксении Собчак и о Бибере, а также о том, почему могильщиком масскультуры является интернет

 

http://www.podst.ru/posts/6316/

 

Современники редко умеют оценить масштаб событий. После большевистского переворота в 1917‑м петербургская биржа торговала как ни в чем не бывало. В наши дни говорят о революциях ближневосточных, то есть локальных, но мало кто говорит о двух недавних революциях глобальных: агрикультурной и масскультурной.

Агрикультурная революция состояла в том, что наш человек, наконец, одомашнил рыбу и морепродукты, научившись производить форель, мидии или устрицы точно так же, как он производит говядину или молоко.

Смысл масскультурной революции схож: музыка теперь поставлена на поток. Музыкальный продюсер ее производит, как производят лосося или унитазы. Он изучает рынок сбыта, объявляет кастинг и вкладывает деньги в раскрутку группы. То, что сегодня звучит в эфире – это не ужас, как многие полагают, а массовое производство. Фабрика по выпуску «Доширака», просто добавь попсы.

И агрикультурная, и масскультурная революции случились, потому что появились новые технологии. Появились рыбные корма и ускорители роста, появилась серьезная обработка звука, позволявшая выступать под «фанеру». Появились и новые виды сбыта, заточенные под индустриальный продукт. Гипермаркеты для продажи рыбы и телевидение и fm‑станции для сбыта звезд.

И вот тут‑то изобрели интернет, который оказался не столько продуктом эпохи, сколько ее могильщиком. Потому что интернет‑среда оказалась противоположной индустриальной. Музыкальные продюсеры, научившиеся штамповать музыкантов и биться за ротацию в эфире, оказались бессильны там, где в топы популярности выходит то трехгрошовый клип ОК‑go! то поющая толстая домохозяйка Сьюзан Бойл, то обретший вид мистера Трололо Эдуард Хиль, то Ксения Собчак, интервьюирующая на мобильник Василия Якеменко. Это вам не производство очередного Бибера, который будет заменен новым смазливым подростком, как только тот подростком быть перестанет – или как только в него перестанут закачивать деньги.

В интернете нет разницы между «много» и «мало», в интернете не действуют привычным образом деньги, интернет экстерриториален и, наконец, он хорошо заточен под индивидуальное, а не индустриальное производство и потребление. В Москве сейчас 54 fm‑радиостанции, но меня не удовлетворяет ни одна, и я слушаю через интернет французское радио Telerama да парочку джазовых станций с iTunes. В стране издаются сотни журналов – но сотни тысяч человек воротят от них нос, предпочитая Slon, или LookAtMe, или ЖЖ Навального.

Главный дефицит интернета – не денег, а идей.

И я буду только рад, если вы эту идею усвоите.

 

1 ноября 2011

 

Русское чтиво – 1

О тех современных русских авторах, чьи книги бы прочесть я непременно рекомендовал

 

http://www.podst.ru/posts/6345/

 

Некоторое время назад я получил предложение от одной местной газеты. За гонорар вдвое выше московского меня нанимали писать колонку типа «культура». Газета мне показалась симпатичной, хотя редакторша слегка напоминала барыню, которая, стремясь прослыть современной, выписала из Парижа гувернера‑француза. Но я согласился, и, памятуя про пастернаковское «нельзя к концу не впасть как в ересь, в неслыханную простоту», отослал в качестве колонки список лучших современных русских авторов. Такие списки важны по той причине, что у нас сегодня читают мало еще из‑за того, что люди не знают, с чего начать.

Следствий моего труда было два. Во‑первых, барыня труд отвергла: она‑то ждала красот стиля. Во‑вторых, сайт Slon.ru начал, с моей подачи, публикацию списков non‑fiction книг от разных известных людей. Так что вот мой вам отвергнутый список худлита: если про Улицкую и Лимонова вы слышали, то насчет Терехова я уже не уверен. Итак…

1. Людмила Улицкая. «Даниэль Штайн, переводчик» и «Зеленый шатер». «Штайн» – это роман о своем среди чужих, а «Шатер» – о том, как эпоха ломает хребты. «Шатер» – хитрый роман: начинается полифонией (три девочки, три мальчика), но когда мальчик‑музыкант набредает по сюжету на музыку Шенберга и Штокхаузена, сам роман превращается в какофонию. Хороши и рассказы Улицкой, нередко бунински эротичные. Жаркие, потные, возбужденные девочки, теряющие невинность случайно, как куклу.

2. Александр Терехов. «Каменный мост». Терехов велик хотя бы тем, что создал жанр анти‑мокьюментари (mocumentary – это вымысел, притворившийся документом). Не сразу врубаешься, что история убийства 16‑летним сыном наркома 16‑летней дочери посла и создания фашистской организации в кремлевской школе во время войны реальна. А вообще «Мост» – роман о невыносимом страхе смерти.

3. Эдуард Лимонов. Пятью главными романами Лимонова можно унять жажду, как Христовыми пятью хлебами – голод. «У нас была великая эпоха», «Подросток Савенко», «Молодой негодяй», «Это я, Эдичка», «Дневник неудачника». Сцена совокупления героя с негром из «Эдички» – одна из лучших в русской литературе, и там не про секс. Просто все вокруг мертвые, а черный парень – единственный живой.

4. Владимир Сорокин. «Голубое сало», «День опричника». Сорокин – образцовый постмодернист, жонглер привычностями. Ныне он пишет романы, где мало что оставляет даже не от Путина, а от русской идеи. Именно в этом (а не в откровенных сценах) причина, почему «нашисты» бросали книги Сорокина в унитаз.

5. Виктор Пелевин. «Generation «π», «Empire «V», «Ананасная вода для прекрасной дамы» (последняя книга). П. работает так: вычленяет из хаоса смысл, а потом – ап! – макает его во флуоресцентную краску. Получается инсталляция, раскрашенный скелет современной эпохи. Глава «Зенитные кодексы Аль‑Эфесби» из «Ананасной воды», выставляющая на обозрение промытое телевидением общество, в этом смысле – запредельная вещь.

Еще раз: Улицкая, Терехов, Лимонов, Сорокин, Пелевин.

В следующий раз список продолжу.

 

9 ноября 2011

 

Русское чтиво – 2

О лучших русских современных писателях: вторая часть списка

 

http://www.podst.ru/posts/6373/

 

Если кто пропустил первую серию: в ней шла речь о том, как мои попытки перейти от рассуждения к назиданию, то есть от рассуждений о современной культуре к прямому указанию, что читать, были отвергнуты редакторшей, возмущенной самой идеей публиковать списки рекомендуемых книг.

В первой серии речь шла об Улицкой, Терехове, Лимонове, Сорокине, Пелевине. Вот окончание списка, который, для круглого счета, я специально ограничил цифрой «10». К черту жанр – важна практичность. Чтобы не заблудиться в книжном магазине, где и Айн Рэнд, и Аставацатуров, и Тило Сараццин, и куча пустой породы – все вперемежку.

Итак, продолжаю:

6. Дмитрий Быков. Я люблю этого великого толстяка, я с Быковым дружу, я обожаю Быкова за стихи (любимейшее из «Пригородных электричек»: «Парень в рыжем полушубке/ Лет примерно двадцати/ Обнимает девку в юбке /Типа «Господи, прости!»), а прозу ценю за язык и сатиру уровня Салтыкова‑Щедрина. Лучшее у Быкова – «Орфография», «ЖД» и толщиной напоминающий самого Быкова «Пастернак».

7. Михаил Шишкин. Шишкин живет наполовину в Германии, что не могло на него не повлиять: все‑таки интеллектуальное бурление сегодня лежит по другую сторону океана и в любом случае по другую сторону Буга. Когда‑то шишкинский роман «Венерин волос» очаровал меня тонкими мазками, лессировками – однако это кватроченто свелось к одной идее, хоть и неглупой: пусть люди врут, но сами истории подлинные. Теперь все советуют «Письмовник» – непременно буду читать.

8. Алексей Иванов. В федеральную моду пермяк Иванов был запущен главным российским трендмейкером Леонидом Парфеновым. «Географ глобус пропил» – это роман о русском Питере Пэне, роман об учителе географии, так и не повзрослевшем и застывшим в подростках; это роман, переплавивший все эти «ты, блин, скотина, чего мою ручку‑то берешь?» в реальную литературу. «Общага на крови» – роман об ангеле, живущем в общежитии. Далее следуют «Золото бунта», «Блуда и МУДО».

9. Михаил Идов, «Кофемолка». Это недавно открытый в России, не вполне русский автор (потому как живет в США), рукоположенный в наимоднейшие журналом GQ. «Кофемолка» – это фактически авторизованный перевод замечательного производственного романа об открытии кофейни в Нью‑Йорке. От чтения возникает удивительное ощущение иной возможной русской жизни, потому что читать Идова – это как Вуди Аллена смотреть.

10. А вот на десятое место претендентов много. Например, трое питерских авторов: Павел Крусанов с «Укусом ангела», Андрей Аствацатуров со «Скунскамерой» или Александр Секацкий с «Прикладной метафизикой». «Метафизика», впрочем, не роман, а поваренная книга интеллектуала. Ну, так я и сам предпочитаю non‑fiction: Докинза, Хокинга, Хантингтона…

Так что я, пожалуй, сделаю паузу, скушаю свой твикс – чтобы подумать о новых списках…

 

15 ноября 2011

 

Молчание ягнят и агнцев

О том, что превращает Анатолия Чубайса и протоиерея Георгия Митрофанова в братьев‑близнецов

 

http://www.podst.ru/posts/6398/

 

Я редко призываю покупать журнал «Огонек» – я пишу туда колонку, и, получается, рекламирую себя самого – но 45‑й номер, с мамой и дочкой Водяновыми на обложке, является исключением. Там нужно разыскать два интервью: с Анатолием Чубайсом и с профессором петербургской духовной академии протоиереем Георгием Митрофановым. Они почти ровесники – обоим шестой десяток, оба умны, оба знают цену системам, которые их подняли наверх, оба переживают трагедию этих систем.

Чубайс говорит о трагедии России, которая смогла перейти от командной экономики к рыночной, но не смогла от автократии перейти к демократии, и теперь стоит на развилке между закручиванием гаек и либерализацией политики.

Отец Георгий говорит о том, что церковь, сбросившая ярмо несвободы в 1990‑е, веру в Христа заменила верой в тоталитарную идеологию, замешанную на величии страны и поисках врагов, превратившись в комбинат по производству ритуальных услуг.

А вот дальше – внимание! – эти два диссидента делают кульбит.

Чубайс, отвечая на вопрос, нужно ли вводить свободные выборы в России, вдруг начинает твердить о великих рисках, которые несет прыжок из несвободы в свободу, о каких‑то постепенных шагах, но про сами шаги не говорит ни слова.

А отец Георгий, печалуясь, что церковь никак не реагирует, не дает оценок грандиозным переменам в жизни страны, тут же, опустив глаза долу, начинает сам этих оценок избегать, расточая комплименты патриарху, как будто это не при двух последних патриархах православная церковь стала служить Кесарю, а не Христу.

Я не буду говорить, что кульбиты, которые публично совершают два умных человека, лично мне отвратительны. Отвратительно ругать систему, созданную Кесарем, но тут же льстить самому Кесарю. Я не буду даже говорить, что русская резинка, благодаря таким вот придворным умникам, будет растягиваться все больше. Чубайсу ли этого не знать: в свое время, откладывая и откладывая девальвацию рубля, он добился того, что рубль в августе 1998‑го рухнул сразу вчетверо. И я не думаю, что по поводу свойств русской резинки у Анатолия Чубайса или Георгия Митрофанова есть сомнения.

Я лишь хочу сказать, что за их критикой системы с одновременным желанием ее сохранить кроется, как мне кажется, элементарный страх. Страх потерять тот комфорт, который они имеют. Дачу в Жаворонках, машину с мигалкой, кафедру в академии, сладкий сон и сытный стол. Потерять все и довольствоваться служением идее. То есть они понимают, что все рухнет, но видят в этом угрозу и лично себе, а потому надеются, что рухнет уже после их смерти, пусть даже рухнет куда более кроваво и страшно.

Лично мне за них стыдно. Вероятно, и с Чубайсом, и с отцом Георгием мы увидимся теперь в аду. И, поскольку в загробную жизнь я не верю, то боюсь, что нам придется увидеться в приготовленном ими русском аду на земле.

 

22 ноября 2011

 

Осень патриарха пацанов

О том, что любовь к Владимиру Путину – это любовь к двору, в котором вырос. С его песочницами, драками, пацанами и паханами

 

http://www.podst.ru/posts/6426/

 

Что бы ни пыталась – и довольно жалко пыталась – лепетать пресс‑служба Владимира Путина после его освистания в «Олимпийском», Путина публично освистали. И то, что пресс‑служба владельца страны все чаще оправдывается, доказывает смену политического сезона. Раньше Путин проходил как хозяин необъятной родины своей, не удостаивая поворотом головы каких‑то там и чем‑то там недовольных людишек, если таковые и случались по пути.

Любили, а потом разлюбили – история довольно обычная для выборных демократий, многие из глав государств на себе эту перемену испытали. Смена фигур посредством выборов – ее закономерный итог. Но Владимир Путин лучше других понимает, что Россия – никакая не демократия. А в недемократических странах – например, тоталитарных – популярность отца нации подчиняется другим законам. Отца любят навсегда, любят вопреки логике, фактам, рассудку. Тоталитарные страны в своем социальном устройстве копируют схемы первобытного, родового строя, где патриарху поклоняются просто потому, что он отец, старшина рода – а не только потому, что может стукнуть половником по голове. Любовь к Сталину навсегда в сердцах тех, кто считает себя его дочерью или сыном.

Владимир Путин абсолютно прав в том, что Россия – в социальном плане отсталая, по сравнению с Европой, страна. Европа строится не на кровных, а на глобальных связях, на ощущении всемирного родства и персональной ответственности за судьбу человечества – она в этом смысле впитала, переварила и усвоила христианство. Россия же ментально слабо интегрирована в мир постхристианской культуры, ее православие служит кесарю, а не Христу. Однако, и от родового строя наша страна ушла далеко. Сегодняшний тип социальных связей в России – тип связей клановых, дружеских, дворовых, пацанских. Когда понятие «свой» определяется принадлежностью не к семье или человечеству, а к группе, группировке, банде. Путин знаменовал понятный эстетический тип для нынешних 40‑летних мужчин, выросших в советских дворах: вожака, главного пацана, пахана. Путин – это понятные дворовые принципы. Кто против нас, тот три дня не проживет. Один за всех, все за одного. Кто девушку платит, тот и танцует. Все дворы – враги.

Я сейчас не о том, что принципы пацанства могут обеспечить уважуху главному пацану и его шайке, но не могут обеспечить развитие страны, в лучшем случае – победу в драке. А о том, что когда пахан отрывается от пацанов, пацаны ведь могут решить, что он зарвался и пора бы его заменить. Вот в «Олимпийском» они и решили. Началась осень Путина. Путина не просто меньше уважают – над ним начинают смеяться, а над его шестерками издеваться.

И я не могу сказать, что это хорошо или плохо. Это хорошо, если за этим стоит пусть смутное, но осознание, что пацанство – это корь, коклюш, свинка, детская болезнь, которой не годится болеть взрослому человеку.

И это плохо, если всего лишь приведет к замене одного пацана другим.

 

30 ноября 2011

 

Бес горных лыж

Об открывшемся в Красноярске горнолыжном сезоне, о местном уровне цен и катания, а также о госуправлении времен тандема

 

http://www.podst.ru/posts/6498/

 

Я только что вернулся из Сибири, из города Красноярска, где испытал сильные ощущения от катания на горных лыжах.

Дело было в Бобровом Логу – это такой развлекательный комплекс и горнолыжный курорт. Два четырехкресельных подъемника, перепад высот под четыреста метров, склоны в полтора километров длиной, порою неплохой уклон – не Альпы, конечно, но уж поверьте, что ни в одной из горнолыжных каталок ни под Москвой, ни под Питером ничего подобного не сыскать.

А сильные ощущения я испытал потому, что склон поутру в воскресенье был практически пуст. То есть кресла уходили на макушку горы пустыми, народу была хилая щепотка, а на том склоне, что покруче, я вообще рассекал по укатанному ратраком снегу в гордом одиночестве, хищно вспарывая кантами то, что горнолыжники называют «вельвет».

Сначала я решил, что такое творится оттого, что я приехал в начале одиннадцатого, и народ еще просто не подтянулся, еще спит в воскресенье – хотя это странно, потому что в Коробицыно под Питером, куда машиной ехать пару часов, в такие же 10 утра на подъемниках начинают выстраиваться очереди. А «Бобровый лог» в Красноярске – это практически город, ехать всего ничего, туда ходят маршрутки. Но и к часу дня, когда я уезжал, народу прибавилось не сильно.

Потом я подумал, что дело в температуре –27, которую упрямо показывал мой телефон, хотя на самом деле было градусов 18. Но и это ничего не объясняло, потому как желающие катаются всегда. И еще одна штука мне была непонятна – почему, имея подъемники и горы прямо в городе, красноярцы катаются так плохо?

И ответов на эти удивительные вопросы у меня не было, пока парень, привозивший меня покататься (но не катавшийся сам) не объяснил простую вещь. Мне два часа покатушек с прокатом только лыж обошлись в 1350 рублей. Моему коллеге, которому пришлось брать в прокат ботинки, а также куртку, перчатки и брюки, пришлось раскошелиться уже на 2 с половиной тысячи. Мама, папа, я – спортивная семья означает, что день, проведенный в Бобровом Логу вытаскивает из кармана 10 тысяч рублей. Если брать инструкторов и нежиться после катания в сауне – готовьте уже 15 тысяч. Кататься в Альпах или в Дубае, где в пустыне устроена горнолыжная труба, на порядок дешевле. И красноярцы, выбирая между разовым катанием – а за один раз сильно кататься не научишься – и семейным застольем с оливье, теликом и водочкой, выбирают то, что в двадцать раз дешевле.

В многомиллионных Москве или Питере горки низенькие, но обеспеченных горнолыжников много. В миллионнике Красноярске горки высокие, но обеспеченных людей мало. Пусть тандем бормочет что‑то про массовый спорт и Олимпиаду в Сочи, но в Красноярске будут идти соревнования все же по водке и оливье.

 

13 декабря 2011

 

Молчанье агнцев божьих

О сомнениях в здравости ума петербургского губернатора и размышления о молчании православной церкви

 

http://www.podst.ru/posts/6565/

 

Мне хорошо. Я атеист. Поэтому, оценивая, например, политику, я могу ориентироваться лишь на собственное миропонимание. Например, на свои представления об информационном обществе, согласно которым врать – плохо, потому как любое утверждение в эпоху интернета тут же публично проверяется на ложь. Вот, скажем, питерский губернатор Полтавченко заявляет, что призывы идти на митинги протеста инспирированы заграницей, потому как за границей находятся серверы социальных сетей. И мое миропонимание заставляет меня оценивать Полтавченко как вруна либо неумного человека. Вруна – потому что все мои знакомые пользуются социальными сетями, но никто из них указаний из‑за границы не получает. А неумного – потому что, публично говоря неправду, в эпоху социальных сетей нельзя рассчитывать, что ей поверят. Именно поэтому я утверждаю: Полтавченко – неумный человек и врун, но я не утверждаю, что он агент заграницы.

Это я не к тому, чтобы обидеть назначенца Полтавченко, а к тому, чтобы показать, что мне легко оценивать явления с точки зрения «хорошо – плохо». А вот верующему человеку (кстати, Полтавченко – православный), ему тяжело. Потому что, с одной стороны, он должен руководствоваться священным для него писанием. Например, христиане – Новым Заветом, который для них есть документ прямого действия, вроде Конституции. А с другой стороны – мнениями отцов церкви, которые, будучи образованными богословами, могут оценивать современные явления. Потому что во времена Христа не было социальных сетей, 31‑й статьи Конституции и отрядов милиции особого назначения. По идее, отцам церкви должно быть тоже легко давать оценки, ибо у них один судия, и завет его известен. Но на практике – если предположить, например, что церковь не от мира сего выродилась в госдепартамент – иерархи обречены на молчание. Им врать власти небесной не хочется, а идти против власти земной – не можется: они сами ее часть. Вот православный патриарх и молчит всегда, когда бурлит общество. А простые священники, когда бурлит общество, говорят диаметрально противоположное. Например, ивановский иерей Виталий Уткин призывает благословлять войска на подавление мятежа, то бишь митингов протеста против фальсификаций на выборах. А Феодор Людоговский называет тех, кто в государстве покрывал фальсификации на выборах – фарисеями. Ну, а патриарх по‑прежнему молчит: возможно, проводит закрытые заседания. Мне об этом ничего не известно. С моей точки зрения, любые закрытые заседания в эпоху интернета скорее свидетельствуют о желании скрыть истину, нежели ее найти. Как, кстати, и молчание.

Так что мне остается в очередной раз поблагодарить Бога, что я атеист.

 

23 декабря 2011

 

Фабрика недовольных

О Навальном, Рыжкове, Яшине и Валенсе, то есть о том, как становятся диссидентами, революционерами, оппозиционерами и президентами

 

http://www.podst.ru/posts/6611/

 

Я познакомился с Навальным в 2007‑м. Нам предложили вести на пару программу «Бойцовский клуб» на ТВЦ. Мы даже записали эту программу, где чуть не в рукопашную сошлись националист Константин Крылов и писатель Сергей Минаев. Когда программу запретили в администрации президента, я пожал плечами, а Навальный не успокоился. Он очень хотел в эфир, и, думаю, его проект «РосПил» и активность в интернете были производными того самого желания. Если тебе как журналисту затыкают рот, то ты перестаешь быть журналистом и уходишь в интернет, где раздвигаешь рамки высказывания настолько широко, насколько хватает смелости. У Навального в 2007‑м не было идеи стать политиком. Но когда он вышел в интернет, а ему и тут стали затыкать рот возбуждением уголовных дел, миллионы людей увидели в нем потенциального президента. После тюрьмы его шансы только выросли.

Сходная история с Владимиром Рыжковым. Я знаком с ним с 1997‑го. Он был ярким молодым депутатом, любимчиком Черномырдина, который хотел его видеть под знаменами НДР – а Рыжков увиливал, потому как цену партии власти понимал. Однако увильнул не до конца: возглавил фракцию в Думе. Когда всю власть в стране взял Владимир Путин, Рыжкова не просто вышвырнули из политики – его глумливо вышвырнули. В 1997‑м Рыжков и в страшном сне представить не мог, что его будет задерживать милиция, и что Путин отзовется о его работе «поураганил».

Я могу продолжать такие примеры. Очень мало кто из современных революционеров – от Леха Валенсы до Ильи Яшина – шел в оппозицию по убеждениям, как Ленин. Нет, все пытались обсуждать, критиковать и менять страну без митингов и баррикад. И если бы к профсоюзным требованиям Валенсы прислушалась компартия Польши – а она Валенсу гнобила – у социализма могла быть другая судьба. Наша нынешняя, попахивающая революцией ситуация создана вовсе не оппозиционерами. А теми, кто, придя во власть, в дикой спеси уверился, что они боги, а кто под ними – дерьмо, бараны и быдло. Алексей Навальный как юрист и телеведущий сделал себя сам. Но Навальным, которого знают все, его сделали Сурков и Путин.

Я это не просто так говорю. Пока у меня были эфиры на госканалах, я тоже был умеренно критичен. Когда же за критику меня вышвырнули отовсюду, я перестал быть журналистом, переквалифицировавшись в литераторы. А литератор вполне может позволить себе шум и ярость, в отличие от журналиста. Если бы еще доставили в околоток – пошел бы и в революцию, в честь которой, кстати, в Москве до сих пор называется центральная станция метро.

Но пока без околотка обходится.

 

17 января 2012