Революции в примитивных обществах

Еще одно заблуждение: что политическая революция — это уникальный феномен, возникший в Новое время, когда оформились социальные классы в современном понимании и они начали вести осознанную борьбу за свои политические интересы. Подход опять же чисто марксистский, однако принятый на вооружение и либеральными идеологами. Марксисты, конечно, пытались интерпретировать всю историю человеческого прогресса как историю беспрерывной борьбы угнетенных классов со своими угнетателями и придавали любым бунтам социально-экономический характер. Даже восстание Спартака, когда единственным, чего добивались восставшие, было желание покинуть территорию Апеннинского полуострова, было представлено как борьба рабов за свои социальные права. Тем не менее, даже марксисты вели историю революций как таковых от Французской революции 1789 года, которая получила название «великой».

На самом деле, революции имеют под собой гораздо более древний и глубокий социальный смысл и уходят своими корнями в доисторическую эпоху, во времена зарождения племенной системы и еще глубже. Разве нельзя назвать революцией любую насильственную смену вожака у животных? Будь то стадо антилоп, стая волков, львиный прайд или семья шимпанзе? У некоторых видов обезьян даже существует некий ритуал одобрения всей группы, который должен пройти претендент на вожака после того, как он оспорил права предыдущего лидера. Очевидно, что даже в сообществах животных никакие низшие члены не набрасываются просто так на доминанта, даже если он состарился и ранен на охоте, — обязательно должен быть новый претендент, вожак, альфа-самец, который расправится с предыдущим. Уже животным очевидно определённое неравенство в силе, в ловкости, опыте, хитрости разных членов стаи. Низшие особи, будучи угнетенными или подчиненными, прекрасно сознают, что не смогут занять место вожака, за исключением тех претендентов, которые пока не могут претендовать на это место в силу молодости или неопытности. Момент созревания, выхода на бой, кстати, не всегда определяется точно, бывает и так, что старый вожак расправляется с претендентом. И тогда вся стая послушно следует за ним дальше. Никаких «народных» восстаний не бывает даже у животных, всегда все начинается с «разборки в элитах».

Первые человеческие сообщества бесконечно сложнее, чем животные стаи: если главным фактором лидерства в животном мире бывала зачастую только сила и некий боевой опыт, то в человеческом сообществе стали цениться и умение передать опыт, и умение организовать сложные многоходовые управленческие, охотничьи, военные и хозяйственные процессы и многое другое. Величайшей доблестью были и нравственные качества. Умение справедливо поделить добычу, оценить вклад каждого участника, даже того, кто непосредственно не принимал участие в деле, умение рассудить спор. Главное умение — всегда ставить свои интересы позади интересов коллектива, только так можно снискать авторитет в этом коллективе. Как апофеоз этого умения — самоотречение ради коллектива, военный подвиг или добровольное принесение себя в жертву, когда стал бременем для племени. Такое добровольное принесение себя может быть и в форме отдачи себя на съедение племени в голодный год, или просто ухода из племени на голодную смерть тогда, когда становишься «лишним ртом». Естественно, что души предков, погибших таким образом, бесконечно почитались и благодарились. Предок был примером для подражания молодежи, ему мы обязаны не только тем, что вообще появились, но и тем, что выжили. Естественно, сами предки никуда не исчезают, их души постоянно помогают племени и дальше выживать и бороться. И именно эти духи помогают и в выборе нового вождя или вселяясь в него, или подавая знаки. Одним из главных знаков, естественно, является удачливость. Удачливость на охоте, в бою, смекалка в житейских делах, нахождение верного решения, но и, конечно, нравственные качества, о которых уже говорилось: умение объективно решить спор, умение поделить добычу, умение мыслить стратегически, создавать запасы, умение, в конце концов, опять пожертвовать собой в случае чего, а в обычных ситуациях — ставить интересы племени выше своих. Очевидно, что люди с еще большей остротой ощущают неравенство в своих различных «талантах», чем животные. Тот, кто добивался выдающихся результатов в учении, бою, охоте и других сферах жизни, а так же в нравственном поведении, рассматривается как человек, который имеет все эти «таланты» не только и не столько благодаря «самому себе», а прежде всего потому, что ему помогают предки, духи и божественные силы. Человек именно потому мыслит и живет интересами рода, что на его стороне стоит сам род, и род в нем воплощен. Вождь и жрец имеют бóльшую связь со сферой сакрального, чем обычный член племени, и свидетельством этому — их выдающиеся качества. Они сами были окружены сакральным ореолом, сами были сакральны. Корона (хорона) была символом особой охраны вождя со стороны рода и богов.

Естественно, что любая неудача на охоте, в бою, в хозяйстве, несправедливость в ежедневных делах, стратегический просчет в хозяйстве и проч., приведший к проблемам для племени, — рассматривались как потеря вождем или жрецом (а часто, в разных традициях, жрец и вождь был одним человеком) связи с сакральным, то есть с духами предков, богами или Божеством. Вождь утратил связь, ему перестали помогать, это может произойти только в силу греха, только в силу какого-то явного или тайного проступка перед духами предков или богами. Вождь «испортился». Напомним, что слово «коррупция» в переводе с латинского и означает «порча». Существует огромное количество ритуалов, которые призваны очистить испортившегося индивида и вновь соединить его с общиной и духами предков и богами. В том числе и имитации жертвы — то есть заместительные жертвы в виде девственниц, младенцев, разнообразных животных... Если, однако, ничего не помогает, и промахи и несчастья преследуют племя, то вождь или добровольно или принудительно должен повторить высший подвиг, который совершали предки — принесение себя в жертву, умерщвление. Причем отказ делать это добровольно рассматривался как подтверждение испорченности и оценки своей жизни выше интересов племени. Естественно, что призвать к такой жертве или насильственно осуществить ее может только тот, кто, по мнению племени, не менее, а более сакрален, кто больше общается с духами, кто менее отступил от предков, и кому они более помогают, и это проявляется и в его удачливости и в его нравственном поведении. Часто именно жрец, в ситуации, когда он отделен от вождя и его административной и военной власти, обладает правом говорить от имени богов и духов и судить об испорченности или неиспорченности вождя. Если такого разделения властей и каст нет, то — другой претендент на статус вождя-жреца, который соответствует критериям. Только этот представитель элиты может выносить соответствующее решение о судьбе предыдущего, потому что у него есть власть сакрального, за ним удача, и за ним духи и боги. И пока такой человек в племени не проявится, остальные члены, несмотря на все напасти, никакой революции устроить не могут.

Так было не только в примитивных сообществах. Вплоть до Нового времени, мы видим, что революции были довольно редки, а власть всегда могла называться властью, только если она произошла из «сакрального», была помазана на царство духовной властью. Власть может быть только от Бога. А всякие перевороты могли производить только самозванцев и ненастоящих царей. Собственно, смуты (которые не называют революциями в современном смысле, но которые были революциями, характерными для тех времен) всегда возникали как реакции на то, что «царь ненастоящий» (вариант древнего — «вождь испортился» и новейшего — «президент коррумпирован»). И в древних и средневековых обществах претендент на власть должен был первым делом десакрализовать прежнюю власть, а потом добиться принесения ее в жертву. Любая революция (смута) начинается именно с этой десакрализации. Вождь — грешник, вождь такой же, как мы, вождь даже хуже нас.