Картина седьмая. Возвращение. Май 1945 года.

Поселок Сокол. Небольшой садик перед домом Лаврухина, отделенный забором от соседского участка. Звездное небо. Из освещенных окон соседнего домика доносятся звуки радио - бой часов с Красной площади. Открывается калитка, входят Ольга и Ведерников с чемоданами.

ОЛЬГА. В окнах темно. Кажется, легли спать.
ВЕДЕРНИКОВ. Двенадцать. Слышишь, кремлевские часы бьют!

Они берутся за руки и слушают далекий бой часов.

ОЛЬГА. Неужели мы дома, Шура?

ВЕДЕРНИКОВ (не сразу) Все может быть.
ОЛЬГА (Шепотом) Я постучу.
ВЕДЕРНИКОВ (тоже шепотом) Тебе страшно?

ОЛЬГА (помолчав) Что мы скажем Мише?

ВЕДЕРНИКОВ. Все. (Быстро взбегает на крыльцо и стучит в дверь)

ОЛЬГА. Неужели никого?

ВЕДЕРНИКОВ (освещает фонариком дверь) 3амок на двери.

Садятся на ступеньки.

ОЛЬГА (задумчиво) Странно. Я часто думала о своем возвращении, какое оно будет. Все случилось не так. Совсем.
ВЕДЕРНИКОВ (берет Ольгу за руки и ласково сажает рядом с собой) Ты напрасно не послушалась меня. Прямо с вокзала нам следовало поехать к маме. (Улыбнулся) Мне так хочется, чтобы вы подружились. (Ольга нежно обнимает его.) Мы с тобой, как два беспризорника.
ОЛЬГА. Почему?

ВЕДЕРНИКОВ. Так мне кажется.
ОЛЬГА. О чем ты думаешь?

ВЕДЕРНИКОВ. О нашем доме. Видишь, я нарисовал его на земле прутиком. Тебе нравится?

ОЛЬГА. Да. (Улы6нулась) Особенно воротца красивые.
ВЕДЕРНИКОВ. Где этот дом, Оля?

ОЛЬГА. Не знаю. (Показывая на рисунок) Вот здесь. И больше нигде. (Смотрит на Ведерникова) Ты все время думаешь о Люсе и Шурочке. Что с ними, да? (Ведерников молча кивнул головой) И я тоже. (Тихонько) 3наешь, на войне я часто загадывала неужели мы снова встретимся? Тогда это казалось таким счастьем! А вот теперь, когда мы наконец вместе.
ВЕДЕРНИКОВ. Это перестало казаться счастьем?

ОЛЬГА (в отчаянии) Молчи. Мы так долго искали друг друга. И вот нашли. (Сжимая его руки) Остального нет. Правда?

ВЕДЕРНИКОВ. Наверно.

Из соседнего домика слышится негромкая музыка, Ведерников настороженно прислушивается.

ОЛЬГА. Что ты, Шура?

ВЕДЕРНИКОВ. Песенка. Помню, у меня в госпитале один майор пел. (Не сразу) А потом умер. (Стиснул зубы) От гангрены. (горячо) Понимаешь, умер человек, а вот глаза его перед смертью, взгляд. Этого из памяти не выжжешь. Ничем.
ОЛЬГА. Ты считаешь, что виноват в его смерти?

ВЕДЕРНИКОВ. И так можно считать.
ОЛЬГА. А иначе считать можно?

ВЕДЕРНИКОВ. Можно. То-то и горе. (Песня смолкает) Замолчал майор. (Опускает голову на руки)

ОЛЬГА (ласково) Шура
ВЕДЕРНИКОВ (быстро) Если бы ты знала, как мне нужен сейчас Михей! Ах, черт, я слишком много всего наобещал! И вот мне тридцать, молодость прошла. (Пауза) Нет! Пусть все, все будет сначала.
ОЛЬГА (тихо) Пусть. (Помолчав) то все-таки глупо сидеть одним, ночью, в саду, Пойдем к соседям, узнаем, где наши. Может быть, уехали куда-нибудь.
ВЕДЕРНИКОВ. Идем.

Они уходят на соседний двор. С улицы слышатся голоса. Затем отворяется калитка, и в садик входят тетя Тася, Нина, Лаврухин и Галина.

ЛАВРУХИН (смотрит на часы). Первый час. Мы ведем себя как отчаянные полуночники.
ТёТЯ ТАСЯ. На Нинином месте я бы вообще не ложилась спать! Взяла бы лихача, или, как это теперь называется «виллис»? и до рассвета каталась бы по Москве. Как никак, а после конца занавес давали четырнадцать раз!
ЛАВРУХИН. Что и будет немедленно отмечено. Приготовлены торт и шампанское. Мы будем до утра прожигать жизнь.
ТЕТЯ ТАСЯ. Мои дорогие, я отправляюсь на кухню. Иначе вам придется ждать целую вечность. Увы, меня губят все эти технические модернизации вроде керосинки.
НИНА. Я помогу вам, тетя.
ТЕТЯ ТАСЯ. Ни за что! (Уходит в дом)

ГАЛИНА. Нина, можно мне поцеловать вас? (Крепко ее целует) Вы удивительно играли сегодня. У меня такое чувство, словно вы мне помогли в чем-то очень важном.
НИНА (неловко улыбнулась) Как вы похвалили меня, я даже покраснела. Спасибо. Как хорошо, правда, Миша? (3адумчиво) А знаете, о ком я все время думаю сегодня? О Павлике. Ведь он в ╚Бесприданнице╩ цыганкой меня видел, а сегодня - Лариса. Милый Павлик. (Помолчав) Я пойду прилягу немножко. Кажется, успех вскружил мне голову в самом не фигуральном смысле.
ГАЛИНА. Знаешь, по-моему, она чудо. В ее годы такая глубина.
ЛАВРУХИН. Да, жаль, что Ольге не пришлось ее увидеть.
ГАЛИНА. Ты не веришь, что Ольга вернется? (Пауза).

ЛАВРУХИН. От Шурки по-прежнему нет писем?

ГАЛИНА. Ни слова.
ЛАВРУХИН. Люся, верно, беспокоится.
ГАЛИНА. Молчит. Она ведь никогда не жалуется, не плачет, всегда одна. За ней решил поухаживать сосед, пригласил ее в кино, она ударила его, заперлась в комнате и позвонила, чтобы я пришла. Потом этот злополучный Митенька три недели извинялся.
ЛАВРУХИН (улыбнулся) Мне кажется, ты ее любишь.
ГАЛИНА (не сразу) Мы два года прожили рядом и работали вместе. Это было удивительное время.
ЛАВРУХИН. Уж не соскучилась ли по Борску, Галина Сергеевна?

ГАЛИНА. Пожалуй. Все это нелепо, Мишка! (Горячо) Там, в Борске, я чувствовала себя нужной. А здесь я опять очутилась одна. Так сказать, наедине с пишущей машинкой. Точно меня вернули к уже прожитой жизни!

ЛАВРУХИН (улыбнулся) Ну что ж, поезжай на завод, где парторгом ЦК товарищ Архипов.
ГАЛИНА. Архипов. (Помолчав) Кстати, он приезжает завтра.
ЛАВРУХИН (рассмеялся) Очень здорово у тебя это звучит ╚кстати╩. Вот что, приведи-ка его к нам, пообедаем вместе.
ГАЛИНА. Я скажу, но... (Посмотрела на часы) Ой, побежала! Да закрытия метро шесть минут. (Бежит к калитке)

ЛАВРУХИН. В каком часу он приезжает?

ГАЛИНА (оборачиваясь) В семь утра. А что?

ЛАВРУХИН. Кстати. Теперь я, кстати, понимаю, почему ты так торопишься на метро.
ГАЛИНА. Вот дурак! (Убегает)
ЛАВРУХИН (смеется) До завтра!