таблетки постоялец не пил. (расследование)

В комнате бабка, Таня, Тимофей.

 

Бабка. Ну и как он там, Мишка?

Михаил. Чего он тут делал?

Бабка. Так чего… сначала выскочил как полоумный. Номер с нас стребовал. А потом… Тимоху-то не он, что ль, сбросил?

Таня. Сам он упал.

Бабка. Ну все равно, тут рядом приготовился. Я его еле палкой отогнала. А чего он делает да счас-то?

Михаил. Таблетки глотает, сонные видно. Так что можете спокойно спать, до утра не встанет.

Таня. А вот хочете я покажу, как он вам врет? Хочете? (подходит к двери Виктора и, постучав, открывает.) Можно?

Бабка. Танька, ты куда, Танька?!

 

Таня, не дождавшись приглашения, входит в «гостиницу». Останавливается у двери. Виктор поднимается навстречу.

 

Таня. Вы таблетки глотали?

Виктор. Таблетки?

Таня. Да, таблетки. Только что – глотали?

Бабка (кричит через дверь). Танька, ты пошто человеку спать не даешь? Человек уже таблеток наглотался, а ты его шевелишь. Ну-ка, счас же выходи оттуда!

Таня. Сейчас выйду, не стучи, никуда не денусь. А что вы так испугались?

Виктор. Я? Да нет. Чего мне бояться?

Бабка (снова кричит через дверь). Танька, если ты только сию же минуту оттуда не выйдешь, я потом тебя не то что кошек топить заставлю, я потом не знаю, что с тобой сделаю. Сейчас же выходи!

Таня. Выйду, выйду. Раскричалась. (Виктору.) вы что, всегда такой?

Виктор. Какой?

Таня. Ладно, спи. (выходит.)

Бабка. Что ж ты… тут около двери стоять страшно, а она…

Таня. Да кого вы испугались, он сам какой-то пуганый.

Михаил. Ты лучше, правда, не заходи к нему.

Таня. Все еще ревнуешь, что ли?

Михаил. Да какое ревную – теперь не до того. Не заходи, и все.

Таня. А про таблеточки-то точно насвистел!

Бабка. Чего – таблетки?

Таня. А то, что он и не собирался их пить. И ничего не ел, наверно. Ты ему хоть дай что-нибудь.

Михаил. Да не будет он есть, отравленное, подумает.

Бабка. Пошто какое отравленное? С чего?

Михаил. Ну он же думает, что вы… ну… возьмет и подумает.

Бабка. Так, а с чего будто подумает-то?

Тимофей. Да на вас посмотрит, да и подумает. Месяц костыли привезти не могут.

Бабка. Так мы кого травили разве?

Тимофей. Не травили, так утопить неделю собираетесь.

Бабка. Так неделю… если эта никак на крышу не лезет, я, что ль, полезу за ними?

Таня. Сказала, поесть человеку дайте, а вы опять – как бы утопить поскорей.

Бабка. Так это он – две недели, дескать. Я же как-будто и виноватая.

 

Именины будут завтра.

Входит Катерина.

 

Катерина. Что притихли? Тот-то не выбегал больше?

Бабка. Так мы думали – таблетки, а он их и не глотал вовсе.

Катерина. Ну, тогда спать давайте, завтра снова чуть свет.

Тимофей. А я?

 

Все вопросительно смотрят на Тимофея.

 

Со мной как? Забегали тут: таблетки, таблетки, только б от меня отвязаться. Когда делать будем? Именины-то?

Бабка. Тимоха, да ты разве не видишь, что тут творится? Ну вот как увезут этого, тогда и будем думать.

Тимофей. Что, снова начать сбрасываться? За любого полоумного готовы уцепиться, только б именины не делать, так, что ли?

 

Все смотрят на Катерину.

 

Бабка. Катька?

Катерина. Только запомни: ты потом у меня за эти именины полгода грамма в рот не возьмешь.

Тимофей. А зачем… потом-то мне зачем? Потом я бегать буду, работа, потом-то другое дело! Мне главное сейчас, перетерпеть чтоб.

Бабка. А когда делать?

Тимофей. Да завтра же и сделаем. Все равно же только свои будут.

Бабка (кивая на дверь «гостиницы»). А этот?

Тимофей. А он что, он в клубе будет или у себя, в гостинице.

Бабка. Верно, так и скажем ему: там, мол, территория казенная, что хочешь, то и делай, а у нас именины.

Таня. Ну все, папочка, настал твой день.

Бабка. А Мишка-то, Мишка, с баяном чтоб.

Таня. А он свой, что ли? (Идет к себе.)

Бабка. Ну так а как? Раз спасает нас тут.

Катерина. Он, может, из-за этого и привел, чтоб спасать.

Михаил. Сам теперь не рад, тетка Катя.

Катерина. Ну все, договорились, теперь спать давайте.

Михаил (встает). Когда завтра прийти-то?

Бабка. Так после работы уж, раньше-то как?

Михаил. Ладно, пошел я. Вы только не трогайте больше его.

Бабка. Погоди, Мишка, правда, что ль, он таблеток-то так ни одной и не проглотил?

Михаил. Да он без таблеток уж давно спит, наверно. Пошел я. (уходит.)

Бабка. Как же, заснешь тут без таблеток!

Катерина. Будто сама их глотала когда.

Бабка. Так мне-то зачем? Это Мишка сказал, что проглотил, я будто б и успокоилась, а теперь опять…

Тимофей. Сама тогда проглоти чего-нибудь, чтоб хоть один из вас заснул.

Бабка. Я их и молодой-то сроду не глотала, а теперь буду вам… (Идет в спальню.)

Катерина. Ой, ну ладно, спать. А то ведь завтра еще и перед тобой придется ходить на цыпочках.

Тимофей. Ты думаешь, я это тебе потом не вспомню?

Катерина. Вспомнишь, вспомнишь. А как ногу сломаю, так и мне будешь именины устраивать. Спи.

 

20. спокойной ночи!

В спальне бабка, Таня. Таня уже в постели, с книгой, но не читает, бабка расправляет свою.

 

Таня. И почему все такие: то как кладовщик, а то как мешком по голове…

Бабка. Каким мешком?

Таня. Пыльным. Это говорят так.

Бабка. Что говорят?

Таня. Спи, бабка, я про свое.

Бабка. Так вот я тоже про свое: если только он эти таблетки не глотал, то нам никак нельзя всем спать.

Таня. Да перестань ты, спит, и пусть спит.

Бабка. Так если б. А как проверишь? Хоть бы щелочка какая была. Обязательно бы нам надо ее сделать. Хоть и этот уедет, а назавтра такой же явится – как подсмотришь?

Таня. Баб, а как ты с дедом познакомилась?

Бабка. Чего мне было знакомиться, когда он вот с таких тут же бегал.

Таня. Сопливый?

Бабка. Так а кто тогда не сопливые были да маленькие-то.

Таня. Ну уж нет, сначала его таким смотреть, а потом…

Бабка. Ищи себе не сопливого. Хоть и сопливый был, зато вино не глотал, как нонешние. Да и не был он сопливым сроду, чего ты брешешь-то? Он вон какой был! Если б не контузия эта, так сколько б еще прожил. Один раз потопа эвон какая была – бревна несло, а он не испужался, прыгнул да чужого ребятенка вытащил. Сопливый тебе… Это на родного-то деда?

Таня. Значит, ты с ним на завалинке познакомилась?

Бабка. Пошто на завалинке? Спи давай.

Таня. Сама спи.

Бабка. Уснешь тут. Дверь-то к нему настежь, считай.

Таня. Да что он тебе сделает, вы почему такие запуганные-то? Если кто-то чужой, сразу его бояться – обманет, ограбит! А в городе, если все незнакомые, ты что, зайдешь в трамвай или в автобус и будешь сразу про всех так думать?

Бабка. А как же?

Таня. Да что они тебе сделали?

Бабка. Не сделали, так сделают.

Таня. Что сделают?

Бабка. Что… да все ноги обтопчут.

Таня. Но они же еще не оттоптали, а ты уже думаешь.

Бабка. Ну так я же знаю, что все равно обтопчут.

Таня. Вот если б Мишка сказал, что он хороший-прехороший, так вы бы не поверили. А здесь – так сразу.

Бабка. Где ты его нынче увидишь, хорошего-то? Как только поселится в гостинице, так и давай пить. Спи давай, ты пошто никак не засыпаешь-то?

Таня. Успею. Вот уеду летом, одна тут останешься, так вспомнишь еще.

Бабка. Чего я тут одна? Как уедешь – помирать надо будет.

Таня. Зачем?

Бабка. Ну так а что? Ты уедешь, Тимоха с Катькой сами большие, а чего мне делать-то?

Таня. Ну и что мне теперь не уезжать?

Бабка. Пошто ж не уезжать-то? Учиться все равно надо. Да и кого ты тут найдешь, окромя Мишки? А мне помирать все равно надо когда-то. Уедешь, а на похоронки приедешь потом.

Таня. «Приедешь»… Будто за картошкой…

Бабка. Какой картошкой?

Таня. Да ну тебя, спи давай.

Бабка. Счас лягу. И ты спи. В молодые-то годочки отоспаться, а то потом под старость-то попробуй-ка усни.

Таня. Все, я уже во сне.

Бабка. Ну и слава Богу.

 

21. ночное бдение.
Свет гаснет, но через какое-то время высвечивается бабка, она тихонько идет в большую комнату, находит там замок и подходит к двери «гостиницы». Железное звяканье замка, который она в темноте пытается вставить в пробой, услышал Виктор, чутко дремавший на своей койке одетым. Он вскакивает, тихонько подходит к двери, слушает возню за ней.

Виктор (стараясь громко и грозно). Кто там? У меня тут ножичек имеется!

 

Бабка, так и не вставив замок в пробой, бежит к себе и быстро ложится. Разбуженные криком, поднимаются на койке Тимофей и Катерина. Бабку они не увидели.

 

Тимофей (тихо, Катерине). Кто это?

Катерина. Этот кричал.

Тимофей. Чего кричал?

Катерина. Про ножик. (по бабьей привычке просыпается мгновенно, вдруг осознав слова Виктора.) Правду бабка говорила – замок бы на пробой надо…

Тимофей. Где его сейчас найдешь, да и он услышит.

Катерина. Ну тогда крикни чего-нибудь.

Тимофей. Зачем?

Катерина. Чтоб услышал, что не спим. Про топор лучше.

Тимофей (кричит). А ну-ка, принесите-ка мне топор, который повострее!

 

Ждут реакции.

 

Молчит.

Катерина. Однако я, правда, принесу топор, раз замок не навесили. (идет за топором.)

 

Виктор, приоткрыв дверь, видит это в щелочку.

 

(возвращается, отдает топор Тимофею.)

Так и будем, что ли, сидеть теперь?

Тимофей. Дверью скрипит, подглядывает. Ты спи, а я все равно выспался, посижу. (громко.) Я кому-то там поскриплю-ю!

 

Виктор быстро закрывает дверь и садится около нее с ножом. Тимофей сидит в кровати с топором в руках.

 

Действие второе. Пятница.

 

Светлый день.

Там же назавтра. Время к вечеру. Тимофей на кровати, бабка идет к нему из спальни.

 

Бабка. Тимоха, еще-то я тебе чего забыла рассказать: как только он вышел утром…

Тимофей (перебивает). Да перестань ты про это. Все я сам знаю, слышал, видел. Ночь пережили, живые – и слава Богу. А если он с сумкой утром убежал, значит, не вернется. Мишка его куда-нибудь пристроит – он же тебе сказал. Чего еще-то? Сами – праздник сделать, а сами – каждую минуту только про него да про него. Дай-ка френчик.

Бабка. Зачем? Не собрались же еще.

Тимофей. Я что, при всех буду одеваться?

Бабка (подает). На, да лежи уж тогда, как именинник заправдашний.

Тимофей. А я что тебе, занарошный?

Бабка. Ладно, ладно, я и говорю, заправдашний.

Тимофей. Какие, к черту, именины, так, посидеть, раз все равно лежу. Там на юбилей всю родню созывают, а тут так…

Бабка. Ладно, не нервничай. (показывает бутылку водки.) вот, стоит уже. Ну и ушлая у тебя баба! Утром подзывает, да и говорит: иди в амбар и возьми там в старом сапоге. Да ему, говорит, покажи, а то будет нервничать, что не достанем. Вишь, как она у тебя – в магазине хоть шаром покати, а у ней в каждом сапоге припрятано. Чего ни хватись – все у ней припрятано.

Тимофей. Кто выбирал? Знал, кого брать, наверно.

Бабка. Ну ладно, лежи, а я счас тебе и френчик новый, и рубаху найду. (роется в шифоньере.)

Тимофей. И придет твой смертный час.

Бабка. Ты чего это?

Тимофей. Да так, тут про все передумаешь. Слова-то какие важные – смертный час. Не минута, а именно час. За минуту-то человек, видно, не успевает отойти, тут час нужен, дело нешуточное.

Бабка. Ты зачем про это-то? Да еще на именинах.

Тимофей. Потому и думаю: как это люди по одному живут – ужасть. Случись что, вот как со мной теперь, и не то что тебе именины, а и воды подать некому.

Бабка (приносит одежду). Во, одевайся, чтоб как молодой был… А как вернется?

Тимофей. Опять ты про свое!

Бабка. Ладно, не буду, не буду. Раньше про эти именины и знать не знали, а теперь он еще вот какой, а ты уж ему устраивай. Ничего, вот как уж совсем распусто в магазинах станет, так шибко не поустраиваешь.

 

Не утопили котят.

Входит Катерина.

 

Катерина. Вот как я! Чуть не полдня раньше с работы убежала. Ну и как тут именинник наш?

Бабка. Так вон, во всем новом уже.

Катерина (кивая на «гостиницу»). Не приходил?

Бабка. Как убежал утром с сумкой, так и не было. Мишка же посулился его пристроить куда-нибудь. Уж уведет, наверно. А то что же, опять ночь сидеть?

 

Входит Таня.

 

Таня. Папка-то какой нарядный сегодня.

Катерина. А ты думала, папка у тебя хуже всех? Давай, пока мы тут собираем, быстрей переоденься – и на крышу.

Таня. Ну, мам, почему счас-то?

Катерина. А когда? Пока светло и слазишь.

Таня. Так сегодня же… У папки же день рождения сегодня?

Катерина. Ну и что? Слазишь – да и сиди отмечай.

Таня. Ничего себе: сначала топить, а потом…

Катерина. Да я сама утоплю, сказала же – сама. Ты только слазь.

Таня. Ты-то скажи, папка!

Катерина. А чего – папка? При чем тут тебе папка?

Тимофей. Погоди, Катька… Правду она говорит, не так как-то выходит.

Катерина. Чего тебе опять не так?

Тимофей. «Чего»… мы тут сядем, а им…

Катерина. Ну, сядем и сядем! А им… Докуда же это тянуться-то будет? Вырастут, кому они нужны? У всех своих девать некуда. А топить потом, когда они глаза-то откроют, еще в сто раз жальчей будет. И что мы потом с ними? Вчера же договорились, чтоб сегодня как штык на крышу, договорились?

Тимофей. Все равно не так как-то.

Таня. Правильно, папка.

Катерина. Чего тебе «правильно»? Ждешь, когда я сама туда полезу да не хуже этого пьяницы руки-ноги переломаю, - это тебе правильно?

Тимофей. А кто это тут пьяница?

Катерина. Да ладно, снова да ладом начнем.

Бабка. Катька, может, уж правда бы… сегодня-то…

Катерина. Все! Все! И не сегодня, и не завтра, и вообще замолчите! И если только она счас не слазит – никаких вам ни именин, ни хренин – ничего не будет. И вот это я вам говорю!

Тимофей. А где это ты тут пьяницу увидела, интересно разобраться?

Катерина. Все для них, все как есть делаешь, а тебе за это… Они там где-то по пьянке ноги суют куда попало, а ты им за это именины устраивай с пятнадцатью кошками над головой. Они тут по полдня причесываются, лежат да через час рубахи переодевают, а ты перед ними бегай на цыпочках, и они же еще и недовольные!.. Ну уж нет, чтоб я им еще…

Тимофей. Это она специально на мой праздник их топить назначила!

Катерина. Посмотрите-ка вы на них! Если они чистую рубаху надели, то, выходит, по-ихнему, в этот день уже и утопить никого нельзя?!

Тимофей. Да, выходит! (показывая куда-то вверх.) Даже эти, сидят там, да по праздникам амнистию делают, а ты…

Катерина. Да гори оно все! Разводите тут кошатник, собачник, чего хотите делайте, а я больше…

Бабка. И верно, Катька. Пусть уж поживут сегодня. А потом от какого-нибудь Кошкина бога, может, этот день нам и зачтется.

Катерина. Зачтется, все нам зачтется! Собирайте давайте, а я пока переоденусь пойду.

 

Уходит в маленькую комнату. Бабка с Таней собирают на стол.

 

Бабка. Слава тебе, Господи. Я уж думала, разладилось все.

 

Заздравные речи.

Входит Михаил с баяном.

 

Тимофей. О, и музыка пришла! Проходи, Михаил. Садись.

Бабка. Ну что, пристроил его?

Михаил. Там… Улаживается. Все уладится, бабка!

Бабка. Ну, так ты определил его?

Михаил. Решается. Вопрос решается, говорю же тебе.

Бабка. Так «решается»… Пока вы там «решать» будете, а он уже тут объявится вот с таким ножиком.

Тимофей. Сказал же тебе – решили, чего еще надо-то?

Михаил. Все будет нормально. Я что тебе, божиться должен?

Бабка. Ну да так бы и сказал. А то «решается»…

 

Входит нарядная Катерина.

 

Катерина. Вот и я, супруга именинницкая! Садимся, что ли, все тут?

Бабка. Так все, не все, а больше не звали. Танька, иди, начинается.

 

Входит Таня, все рассаживаются.

 

Тимофей. Разливай, Михаил, а то мне с кровати неловко.

 

Михаил молча разливает.

 

Катерина (встает). Ну вот, Тимофей, хоть ты сейчас и без ноги, а дожил до светлого праздника. Вот мы тут сидим, все свои, и никто про тебя сегодня худого слова не скажет. Может, там и было чего, но тогда ты нас прости. Дочку вот мы с тобой вырастили, сына женили по-человечески, и главное – бабка вот, мать твоя, еще живая. А она нам много доброго сделала – всю жизнь, и худого я про нее тоже ничего не скажу. А уж какая я вам невестка – сами судите, тут уж как я вам угодила.

Бабка. Хорошая, хорошая невестка, лучше и не придумаешь.

Катерина. Ну а раз, неплохая я вам невестка, тогда прошу выпить за моего мужа, Тимофея Ивановича, и за всю его семью. Давайте.

Тимофей. Спасибо, Катька. Спасибо, Катерина.

Бабка. Да пей уж, пей, чего «спасибо». А она потом еще скажет. Видишь, как она браво говорить-то умеет. Это Иван, батька твой, бывало, как встанет, да как расправит бороду, да так строго на всех посмотрит, да как скажет… Все, бывало, его просили. Танька, ты-то скажи как дочка.

Катерина. Еще одну не успели выпить, а ты уж…

Бабка. Ну, ешьте, ешьте тогда, закусывайте. Мишка, ешь да на баяне потом сыграешь.

Тимофей. Давайте теперь я скажу. Налей, Михаил.

Бабка. Как ты говорить-то будешь, с кровати, что ль?

Катерина. А откуда он должен, со стола?

Бабка. Ну так, говорят-то встамши чтоб… Как Иван-то, батька-то его, я же только что рассказывала.

Катерина. Батька… Как он без ноги встанет-то?

Бабка. Так с кровати-то разве говорят?

Катерина. А как же он должен теперь? От привяжется же! Говори… Тимофей.

Бабка. Ну так пусть бы хоть…

Катерина. Что?

Бабка. Пусть уж тогда Мишка с Танькой приподнимут его как-то, а он тогда нам и скажет.

Тимофей. Чего меня поднимать?

Катерина. Да заступники вы наши великомученики, чего ж ты к безногому привязалась-то? Ну пусть с кровати, главное-то, чтоб слышно было.

Бабка. Так «слышно»… Охота, чтоб он как Иван.

Катерина. Ну и что теперь?

Бабка. Так что… Пусть уж говорит.

Катерина. Давай, Тимофей.

Бабка. Ты, Тимоха, хоть построже тогда.

 

Тимофей, с рюмкой в руке, приподнимается, откашливается, молчит.

 

Ну чего ты, пошто не скажешь-то?

Тимофей (еще какое-то время пытается найти слово, но вдруг быстро выпивает один). «Бороду расправь, бороду…». Откуда я возьму, какую бороду? Он когда жил? Тогда хорошо говорить было.

Катерина. Так и правда – откуда ж ему взять, «как батька-то»? У него свой ум, свой разговор, а тут «как батька», да и только. Ничего, Тимофей, после второй скажешь.

Бабка. Так я ничего, чего я? Пусть уж говорит как сумеет.

Таня. Ничего, папка, мы и так все понимаем.

Тимофей. Хотел сказать, так… Как я скажу по-батькиному, когда почти не помню его?

Катерина. Да еще всю ночь просидел. Как именинник сидел, с топором правда.

 

Входит Виктор. Заметно, что он сильно замерз. Увидев застолье, остановился у двери. Михаил вскакивает из-за стола и бежит к нему.

 

Михаил. Пришел? Вот и правильно. А я хотел забежать за тобой, да вот видишь, тут… Счас уже совсем собрался, а ты сам приходишь. Пошли. (всем.) Это вот Виктор, замерз в клубе. Ему переночевать надо. Ну да вы же его знаете. (Виктору.) А это вот все хозяева.

Таня. И, между прочим, у нас день рождения.

Виктор. Да, я знаю, каждую неделю. Поздравляю!

Михаил. Во, и поздравил даже, а вы говорили… Ну, пошли.

Ревность Тани и Михаила.

Заходят в «гостиницу».

 

Виктор. Слушай, друг, за это и схлопотать можно. Ты что мне сказал?

Михаил. Ну не нашел нигде места. К трем бабкам одиноким бегал, а кто-то уже пустил слух, что ты… Ну, с ножиком тут. И ни одна даже говорить не хочет. Дома заикнулся, так меня самого в шею. Куда мне еще тебя?

Виктор. А зайти сказать не мог? Я там ждал-ждал, чуть дуба не дал. Устроил мне санаторий! Снова ночью не спать? Да если еще выпьют…

Михаил. Да нормальные они, как тебе еще говорить, ты почему мне не веришь-то? Вон сидят. Если б дураки были, что б они именины справляли?

Виктор. Естественно, это только самые умные каждую неделю справляют.

Михаил. Да придумал я все, сколько тебе говорить, а ты им зачем-то про эту неделю. Ладно, отдыхай давай, завтра что-нибудь придумаем. А то ждут же.

Виктор. Почему тут крючка на двери нет?

Михаил. А зачем – все свои. Ладно, пошел я, отдыхай.

 

Ревность Тани и Михаила.

Михаил выходит к столу.

 

Бабка. Что же ты нам говорил…

Михаил. Куда, куда я его дену? Сами же кто-то слух пустили про него, а кто теперь возьмет?

Катерина. Какой слух?

Михаил. Да что сумасшедший.

Бабка. Ничего я… я только про ножик сказала. Дак а что ж? Трясись тут сиди да еще ничего и не скажи?

Михаил. А теперь вот попробуй его устрой.

Катерина. Зачем будто кому говорить?

Бабка (Михаилу). А что ж ты сразу не сказал? Пристроил, пристроил… Мы б хоть как-то приготовились, а теперь…

Михаил. Да расстраивать не хотел. Забегали б тут, ничего бы не посидели.

Бабка. А теперь как?

Михаил. Да он уж спит давно, намерзся там. Все, зашел, и забыли про него.

Бабка. Забудешь тут… вчера тоже говорили – спит…

 

Молчат.

 

Каждую неделю, дескать… Чего это будто «каждую неделю-то» обозначает?

Михаил. Ну, это… ну когда он еще сидел, давно совсем, ну, им там делать нечего, вот и справляют каждую неделю. Он и подумал, наверно, что вы тоже…

Бабка. Что – тоже?

Михаил. Ну, тоже… справляете.

Бабка. Так, а мы-то каждую неделю разве?

Катерина. Да он не про нас, он про своих сказал. Ну, вроде бы нас за своих принял.

Бабка. А пошто за своих, мы-то такие что ли?

Катерина. Да кто тебе говорит? Он про своих вспомнил, ну, когда на нас поглядел.

Бабка. А пошто вспомнил, походим, что ль, да на тех-то?

Катерина. Да кто тебе «походим-то»? просто поглядел, да и вспомнил.

Михаил. Заодно.

Катерина. Чего?

Михаил. Заодно, говорю, и вспомнил.

Катерина. С чем заодно?

Бабка. А пошто будто вспомнил, когда поглядел?

Катерина. От привяжется же! Что ж, по-твоему, если человек на тебя поглядел, то ему уже и про дурдом нельзя вспомнить?

Бабка. Так я ничего не говорю, пусть вспоминает, только…

Катерина. Чего тебе опять «только»?

Бабка. Так пошто будто каждую неделю?

Таня. Хватит вам. Про папку вон совсем забыли!

 

Все смотрят на Тимофея.

 

Тимофей. А где они берут, если каждую неделю?

Катерина. Кого?

Тимофей. Да водку.

Михаил. Так они с водой, кто им там даст? И вообще, не знаю я ничего. Нормальный парень, чего он вам?

 

Виктор изнутри стучит в дверь.

 

Виктор. Михаил, на минутку можно?

Бабка. Пойдешь, что ль, Мишка?

Михаил (Виктору). Счас! (Всем.) Давайте справляйте тут. Чего вы обращаете? Сели гулять, а сами… Счас я.

 

Голод - не тетка.

Заходит к Виктору.

 

Виктор. Принеси молоток и гвозди.

Михаил. Зачем?

Виктор. Я тут снова на стуле ночь сидеть должен? Не жрал сутки, замерз как собака и крючка не могут сделать.

Михаил. Верно, ты ж говорил, а я забыл тебе поесть принести. Бегал тут весь день, искал, куда пристроить, а потом еще в сельсовет вызывали. Давай счас принесу чего-нибудь.

Виктор. Не надо мне ничего, сам там… сиди. Молоток давай и гвозди.

Михаил. Да зачем тебе молоток? Начнешь стучать, а они подумают… Ну спи, ложись и спи! Или давай принесу чего-нибудь.

Виктор. Слушай, друг, если ты только мне сейчас не принесешь самый большой молоток, я вам тут такое устрою! Мне теперь терять нечего: все равно тут или замерзать, или подыхать с голоду, так что я вам… Даже хлеба в магазине не имеют! Неси молоток!

Михаил. Ну, если ты так боишься, давай они оттуда замок повесят. Они уже сами предлагали.

Виктор. Это чтобы я тут без свидетелей околел?

Михаил. Да ключ-то, ключ-то будет.

Виктор. У кого?

Михаил. Да хоть у кого. Ну, у кого? Да хоть тебе отдать. Только через дверь как?

Виктор. Ты мне мозги не пудри своим ключиком, ты мне неси молоток. И еще проволоку какую-нибудь.

Михаил. Слушай, пошли, пойдем. А то еще правда пропадешь с голоду, а нам потом отвечай. Кого тебе бояться – я же рядом буду. А они так еще вчера сами удивлялись, что не ешь ничего, даже принести тебе хотели. Посмотришь, сам убедишься, что люди нормальные, и – спокойно спать. Горячего, горячего тебе надо. Да там же и стопарик есть – сразу согреешься. Пошли, они уже там все приготовили.

 

Виктор больше не в силах сопротивляться чувству голода и дает вывести себя к столу.

 

Отравленный ужин.

 

Вот, это Виктор, голодный, ну не ел ничего. Я ему принести чего-нибудь собирался утром, да с квартирой забегался. Давай сядем.

Таня. Сейчас я.

 

Готовит место для Виктора, тот садится.

 

Михаил (наливает Виктору). Во, счас мигом согреешься за именинника.

Бабка (жестами пытается привлечь внимание Михаила). Так ведь… Мишка… а вам потом как? Тимоха, Катька, вы чего молчите-то, ведь им же совсем нельзя.

Михаил. Тише, бабка, тише все можно. (Виктору.) Давай.

Виктор (видимо, решил ни на что не обращать внимания, только бы поесть; поднимает рюмку). С днем танкиста вас!

 

Все переглядываются.

 

Тимофей. И тебя тоже!

Михаил (Виктору). Забудь ты про этих танкистов, лозунги, вообще про все забудь, пей.

 

Виктор выпивает.

 

Тимофей. И тебя тоже.

Михаил. Закусывай теперь.

 

Виктор начинает есть, все смотрят.

 

Закусочка что надо – фирменное блюдо, счас согреешься.

Бабка. А сам говорил – отравленная. Когда ж мы кого травили-то?

 

У Виктора непроизвольный порыв к рвоте. Он перестает есть и потихоньку кладет вилку на стол.

 

Михаил. Чего ты под руку говоришь? Где ты тут какое отравленное увидела?

Бабка. Сам же ты говорил: отравленное, дескать, он есть не станет.

Михаил. Да почему, с чего отравленное-то? (Виктору.) Ешь, чего ты испугался? Нашел кого слушать!

Виктор. Спасибо, я все. (оглядывается, как бы уйти.)

Михаил. Да какой «все» - ложки не съел после суток. Ну, бабка, надо было тебе! Нашла когда про отраву рассказывать. Теперь он вообще есть не станет.

Катерина. С чего будто какая отрава-то?

Михаил (кивая на бабку). Да она все.

Бабка. Да сам он. Танька сказала унести ему, а Мишка – он, дескать, отравленное есть не станет.

Михаил. Я сказал: подумает, что отравленное.

Бабка. Ну так правильно, так и сказал: подумает, дескать, да не станет.

Михаил. Поспорь с ней!

Катерина. Да когда вы его травить-то собирались?

Бабка. Так тогда, это вчера еще, однако, было.

Михаил. Да кто кого травил? Специально привел человека, чтоб он все сам убедился, а они скорей ему отраву рассказывать.

 

Виктор, видимо, решил не предпринимать каких-то резких действий, так как они могут усугубить его положение, поэтому, вполне осознавая опасность, остается за столом.

 

Не слушай ты никого и ешь, ешь. Ну вот давай, давай, сам с твоей тарелки чуть-чуть попробую. (Берет и ест.) Вот, съел, ну и что, пропал, думаешь? Ешь! Какой толк нам сейчас тебя травить, если ты еще клуб не доделал, сам-то подумай!

Виктор. Но я серьезно – наелся, я вообще мало ем. Спасибо! (потихоньку хочет встать из-за стола.)

Михаил (удерживая его). Подожди, ну подожди. Ну расскажи им тогда что-нибудь, чтоб они поняли да не боялись. А то вон бабка боится кого-то. Ну расскажи. Или спроси их про что-нибудь, спроси, они ответят, и сам тогда увидишь. Вы же трех слов друг с другом не сказали, а сразу в топоры. Ну давай скажи, а то они правда думают…

Виктор. Я, вообще, отношусь к этому нормально.

Михаил. К чему?

Виктор. Ну… к этому. У меня даже друг был в психушке. Ну, в больнице этой… нервной. Такие же люди. Я, вообще, не знаю, почему, если кто-то там сидел, то к нему сразу… Ну, посидел и вышел. (Пытается улыбнуться.) И вообще – чего нам делить?

Михаил. Так, а ты сам-то сидел, что ли там?

Виктор. Я не знаю… как вам лучше… Но у меня даже друзей много таких. Не знаю, почему на меня так сразу… Я, вообще, отношусь к этому совершенно спокойно и даже не думал никогда.

Бабка. Так, а мы что, мы тоже. Это Мишка придумал про отраву, а мы-то сами что – сидим вот, именины справляем.

Таня. Я уже тоже ничего не могу понять.

Виктор (поднимается). Спасибо!

Катерина. Не за что.

Михаил. Подожди… (идет к Виктору, но, встретившись с его взглядом, останавливается.) Пошел? Ну давай, ладно. Есть не стал, так теперь хоть засыпай поскорей.

 

Ссора Тани и Михаила.

Виктор, стараясь не поворачиваться спиной, идет к себе и быстро закрывает дверь.

 

А на меня-то он чего так смотрел?

Бабка. Так он на всех.

Михаил. Я-то вообще не знал, что он сидел.

Бабка. Не знал он.

Михаил. Так это я вам говорил, а сам-то не знал. То-то я смотрю: нет-нет да и проскочит. Заикаться начал зачем-то. Все допытывался, не родня ли я вам.

Катерина. Причем тут «родня»?

Михаил. Так причем… Если родня, значит, тоже, думает.

Катерина. Что – тоже?

Михаил. Ну, тоже сидел, думает. Ну, если сидел, то я же тогда для него вроде как родня бы приходился, они же друг друга-то уважают, вот и выпытывал. Расценки даже поднять требовал.

Бабка. Ну и сказал бы, что родня. Может, сговорились бы тогда не трогать друг дружку, да и спали бы сейчас спокойно.

Михаил. Сговоришься с вами! Не успел сказать, забегали, и меня же никто не слушает.

Катерина. Что, Тимофей, испортили тебе все?

Михаил. Так давайте, дядя Тимофей, выпить-то осталось? Кто нам мешает? (Разливает.)

Бабка. Давайте хоть шепотом, а все равно досидим. А то Тимоха-то как же, зря, что ль, наряжался?

Михаил. Все, налито, давайте!

Катерина (взяв рюмку, встает). Да ну вас всех! Раз собрались и то чтоб им шепотом. За тебя, Тимофей! Будь таким, какой ты есть, а я за тобой до гроба! Ничего мы с тобой не понимаем в этой жизни, а раз не понимаем – будем жить как умеем, по-своему. А праздник тебе… (пытается остановить слезы) праздник тебе… Может, и праздник будет когда-нибудь. (Садится и закрывает лицо руками.)

Таня. Мам, ты что, мама?

Бабка. Ты чего, Катька?

Катерина. Перенервничала, видно.

Бабка. Ну да так-то зачем?

Катерина. Да обидно пошто-то стало. Все кого-то бегают, кричат, ревут, травить кого-то собираются, не поймешь, кто тут теперь дурак, кто умный, а он лежит, как сирота забытая. Ждал-ждал, хоть один день, думал, а и тут не до него оказалось. Привели какого-то – кто оформлять, к чему оформлять, а тут всю жизнь работал как конь, надорвался, ждал, что хоть раз на него обратят внимание – и дождался! Видно, только кошек топить нам и доверяется.

Таня. Мама, ну зачем ты так, мам? Мы же все… (Михаилу, с ненавистью.) Этот все начал, из-за него все, кладовщик проклятый.

Михаил. Да ты что, Тань, я-то при чем? Я же к дяде Тимофею… Даже вон баян принес. (Хватает баян.) ну давайте, кто нам мешает-то? (играет.) Давай, дядя Тимофей, за всю жизнь отгуляем!

Бабка. Что ж ты плясовую-то для безногого?

Таня. Да он с самого начала над нами издевается.

Михаил. Да ты что, Таня! Какой мне издеваться, ты же знаешь, как я к тебе! Я же все для тебя!

Таня. Не надо мне ничего от тебя, уходи отсюда!

Михаил. Таня, я же все для тебя, ты же знаешь, как я к тебе…

Катерина. Танька, разве ж он виноватый, что ты отсюда не уехала?

Таня. Он, это он все начал, и папке теперь из-за него…

Михаил. Таня, но ты же просто сейчас… Ты же знаешь, как я к тебе… Ты же просто сейчас… Ну скажите ей! Таня, ты же видишь, что кругом, нам же надо вместе. Вот родители твои, видишь, как они друг с другом. И нам так надо.

Таня. Пусть он уйдет, мама, бабка, ну, выгоните его, я же не могу его видеть. Уходи!

Михаил (еще какое-то время ищет у всех сочувствия, потом кидается к «гостиничной» двери и колотит в нее кулаками). А, гад, это из-за тебя все! Это ты все здесь подстроил! Специально приехал сюда, гад, чтоб мне жизнь поломать! Убью, гада!

 

Песня именинника.

Стучит кулаками в дверь. Виктор с другой стороны двери сооружает стенку из тумбочек. Михаил затихает, и из-за входной двери раздается мяуканье и писк. Все притихли и слушают. Виктор тоже воспринимает это как подготовку штурма.

 

Виктор. Только суньтесь! Я вас тут, психов, встречу! Вы у меня на три ножа напоритесь!

Бабка. Мишка, замок давай, замок скорей навешивай!

Михаил. Где?

Бабка (бежит за замком). Вот, вот, закрывай скорей!

 

Михаил навешивает замок. Мяуканье и писк не стихают. Бабка открывает дверь, выглядывает.

 

Катерина. Принесла?

Бабка (закрывает дверь). А то как же! Не гребуттвою только – досидели до пришествия!

Катерина. Я вам говорила? Я вам когда еще говорила? Вот теперь берите и топите их сами! Что хочете делайте, а я теперь и пальцем к ним не притронусь.

 

У Михаила появляется надежда восстановить отношения, и он, суетясь, кидается всем услужить. Дальнейшая сцена – один сплошной крик.

 

Михаил. Теть Катька, да я сам, сам утоплю. Зачем им, они же женщины, а я счас мигом утоплю. Ведро, где ведро?

Виктор. Я тебя сам утоплю, псих несчастный! Я вас тут всех перетоплю – только суньтесь! Я вам здесь устрою день танкиста!

Бабка (Виктору). Ты чего там бушуешь? Думаешь, если танкист, так бушевать можно? У тебя есть таблетки, вот и глотай их да не нервничай!

Михаил. Счас я, моментом! Таня, ты даже смотреть не будешь. Дядя Тимоха, ведро, где ведро, чтобы Таня не видела?

Виктор. Милиция! Выпустите меня! Депутата! Требую депутата! Приведите сюда депутата!

Михаил (пробегая мимо двери). Чего орешь? Утопим и с тобой разберемся. Вода, где вода?

Таня. Не трогай, я их в школу снесу.

Михаил. Таня, да это совсем не больно. Они за одну минуту захлебываются. Тань, это одна минута – и все, и ничего.

Виктор. Выпустите меня! Я тоже псих! Я тоже сидел! Я такой же, как все, сумасшедший, выпустите меня!..

 

Всеми забытый Тимофей вдруг начинает петь. Все с недоумением смотрят на него. Таня первая понимает его и присоединяется к пению. К кровати подходят Катерина, бабка, Михаил, и вскоре – назло всему – звучит старая, полузабытая песня.

 

занавес