Встреча асов или значение гласности

 

Я встретил Нидерхоффера 9 февраля 1998 года в нью-йоркском отеле «St. Regis» на второй ежегодной конференции по производным бумагам, спонсируемой журналом «Derivatives Strategy», одним из множества новых изданий, посвященных этой тематике, но единственным из них, публикующим комиксы.

Участвовать в конференции могли лишь приглашенные, в число которых вошло большинство из личностей, известных в мире производных. Среди них был и я. Нидерхоффер выступал с речью на банкете, мне же поручили вести дискуссию, посвященную злоупотреблениям дилеров на рынке. Интересно, почему именно мне? Уж наверное не потому, что мое имя в тех кругах пользовалось широкой популярностью. По этому признаку пригласили Нобелевских лауреатов Роберта С. Мертона из Гарвардской школы бизнеса и Мирона С. Скоулза, уроженца Канады, заслуженного профессора Стэнфордской школы бизнеса в отставке. Я надеялся, что удостоился этого, поскольку должен же кто-нибудь плеваться ядом в других специалистов. Ну что же, не возражаю.

Нидерхоффер произнес блестящую речь, собранную в единое целое из частиц его опыта в сферах философии и финансов. После банкета я пожелал ему успеха в деле защиты от судебных исков, а он надписал мою книгу: «Фрэнк Партной, рок толкнул меня в ваш лагерь. С наилучшими пожеланиями, Виктор Нидерхоффер». Я всегда буду дорожить экземпляром с автографом упавшей с неба производных звезды.

Странное ощущение оставила встреча с Мертоном и Скоулзом. Теперь, когда я и сам стал профессором, мои симпатии на стороне бедных блестящих мыслителей, а отнюдь не богатых глуповатых дельцов. Мертон и Скоулз взяли лучшее от обеих категорий: они — богатые блестящие мыслители, богатые не только благодаря миллиону долларов Нобелевской премии, присужденной за их работы в области производных 15 октября 1997 года, несколько дней спустя после заявления Morgan Stanley о «передергиваниях и жареных фактах». С одной стороны, они вывели формулу опционного ценообразования Блэка—Скоулза— дифференциальное уравнение, ставшее важной составной частью современного экономического и финансового знания. С другой стороны, они поймали удачу за хвост, будучи консультантами и руководителями Long-Term Capital Management, шестимиллиардного коннектикутского хеджингового фонда, инвестирующего средства, как правило, в ценные бумаги и производные с фиксированным доходом. Надеюсь, что успех не лишил их способности возмущаться тем, как двадцатилетние молокососы опошлили профессию своей жаждой денег. Я завистливо разглядывал шикарные профессорские костюмы и прикидывал уровень доходности собственного капитала профессорского фонда. Надеюсь, их это не слишком нервировало.

Чуть позже, в сентябре 1998 года, Мертон и Скоулз потеряли свои и не только свои деньги, a Long-Term Capital Management оказался в двух шагах от банкротства. Как только Федеральная резервная система узнала о вложении фондом нескольких миллиардов заемных средств в производные на 1,25 триллиона долларов, она сделала единственно возможную вещь: купила пирожных, пропылесосила шикарный конференц-зал на десятом этаже и «пригласила» крупнейших банкиров планеты прийти хеджинговому фонду на выручку. Банкиры с радостью предоставили для этого 3 миллиарда 650 миллионов долларов своих вкладчиков. Почему бы и нет? В Long-Term Capital Management много кто инвестировал.

Мертон, Скоулз и прочие звезды деликатно избегали затрагивать в беседах тему недавних потерь Нидерхоффера. Вообще, большинство участников рынка производных старается уйти от обсуждения крупных убытков всеми доступными способами. Быть может, вы слышали об отвращении к риску и отвращении к потерям. Я назвал бы этот феномен отвращением к огласке потерь. Допустим, вы проиграли на бегах 1000 долларов, а друзьям и жене говорите, что «чуток потеряли». К сожалению, такая политика ведет к незнанию нами большинства случаев проигрышей. Большая часть финансовых потерь объемом менее 100 миллионов долларов так никогда достоянием гласности и не становится, а должна бы, особенно если погорельцы пытаются отыграться на фондовом рынке и увеличивают ставки. В нашем примере друзей, скорее всего, не интересует, проигрались ли вы по-крупному, но, возможно, они заинтересуются, когда вы попросите у них в долг.

Завеса молчания окутывает и недавние потери в Азии. Если крупная американская компания теряет на производных миллионы, то существуют причины, имеющие надежное юридическое обоснование, по которым необходимость в обнародовании убытков отсутствует. Если, скажем, IBM теряет на производных 100 миллионов долларов, то она не обязана информировать инвесторов, поскольку в сопоставлении с прибылями компании утраты незначительны. А если такой же суммы лишается меньшая компания, то промолчать о потерях можно по другим причинам. Тот, кто виноват в убытках, заинтересован в молчании, а потерявшие деньги инвесторы не желают кричать о своих ошибках.

Хотя причины отвращения к огласке потерь едины по всей планете, в Азии они особенно выражены. Лесли Рал, консультант по производным Capital Markets Risk Advisers, предупреждает: «Если говорить о Юго-Восточной Азии, то мы видим, скорее всего, лишь верхушку айсберга».

Помимо всем известных недавних потерь на производных в том же регионе и в то же время было множество других эпизодов, не таких масштабных и получивших в связи с этим меньшую огласку. Никто и не почесался, когда Промышленный банк Японии потерял 10 миллиардов иен (около 88 миллионов долларов) на производных, которыми торговало его лондонское представительство. Два миллиарда долларов, потерянных Sumimoto, в конце концов, в докладе Комиссии по торговле товарными фьючерсами, сделанном в мае 1998 года, вылились в каких-то 150 миллионов, но история эта погребена в безднах финансовой документации. Гонконгский Peregrine Investments Holdings, Ltd., один из крупнейших азиатских инвестиционных банков, не считая японские, конечно, признал утрату 37 миллионов долларов на операциях с акциями и производными в связи с падением азиатского рынка, но вот потерю за весь год более одного миллиарда — отрицал. Основываясь на бывшей в открытом доступе информации, швейцарская Zurich Group согласилась заплатить 200 миллионов долларов, чтобы стать крупнейшим акционером Peregrine, но, когда выяснился общий объем потерь, Zurich Group изменила свое решение, и 12 января 1998 года Peregrine обанкротился. Насколько я знаю, моя любовь, моя гордость, моя тезка FP Trust до сих пор, несмотря на все филиппинские неприятности, производит купонные выплаты, хотя детальной информацией я, конечно же, не располагаю. Срок погашения этих бумаг — 1 июля 2009 года — отмечен в моем календаре, и я с нетерпением жду новых историй, которые тогда родятся.

 

В Японии тоже не все гладко

 

Для тех, кто еще не знает: Yamaichi, четвертая по величине японская брокерская фирма, совершенно внезапно обанкротилась в конце 1997 года, не выдержав тяжести так называемых «внебалансовых» потерь. Еще две фирмы из Страны восходящего солнца — Hokkaido Takushoku Bank Ltd. и Sanyo Securities — приказали долго жить в ноябре того же года. Урожайный выдался месяц.

Yamaichi организовала собственный отдел производных в конце 1996 года. Через год она разродилась двумя объявлениями: первым — о потере двух миллиардов долларов — и вторым — о банкротстве. Merrill Lynch, как коршун на цыпленка, набросился на остатки фирмы, желая переманить лучших брокеров и торговцев производными. Четвертая по величине японская брокерская фирма скончалась быстрее, чем вы успели бы произнести слово «внебалансовый».

Меня очень заинтересовало: а что именно, собственно говоря, понимается под этим красивым названием — «внебалансовый»? Кроме того, я ждал ответа и на второй мой обычный вопрос: какова во всем этом роль производных? Задать-то я свои вопросы задал, и не один раз, но вот ответа так и не получил. Ну ладно, подождем.

Тем не менее мне удалось разгадать причины потерь на производных других японских фирм, отнюдь не стремившихся придать своим ошибкам всемирную известность. Я имею в виду Yakult Honsha Co. Ltd. Эта компания занималась производством йогуртов и представляла собой комбинацию Avon (компании — производителя косметики, торгующей с помощью «коробейников») и TCBY — американского продавца йогуртов. Как и Avon, Yakult Honsha Co. Ltd. мобилизовала целую когорту бабулек, продававших ее продукцию, стучась в каждую дверь, хотя были и различия: бабушки от Yakult носили зеленые, а не розовые пиджаки и катили перед собой тележки-холодильники, а не волокли чемоданчики с косметикой. Как и TCBY, Yakult торговала полезными для здоровья напитками, произведенными из ферментированного молока, но вот фирменный напиток Yakult не шел, на мой вкус, ни в какое сравнение с напитками от TCBY. Классический йогурт Yakult — бледно-розовый с легкой кислинкой, насыщенный живыми бактериями и, говорят, очень полезный для пищеварения (физического, а не финансового). Основные правила бизнеса Yakult: низкие цены, высокое качество продуктов, большие объемы продаж — доказали свою эффективность. Спрос на напитки фирмы в Японии и за ее пределами не падал уже более 60 лет.

Тем не менее в начале 1980-х годов Yakult решила добавить в свой рецепт хитроумный финансовый ингредиент, но он (рецепт) от этого лучше не стал. Благодаря японскому экономическому буму, взлету рынка до небес и все возрастающим объемам продаж своего пойла, Yakult начала просто купаться в деньгах. Фирма вознамерилась расширить круг деятельности, учредив фонд Tokken Trust. В то время многие японские компании организовывали собственные фонды, предназначенные для инвестирования в различные финансовые инструменты. Tokken Trust стал очень удобной штукой, поскольку фирма не была обязана декларировать прибыли, получаемые от него, а значит, и платить с них налоги.

На протяжении примерно десяти лет Tokken Trust приносил Yakult двойную пользу, давая доходы от инвестиций и позволяя не платить с этих доходов налоги. Нужда в обнародовании деятельности отсутствовала. Тем не менее в начале 1990-х годов, после взрыва мыльного пузыря японской экономики и начавшегося падения фондового рынка, компании, организовавшие подобные фонды, получили тяжелые удары. Неожиданно трасты, вместо того чтобы деньги зарабатывать, начали их терять. Поскольку убытки все росли, компании были вынуждены сделать выбор: или они ликвидируют трасты и признают свои потери, или же продолжают наращивать объем рискованных инвестиций и молятся, чтобы новые прибыли компенсировали старые утраты.

Yakult предпочла пойти по второму пути ив 1991 году, пытаясь отыграться, начала использовать производные. Хотя о положении фирмы не знал почти никто, несколько участников рынка производных были в курсе укрытия компанией убытков Tokken Trust и удваивания ставки в стремлении вернуть потерянное. Причудливые телодвижения Yakult стали известны некоторым трейдерам, так как фирма успела приобрести репутацию большого любителя опционов в Чикаго. По словам одного аналитика, «все мы понимаем, что в какой-то степени это является признанием серьезных потерь». И действительно, в 1996 году компания, не поднимая шума, призналась в утрате на производных «небольшой» суммы — 40 миллионов долларов.

20 марта 1998 года Yakult объявила о потере на производных за последние четыре года не менее 810 миллионов долларов, причем конкретные сделки, приведшие к такому прискорбному результату, названы не были. В тот же день в ходе грандиозных торгов акции фирмы упали в цене от 820 до 620 иен. Каким же образом производитель йогуртов ухитрился потерять на производных почти миллиард долларов? Вопрос остался без ответа, а тем временем объем убытков уточнялся. Сначала все 810 миллионов долларов были отнесены на счет потерь от сделок с производными. Потом эта сумма сократилась до 64,7 миллиарда иен, или 500 миллионов долларов. К маю на производные списывали уже 96,6 миллиарда иен, то есть 710 миллионов долларов. Каждый месяц сумма в долларах изменялась миллионов на 100. Каким данным верить, а каким — нет, я просто не понимал. Скорее всего, потери не на производных были обязаны своим появлением инвестициям в старые добрые трасты и ценные бумаги. Насколько же отрадно знать, что лишиться денег можно и старомодными способами. Но допустим, что верна самая благоприятная для приверженцев производных оценка. Тогда наш вопрос принимает следующий вид: каким же образом производитель йогуртов ухитрился потерять на производных полмиллиарда долларов?

Держатели акций Yakult считали, что вкладывают свои деньги в производство напитков из ферментированного молока, точно так же как и держатели акций Procter & Gamble полагали, что они являются владельцами компании, производящей мыло. И те и другие ошибались, и те и другие, к полному своему изумлению обнаружили: компании зарабатывают на жизнь играми на иностранных валютах. При этом держатели акций японской компании оказались даже в худшем положении, нежели их американские коллеги. В среднем владельцы акций Yakult потеряли половину вложенных средств, причем от последовавших судебных разбирательств толку не было. Procter & Gamble, напротив, удалось прийти к соглашению с Bankers Trust о возмещении более чем 150 миллионов долларов, в то время как обычно в подобных ситуациях инвестиционные банки выплачивали от 40 до 70% от суммы потерь. (Безотносительно к истории с Procter & Gamble: в записи разговора двух продавцов ВТ есть интересная фраза: «Это же русская рулетка. Я отлично понимаю, что каждый раз, заключая сделку, нажимаю на спусковой крючок, и однажды прозвучит выстрел».)

У сотрудников Yakult тоже не было поводов для радости. Фирма объявила о предстоящем увольнении 300 человек, о снижении зарплат высшим руководителям на 20% и даже, вы не поверите, о задержке выплаты премий директорам. Правда, задержка длилась всего год.

Банкиры, посвященные в дела Yakult, говорили, что компания сделала ошибку в игре на сериях экзотических опционов на индекс Nikkei. По сведениям из других источников, сделки происходили со свопами на включенные в Nikkei акции и валютными свопами. Кто-то сказал, что потери приключились из-за неверно предугаданной динамики процентной ставки. Деталей, очевидно, мы никогда не узнаем, тем не менее, какими бы они ни были, наверное, нелегко объяснить бабушкам в зеленых пиджаках, толкающим маленькие тележки, почему их выгоняют с работы.

По старой японской традиции нашли крайнего — вице-президента компании Наоки Кумагаи. Именно он занимался большинством сделок, поскольку, кажется, был единственным, кто в них разбирался. Кумагаи просил руководство компании подождать еще чуть-чуть, так как, по его словам, инвестиции вскоре должны окупиться. Интересно, верил ли он в это и понимал ли, что делает. Как бы то ни было, выгнали его с работы в один миг. Компанию Кумагаи составил председатель Yakult. В отличие от двух высокопоставленных чиновников японского министерства финансов, месяцем раньше попавшихся на взятках, бывшие руководители Yakult самоубийством жизнь кончать не стали.

Заметки на полях относительно культурного аспекта трагедии: потери на производных не отразились на Yakult Swallows, принадлежащей фирме бейсбольной команде, чемпионе страны. О понесенных компанией убытках сообщили как раз перед первой игрой сезона, но председатель бейсбольного клуба Киото Сакаи уверил игроков, что Yakult их не продаст. Бейсболисты, кстати, имели все основания для беспокойства: лучшие игроки зарабатывали в среднем по 49 миллионов 680 тысяч иен, или по полмиллиона долларов, в год, что несколько превышало прожиточный минимум в Токио. (Правда, наиболее высокооплачиваемым американским бейсболистам деньги эти покажутся семечками. Переведя в иены зарплату Гарри Шеффилда за 1998 год, мы получим более миллиарда иен.)

Если специалисты не ошиблись и признанные Yakult потери — всего лишь верхушка айсберга, то становится понятным скептическое отношение США к японской программе финансового дерегулирования, именуемой «большой взрыв». Yakult, быть может, и переживет недавние убытки, но эта фирма не единственная, кто потерял деньги на производных, обретших в Японии вторую родину наравне с бейсболом, и если не с яблочным пирогом, то по крайней мере с розовым йогуртом. Вы можете удивляться свободе и размаху, царящим на японских финансовых рынках несмотря на всепроникающие фокусы при игре с производными, и вы можете содрогнуться, представив себе, что там начнется после отмены регулирующих правил.

 

Назад, на дикий Запад

 

В Соединенных Штатах финансовое положение различных фирм благодаря производным значительно ухудшилось — как в связи с недавними потерями, так и из-за убытков, понесенных в роковые 1994—1995 годы. Наибольшей известностью пользуется сага об округе Ориндж, потерявшем в декабре года более миллиарда долларов и превратившемся с тех пор в неплохую кормушку для адвокатов. Судебные процессы округа приобрели такой размах, что затмили даже описанное Чарльзом Диккенсом в книге «Холодный дом» судебное дело «Джарндис против Джарндиса». К середине 1998 года округ вел 15 гражданских процессов против 28 ответчиков, в том числе против 20 фирм с Уолл-стрит.

Мой бывший кормилец, CS First Boston, стал первой компанией, согласившейся удовлетворить претензии округа Ориндж в размере 52,5 миллиона долларов. Кроме того, фирма и два ее бывших сотрудника, обвиненные федеральной властью во введении в заблуждение инвесторов (что выразилось в предложении купить облигации), способствовавшем банкротству, уплатили 870 тысяч долларов. Merrill Lynch в 1997 году согласился выплатить Оринджу 30 миллионов долларов, с тем чтобы округ не выдвигал обвинений по статьям уголовного кодекса против банка или его сотрудников. Также Merrill Lynch согласился заплатить 2 миллиона долларов для прекращения расследования Комиссии по ценным бумагам и биржам и еще 1,9 миллиона для отзыва группового иска владельцев ценных бумаг. Столкнувшийся с аналогичным иском CS First Boston отдал 990 тысяч долларов. Округ Ориндж продолжал судебное преследование Morgan Stanley и других фирм, причем в дело были вовлечены федеральные власти. Merrill Lynch окончательно капитулировал в июне 1998 года, оставив в зубах страждущих кусок своего тела размером в 400 миллионов долларов, что было пятой по величине компенсацией за всю историю Уолл-стрит.

Morgan Stanley устал бороться к июлю того же года. Несколько недель после сдачи Merrill Lynch на милость победителя компания еще сопротивлялась и не признавала справедливость притязаний Оринджа, но адвокаты Morgan Stanley уже вели закулисные переговоры с целью полюбовного урегулирования дела. Заплаченная фирмой сумма говорит сама за себя: 69,6 миллиона долларов. Мне же остается только восхищаться отделом Morgan Stanley по связям с общественностью: история не получила широкой огласки. Один из сотрудников отдела сказал: «Мы рады, что все закончилось». Верю.

Роберта Ситрона, бывшего казначея округа, приговорили к штрафу в размере 100 тысяч долларов и году тюрьмы за мошенничество, но освободили после отбытия двух третей срока. Заместителя Ситрона, Мэттыо Раабе, приговорили к трем годам тюрьмы, но в августе 1998 года была рассмотрена его апелляция. Выздоровление округа Ориндж протекает прекрасно.

Завершилось и множество других судебных процессов. Так, например, подразделение Paine Webber Group Inc. согласилось заплатить 500 тысяч долларов за введение в заблуждение инвесторов посредством утаивания сведений о состоянии взаимного фонда фирмы, что привело к значительным потерям на ипотечных производных. Paine Webber приведенную формулировку ни признал, ни опроверг.

Тем не менее для большинства участников рынка производных самое интересное происходило не в зале суда, а на торговых площадках. Morgan Grenfell, по слухам, потерял десятки миллионов долларов на крахе азиатского рынка летом 1997 года. Один из крупнейших банков в мире, PNC, понес убытки на производных на 190 миллионов долларов. Более семидесяти школьных округов Пенсильвании потеряли около 71 миллиона, вложенного ими в 1995 году в Devon Capital Management и Financial Management Sciences. Банк National Westminster переманил из Morgan Stanley некоторых гениев производных, хотя потеря 120 миллионов долларов на изменении процентных ставок показала ненужность этого хода. А швейцарский Union Bank, продав ценные бумаги, лишился нескольких сотен миллионов, а если бы не продал, то потерял бы миллиарды.

Компетентные органы обвинили некоторых трейдеров в использовании опционов для манипулирования биржевыми индексами, в том числе промышленным индексом Доу-Джонса и совместным индексом 100 основных компаний Лондонской биржи и «Financial Times». Конгресс, Комиссия по ценным бумагам и биржам и армия хищных бухгалтеров атаковали частично преданные гласности сделки с производными.

Все больше и больше сделок попадали в высшую категорию надежности. Традиционно сделки с обеспеченными облигациями в середине 1990-х годов были весьма крупномасштабными (и, конечно, очень доходными). Тем не менее о высоких гонорарах за сделки речь не велась.

Один адвокат из крупной фирмы, торгующей производными, объяснил мне это противоречие: «Раскрутить клиента на большие комиссионные допустимо, поскольку прибыль полностью скрыта. А вот продавать производные, которые взрываются у клиента в руках, — нехорошо». Важное жизненное правило: драть втридорога за качественный продукт можно, а гнильем торговать нельзя.

Латиноамериканские рынки производных росли как на дрожжах, хотя и более пристойным образом, нежели в начале 1990-х годов. Мексиканские банки опять резвились со слияниями и приобретениями. Аргентина эмитировала более симпатичные облигации, бразильская валюта приобрела стабильность, отпала нужда в сложных подсчетах уровня инфляции. К маю 1998 года жизнь на рынках опционов и фьючерсов по всей Латинской Америке била ключом.

Гонорары за сделки с производными, конечно же, не снизились. Я действительно лишь слегка затронул тему вознаграждения, только обозначив порядок получаемых сумм. Некоторые трейдеры считают, что, называя Morgan Stanley крупным игроком, я ошибался. Один советник хеджингового фонда потешался над гонораром нашей группы за два года: всего-то чуть больше миллиарда долларов. По его словам, моя бывшая фирма была не акулой, а килькой. Вот что заявил этот менеджер в ноябрьском выпуске журнала «Derivatives Strategy» по поводу моего мнения о заработках: «То, что он называет большими деньгами, — вообще не деньги. Он считает ребят, владеющих 50 миллионами, богатыми. В финансовом мире такие деньги не редкость. Зарплатой в 6 миллионов никого не удивишь. Хеджинговый фонд платит ее сотрудникам, отслеживающим сделки». Хотите — завидуйте, хотите — нет, но мне кажется, что годовой доход средней американской семьи из четырех человек несколько меньше шести миллионов долларов.

Возросли не только гонорары, но и объём сделок с производными. После нескольких лет презрения производные вернули былую репутацию. Крупный чин Chase Manhattan Bank недавно сказал: «Слово „производные" перестало быть бранным». По данным Международной ассоциации дилеров свопов и производных (International Swaps and Derivatives Association) объем сделок с классическими процентными и валютными производными возрос в 1997 году примерно на 50%. Объем сделок с долгосрочными кредитными производными увеличился в году в 4 раза, составив около 200 миллионов долларов, и продолжает расти. Недавние промышленные слияния призваны усилить эффект сложных сделок с производными, причем типично объединение производных-«тяжеловесов» с «легковесами». Каждый день появляются все более и более экзотические производные: «опционы на взаимные фонды», «фьючерсы на недвижимость», «производные от погоды» (нет, глаза вас не обманули, именно от погоды — в них заинтересованы участники рынка, играющие на изменения климата и их тенденции). Мы снова вступаем во времена реактивного бизнеса.

Если бизнес производных так же масштабен, как и всё в Техасе, то вы можете сделать совершенно верное умозаключение о степени развития там этого промысла. Но и Техас уже слегка не тот. Не так давно у меня состоялось несколько бесед с богатыми техасцами на тему различных проблем, связанных с производными. Мне сообщили о валютной сделке, предлагаемой только истинным христианам (быть может, продавец решил восстановить церковную десятину) и гарантировавшей доходность 9-10% в день. Полагаю, что уповать на такое несколько легкомысленно, даже надеясь на Божью помощь. После того как одна фирма втравила ничего не подозревавших инвесторов в высокорискованную сделку с производными, Техасский совет по ценным бумагам (Texas Securities Board) отсудил у нее 275 тысяч долларов, а деньги использовал на то, чтобы дать элементарное образование в области инвестиций учителям средних школ. Надеюсь, теперь учителя знают достаточно, чтобы держаться подальше от сделок, имеющих шанс на успех, только если Господь сотворит чудо.

На этом я заканчиваю обсуждение американского рынка производных и связанных с ним потерь. Уверен, осталось еще множество не затронутых мною тем. Я опять копнул лишь слегка, но общее представление о состоянии дел в этой области вы получили.

Комиссия по ценным бумагам и биржам, кажется, тоже осознала ситуацию и предложила меры, направленные на стимулирование обнародования информации о сделках с производными вообще и о сопряженном с ними риске в частности. Однако новые правила все равно оставляют компаниям свободу маневра, достаточную, чтобы избежать распространения конкретных сведений. Когда фирмы пожаловались на то, что им дорого обходится урегулирование претензий, председатель комиссии Артур Левитт напомнил результаты исследования, в соответствии с которыми общая сумма компенсаций по всей стране составила 40 миллионов долларов, и отметил, что раньше он работал в благотворительном фонде, потерявшем 30 миллионов на сделках с производными из-за ошибок финансового директора. Теперь, зная о неудаче, постигшей Человека № 1 в регулирующих структурах, мы можем спать спокойно.