Как одна еврейская семья распалась

НА РОССИЯН И АМЕРИКАНЦЕВ.

 

1892 год. Семья Хаима Шенкера в последний раз собралась за обеденным столом. 17 лет жизни в Рыбинске не принесли ей покой и достатка. Хотя этот край в то время был не самым худшим вариантом для многодетного еврейского семейства, бежавшего из черты еврейской оседлости от голода, унижения и погромов, но многие члены семьи решили эмигрировать из страны.

Рыбинск на всем протяжении еврейской миграции скорее был индифирентен и безучастен к евреям, чем благорасположен к ним. И вовсе не по причине заскорузлости своего мышления, а в силу привычки.

К иностранцам (а евреи для русских царей всегда оставались иностранцами по сути) рыбинцы начали привыкать в начале XIX века. Тогда в городе впервые услышали о польских пленных, захваченных Суворовым в ходе подавления в 1794-м году восстания Тадеуша Костюшко.

В 1822 году в городе поселился 1-й еврей, получивший право на занятие ремеслом - витебский мещанин, портной Александр Осипов Гинзбург. В 1813 году через Рыбинск гнали пленных французов с юго-запад на север под конвоем конных калмыков, в 1814-м через близлежащие земли уже на запад гнали освобожденных из плена французов, итальянцев, партиями по 200-300 человек, в том числе и женщин.

И рыбинцам по большому счету было все равно, кто вкладывает свой талант, силы, средства в развитие города - евреи, турецкоподданные, бельгийцы или китайцы - лишь бы жить не мешали.

С другой стороны, даже в 1916 году, в разгар войны, в Рыбинске люди жили сытно, в довольстве. "Страной хлеба и здоровья" назвал Рыбинск автор "Мелкого беса" Федор Соллогуб. "В Рыбинске на улицах пахнет хлебом, так его много" - писал в то время полуголодный петербуржец.

Благодаря покровительству самого состоятельного рыбинского еврея, банкира и управляющего цепным пароходством Ильи Авербаха, пригревшего в своем пароходстве не одного страждущего единоверца, Хаим Шенкер, отец знаменитых братьев, устроился на весьма доходное место - приказчика в конторе пароходства.

Решение покинуть Россию было не случайным. Старшему Шенкеру грозила высылка в черту оседлости, как раз по той самой причине - он нарушил обязательство - заниматься ранее заявленной профессией перчаточника. Страшный грех по тем временам!

"А чтобы жизнь медом не казалась" - так думали о евреях полицейские начальники. Не местные, не рыбинские, эти были побезобиднее, подобрее и попроще, а губернские чины, да чины столичные - недреманное око государево, которые боролись с "еврейским засильем" и евреями, не щадя их живота.

И потом, за 51-летним Шенкером числился еще один грех - "совершил обряд обрезания" над внуком Самуилом, что по тем временам было недопустимо и каралось высылкой в черту оседлости - "а не раввин ведь!".

Судя по документам архива, могилевский мещанин Шкловского общества Хаим Шмуилович Шейнкер, поселился в Рыбинске в 1875 году. В это время он проживал с семьей на Ивановской улице, в доме Киселева. А в 1879 году он уже прописан согласно списку евреев мужского пола за тот же год, по адресу: ул. Мологская, дом Гарина / сегодня - это ул. Чкалова/.

В 1875 году старший Шейнкер, которому исполнилось 34 года, числится по ремесленному цеху как перчаточник, что для еврея, проживающего вне черты оседлости с временной пропиской, имеет нешуточное значение.

Вероятно, перчаточный бизнес не был настолько удачным, и уже в 1879 году Хаим Шенкер работает служащим в конторе цепного пароходства приказчиком. Вполне могло быть, что эта переквалификация не прошла мимо полицмейстера и главе семьи грозила высылка в Белоруссию.

Однако на 1881-й год семья Шенкеров продолжает числиться среди еврейских семей, временно проживающих в Рыбинске. Скрывая свою должность, Хаим Шейнкер называет себя перчаточником. При нем числится жена и 8 детей.

В 1889 году старший сын Израиль Шейнкер женится на девице, дочери минского мещанина Шимсона Файна, Добе.

В 1890 году у Израиля Шейнкера родился сын Шаул-Нахман. Обрезание совершил отец Хаим Шейнкер, т.е. он исполнял роль раввина.

В 1891 году у Израиля родился второй сын Самуил. Обрезание делал также Хаим Шейнкер.

После 1891 года всякое упоминание о семье Шенкеров в материалах и документах отсутствует. Остается только имя Израиля. И уже обряд над родившейся в 1894 - м году дочерью Израиля Рахилью совершает Шмерка Ашкинезер.

А тут еще по стране прокатилась волна диких, ужасающих еврейских погромов. Ни Рыбинска, ни Ярославля эти погромы так и не коснулись. Но все здешние евреи были напуганы. Многие сорвались с плохо ли, хорошо ли, но насиженных мест. В Польшу дороги не было, Германии боялись, ехали рыбинцы во Францию, Палестину, но больше всего - в Америку. И Шенкеры решили - в Америку.

Тяжесть переживаний от расставания с мирным и сытным Рыбинском усиливалась невероятно от сознания разлуки с близкими. Но ехали не все.

Семья старшего брата Израиля оставалась. Причины серьезные - 2 года назад у него умер малолетний сын Шаул, и рана на сердце еще не затянулась. А на руках семимесячный сын Самуил. Как ехать с таким за тысячи миль?

Но время шло - и год, и пять, и десять, выросли дети, а Израиль продолжал жить в Рыбинске.

А близкие уехали - все девять человек.

Путь рыбинских Шенкеров, как и многих сотен тысяч евреев, проходил через пограничный город Броды в Галиции, Париж, "Всемирный еврейский союз", Средиземное море, Атлантику.

Беженцев отправляли в Америку партиями. Один из беженцев вспоминал: "Пароход был "товарный и годился более для перевозки скота, чем людей. Вся масса эмигрантов должна была расположиться в грязном, темном и вонючем трюме на двухэтажных нарах, покрытых тоненьким соломенным матрацем... Раздаваемый хлеб был негоден для пищи. Мясо и варево были не кошерные, и евреи не могли это есть...

Недостаток свежего воздуха, духота, вонь от рвоты, стон женщин и крики детей были ужасны.

Пароход бросало как щепку..., мужчины облеклись в свои талесы и выкрикивали псалмы, а женщины проклинали Америку, своих мужей и весь мир.

РУССКИЕ ШЕНКЕРЫ

 

Вполне может быть, что Израиль Шенкер рвался вслед за братьями в Америку. Но злой рок приковал его к волжским берегам.

В это время он вынужден жить в деревне Бурачок, Мологского уезда, по месту жительства жены. В 1893 году от скарлатины умирает уже второй его сын - Самуил. В особом месте, на кладбище у деревни Копарье его накрывает лопата парной мологской земли, а уже через сорок шесть лет - мутные воды Рыбинского моря навсегда скроют его могилу от взоров родственников.

И снова движимая инстинктом выживания, его супруга Доба вынашивает в чреве свою очередную надежду на продолжение рода и племени, его завтрашний день, его будущее. Одна за другой в какие-нибудь пять-шесть лет у Шенкеров рождаются три девочки, и судя по всему, еще и мальчик, но о нем чуть позже.

А неудачи и невезение не оставляют семью. В 1895 году Израиль где-то теряет аттестат на звание часовых дел мастера; в 1899 году Рыбинская ремесленная управа исключает его из числа ремесленников за ту же провинность, что совершил когда-то отец - смену рода деятельности. Он как-то выкручивается, продолжая числиться часовщиком.

В 1898 году он, по стопам многих евреев устраивается в Шекснинское цепное пароходство браковщиком-сортировщиком лесных материалов.

Все это время вплоть до 1916 года Израилю в делах везло. Вот он замечен местными газетчиками в числе участников совещания грузоотправителей и судопромышленников, проходившего в здании новой хлебной биржи. Сидит рядом с Юрием Ильичем Авербахом, сыном и наследником того самого Авербаха, почетного гражданина города. Вот он в числе членов Рыбинской еврейской общины, один из ее активных членов...

Его дети болеют часто и серьезно. Он просит разрешения поселиться в районе городских дач для поправки здоровья семьи согласно предписанию врача Цастрова. Ничего не подозревающие местные власти дают такое разрешение. Но тут сверху следует грозный окрик - не имеют евреи права проживать вне черты города.

Дочери одна за другой выходят замуж, сын - студент (ни имени его, ни даты рождения мы пока не знаем).

Революция поначалу воспринимается Израилем Шенкером, и подавляющим большинством - как благо. Он трудится, не покладая рук на пользу еврейской общине - выступает одним из инициаторов по обучению малолетних и взрослых неграмотных евреев родному языку, а также языку русскому; в составе партии "Фолкспартей" участвует в политической жизни города, организует выборы.

Та же энергия, та же одержимость, предприимчивость, присущая всем Шенкерам, американским и российским. Только вот результаты по жизни выходят разные.

Проходят каких-то два года, и Израиль Михайлович Шенкер (его американские братья также стали писать свое отчество с буквы "м") в составе комитета участвует в описи (читай - экспроприации) имущества рыбинской купчихи К.Ф. Эльтековой, а это означает, что он, похоже, стал апологетом новой власти.

Сын его, судя по всему, в 1918 году служит в Ярославской ЧК. Потом про него напишет один из исследователей местной истории: "В нее (ЧК - авт.) нередко на первых порах проникали люди, не отвечающие требованиям, предъявляемым партией к чекистам. Это не было исключением и для Ярославской губчека, в 1918 году в ее органы пробрался некий Шенкер, бывший студент, который отличался низкими нравственными и моральными устоями, был ревностным сторонником анархизма".

Да уж, тяжела ты шапка анархизма!

Последние сведения о рыбинских Шенкерах относятся к 1920 году. В тот год один из них утерял свой паспорт, а другой должен был заплатить за телефонные разговоры за 1-ю половину 1920 года 900 рублей. Впрочем, это мог быть один и тот же Шенкер.

И все... Дальше - тишина. Карьера и жизнь еврея Шенкера в республике Советов обрывается 20-м годом, как и сотен тысяч других рожденных и настигнутых революцией.

Правда, до нас дошла еще одна весточка из прошлого от рыбинских Шенк(ер)ов. И довольно любопытная. В 1929 году в городской газете «Рабочий и пахарь» 7 ноября появилась статья «Два города». Ее автором был Михаил Шенк. Он пишет о двух «разных» городах под одним названием. Один из них принадлежит 1917-му, а другой 1929-му году. Некий господин, купец-рыбинец, условно говоря, проспал 12 лет и проснулся в 1929 году: «…Знакомый вход. Он почти стремительно взбегает по лестнице, но, словно конь, осаженный искусным наездником, останавливается на месте.

Стены – какой-то сплошной плакат больших букв, непонятных слов. В приоткрытую дверь видны люди. Молодые и старые, кряжистые рабочие сидят за столами, читают газеты и журналы, играют в шахматы и шашки…

Та самая биржа, открытие которой «повелеть соизволил» его императорское величество, деятельность которой – постоянные заботы и защита интересов торгующего купечества и судовладельцев. Посетить которую удостоили высочайшие особы – император, цесаревичи, великие князья, герцоги, граф Аракчеев, который, по словам летописцев, «соизволил ввиду обильного угощения купечеством уехать обратно в непосредственном состоянии».

Биржа… Клуб..

Два Рыбинска» - пишет Шенк. Кто он? Какое отношение имеет к нашим Шенкам. Это его настоящая фамилия, или псевдоним, что вероятнее всего?

РУССКИЕ ЭМИГРАНТЫ.