Новая реальность реально фантастична

Джей Хейли говорит о нередко упускаемой из виду специфике терапии как реализации власти, рассматриваемой им на примере психотерапии. Пусть каждый определит правомерность аналогии между медициной вообще и психотерапией как одной из тончайших и изящнейших ветвей древа врачевательных познаний, в последние десятилетия буквально очаровывающей и пациентов, и врачей своими трудно представимыми возможностями целебной трансформации: «Итак, у нас нет уверенности, что психотерапия действительно воздействует на людей, и тот факт, что в это верили предыдущие поколения терапевтов, никоим образом не рассеивает наши сомнения. Изучая терапию (если допустить, что таковая существует), мы испытываем затруднение, пытаясь определить, что она в себя включает, а что — нет. Трудно различить, где кончается терапия и начинается социальный контроль над обществом, над образовательным процессом и пр. Более того, сама терапия различна в различных социальных условиях и предполагает разнообразие подходов. Мысль психотерапевтов лишена полета и скована метафорами клиницистов. При наличии всех этих неясностей и сомнений, как сегодня работать осознающему свой долг терапевту или преподавателю терапии? Как нам дальше развивать нашу науку, если мы не хотим обманывать общество, оплачивающее наши услуги?

Все эти сомнения стали предпосылкой, побудившей меня разработать собственную методику лечения, которую я и преподаю. Рискуя быть обвиненным в упрощенном и поверхностном подходе «глубинными» терапевтами, я сформулировал ряд основных и, как мне кажется, вполне надежных принципов терапии. Позвольте изложить их.

1) Возможность положительных изменений в состоянии клиента независимо от самого процесса лечения логически приводит нас к заключению, что последнее не должно быть длительным. Когда клиенты наблюдаются годами, успевая за это время получить образование, жениться, завести детей, развестись и испытать массу перемен в своей жизни, все эти изменения ошибочно могут быть приписаны терапии. Кратковременная работа с клиентом скорее поможет выяснить, чем вызваны положительные изменения: лечением или внешними факторами.

2) Когда причина изменения неясна, следует в первую очередь заняться теми обстоятельствами, которые более всего доступны наблюдению, а не погружаться в недоступные глазу глубины. Отсюда логически следует, что надо поинтересоваться, как и чем реально живет человек в данный момент. Реальный контекст жизни лучше поддается изучению, чем фантазии и образы прошлого, свидетельства которого отсутствуют, а иногда и вовсе оказываются выдумкой.

Если исходить из того, что настоящее человека определяется его прошлым, то одной из целей терапии должна стать, в частности, и перестройка прошлого. Можно помочь человеку забыть самое страшное из того, что осталось позади, — с помощью современных искусных способов перестройки сознания или с крайней осторожностью вызвав амнезию. Амнезия представляется здесь особенно ценной. Как славно мы заживем, если сегодня начисто забудем, какие неприятности причинили друг другу вчера! Уж если заниматься реформированием прошлого, то, конечно, лучше это делать в позитивном плане, вычеркивая из него с помощью амнезии все самое худшее, чем вытаскивать наружу болезненные воспоминания, как это положено в соответствии с психодинамической теорией.

3) Если в перспективе не ясно, как проверить исход лечения, то следует сосредоточиться на одной определенной проблеме. Так легче выяснить, удалось ли устранить с ее помощью терапии. Мне кажется, не вполне разумным браться за лечение клиента с определенными личностными проблемами или когда дело касается целой системы сложных межличностных отношений и нет возможности установить, изменились ли они в положительную сторону.

4) Чтобы получить информацию о том, что происходит в жизни клиента, и установить, вносит ли терапия какие-либо изменения, следует, как мне кажется, наладить контакт с его семьей. Семья не только содействует лечению, благодаря тем воздействиям на клиента, которые находятся вне сферы усилий терапевта, но и помогает последнему познакомиться с реальным миром, где пребывает клиент и где легче наблюдать за изменениями в его состоянии. Если жена в качестве клиентки рассказывает терапевту все, что она думает о своем муже, информация будет гораздо достовернее, когда врач познакомится с самим мужем. В этой связи много упустили терапевты прошлых лет, отказываясь общаться с родственниками не только лично, но даже по телефону, из опасения поколебать фантазии терапевта о семье.

5) Если терапевт стремится к большей определенности относительно эффективности своего лечения, ему не стоит пускаться в рассуждения по поводу болезни и толкования ее истоков. Будет разумнее сфокусироваться на поведенческих проявлениях, дав клиенту необходимые для изменения указания. Если вы с клиентом займетесь глубинным исследованием его психики, то единственное, чего добьетесь, — научите его самокопанию. Изменения в поведении скорее заметны глазу. Не говоря уже о том, что чем меньше терапевт занимается интерпретацией проблемы и объяснением всех ее тонкостей клиенту, тем легче они найдут общий язык и тем скорее растает внутреннее сопротивление клиента.

6) Если врач действительно хочет добиться перемен, он должен организовать терапевтический процесс так, чтобы изменение произошло. Сидеть, удобно устроившись в кресле, и побуждать клиента к бесконечным рассказам о себе — это лечение без конечной остановки. Чтобы оправдать свое назначение, терапия должна быть целенаправленной, а цель определяется терапевтом. Он должен, насколько это возможно, брать инициативу в свои руки и вести прием в заранее продуманном направлении. Наивно ожидать успеха, если клиент, не зная, как изменить свое состояние, приходит за помощью к терапевту, а тот ждет, пока клиент сам разговорится и предложит какие-то идеи и план действий.

7) Чтобы сохранить уверенность в том, что мы действительно добиваемся положительных изменений с помощью терапии, а не просто вымогаем деньги у клиентов под видом лечения, следует обучать будущих профессионалов искусству психотерапии. Точно так же, как терапии следует заниматься доступным для наблюдения настоящим, обучение должно быть сосредоточено на поддающихся наблюдению действиях терапевта, что становится возможным благодаря наличию видеозаписей или комнаты с «односторонним» зеркалом.

Если терапевт берется обучать других методам изменения поведения, опираясь на собственный опыт, нелишне поинтересоваться, удалось ли ему самому изменить хоть кого-нибудь.

И, наконец, пожалуй, самое важное: терапевт должен быть уверен в правильности своих представлений о терапии и в своих действиях. Акцент, который в недавнем прошлом делался на личностной терапии, порождал некую скованность у приступающих к практике терапевтов, смущенных мыслями о собственных подсознательных конфликтах, а также скрытых враждебных и агрессивных импульсах. Насколько это разумно — сначала обучать терапевтов саморазрушению, а затем ожидать от них уверенности в том, что они способны вселить надежду в души несчастных, обиженных судьбой людей и оказать им помощь?

Очевидность этих принципов отражает достаточно четкое представление о предмете терапии и приводит к весьма любопытному заключению. Мои рекомендации полностью противоречат тому, чему учили будущих терапевтов три десятилетия тому назад, когда я сам вступал в нашу профессию. Практика того времени предполагала, а в больших городах предполагает и сейчас, что терапия прежде всего должна быть длительной; терапевту в фокусе своего внимания следует удерживать скорее прошлое, нежели настоящее клиента, причем концентрируясь не столько на конкретной проблеме, сколько на предметах весьма расплывчатого свойства; предписывалось избегать контактов с родственниками клиента; вместо активного действия предпочтение отдавалось глубинному проникновению в недра психики клиента и дотошному изучению с последующей интерпретацией добытого в результате «раскопок» материала; клиенту оказывалась всяческая помощь, чтобы выудить у него все до малейшего горестные моменты его биографии; и, наконец, обучение предполагало, что сам терапевт должен пройти глубокую личностную психотерапию.

Есть еще одно различие между тенденциями прошлого и настоящего в психотерапии. Раньше психотерапевт не считал своей профессиональной обязанностью добиваться перемен в состоянии больного; во всяком случае, ответ на вопрос, заключается ли смысл его работы в конечных изменениях, как правило, был отрицательным. Терапевт должен был помочь клиенту разобраться в себе, а уж изменится тот или нет — это его личное дело. Сейчас терапевт берет на себя гораздо больше ответственности. Он не просто консультант, а профессионал, активно добивающийся изменений в поведении клиента, и если перемены не наступили, это личный неуспех психотерапевта. Как любил говорить Милтон Эриксон, терапевт должен научиться множеству разных способов изменять множество самых разных людей, иначе ему следует сменить профессию.

В русском языке синонимичны слова «родник», «ключ» и «источник». Приход третьего тысячелетия потребовал качественного изменения форм целительной работы. В частности, само по себе обучение практике холистического оздоровления, реабилитации в широком смысле слова, если понимать этот термин буквально, должно рассматриваться как важнейший элемент целительской деятельности. Известнейший педагог Ш.А. Амонашвили как-то заметил, что никакая реформа в наших школах ничего не даст до тех пор, пока не будет сделано главное. Изменить необходимо самого учителя. Его должны учить другие, более мудрые, свободные и знающие профессионалы, ответственные и любящие детей. Примерно то же сегодня стало сверхактуальным для медицины, впрочем, актуально это было во все времена. Целение — не глотание таблеток и не лечебная гимнастика. Целение — это высокое мистериальное таинство, нуждающееся не только в священном настрое исцеляемого, но и в жреческой подготовленности целителя. Потому-то данная глава и оказалась в книге завершающей, точнее, обозначающей переход автора от печатного провозглашения принципов новой медицины к живой открытой работе со всеми желающими освоить высокое искусство холистической реабилитации — лучший наукоподобный аналог термина «эзотерическое целительство». Хотя обучение продолжается с 1989 года, настало время расширить эту практику. Для этого и организован Центр холистической реабилитологии «РОДНИК», на базе которого все желающие смогут получить интересующие их знания и навыки. Конечно, каждый возьмет лишь то, что сможет и что захочет. Не будем забывать, что важнейшим в подготовке холистического целителя является все-таки преобразование самого врачующего. Личным вкладом автора в процесс оздоровления современной практической медицины явится организация учебных групп, участники которых в продолжение нескольких учебных сессий в присутствии автора будут постигать искусство психоэнергетической реабилитологии. Конечно, для этого им придется на время оставить все свои дела, запастись средствами и на месяц приехать в Минск, столицу Беларуси. Никаких представительных «корочек», конечно, они не получат. Но смогут под руководством автора пройти по всем закоулкам и переходам загадочного таинственного города, имя которому — Здоровье. Если у Вас достаточно отчетливо сформировалось желание расширить диапазон своих творческих возможностей, пишите по адресу boss[at]aquarun.ru.

Надеюсь, всякий здравомыслящий человек понимает, что это дело стоит того, чтобы посвятить ему интереснейшую часть собственной жизни!

Заключение

Один из мудрых людей ХХ века решительно заявил: «Я знаю о второй мировой войне достаточно много, чтобы понять, что третьей мировой уже не будет». Я хотел лишь предоставить Вам возможность научиться на ошибках уклонений в общем-то очень серьезных и порой даже мудрых исследователей. Проблема заключается не в том, чтобы их оспаривать. Проблема заключается в том, что будущее нас с ними попросту не примет.

ХХ век был особенным для медицины. Она, искусство пестования и взращивания, прошла через горнило соблазнов технократизма и испытала гнет фармацевтических императивов. И вот сейчас она, закономерно и естественно, слегка смутясь, слегка стыдясь, вынужденно обратилась к логике целого, психологизму и к бережности воздействия. Как тому и следовало быть.

Надеюсь, сегодня медицина уже пробуждается от многовекового сна. Она возвращается из тысячелетних блужданий в хаосе иллюзий, в каковые вкраплены почти что случайно мелкие находки крупиц истины. К этому ее принудил век ХХ. Наконец медицина увидела в ликах тиранов и в хамском мурле толпы, что может породить она, сама того не разумея.

Специалистам известно, что, несмотря на все оптимистические декларации и высокопарные определения, все-таки на самом деле современные медики центрированы на избавление от болезней, а вовсе не на созидание здоровья. Почему-то проблема восстановления здоровья во всех его возможных смыслах многими мыслится как нечто само собой разумеющееся и вообще доступное пониманию всякого без особых на то усилий. Один из известнейших российских паталогоморфологов Ю.В. Давыдовский как-то заметил: «Сколь бы ни казалась сложной классификация заболеваний человеческих, в болезни организм упрощается и примитивизируется, а потому типов и видов болезней во сто крат меньше, чем всевозможных форм подлинного здоровья». Звучит по меньшей мере странно, но при ближайшем рассмотрении высказывание это оказывается на удивление справедливым. Болезненное состояние характеризуется зажатостью, ограниченностью и утесненностью жизни, о чем нам говаривал один из классиков марксизма, состояние же здоровья есть состояние расцвета индивидуальных особенностей, празднование свободы и радование возможностям. Получается, что санология — «наука о здоровье» — по определению должна быть сложнее медицины, сколь бы сложной последняя ни казалась. Помимо всестороннего знания тончайших механизмов регуляции жизнедеятельности, санология включает в себя целый арсенал приемов и методов профилактики нарушений и развития способностей организма, а также наисложнейшую дисциплину о неповторимости человеческих существ, которую можно было бы назвать индивидуалогией. Добавьте к этому практическое знание технологий проблеморазрешения, целый свод практик психологической культуры, науку гармоничной коммуникации и практику социального аутоменеджмента. Вместе все это и составит фундамент санологии — науки будущего. Если же учесть, что подлинный санолог в качестве основного из инструментов своей диагностической и оздоровленческой деятельности должен в максимальной степени владеть дарованными ему природой способностями и обладать высоким потенциалом собственного здоровья, то наука получится более чем удивительная и замечательная, своего рода наставничество счастью.

Понятно, что вне зависимости от валеологических и акмеологических экспериментов последнего времени, санология, как единая практическая дисциплина, — дитя будущего, пребывающая пока лишь в стадии зачатия. Однако сама логика развития человеческой культуры утверждает необходимость рождения санологии как одной из центральных дисциплин прикладного человековедения. Понятно, что рассмотреть проблему становления этого оздоровительного искусства в состоянии лишь широкая сеть заинтересованных специалистов и изобретателей. Санология Будущего — предмет, вполне достойный самого широкого обсуждения, идеальные возможности для которого и созданы благодаря рождению Интернета.

Темы, предлагаемые для более конкретных дискуссий, будут последовательно формулируемы нами в дальнейшем уже на основании анализа полученных от единомышленников посланий. Но сам форум должен жить! Мы не хотим повторять сайты, содержащие сотни рецептурных прописей и всякого рода натуропатических алгоритмов. Нам хочется изменить сам ракурс рассмотрения центральных проблем практического человековедения — здоровье, творчество, счастье. Конечно, форум станет развиваться по своим собственным законам. Мы лишь подаем катализирующую обсуждение идею и берем на себя труд регулярной организации присылаемых сообщений на настоящей странице. Возможно, наше предложение кому-то покажется чересчур романтичным — обсудить пути построения в будущем доселе неведомой дисциплины. Но в глубине души мы уверены, что многие откликнутся и со временем наш негромкий разговор станет интересен и целителен для очень и очень многих.

Пишите нам — и будьте здоровы!