Кибернетика как современная техника

 

Эта свобода находит свое чистейшее выражение в кибернетике, которая предоставляет общую систему понятий для описания технических устройств и процессов.

Одним из важнейших ее понятий является понятие системы передач. Под системой передач подразумевается упорядоченный посредством операторов переход каких-либо сущностей (входящих) в другие (исходящие). Эти сущности именуются операндами. В качестве простого примера может служить пианино: нажатие определенных клавиш позволяет извлекать определенные звуки. Системы передач могут развиваться самыми разнообразными способами. Например, каждый операнд может преобразовываться только в какой-то один, а может и в несколько; операнды могут образовывать континуум, но могут быть и дискретными; передача может быть детерминистской или статистической и т.д. Системы передач могут быть как математическими моделями, точными теориями (как в физике, например), так и реальными процессами с признаками регулярной последовательности событий. Но особый интерес представляют такие реальные процессы, в которых операнды ввода или операторы могут изменяться из-за помех, включения рубильника и т.п. В таких случаях говорят о процессах управления, регулирования или адаптации, вообще о всевозможных процессах обратной связи. Такие процессы называют "системами передач с вводом".

В любом техническом производственном процессе поставленная цель достигается некоторым физико-химическим способом, т.е. по законам, которые определяют превращение исходных величин в конечные. Следовательно, такой процесс всегда представляет собой систему передач, а сверх этого - процесс обратной связи, так как из-за незамкнутости физико-химических систем процесс производства требует постоянного наблюдения и управления. Продукты этого производства также представляют собой системы передач, как показывает анализ тех целей, которым они призваны служить. Эти цели можно подразделить на три группы: сохранение состояний, использование энергии и получение информации. В случае сохранения состояний входящими величинами являются помехи, которые могут изменить состояние, а исходящей величиной - то состояние, которое требуется сохранить (примерами могут служить плотина, бункер, отопительная система, консервные банки и т.п.). Точно так же в случае использования энергии мы имеем дело с управляемым процессом преобразования, а значит, и с системой передач (автомобиль, самолет, поезд и т.д.). Наконец, при получении информации вводятся слова (сообщения), затем они преобразуются в электромагнитные волны, печатные литеры или отверстия на перфолентах и т.п., а на выходе снова выдаются слова (сообщения), примером чего может служить компьютер.

Поскольку обычно производственные процессы представляют собой "системы передач с вводом или без ввода", "процессы управления, регулирования, адаптации" и т.д., то они могут быть описаны с помощью математических моделей, если законы и правила их преобразования поддаются точной формулировке. Математические модели служат для передачи этих законов и правил в аксиоматической форме. Конструкция таких моделей имеет большое значение. Она служит фундаментом для трехступенчатой абстракции теоретического исследования. На первой ступени посредством модели происходит отвлечение от непосредственного назначения и особенностей технических объектов и исследуется диапазон их возможностей. Здесь модель выступает в роли теории, которая позволяет сделать единичные явления наглядными (благодаря классификации и систематизации) и выводимыми из общей взаимосвязи. На второй, более абстрактной ступени структура представленной в математической модели системы передач исследуется на предмет ее взаимозаменяемости с другими системами передач. Если, например, между некоторой технической системой и некоторой естественной системой существует изоморфизм или гомоморфизм - т.е. полное или частичное соответствие, - тогда то, что под силу естественной системе, может сделать и техническая, в полном объеме или частично. Только потому, что логика релейных контактов так же, как и логика высказываний структурно соответствуют булевой алгебре, определенные логические операции могут быть перенесены на технические устройства. Наконец, на третьей ступени посредством комбинирования, варьирования и т.д. из имеющихся систем передач конструируются другие системы передач с целью посмотреть, как их можно использовать практически. Эти три ступени прогрессирующего абстрагирования и теоретизирования сегодня можно встретить во многих новых областях науки, например, в теории электрических соединений и автоматов, в теории управления, теории игр, теории адаптивных систем, нейронных моделей, языковых систем, в теории информации и т.д.

Таким образом, под кибернетикой следует понимать тот абстрактный способ рассмотрения техники, который имеет целью введение всеобщих основных понятий и методов, разработку математических моделей и исследование их структур. Этот способ уже доказал свою исключительную плодотворность и предложил раскрепощенному изобретательскому духу богатейший источник вспомогательных средств, а также незаменимый ориентир в его стремлении расширить круг возможных технических решений и их реализаций.

 

Общество технического века

 

Эта насквозь теоретизированная техника (идея которой зародилась во времена барокко и позже была полностью претворена в действительность) характеризуется прежде всего тем, что делает основной акцент на идее прогресса и точности. Прогресса, поскольку ее теоретичность призвана служить именно освобождению от непосредственно конкретного, от данной цели, данной задачи, данного средства (машины) и тем самым - систематическому исследованию диапазона технических возможностей и точности, поскольку эта цель должна достигаться посредством математических моделей, схематизированных систем передач и т.д. Таким образом, техника становится своего рода игрой в духе l'art pour l'art. Так возникают не только новые средства для достижения старых целей, но и многочисленные новые цели и потребности. Прогресс накатывается как лавина, и если где-то и происходит перманентная революция, так это в технике. Я повторяю: этому обстоятельству способствует многое, не имеющее к технике непосредственного отношения (например, политика, экономика и т.д.). Новостью нашей эпохи является только описанная выше основная установка техники. Она решающим образом влияет на форму технизированного общества.

Точность формы является существенной особенностью современных промышленных процессов, а стало быть, и значительной части современного мира труда. Прежде такая форма была совершенно неизвестна. Лишь благодаря изобретению Модсли (Maudslay) токарного суппорта, в производстве стали использоваться такие металлические детали, как кривошип, вал, вентиль и т.д. До тех пор - оцените масштаб исторических изменений, - по словам Нэсмита (Nasmyth), "не существовало даже системы, описывающей отношение шага резьбы к диаметру болта". Всякий винт и всякая гайка обладали неповторимой индивидуальностью. Систематика, порядок и система правил, которые Модсли привнес в производство, Нэсмит назвал потом "истинной философией конструирования". Это была именно та точность (рубильник, кнопка, конвейер), которая привела к массовому производству и массовому потреблению. Эта точность сделала возможным простое и быстро повторяющееся манипулирование простыми элементами (операндами) по строгим правилам и законам. Можно даже сказать, что в этом главным образом и состоит точность. С наибольшей очевидностью это проявляется в ее идеальном образе, т.е. во всякого рода расчетах; они служат не непосредственно истине или познанию, а оперированию с определенными базовыми образами (фигурами, цифрами и т.д.). Не содержание, а именно форма может быть точной, пригодной для схематических операций. Благодаря им достигается высочайшая степень интерсубъективности, поскольку они вследствие своей однозначности и строгости могут производиться и пониматься всеми одинаково. Именно поэтому схематическое оперирование считается рациональным. А общество, для которого массовое производство и массовое потребление являются определяющими, это есть общество рационализированное и постоянно тяготеющее к "рациональности", каким бы неясным ни казался многим этот термин. И не в последнюю очередь здесь коренится "детабуизация" и "демифологизация", которые мы все сегодня наблюдаем.

Нет сомнений, что наряду с идеей точности в нашем обществе господствует также столь характерная для современной техники идея прогресса (не будем говорить о том, что именно по вопросу общественного прогресса нет никакой ясности, а даже, наоборот, весьма распространены всевозможные заблуждения). Можно сказать, конечно, что эта идея не нова, что она является плодом эпохи Просвещения. Но и сама эпоха Просвещения впервые с позиций науки и техники выступила с идеей рационализации мира, которую она рассматривала как конечную цель. И точно так же, как было размыто и стало неопределенным достаточно четкое понятие технической рациональности, так и научный прогресс постепенно сделался всеобщим и затрагивающим почти все. Сегодня для большинства людей выступать против рациональности и прогресса означает почти то же самое, что раньше - выступать против божественного миропорядка. Таким образом, современное человеческое общество, будучи индустриализированным, в значительной мере выводит свое самосознание из форм и идей, порожденных наукой и техникой.

 

Техника: pro и contra

 

Некоторые философы приветствуют этот факт, другие - выступают против. Для тех, кто приветствует, технизация прежде всего является фундаментом все расширяющейся свободы. Технический прогресс освобождает от оков традиции; массовое производство и массовое потребление избавляют от материальной нужды; всеобщность труда, а также строгое нормирование его продуктов способствуют сглаживанию социальных различий; рациональность элиминирует всякую неочевидность. Таким образом, еще немного и можно будет констатировать наличие связи между техникой и политическими свободами (актуальными или требуемыми), борьбой со всякого рода табу, а также современной демократией (Вендт, Финк). Некоторые даже видят в технизированном мире "царство автономного человека", надеются на осуществление в нем давней мечты о высших ценностях в небывалом масштабе и связывают с ним старые представления о "regnum hominis".

В прогрессе видят "эмансипацию от растительного и животного плена человека" и тем самым - средство достижения "всего духовного"; считается, что высокие задачи могут быть выполнены лишь при наличии свободного времени и независимости, которые дает техника. Она также делает возможным все ускоряющийся поток информации, благодаря которому расширяется кругозор, а люди лучше узнают и понимают друг друга. Всеобщая гуманизация, в том числе и природы, идет рука об руку с техникой.

Против такой оптимистической оценки техники приводятся следующие доводы: тяга к новшествам, связанная с принципиальной установкой техники, и тотальное освобождение от всяких традиций, быстрое и постоянное изменение окружающей среды вследствие технического прогресса ввергают человека в состояние вечного беспокойства, в котором он теряет способность размышлять и ориентироваться. Этот прогресс выражается в максимуме действий при минимуме "зачем" и "почему". Духовная ориентация, порождаемая техникой, идеалом которой является точность, а стало быть - голый формализм, несовместима с обязательной иерархией ценностей, на которую мог бы ориентироваться человек. Там, где на первый план выступает манипулирование с простыми формами по строгим правилам и отношения типа "если - то", а не содержание, вес, значение исходных условий или результатов, там невозможно обоснование всеобщих и обязательных ценностей. Техника как таковая не зависит от ценностей (Литт, Шпрангер), именно поэтому она так легко допускает злоупотребления. Поскольку ее ядром является рациональность (Фишер), преобладающий в ней властный дух остается односторонним и отчужденным от нуминозного опыта и искусства. Новое благосостояние на самом деле не принесло человеку досуга и независимости. Экономия времени и мускульной силы индивида оборачивается колоссальной потребностью в силе, которой отличается современная индустрия, и постоянной нехваткой времени в мире труда, характеризующемся спешкой и быстротечностью (Юнгер); на место материальной нужды пришло давление все новых потребностей, которое воспринимается современным человеком не менее тяжело, чем нужда его давними предками. Равенство, порожденное обезличиванием труда и стандартизацией потребностей и продуктов, обернулось нивелированием; человек ощущает себя номером со стертой индивидуальностью и опустошенной душой. За свою свободу он заплатил тем, что "деперсонализировался" и растворился в массе. Кроме того, в высокотехнизированных государствах свобода превращается в тиранию масс, демагогических вождей или бездушных технократов и бюрократов. Именно техника позволяет государству осуществлять тотальный контроль и угрожает человечеству небывалым оружием уничтожения. Ускорение информационного потока хотя и повысило уровень образованности, но это конформистская образованность, соответствующая однообразию и бездуховности мира. Проникающая глубоко в природу и превращающая ее лишь в средство для удовлетворения потребностей, техника (Шпенглер, Шелер, Хайдеггер) не только ведет к нарушению естественного равновесия с непредсказуемыми последствиями, она также лишает природу ее символической силы, ее способности выражать божественный миропорядок.

"Гуманизированная" техникой природа в действительности является выражением всего негуманного, что присуще этой технике.

Мы вынуждены констатировать, что как сторонники техники, так и ее противники исходят из одних и тех же не всегда ясно сформулированных идей: точность, рациональность и прогресс. Различны только выводы, которые они делают из этих идей. Если по мнению друзей техники идеалы точности, рациональности и прогресса ведут к освобождению человека от всякого рода принуждений, а в конечном счете - к "царству человеческой свободы" (позволю себе вкратце обрисовать их воззрения), то критики, наоборот, видят в них источник нового принуждения, а как результат - возникновение деспотичного и бессмысленного мира. Между тем, столь разноречивая оценка техники указывает лишь на то, что обе стороны в чем-то правы.

С критиками можно согласиться, что опрометчиво было бы связывать технику с "духом", "образованием", "гуманностью" и т.д., когда сами эти понятия не имеют точных значений; что, кроме того, весьма нелогично было бы ожидать воплощения традиционных ценностей в той самой технике, которая содействовала переосмыслению или даже разрушению этих ценностей. С другой стороны, нельзя некритически ставить в упрек технике разрушение традиционного гуманизма и на этом основании упрямо противиться ей. Этот унаследованный нами гуманизм не является таким уж безупречным, как некоторые полагают (иначе вряд ли бы его постигла такая судьба). В остальном же благотворное влияние техники на все сферы общественной жизни настолько неоспоримо, что отрицать его было бы просто абсурдно.

Признание того, что обе стороны - защитники и критики техники - правы по-своему, не должно вести к заключению, что если обращаться с техникой подобающим образом, то у ее противников не будет оснований для беспокойства. Как часто говорят, техника сама по себе не является ни плохой, ни хорошей, нужно только найти ей достойное применение! Но это обманчивая надежда. Техника никогда не перестанет быть источником неприятностей (я подчеркиваю, наряду с ее преимуществами), пока она базируется главным образом на идеалах рациональности, точности и прогресса, а значит, неизбежно порождает такие типы общественного поведения, которые либо с трудом, либо вообще не согласуются с традиционными и прочно укоренившимися в культуре ценностными представлениями. В этой связи прежде всего следует упомянуть утрату нуминозного опыта и обесценивание искусства.

 

Техника и футурология

 

Между тем критики техники получают сегодня новую пищу в виде мрачных пророчеств бурно развивающейся в последнее время футурологии.

Это направление является следствием современной техники и заключается преимущественно в технологическом прогнозировании. Как было показано, сегодня техника ориентирована на будущее, старина для нее ничего не значит (в отличие от прежнего мировидения), она полностью ориентирована на новизну и всяческие изменения; в ней царит изобретательский дух.

Футурология выходит на сцену, когда последствия технического развития перестают быть непосредственно предсказуемыми. Человек уподобляется колдуну, который уже не в силах сдерживать вызванных им демонов. Очевидно, что именно к этой точке развития мы и приближаемся сегодня с ужасающим ускорением. Есть опасение, что в обозримом будущем нас ожидает окончательное загрязнение и отравление воздуха, воды и пищи, а также непомерный рост населения. Это значит, что всякое производство, каким бы мощным оно ни было, безнадежно отстанет от потребностей и частично самоуничтожится. Отказ от техники кажется невозможным без того, чтобы не ввергнуть мир в нищету; но если продолжать действовать так же, как мы действовали до сих пор, то рано или поздно катастрофа неизбежна.

Очевидно, все зависит от того, возможно ли правильное предвидение грядущего и последствий того, что мы ради него совершаем. Футурология выработала для этого различные методы, наиболее значительными из которых являются: экстраполяция тенденций (посредством этого метода определяют будущее развитие тенденции, исходя из ее наличных характеристик), метод древа релевантности (предсказание будущего ядра некоторой системы целеполагания на основе количественной оценки значения каждой ее части), дельфийский метод (основан на оценке прогнозов компетентных специалистов по методу конвергенции) и морфологический метод (метод выявления оптимальных решений некоторой технической проблемы). Все эти методы, однако, имеют тот недостаток, что выдвигаются более или менее ad hoc и с теоретической точки зрения являются неудовлетворительными.

Футурологическая теория должна была бы основываться на теории исторического процесса. Ведь сама цель исследования, т.е. предсказание исторического процесса, предполагает, что уже имеется представление о форме, в какой он протекает и какой обладает структурой. И чем равнодушнее относится к прошлому техника и формируемый ею (как в материальном, так и в духовном плане) мир, чем очевиднее ее ориентация на возможное и будущее, тем настоятельнее становится необходимость оглянуться на прошлое.