Третья деконструкция логоса: деконструкция метафизического понятия знака относительно интерпретирования

У Деррида логика сама становится интерпретируемой [13]. Этим не подразумевается, что есть различные интерпретации логического формализма или что есть различные логические формализмы, которые сами уже являются интерпретациями того, что должно быть логикой, но то, что в зависимости от условий, при которых происходит коммуникация, то, что должно быть логикой, может быть всегда неожиданно чем-то другим. И что поэтому не может быть никакой вышестоящей логики, никакой металогики для когда-либо случающейся коммуникации. Это значит: деконструкцией сама логика превращается в знак. Таким образом, когда Деррида повторяет слово «логика», он сдвигает его смысл, он отсылает каждый раз по-другому к тому же самому знаку. Он отсылает к логике, которая именно этим отсылом обнаруживается как знак, как повторяемое, которое в деконструкции повторяется всегда по-другому. Деконструированная логика тогда была бы каждый раз новой интерпретацией логики. В таком случае можно было бы сказать, что нет логики, вообще определяющей всеобщие условия для возможности коммуникации. Но это не значит, что коммуникация становится нелогичной или даже невозможной, скорее этим Деррида хочет указать на то, что каждая коммуникация всегда может иметь в диспозиции логику коммуникации и имеет ее. И это имеет силу и для ситуаций коммуникации, в которых речь идет о самой деконструкции. Логика деконструкции должна быть всегда новой, другой, в зависимости от коммуникативных предположений, при которых деконструируется.

Таким образом, сама деконструкция получает скользящий смысл, становится понятием, которое должно непротиворечивым образом выражать свою противоположность. Приставка «de-» стоит в противоположность приставке «con-»: «рас-» по отношению к «над-» у строения, то есть расстраивание/разбор надстройки и надстройка расстроенного. Нечто надстраивать, нечто конструировать (состраивать) — это всегда в какой-то мере креативный процесс. Это верно, конечно, и в отношении надстройки разбора, то есть в отношении деконструкции. Таким образом, деконструкция сама находится в традиции конструкции. Деррида это знает. Если для Деррида есть логика деконструкции, то она имеет свое место в этой традиции. Ибо конструкция — это нечто третье по отношению к знаку и его объекту. Но место третьего Деррида называет призрачным, так как это место испытания знаками, в котором знаки раскрывают всю свою силу в интерпретации, возможной каждый раз заново. Логика деконструкция была бы возможна как логика испытания призрачным знака, которое всегда уже было здесь и сейчас, не будучи здесь и сейчас никогда. Оно ни в наличии, ни в настоящем, поскольку его появление есть исчезновение. Речь идет о том, что Деррида назвал следом, следом призрачного знаков, которому можно только следовать, не умея это призрачное ухватить.

Но именно это могло бы быть метафорой, подходящей для интерпретации.

Лео Шпитцер в своем очень поучительном докладе на этой дискуссии описал литературный жанр подобных стихов о вещах и убедительно указал их место в истории литературы. Хайдеггер, со своей стороны, с полным правом отметил взаимосвязь понятий «прекрасно» и «кажется», что звучит и в знаменитом гегелевском обозначении прекрасного как чувственно воспринимаемой видимости идеи. Но есть и имманентные причины. Как раз из совместного действия звучания и значения слов следует дальнейшая ясная инстанция решения. Так же, как в данном стихотворении звук «s» образует звуковую ткань («was aber schön ist, selig scheint in selbst») или как метрическая модуляция стихотворения конституирует мелодическое единство фразы (метрический акцент падает на schцn, selig, scheint, in, selbst), так для рефлексивного вторжения, напротив, не имеет значения, как может быть представлено прозаическое «кажется». Оно, напротив, означало бы прорыв обыденной прозы в язык стихотворения, искажение поэтического понимания — то, что постоянно угрожает всем нам. Ведь мы все обычно говорим прозой, что привело в удивление мольеровского господина Журдена. Это же привело современную поэзию к в высшей степени герменевтическим стилистическим формам, которые выдерживают вторжение прозы. Данному стихотворению Мерике подобный прорыв не вполне чужд. Язык этого стихотворения порой приближается к прозе («Wer achtet sein?» — кому она видна?). Но положение этой строки в целом, а именно то, что она представляет собой концовку стихотворения, придает ему особый вес гномы. И в самом деле, стихотворение иллюстрирует с помощью того, о чем в нем говорится, почему стихотворение не есть указание или информация, а обладает ценностью само по себе. Свет не только понимается, но и излучается всем видом этой лампы, что висит в тишине и забвении и нигде более, кроме как в этом стихотворении, не светит. Внутренний слух улавливает здесь соответствие «прекрасно» (schön) и «одушевленно» (selig), «кажется» (scheint) и «само» (selbst), и наконец, это «само», которым завершается ритм и которое смолкает, позволяя удержать это иссякшее движение для нашего внутреннего слуха. Оно же позволяет вспыхнуть тихому струящемуся свету в нашем внутреннем зрении — свету, который мы и называем «светить» (scheinen). Таким образом, мы умом понимаем не только то, что сказано о прекрасном, и то, что автономия произведения искусства не зависит от какого бы то ни было его использования, — наше ухо слышит и наше понимание улавливает свет прекрасного как его истинную сущность. Интерпретатор, осознающий основания, на которых он базируется, исчезает, но текст говорит.

Перевод В. В. Савчука

Примечания

[1] Derrida. Grammatologie, Frankfurt am Main, 1990, 128 f.

[2] Derrida. Von der beschränkten zur allgemeinen Ökonomie. Ein röckhaltloser Hegelianismus, in: Derrida. Die Schrift und die Differenz, Frankfurt am Main, 1972, 412.

[3] Ibid. 413.

[4] Derrida. Die Struktur, das Zeichen und das Spiel im Diskurs der Wissenschaften vom Menschen, in: ders., Die Schrift und die Differenz, ebd., 424.

[5] Vgl. z.B. Charles Sanders Perice. Neue Elemente, in ders.: Naturordnung und Zeichenprozeß. Schriften ьber Semiotik und Naturphilosophie, Frankfurt am Main, 1991, 344f.

[6] Derrida. Grammatologie, ibid. 250.

[7] Derrida. Ellipse, in: ders., Die Schrift und die Differenz, ibid. 446. and A.Sica, 1984.

[8] Derrida. Die Archäologie des Frivolen, 129f.

[9] Derrida. Die Archäologie des Frivolen, 129.

[10] Derrida. Grammatologie, 129.

[11] Аристотель. Метафизика. 1006b5-10.

[12] «Конечно, ничто не мешает, чтобы одно и то же было и человеком, и бледным и имело еще бесчисленное множество других свойств, однако в ответ на вопрос, правильно ли, что вот это есть человек (а именно, какой-то определенный человек — Х.Ф.) или нет, надо сказать нечто такое, что имеет одно значение, и не нужно прибавлять, что оно также бледно и велико: невозможно перечислить все привходящие свойства, поскольку их имеется бесчисленное множество; так пусть спорящий или перечислит все эти свойства, или не указывает ни одного. И точно так же пусть даже одно и то же будет сколько угодно раз человеком и не-человеком, — в ответ на вопрос, есть ли это человек, не следует еще присовокуплять, что это в то же время и не-человек, если только не добавлять все другие привходящие свойства, какие только есть и каких нет; а если спорящий делает это, то уже нет обсуждения».

[13] Vgl. Derrida. Von der beschrankten zur allgemeinen Okonomie. Ibid. 394.