Символика русского свадебного обряда

Среди материальных атрибутов русской свадьбы наибольшую об­рядовую роль выполняли предметы, олицетворяющие невесту. Основное место принадлежало символам «девичьей красы» — ленточке-косоплетке и специально срубленному и украшенному деревцу (елочке, сосенке, репейнику или березке). Лента скрепляла («запирала») деви­чью косу — основной признак принадлежности к социально -возрастной группе девушек. Изъятие девичьей красы в русском сва­дебном ритуале достигалось путем «продажи косы» кем -либо из родст­венников невесты, чаще всего ее младшим братом. Иногда косу-ленту продавали подруги невесты. Интересно, что ни коса, ни лента не пере­ходили во владение покупателя. Покупка лишь устраняла ленту и да-вала право на расплетание косы. Свадебное деревце украшалось свер­стницами невесты. Перед отъездом к венцу дружка или жених должны были выкупить «красу» и уничтожить ее. Таким образом убирались символические препятствия к заключению брака.

Среди свадебных атрибутов важную роль играли вышитые и бран­ные полотенца. Ритуальное использование полотенец в русской народ­ной свадьбе начиналось обычно со сговора и запоя. Для этого на столе расстилалось вышитое полотенце, на него клали каравай хлеба, после чего отцы и матери клали на каравай руки, скрепляли таким образом договор о вступлении в брак их детей. Символическое значение имело и повязывание полотенцами дружек. Оно свидетельствовало о призна­нии невестой их полномочий и давало им своеобразный пропуск в дом невесты. Иногда полотенцами украшали дуги, подвешивал и их к оглоблям — в этом случае они играли роль оберега.

Частая перемена платья невестой во время свадьбы имело не только престижное значение, она была призвана предотвратить порчу.

Важное место в обрядовом свадебном ритуале занимал обряд оде­вания невесты в день венчания. Чаще всего он совершался подругами невесты, это было своего рода согласие девушек-сверстниц на вступ­ление в брак их подруги. В процессе одевания соблюдались различные меры предосторожности от порчи и сглаза. Каждая деталь одежды тща­тельно осматривалась. Одевание производилось под молитву. Для пре­дохранения от дурных воздействий невесту нередко опоясывали по го­лому телу рыболовной сеткой, специально сплетенным поясом, ниткой с 12 или 40 узлами. В одежду втыкались булавки или иголки без ушков. За пазуху клали лен, шерсть, хлеб, мыло, в карманы — лук и чеснок, в обувь сыпали просо, клали рябиновые листья и деньги.

Необходимо отметить, что одежде придавалось большое обереговое значение. По представлениям русских крестьян, голые предметы, ис­пользуемые во время свадьбы, продуцировали такую же «голую жизнь» новобрачным. С этим было связано использование тканей в качестве противодействующего средства. Почти повсеместно было принято рас­стилать одежду там, где должны были сидеть или стоять молодые. Осо­бое значение придавалось меховой одежде. На разостланную мехом вверх шубу становились жених с невестой во время благословения роди­телями. Шубы и ткани расстилались по пути новобрачных в избу, на шубу сажали молодых и за свадебный стол.

Таким образом, обрядовым атрибутам придавалось магическое и символическое значения, в основе которых лежали дохристианские ми­ровоззренческие представления¹.

См.: Семейная обрядность народов Среднего Поволжья. - Казань, 1990.

Другим направлением развития неоэволюционизма стала теория многолетней эволюции, разработанная Джулианом Стюардом. В сво­ей теории Стюард рассматривал каждую культуру как особую систе-му, эволюция которой определяется потребностями адаптации к спе­цифическим для каждой культуры природным условиям существова­ния. По его мнению, эволюция природы может происходить различ-ными путями, хотя общества, находящиеся в одинаковых природных условиях и примерно на одинаковом уровне технологического развития, эволюционируют сходным образом. Этот феномен «параллельной эволюции» объясняет совпадение процессов развития культур, геогра­фически расположенных далеко друг от друга и не контактирующих между собой. По убеждению Стюарда, схожесть различных культур не может быть объяснена с помощью концепции культурной диффузии. Объяснение происхождения тех или иных культурных форм должно основываться на анализе взаимосвязей между природным окружением, Уровнем технологического развития общества и его функционирова­нием. Таким образом, Стюард обосновал свою концепцию множест­венности эволюции.

Будучи основоположником и сторонником теории многолинейной эволюции, Стюард исходил из убеждения, что различные типы окру­жающей среды требуют различных форм адаптации к ним. Поэтому и развитие культур идет в разных направлениях, а следовательно, необхо­димо рассматривать множество видов культурной эволюции и множест­во ее факторов. Для понимания процессов культурных изменений Стю­ард ввел в науку понятие «культурная экология», которое означает про­цесс адаптации и взаимодействия культуры с окружающей природной средой. Это понятие Стюард противопоставил понятиям «человеческая экология» и «социальная экология», которые выражают, по его мнению, биологическое приспособление человека к природной среде.

Детально исследуя роль окружающей среды в эволюции культу­ры, Стюард пришел к выводу, что она имеет двойственный характер: с одной стороны, может выступать как творческая сила, а с другой — служить и ограничивающим, сдерживающим фактором. Последнее имеет чрезвычайно важное значение, поскольку каждая система может изменяться лишь в определенных пределах, иначе люди в ней не вы­живут. Эти пределы могут быть узкими или широкими и в свою оче­редь допускать большую или меньшую широту культурных действий, которые зависят от них. При этом общество с развитой технологией имеет большую свободу от ограничений окружающей среды и, следо­вательно, более широкий культурный диапазон.

В настоящее время наиболее известным представителем неоэво­люционизма является профессор культурной антропологии универ­ситета штата Флорида в США Марвин Харрис, который считает себя продолжателем идей Уайта и Стюарда. В историю этнологии Хар­рис вошел как основатель концепции культурного материализма в неоэволюционизме. Согласно его точке зрения, сходство и разли­чие культур в конечном счете объясняются материальными потреб­ностями человека. Но эти потребности каждая группа может удов­летворять только с помощью тех технологий, которые соответству­ют данным имеющихся ресурсов при минимальных затратах труда и энергии. Подобным образом возникают равновесные системы, ос­тающиеся стабильными до тех пор, пока не изменяются их отдель­ные показатели. Если, например, при неизменной технологии уве­личивается рост населения, то вскоре достигается точка максималь­ной загруженности окружающей среды и наступает кризис. Тогда происходит переход к новой технологии, наступает качественное изменение, и данная группа достигает более высокого уровня тех­нического развития.

Приводя подобные рассуждения, Харрис на примере различных культур пытается показать, что за многими обычаями, которые мы в настоящее время считаем абсурдными и иррациональными, стоят строгие материальные расчеты. Например, в древневедийских пре­даниях говорится о больших жертвоприношениях крупного рогатого скота, в то время как сегодня у индусов нет более строгого табу, чем умерщвление и употребление в пищу коров. Харрис объясняет это противоречие тем, что в связи с увеличившейся плотностью насе­ления Индостана разведение скота с целью получения мяса стало не­рентабельным, поскольку оно в определенный момент времени уже не могло сравниться с той пользой, которую животные приносили как рабочая сила, производители молока и удобрений. Так как буйволи­ные упряжки были незаменимы в хозяйстве простых сельских жите­лей, необходимо было воспрепятствовать забою скота в условиях пе­ренаселения. Таким образом, по мнению Харриса, почитание коров в современной Индии является результатом долгого исторического про­цесса, отмеченного взаимовлиянием экономических, экологических, демографических и технических факторов. В заключение исследова­тель делает вывод, что культура и окружающая среда оказывают влия­ние друг на друга.