Глава двенадцатая. Советское общество в 20-е – 40-е гг. ХХ в.: от революционного тоталитаризма к режиму личной власти И.В. Сталина.

 

1. Новая экономическая политика в СССР: плюрализм в экономике - диктат в политике.

 

Вышедшее из горнила революции и гражданской войны новое общество стало в основе своей тоталитарным. Это означало огромную роль идеологии в обществе и стремление государства контролировать и регулировать как можно больше сфер жизни общества. Только это пока был революционный тоталитаризм, направленный на немедленное осуществление социалистического идеала и устранение всего того, что мешало его укоренению на российской почве. Логическим следствием такой политики стала попытка огосударствления производства и распределения, т.е. реализация многократно проклятой Карлом Марксом идеи военно-казарменного коммунизма.

Свидетельством этого является принятый IX съездом РКП(б) в марте 1920 г. проект полной милитаризации экономики страны. Согласно этому проекту все рабочие и крестьяне должны были быть записаны в трудовые армии и впредь считаться бойцами трудового фронта. По воле руководства они в любой момент могли быть переброшены на любой участок работы без всякого их на то согласия. За уклонение от трудовой повинности полагалось заключение в концентрационные лагеря сроком на пять лет.

Помешали реализации этой военно-казарменной утопии, прежде всего, неутешительные итоги предшествующей экономической политики большевиков - политики «военного коммунизма», почти подорвавшей хозяйство страны.

Однако более серьёзную угрозу для новой власти представляли вспыхнувшие почти повсеместно волнения крестьян на почве голода и разрухи, продразвёрстки и засилья большевиков во всех органах власти. Они, по мнению руководителя Советского государства В.И. Ленина, представляли собою более страшную опасность, чем все белогвардейские армии А.В. Колчака, А.И. Деникина, Н.Н. Юденича и П.Н. Врангеля вместе взятые. Иными словами, большая гражданская война закончилась, но продолжалась, по мнению ряда историков, малая гражданская война власти уже против своего народа, который они хотели осчастливить новой жизнью без эксплуатации и эксплуататоров.

Когда же восстал Кронштадт, крупнейшая военная часть и бывшая база Октябрьской революции, то тут большевики во главе с В.И. Лениным поняли, что продолжение прежней политики «военного коммунизма», и, тем более, её ужесточение чревато катастрофой для коммунистического режима. «Мы сделали ту ошибку, - указывал он, что решили произвести непосредственный переход к коммунистическому производству и распределению…Мы рассчитывали – вернее будет сказать – мы предполагали, без достаточного, впрочем, расчёта – непосредственными велениями пролетарского государства наладить государственное производство и распределение продуктов по-коммунистически в мелкокрестьянской стране. Жизнь показала нашу ошибку»[70]. Таким образом, сама жизнь заставила вернуть в экономику элементы здравого смысла, отказаться от «красногвардейской атаки на капитал» и допустить временное отступление на рельсах новой экономической политики, допускавшей в советскую экономику свободную торговлю и частный капитал.

Переход к новой экономической политике и изменение всей предыдущей точки зрения на социализм дался Коммунистической партии нелегко. Многие партийцы не без основания полагали, что свобода торговли и неминуемое развитие товарно-денежных отношений в стране может привести к усилению позиций частного капитала, что создаст угрозу для большевистской диктатуры. Известные опасения по этому поводу испытывал сам В.И. Ленин. «Свобода торговли, - говорил он, - даже если она вначале не так связана с белогвардейцами, как был связан Кронштадт, все-таки неминуемо ведет к этой белогвардейщине, к победе капитализма, к полной его реставрации»[71]. У него была надежда ограничить неизбежный в тех условиях товарный обмен рамками местных рынков.

Однако уже первые хозяйственные успехи нэпа и стабилизация на этой основе политической ситуации в стране отбросили эти сомнения прочь. Новая экономическая реальность стала сильнее рецидивов военно-коммунистических настроений. Оказалось достаточным пробить первую брешь в системе военно-командной экономики: заменить продразверстку натуральным налогом и разрешить крестьянину свободно распоряжаться частью продуктов своего труда, как жизнь заставила сделать следующие шаги, раскрепощающие хозяйственную инициативу предприимчивых людей. Пришлось вскоре разрешить открытую торговлю в масштабах всей страны, установить оптовые и розничные цены на товары, предоставить всем желающим возможность заниматься кустарными промыслами и образовывать кооперативные товарищества. Получили распространение концессии и аренда. Были учреждены Госбанк, Комитет цен, Центральная и местные товарные биржи, расширены права Центросоюза.

Только напрасны были надежды небольшой части белой эмиграции, группировавшейся вокруг печатного органа «Смена вех» - «сменовеховцев», на мирную эволюцию советской экономики в свободно-рыночное хозяйство и некоторую демократизацию государственной власти.

Этого не могло быть по определению, поскольку, во-первых, государство посредством ценовой и налоговой политики, общественного и административного контроля, всячески ограничивало деловую активность в стране. Участие частного капитала допускалось лишь в тех отраслях, где преобладали мелкие и средние предприятия и где предприниматели способствовали сокращению дефицита товаров народного потребления. Ведь главнейшей задачей нэпа было успокоить население, уставшее от тягот гражданской войны, и создать «мостки» для перехода к социализму, а вовсе не развитие частнособственнических начал в экономике.

Во-вторых, советская пропаганда, весь ход внутрипартийных дискуссий, широко освещавшийся в печати, не давали частнику ни на миг забыть, что его лишь временно терпят, что в будущую социалистическую систему хозяйствования он не вписывается, а потому со временем будет устранен. Поэтому городской предприниматель и крестьянин-собственник, чувствуя неустойчивость своего положения, остерегались вкладывать средства в крупное производство. Более охотно они участвовали в торговле и в таких деловых акциях, где была большая оборачиваемость капитала и, где легче было укрыть его от налоговых органов, где в их руки текли т.н. «живые деньги».

В-третьих, все действия советского правительства, за редким исключением, представляли собой ряд последовательных ударов по рыночным отношениям и частным предпринимателям.

Первый ощутимый удар по нэпу был нанесен в 1922 г. отказом советского правительства платить дореволюционные долги и ограничить монополию внешней торговли, на чем настаивал нарком внешней торговли Л.Б. Красин и против чего резко выступали В.И. Ленин и Л.Б. Троцкий. А ведь без этого нельзя было получить западные инвестиции и расширить торгово-экономические связи с европейскими странами, что могло самым благотворным образом сказаться на хозяйстве страны, но не отвечало политическим установкам большевистских лидеров, панически боявшихся «буржуазного перерождения» советского государства. В такой мелкобуржуазной стране как Россия монополия внешней торговли представлялась им последним бастионом социализма. Сломай этот барьер, считали они, и вся мировая буржуазия тотчас сомкнется с нэпманами и тогда конец Советской власти неминуем.

Второй удар пришелся на осень 1923 г., когда правительством были установлены директивные цены на промышленные и продовольственные товары, что нарушило эквивалентный обмен между производителями и потребителями, между промышленностью и сельским хозяйством.

Наконец, третий, завершающий удар по новой экономической политике, делавший дальнейшее ее проведение невозможным, был нанесен в 1926- 1927 г. Тогда ради перекачки всех денежных средств на нужды начавшейся индустриализации государство усилило прямой нажим на частный сектор экономики путем повышения налогов, сокращения банковского кредита и других административных санкций.

В результате такой политики большевистского руководства период проведения новой экономической политики никак не мог стать временем гармоничного и стабильного хозяйственного развития, как в своё время писали отдельные авторы. Напротив, это была сплошная череда хозяйственных кризисов, захватывавших как государственные, так и частные предприятия. И по этой, в том числе, причине к году, завершающему проведение новой экономической политики, т.е. к 1925 г., страна так и не достигла уровня 1913 г. по производству ряда продовольственных товаров, отчего пришлось вводить карточную систему распределения продуктов. Получается, что система НЭПа дала осечку в самом важном для существования Советского государства деле – достижение дореволюционного уровня производства и потребления товаров, что должно было послужить плацдармом для дальнейшей борьбы за социализм.

Вторая причина победы в партии линии на свёртывание элементов новой экономической политики объясняется неоднозначностью социально-политической ситуации в стране, когда общество и власть оказались охвачены почти поголовной коррупцией. Социалистическое государства, за которое сражались многие поколения русских революционеров, приобретало черты социума, где всем заправляли спекулянты и продажные чиновники. Эта реальная угроза «социальной деградации» привела к тому, что к концу 20-х гг. ХХ в. большинство рядовых коммунистов высказалось за необходимость «большого скачка», который, как и во времена «военного коммунизма» мог бы вернуть советское общество к первозданной чистоте революционного марксизма, искажённого новой экономической политикой.

Такой порыв рядовых ревнителей чистоты революционного учения встретил полное понимание и нашёл поддержку среди партийного руководства во главе с И.В. Сталиным, желавшего несколько приструнить изрядно распустившихся партбюрократов и её сильнее привязать их к государственной колеснице.

В этих условиях достаточно было любого толчка, любого политического или экономического кризиса, чтобы партийное руководство вновь попыталось выправить создавшееся нелёгкое положение в стране за счёт усиления административного вмешательства в экономику вплоть до её полного огосударствления. Причём, такой план сталинского руководства больше вписывался в концепцию строительства социализма, разработанную В.И. Лениным, чем предложения видного большевика Н.И. Бухарина о дальнейшем развитии и углублении новой экономической политики.

Не выдерживает серьёзной критики тезис ряда авторов о том, что В.И. Ленин, якобы, в своих последних работах пересмотрел свои прежние взгляды на социализм и пути его построения. Что он, дескать, вёл в них речь о каком-то кооперативном, демократическом социализме. Более трезвый взгляд на «творческую лабораторию» ленинской мысли показывает, что и в своих последних работах В.И. Ленин сформулировал идею индустриальной модернизации страны, без рынка и демократии, но с опорой на коллективистские традиции русского народа и мощное государство. Для реализации этого плана требовалось окончательно покончить с ещё теплящимися западническими элементами в российской культуре, с идеалами общинной демократии и с оставшимися от старой России духовными основами русского общества, которые складывались тысячелетия.

Допуская многоукладность в экономике и рост товарно-денежных отношений в стране, В.И. Ленин был категорически против всяких изменений в сложившимся политическом строе, ибо это могло привести к складыванию элементов гражданского общества. Систему однопартийной диктатуры он считал лучшим средством построения в стране индустриального общества, названного им социалистическим.

Для упрочения своей диктатуры большевики вскоре после окончания гражданской войны принялись выкорчёвывать последние остатки оппозиционных партий. «По моему, - писал В.И. Ленин наркому юстиции Курскому, - надо расширить применение расстрела (с заменой высылкой за границу) ко всем видам деятельности меньшевиков, социал-революционеров и всех прочих». И молодая российская многопартийность, насчитывавшая едва - ли четверть века была уничтожена в одночасье, в начале двадцатых годов.

После уничтожения политической оппозиции единственным центром организованного сопротивления коммунистической диктатуре осталась Церковь. Чисто репрессивными методами уничтожить ей сразу оказалось невозможно. Можно было разрушить церковную организацию, но не подорвать религиозные убеждения в народе. Поэтому краеугольным камнем в системе коммунистического воспитания и обучения, кроме социалистической идеи, стал пропаганда атеизма. Образовавшаяся в результате гонений на Церковь духовная ниша стала заполняться новыми социалистическими культами и символами веры: красные уголки в воинских частях, на предприятиях и в учреждениях; обилие портретов и памятников вождям, переименование в их честь улиц и городов. А вместо христианских таинств в ход пошли чисто языческие ритуалы – мавзолей основателя Советского государства и массовые шествия с идеологическими атрибутами.

Однако для полного утверждения монопольного положения Коммунистической партии в культурно-духовной сфере требовалось унять старую русскую интеллигенцию, которая одним фактом своего существования отравляла жизнь партийным вождям, чей интеллектуальный уровень был ниже уровня признанных корифеев российской философии, экономики, истории. Для начала деятелям старой русской науки был закрыт доступ к печати. Затем последовала чистка в преподавательской и студенческой среде. Апофеозом же антиинтеллигентской кампании стала высылка из России большой группы выдающихся учёных, среди которых были величины мирового значения, внёсшие затем весомый вклад в развитие европейской науки и техники. Россия же таких людей потеряла навсегда.

Буквально всё свидетельствует о том, что, несмотря на некоторые послабления в экономической политике, революционный тоталитаризм довершил своё дело по искоренению элементов демократии и свободомыслия в стране, подготавливая почву для собственного перерождения в систему личной власти партийного вождя. Иначе и быть не могло. Вся власть над страной в руках партии, в самой партии введён казарменный режим и всевластие партаппарата. Все дела в партии и стране решает узкий круг партийных вождей. Среди них один обязательно должен был выдвинуться на первое место.

Поэтому после смерти В.И. Ленина сразу развернулась борьба среди его ближайших соратников за лидерство в стране и партии. Каждый из претендентов на роль вождя выдвинул свой план дальнейшего развития страны. Победа досталась И.В. Сталину, который выдвинул наиболее приемлемый для большинства партии план социалистического строительства. Его можно назвать доктриной форсированного строительства социализма в стране в условиях капиталистического окружения. Эта доктрина хорошо накладывалась на имевшую многовековые корни в народном сознании идею об исключительности исторической судьбы России. То, что ей (пусть в облике СССР) суждено проложить другим странам и народам путь в светлое будущее.

Отталкиваясь от таких настроений рядовых коммунистов, И.В. Сталин сравнительно легко одержал верх над Л.Д. Троцким с его идеей «перманентной революции». «Ведь Троцкий, - как отмечал Сталин, - не даёт никакого просвета, ибо (согласно ему) противоречия в положении рабочего правительства… смогут найти своё разрешение только на арене мировой революции пролетариата… Что ж нам тогда остаётся делать? Прозябать в своих собственных противоречиях и гнить по корню в ожидании мировой пролетарской революции?».

Столь же просто И.В. Сталин убрал со своего пути «любимца партии» Н.И. Бухарина. Во-первых, тот не был хорошо известен широким партийным массе. И, во-вторых, кого могла увлечь его идея «отсталого», «слаборазвитого» социализма? План И.В. Сталина был более близок и понятен партийной массе. Укрепив свою власть и поведя за собой крестьянство, пролетариат может и должен построить социалистическое общество. Достичь искомого состояния общества предполагалось путём отказа от НЭПа, ликвидации многоукладности в экономике и рыночных отношений в стране даже в том урезанном виде, в котором они существовали в годы нэпа. Далее последовали ускоренная индустриализация страны и коллективизация сельского хозяйства вместе с переделкой духовного мира людей. Что же касается мировой социалистической революции, то она отодвигалась на необозримую перспективу. Она теперь рассматривалась как длительный исторический процесс, как целая эпоха перехода всех стран от капитализма к социализму при ведущей роли СССР в этом процессе.

Таким образом, марксистская идеологическая доктрина оказалась «переварена» реальными потребностями осуществления перехода страны к индустриальной фазе развития. В рамках коммунистической системы решалась та историческая задача, которую не сумела решить царская Россия – перевести страну на индустриальный путь развития. То был особый способ решения национально-государственной задачи путём предельной концентрации всех ресурсов страны на ключевых направлениях – создание мощной производственно-технической базы, изменение качественного состава населения, уровня и условий его жизни.

Вначале государственный аппарат методично и настойчиво стал прижимать мелкого собственника – крестьянство. Использовав в качестве предлога трудности с хлебозаготовками в 1926-1927 гг., власть стала внедрять в деревне типичные приёмы «военного коммунизма» - загототряды, обыски, суд за укрывательство хлеба. Была запрещена продажа хлеба на рынке, выставлены заградительные посты на дорогах. Так была подорвано товарное производство в деревне. Попутно государственный аппарат скрутил все виды частнопредпринимательской деятельности в городской промышленности. Частников просто давили налогами, отказывали в денежной ссуде, доводили до разорения.

Довершила разгром товарного производства и рассеяла все надежды на мирную трансформацию коммунистической системы в более демократическое общество произведённая в 1929-1932 гг. насильственная коллективизация сельского хозяйства, ликвидировавшая саму возможность для произрастания частно-рыночных элементов в хозяйстве страны.

Так, в Советской стране потерпела крах первая попытка создания планово-регулируемой рыночной экономики путём механического соединения заведомо несовместимых вещей: частного предпринимательского интереса с полной монополией партии в социально-политической и экономической сферах жизни общества.

 

3. Социалистическая индустриализация в СССР: достижения и потери.

 

Реализация плана социалистического переустройства российского общества потребовала решения трёх взаимосвязанных задач. Во-первых, наращивание технико-экономического потенциала страны. Во-вторых, создание соответствующей современной индустриальной базе страны интенсифицированного сельского хозяйства. И, наконец, в ходе т.н. «культурной революции» создать новое поколение людей способных жить и трудиться в условиях индустриального общества.

Уже в ходе первых двух довоенных пятилеток в СССР была создана

многоотраслевая промышленность, соответствующая потребностям страны. Это было в основном достигнуто за счёт ужесточения трудовой дисциплины, снижения реальной заработной платы и широкого применения принудительного труда заключённых в самых тяжёлых отраслях производства: лесоразработки, золотодобыча, промышленное строительство в северных районах страны. Не надо также сбрасывать со счетов невиданный трудовой энтузиазм многих миллионов советских людей, искренне верящих, что они строят новую, более счастливую жизнь. Эту уверенность и чувство гордости подкрепляли вести с Запада, где в те годы разразился мощный экономический кризис, переросший в затяжную депрессию.

Такие методы социалистического строительства дали определённые результаты с точки зрения создания организационно-технических структур индустриального общества. К началу Великой Отечественной войны по абсолютному объёму важнейших видов продукции СССР приблизился или превысил валовые показатели Германии, Англии и Франции. Таким образом, индустриальная база страны была создана. Но СССР, вплоть до конца социалистической эпохи, не перегнал и даже не догнал развитые страны Европы по производству товаров на душу населения и по их качеству. Если взять эти душевые показатели, то отставание по некоторым видам продукции составляло в 1,5, а по некоторым показателям в 3-4 раза.

К этому ещё следует добавить, что ни один пятилетний план не был полностью выполнен. Многие задания первой пятилетки были достигнуты только по завершении второй пятилетки, а некоторые вовсе после войны (в частности, по производству чугуна, нефти, тракторов). Иными словами, постоянное подстёгивание темпов экономического роста просто истощало материальные и физические ресурсы страны. Вместе с тем, это никак не омрачает подвиг советских людей за два десятилетия превративших Советскую Россию в мощную индустриальную державу и заслуги руководства страны, предельно жестоко, но решивших важную для дальнейшего существования страны задачу по индустриальной модернизации, под тяжестью которой надломилась и рухнула царская Россия.

Проведение индустриализации, как уже отмечалось, потребовало перестройку деревни. Её тоже надо было подогнать под промышленный тип развития. Коллективизация села вовсе не означала возвращения к общинным порядкам. Если русская община в деревне представляла собой, прежде всего, социальный институт, то колхоз являлся производственным коллективом – артель, составленный по функциональному принципу (тракторная бригада, полевое звено, молочно-товарная ферма, колхозное правление). Причём колхоз постоянно находился под государственным контролем. Сверху давались директивы, когда пахать, что сеять и какой объём продукции отдать в «закрома родины».

Как и в ходе проведения индустриализации, темпы коллективизации были просто бешенными. Власть, опираясь на беднейшие слои населения деревни, провела экспроприацию зажиточной части крестьянства, сокрушила прежний деревенский уклад, подогнала его под промышленный тип развития. Однако роста сельскохозяйственного производства не произошло. Более того, в результате насильственных методов коллективизации и ликвидации прослойки самых хозяйственных крестьян, были подорваны производительные силы деревни. Восполнить резкую убыль скота и остановить падение урожайности колхозных полей удалось только к концу 50-х г. ХХ в. Следствием преступной бездеятельности руководства страны и общего плохого состояния дел в колхозах стал массовый голод, поразивший главные зерновые районы страны в 1932-1933 гг., жертвами которого, по разным подсчётам, стало от 6 до 10 млн. чел.

Вместе с тем в рамках колхозной системы решалась проблема социальной поддержки бедняков и малоимущих. В конечном итоге сельское хозяйство и промышленность включались в единую унифицированную систему директивного управления экономикой. Был, таким образом, создан социально-экономический фундамент соответствующий индустриальной фазе развития советского общества.

Бурное развёртывание индустриализации потребовало решительных мер в области народного образования. Стране нужны были профессионально грамотные кадры рабочих, служащих и инженерно-технических кадров на промышленных предприятиях. Это и явилось главной задачей провозглашённой партией «культурной революции». В её ходе была в основном ликвидирована неграмотность населения, создана хорошо отлаженная система начального, среднего и высшего образования, большое внимание было уделено развитию естественно-технических наук. Это имело своим следствием создание квалифицированных кадров на промышленных предприятиях и в сельском хозяйстве, бурное развитие советской науки. Особенно в технических областях.

Что же касается сферы гуманитарного знания, то здесь успехи были гораздо скромнее. Ведь высшим достижением в этой сфере были объявлены труды основоположников марксизма-ленинизма, а главной целью гуманитарных наук, литературы и других видов искусств - прославление социалистической родины и её вождей. Всё это, естественно ограничивало возможности деятелей культуры и науки в развитии их отдельных направлений и отраслей. Это всё привело к образованию в стране обширного слоя дезориентированных людей, отчуждённых от власти, свободы и средств производства, но искренне уверенных в том, что они живут в самой свободной стране и являются хозяевами своей судьбы. Именно в таком духе их воспитывали советская литература и весь пропагандистский аппарат господствующей коммунистической партии, как в кривом зеркале искажавшие действительное положение дел в стране победившего социализма.

Здесь не представляет особого интереса вопрос о том, насколько сталинская модель социализма соответствовала доктринальным установкам классиков марксизма. Ведь, в главном и основном И.В. Сталин воплотил в жизнь главные постулаты марксизма: ликвидировал частную собственность, устранил эксплуататорские классы, покончил с буржуазными понятиями о морали и нравственности, создал новую социалистическую культуру.

И популярный в сталинскую эпоху лозунг «Сталин – это Ленин сегодня», на наш взгляд, вполне, на наш взгляд, соответствовал сложившейся ситуации. Ведь В.И. Ленин никогда не ставил под сомнение монопольное положение Коммунистической партии в советском обществе и целесообразность революционного насилия в решении политических и экономических проблем. Так что, куда больший интерес вызывает вопрос о том, как можно было избежать столь трагической развязки для нашей страны, как установление тоталитарного сталинского режима.

Сейчас, когда на новом, более объективном, уровне происходит процесс возвращения к исто­рической правде, историки настойчиво ищут истоки тра­гического для нашей страны развития событий, которые привели к установлению тиранической диктатуры И.В. Сталина, стоившей нашему народу многих миллионов человеческих жизней. Одни историки видят первопричину всех наших бед в роковом 1918 г., когда был разо­рван союз большевиков с левыми эсерами, что позволило РКП/б/ монополизировать свою власть над обществом и создать условия для становления тоталитарной системы.

Другие относят начало складывания тоталитаризма чуть ли не к первым дням Октября 1917 г. На наш взгляд, наиболее роко­вым шагом в развитии событий, приведших к перерождению советской власти, стало нежелание партии после Гражданской войны коренным образом перестроить формы и методы своей деятельности. Последний шанс был упущен в период новой экономической политики, когда поворот от утопии к реальности в экономике не сопровождался столь же решитель­ной демократизацией политических структур в стране, сложившихся в годы Гражданской войны. Партия не захотела или не смогла тогда поступиться своей монополией на власть, допустить существование политической оппозиции. Отвергла возможность любых компромиссов с другими общест­венными движениями и в итоге сама оказалась под пятой сталин­ского деспотизма.

Тем более что наиболее сущностной чертой нового общества стала крайняя абсолютизация роли насилия во всех сферах жизни, превращение его в универсальное средство решения любых проблем. Следуя по этому пути, И.В. Сталин и созданная им система истребили гораздо больше людей, чем все правители России за её свыше тысячелетнюю историю.

Может возникнуть отдельный вопрос: в чём же причина широкомасштабных репрессий, буквально обескровивших страну в 1930-е гг. Ведь, на первый взгляд, единовластию И.В. Сталина ко второй половине 1930-х гг., вроде бы, ничто не угрожало. Были построены основы нового социалистического общества при руководящей и направляющей роли вождя партии и всего народа товарища Сталина, все противники его «генеральной линии» покаялись и признали свои ошибки, малейшая возможность для возникновения оппозиции была сведена к нулю.

Однако определённая опасность для единоличной диктатуры Иосифа Сталина всё-таки существовала. Не только представители старой «ленинской гвардии», лишенные былой власти, но и руководители «второго эшелона» партаппарата успели ощутить горькие плоды форсированной индустриализации и насильственной коллективизации, что обернулось срывом многих хозяйственных планов и страшным голодом 1932-1933 гг. Отсюда, даже у тех, кто привёл И.В. Сталина к власти, возникли сомнения в его «гениальности». Тревожным сигналом для И.В. Сталина стал XVII съезд партии (1934 г.), когда под прикрытием мощных оваций в его честь часть делегатов зондировала вопрос об избрании нового руководителя партии. Поэтому он решил быстро убрать всех колеблющихся и сомневающихся в партии и в стране, пока они не объединились и не выступили против него единым фронтом. Удобным поводом для перехода к «Большому террору» стало убийство Первого секретаря Ленинградского обкома партии С.М. Кирова 1 декабря 1934 г. Эта дата и стала отправной точкой массовых репрессий, которые обрушили целые социальные слои советского общества.

Наряду с партийными работниками, сотрудниками госаппарата и военнослужащими, из общества изымались деятели науки и культуры, бывшие дворяне, белогвардейцы, анархисты, меньшевики, эсеры, монархисты, участники всех «уклонов» в партии, простые обыватели – все люди и целые социальные группы, кто представлял хоть потенциальную угрозу сталинской диктатуре или просто не вписывался в социалистическое общество.

Нельзя, однако, считать, что террор носил бессознательный, неупорядоченный характер и был порождён исключительно маниакальной подозрительностью вождя. Репрессии позволяли И.В. Сталину решить три важнейшие для утверждения культа его личности задачи. Во-первых, все неудачи и провалы на пути социалистического строительства можно было списать на происки разоблачённых «врагов народа». Во-вторых, из общественной и физической жизни устранялись политически активные люди, могущие стать возмутителями спокойствия в созданном им государстве социализма. В-третьих, порождённая «Большим террором» атмосфера безотчётного страха в стране, позволяла держать в покорности её население, подавляла даже робкие мысли о сопротивлении, что обеспечивало сталинской политической системе дополнительный запас прочности. И ещё хотелось бы указать на одну из целей массовых репрессий. Речь идёт об архипелаге Гулаг с его широкой системой использования рабского труда заключённых, составившего мощный резерв социалистической экономики.

Так закончился первый период в формировании советского социалистического общества, период становления его основ. Только созданный строй на практике оказался весьма далёк от «общества социальной справедливости», каковое грезили себе все поколения русских революционеров. Ибо вместо общественной собственности на все средства и продукты производства возникла единая государственная собственность под контролем партийной номенклатуры, а трудовые коллективы на деле оказались лишены всяких прав на участие в управлении производством и распределении произведённой продукции.

Вместо народного самоуправления реальную власть над страной осуществлял партийно-государственный аппарат, построенный по принципу пирамиды, где все нити управления страной сходились в вершине, в руках «великого вождя всех советских народов».

И, наконец, вместо полного единения интересов общества и личности, когда во главу угла социального прогресса ставится конкретный человек, его нужды и потребности, на деле произошло разделение людей по степени их приближенности к правящей номенклатуре. Согласно этому критерию сверху спускался определённый набор социальных благ. Больше всех получали, конечно, представители новой партийно-советской элиты и те, кто обслуживал её корпоративные интересы: сотрудники госаппарата, работники НКВД и военного министерства, деятели науки и культуры. Сравнительно сносно жили в 1930- е гг. руководители среднего и нижнего звена, начальники всех рангов, высококвалифицированные специалисты. На самой нижней ступени социальной лестницы оказалось колхозное крестьянство, задавленное различными налогами и повинностями, почти ничего не получавшее за свой труд и жившее почти исключительно со своего приусадебного хозяйства. Его положение было не намного лучше, чем у заключённых. Если принять во внимание, что в сельской местности тогда проживало свыше 70 % населения страны, то можно сделать вывод, что относительное благополучие немногих оплачивалось подневольным трудом большинства населения страны.

В итоге революционный тоталитаризм, довершив свою работу по разрушению всего прошлого в стране, был перекроен в тоталитаризм обыкновенный, то есть в диктатуру личной власти вождя. Однако созданная И.В. Сталиным система не набрала бы достаточного запаса прочности, хватившей ей на семьдесят лет социалистического эксперимента над страной. Если бы отчасти он, отчасти сама практика социалистического строительства, не создали бы определённых компенсационных механизмов, которые примиряли новое мировоззрение жителей социалистической державы со старыми традициями и предпочтениями народа. Первым таким компенсационным механизмом стала сама социалистическая идея, в какой-то мере повторявшая идеал русского народа о новой, более счастливой жизни. Такая идея адаптировала людей ко всем жестокостям тоталитарного режима, оправдывала все противоречия и трудности повседневной жизни как временные, делала их жизнь одухотворённой.

Вторым своеобразным компенсатором стал коллективизм, который сопутствовал русскому народу на всём протяжении его истории. Этот привычный для русских людей коллективизм стал ведущим принципом в социалистическом обществе. Он сопутствовал каждому конкретному человеку буквально с пелёнок (детский сад) и до глубокой старости (комитет ветеранов, совет пенсионеров, или, на крайний случай, домком). Всё общество состояло из коллективов на предприятиях, в учебных заведениях, в воинских частях, в разных общественных организациях. А, ведь, коллектив, как известно – есть мощный фактор защиты человека от всех превратностей судьбы, или, хотя бы, создания иллюзии такой защиты.

Третьим компенсационным механизмом надо считать постепенный возврат сталинского тоталитаризма к некоторым традиционным основам российского общества. Даже лозунг о строительстве социализма в одной стране оживлял миссионерские настроения русского народа о своей избранности, то есть о способности указать другим странам и народам путь в лучшее будущее. Также вполне соответствовала традиционным представлениям русского народа идея о сильном государстве. Поэтому И.В. Сталин отбросил в сторону марксистский тезис о постепенном отмирании государства при социализме и скором переходе к общественному самоуправлению, заявив на очередном XVIII съезде партии о сохранении государства вплоть до полной победы коммунизма.

Но сильное государство было немыслимо без воспитания в народе и в армии патриотических чувств. Поэтому были приняты меры к его возрождению, к воспитанию масс в духе социалистического патриотизма посредством истории, литературы, разных видов художественного творчества. В общественное сознание настойчиво внедрялась мысль, что марксизм-ленинизм вполне тождественен русскому патриотизму. С этим была связана, развернувшаяся в 1934-1935 гг. кампания по пересмотру истории. Отныне в учебниках непременно подчёркивалось позитивное значение существования мощного русского государства и вклада в его усиление великих правителей и полководцев прошлого. Принципиально иное освещение получил вопрос о взаимоотношениях России с нерусскими народами. Отмечалась, прежде всего, позитивная роль российского государства в социально-экономическом и культурном развитии прежде отсталых народов. Советское государство, объединившее почти все народы прежней Российской империи в рамках единой Федерации, рассматривалось как достойный преемни<