Жизнь и труды преподобных отцов наших Мефодия и Константина, в монашестве Кирилла, учителей славянских

Кирилл и Мефодий

Кири́лл (в миру Константи́н по прозвищу Фило́соф, 827—869, Рим) и Мефо́дий (в миру Михаи́л; 815—885, Моравия) — братья из города Солуни (ныне Салоники), создатели старославянской азбуки и церковно-славянского языка, христианские проповедники.

Канонизированы и почитаются как святые и на Востоке, и на Западе. В славянском православии почитаются как святые равноапостольные «учи́тели слове́нские». Принятая очерёдность упоминания: в научных и научно-популярных текстах — сначала Кирилл, а потом Мефодий; в церковно-богослужебном обиходе — в обратном порядке (вероятно потому, что Мефодий имел более высокий сан, нежели его младший брат).

Происхождение

Кирилл и Мефодий родились в византийском городе Фессалоники (Салоники, славянск. «Солунь»). Их отец по имени Лев, «хорошего рода и богатый»^[2], был друнгарием, то есть офицером, при стратиге (военном и гражданском губернаторе) фемы Фессалоники. Дед их (непонятно по отцу или по матери) был крупным вельможей в Константинополе, но потом, видимо, впал в немилость и окончил свои дни в безвестности в Фессалониках^[3] В семье было семь сыновей, причём Мефодий (исследователям не известно, было ли это имя крещальным или дано при постриге)^[4] — старший, а Константин (Кирилл) — младший из них^[5].

Точно установить этническую принадлежность Кирилла и Мефодия в многонациональной Византии практически невозможно, хотя споры по данному поводу идут и по сей день. Согласно одной из распространённых версий, равноапостольные братья были греческого происхождения^[6]. В XIX веке славянские учёные (Михаил Погодин, Герменгильд Иречек) отстаивали их славянское происхождение^[7][8], основываясь на прекрасном владении ими славянским языком — обстоятельство, которое сегодня считается недостаточным доказательством^[9]. Болгарская традиция называет братьев болгарами (к которым до ХХ в. причислялись и македонские славяне), опираясь в частности на проложное «Житие Кирилла» (в поздней редакции), где сказано, что он «родом съи блъгаринь от солоуна града»; эту идею поддерживают многие современные болгарские учёные^[9][10].

Фессалоники (или Солунь), в которых родились братья, был двуязычным городом. Кроме греческого языка, в них звучал славянский солунский диалект^[11], на котором говорили окружающие Фессалоники племена: драговиты, сагудаты, ваюниты, смоляне^[12] и который, по исследованиям современных лингвистов, лёг в основу языка переводов Кирилла и Мефодия, а с ними и всего церковнославянского языка^[11][13]. Анализ языка переводов Кирилла и Мефодия показывает, что они владели славянским языком как родным. Последнее, ещё не доказывает их славянское происхождение и вероятно не выделяло их черезмерно из других жителей родного города, так как «Житие Мефодия» приписывает императору Михаилу III следующие слова, обращённые к святым: «вы бо ѥста селѹнѧнина, да селѹнѧне вьси чисто словѣньскы бесѣдѹютъ»^[9].

Годы учёбы и учительства.

Оба брата получили прекрасное образование. Мефодий, пользуясь поддержкой друга и покровителя семьи, великого логофета (заведующего государственным казначейством) евнуха Феоктиста, сделал неплохую военно-административную карьеру, увенчавшуюся постом стратега Славинии, византийской провинции, расположенной на территории Македонии. Затем однако он постригся в монахи.

Кирилл, в отличие от брата, изначально пошёл по духовно-учёной стезе. Согласно «Житию», составленному в кругу его непосредственных учеников, с самого начала своего учения в Фессалониках он поражал окружающих своими способностями и памятью. Однажды в юности он во время охоты потерял любимого ястреба, и это произвело на него такое впечатление, что он забросил все забавы и, нарисовав на стене своей комнаты крест, углубился в изучение трудов Григория Богослова, которому сложил особую стихотворную похвалу. По протекции логофета Феоктиста он направился в Константинополь, где, согласно житию, обучался вместе с императором (но малолетний Михаил был гораздо моложе Константина, возможно в реальности он должен был помогать в обучении императора-ребёнка^[14]). В числе его учителей указываются крупнейшие учёные того времени, будущий патриарх Фотий I и Лев Математик. Там он (по утверждению автора «Жития» будто бы в три месяца) обучился «Гомеру и геометрии, и y Льва и y Фотия диалектике и всем философским наукам вдобавок: и риторике, и арифметике, и астрономии, и музыке, и всем прочим эллинским искусствам» ^[15]. Впоследствии он овладел также арамейским языком и ивритом. По окончании учения он отказался начать весьма перспективную светскую карьеру заключением выгодного брака с крестницей логофета (вместе с которым была для начала обещана и «архонтия», то есть управление какой-нибудь из полуавтономных славянских областей Македонии, а в дальнейшей перспективе и пост стратига), и поэтому был направлен по пути церковного служения (так как Константину в то время было всего 15 лет, он должен был пройти ещё несколько предварительных ступеней в церковной иерархии, прежде чем стать священником^[16]) и поступил на службу в качестве, по выражению жития, «книгчии у патриарха въ святѣи Софии»^[17]. Под «чтецом патриарха» (патриархом был Фотий, учитель Константина) может пониматься хартофилакс (начальник канцелярии патриарха, буквально — «хранитель архива»), а может библиофилакс — патриарший библиотекарь; Б.Флоря отдаёт предпочтение второму варианту, так как молодой дьякон не имел никакого административного опыта для столь ответственной должности, как секретарь патриарха. Однако, в какой-то момент он неожиданно бросил свой пост и скрылся в монастыре. Спустя 6 месяцев его отыскали посланцы патриарха и упросили вернуться в Константинополь, где он стал преподавать философию в том же Магнаврском университете, где недавно учился сам (с тех пор за ним и укрепилось прозвище Константин Философ). Если верить Житию Константина, то он победил в диспуте знаменитого вождя иконоборцев, бывшего патриарха Иоанна Грамматика (в Житии фигурирует под презрительной кличкой «Анний»); однако современные исследователи практически единодушно считают этот эпизод вымышленным^[14].

В 851 году Кирилл отправляется с миссией от императора ко двору сарацинского халифа, то есть очевидно аббасидского халифа Мутаваккиля^[18].

В 856 году логофет Феоктист, бывший покровителем Константина, был убит. Константин вместе со своими учениками Климентом, Наумом и Ангеларием пришёл в монастырь Полихрон на горе Малый Олимп^[19], где был настоятелем его брат Мефодий. В этом монастыре вокруг Константина и Мефодия сложилась группа единомышленников и зародилась мысль о создании славянской азбуки^[20].

Хазарская миссия.

В 860 году Кирилл направлен с миссионерскими целями ко двору хазарского кагана. Согласно житию, посольство было направлено в ответ на просьбу кагана, обещавшего, если его убедят, принять христианство. Во время пребывания в Корсуни Константин, готовясь к полемике, изучил еврейский язык, самаритянское письмо, а наряду с ними «русьское» письмо и язык (некоторые полагают, что в житии описка и вместо «русьские» письмена следует читать «сурьские», то есть сирийские — арамейские; ввиду распространения учения Церкви Востока в Хазарии славяне Хазарии могли использовать сирийское письмо; во всяком случае это не может быть отдельный древнерусский язык, в те времена не выделяемый из общеславянского, солунский диалект которого братья знали с детства)^[21][22]. Диспут Константина с мусульманским имамом и еврейским раввином, состоявшийся в присутствии кагана согласно «Житию» кончился победой Константина, однако каган веру не поменял. Арабские источники и «Письмо Иосифа» дают иную картину: победителем в диспуте был признан раввин, который стравил Константина с имамом и, выждав, когда они дискредитируют друг друга перед каганом во взаимном споре, затем доказал кагану преимущества иудейской веры^[23]. В 862 году Кирилл и Мефодий вернулись в Константинополь.

Моравская миссия

В 862 году^[26] (или в 863 году^[27]) в Константинополь явились послы от моравского князя Ростислава. Послы просили прислать «епископа и учителя», который бы им «въ свои языкъ истую вѣру съказалъ»^[28]. По мнению современных учёных, посольство было связано с попыткой Ростислава противопоставить себя Восточно-Франкскому королевству и избавиться от опеки немецких епископов (именно епископов Баварии во главе с архиепископом Зальцбурга, которому в церковном отношении была подчинена Моравия). Предполагалось даже, что посольство имело целью заключить с Византией союз против болгарского хана Бориса и Людовика Немецкого, но эта гипотеза не получила общего признания^[29]. Ввиду такой просьбы, по словам «Жития Мефодия», император призвал Константина и обратился к нему с такой речью:

«Слышишь ли, Философ, речь сию? Никто другой не может сделать этого, кроме тебя. Так на тебе дары многие, и, взяв брата своего игумена Мефодия, ступай же. Ведь вы с ним солуняне, а солуняне все чисто по-славянски говорят».

Согласно «житию Кирилла», этот разговор происходил перед синклитом вельмож и с участием кесаря Варды, который фактически правил за своего легкомысленного племянника-императора.

Отъехав в Моравию, Константин-Кирилл с помощью брата Мефодия и учеников, составил славянскую азбуку и перевёл на болгарский язык с греческого основные богослужебные книги: Евангелие, Апостол и Псалтырь, а также Октоих. О времени изобретения славянской азбуки свидетельствует сказание болгарского монаха Черноризца Храбра, современника царя Симеона, «О письменах». Он пишет^[30][31]:

Если же спросишь славянских грамотеев, говоря: «Кто вам письмена сотворил или книги перевёл?», то все знают и, отвечая, говорят: «Святой Константин Философ, нареченный Кириллом — он нам письмена сотворил и книги перевёл, и Мефодий, брат его. Поскольку ещё живы, видевшие их.» И если спросишь: «в какое время?», то знают и говорят: «что во время Михаила, царя греческого, и Бориса, князя болгарского, и Ростислава, князя моравского, и Коцела, князя блатенского, в лето от сотворения всего мира 6363».

Таким образом, создание славянской азбуки можно отнести к 863 г. по Рождестве Христовом, согласно Александрийскому летосчислению, употреблявшемуся в то время болгарскими летописцами^[32].

Специалисты до сих пор не пришли к единому мнению, автором какой именно из двух славянских азбук — глаголицы или кириллицы — является Константин. Черноризец Храбр, однако, упоминает о том, что алфавит Кирилла имел 38 знаков, что указывает на глаголицу^[33].

В Моравии Константин и Мефодий продолжали переводить церковные книги с греческого на славянский язык, обучали славян, включая жителей на землях будущей Карпатской Руси, чтению, письму и ведению богослужения на славянском языке. Братья пробыли в Моравии более трёх лет (по Житию Константина 40 месяцев). Моравская миссия также подготовила и крещение Болгарии (864).

Римская поездка

Святые Константин и Мефодий вносят мощи св. Климента в Рим. Фреска XI в. из Базилики Св. Климента

В 867 году братья были вызваны в Рим. Среди части богословов Западной Церкви сложилась точка зрения, что хвала Богу может воздаваться только на трёх языках, на которых была сделана надпись на Кресте Господнем: еврейском, греческом и латинском. Поэтому Кирилл и Мефодий, проповедовавшие христианство в Моравии, были восприняты как еретики и вызваны в Рим. Там они надеялись найти поддержку в борьбе против немецкого духовенства, не желавшего сдавать свои позиции в Моравии и препятствовавшего распространению славянской письменности. По дороге в Рим посетили они ещё одну славянскую страну — Паннонию, где находилось Блатенское княжество. Здесь, в Блатнограде, по поручению князя Коцела братья обучали славян книжному делу и богослужению на славянском языке.

Прибыв в Рим в начале 868 года, Кирилл и Мефодий нашли здесь нового папу, Адриана II. Братья передали ему мощи святого Климента, и тот утвердил богослужение на славянском языке (Глаголический обряд), и переведённые книги приказал положить в римских церквях. По велению папы, Формоз (епископ Порто) и Гаудерик (епископ Веллетри) посвятили в священники трёх братьев, путешествовавших с Константином и Мефодием^[34], а последний был рукоположён в епископский сан.

Смерть Кирилла

В Риме Константин тяжело заболел, в начале февраля 869 года окончательно слёг, принял схиму и новое монашеское имя Кирилл, 14 февраля скончался. Он был похоронен в Риме в церкви Святого Климента.

Перед смертью, опасаясь, что Мефодий вернётся в монастырь на Олимп, сказал брату:

«Вот, брат, были мы с тобой как два вола в упряжи, пахали одну борозду, и я y леса <, дойдя борозду,> падаю, свой день окончив. A ты хоть и очень любишь гору, но не моги ради горы оставить учительство своё, ибо чем иным можешь ты лучше достичь спасения?»

Папа рукоположил Мефодия в сан архиепископа Моравии и Паннонии.

После смерти

После смерти Мефодия его противникам удалось добиться запрещения славянской письменности в Моравии. Многие ученики были казнены, некоторые перебрались в Болгарию и Хорватию.

В Болгарии и впоследствии в Хорватии, Сербии и Древнерусском государстве славянская азбука, созданная братьями, получила распространение. В некоторых регионах Хорватии до середины XX века литургия латинского обряда служилась на славянском языке. Поскольку богослужебные книги писались на глаголице, этот обряд получил название глаголического.

Папа Адриан II писал в Прагу князю Ростиславу, что если кто станет презрительно относиться к книгам, писанным по-славянски, то пусть он будет отлучён и отдан под суд Церкви, ибо такие люди суть «волки». А папа Иоанн VIII в 880 г. пишет князю Святополку, приказывая, чтобы проповеди произносились по-славянски.

Наследие

Кирилл и Мефодий разработали для записи текстов на славянском языке специальную азбуку — глаголицу. В настоящее время среди историков преобладает, но не общепризнана точка зрения В. А. Истрина, согласно которой кириллица была создана на основе греческого алфавита учеником святых братьев Климентом Охридским (о чём имеется упоминание и в его Житии). Пользуясь созданной азбукой, братья выполнили перевод с греческого языка Священного Писания и ряда богослужебных книг.

При этом следует отметить, что даже если кириллические начертания букв были разработаны Климентом, то он опирался на работу по вычленению звуков славянского языка, проделанную Кириллом и Мефодием, а именно эта работа и есть главная часть всякой работы по созданию новой письменности. Современные учёные отмечают высокий уровень этой работы, давшей обозначения практически для всех научно выделяемых славянских звуков, чему мы обязаны, видимо, отмеченным в источниках выдающимся лингвистическим способностям Константина-Кирилла.

Иногда утверждается о существовании славянской письменности до Кирилла и Мефодия, с опорой на отрывок из жития Кирилла, в котором говорится про книги, написанные «русскими письменами»:

«И нашел Философ здесь <в Корсуни> Евангелие и Псалтырь, написанные русскими письменами, и человека нашел, говорящего той речью. И беседовал с ним и понял смысл языка, соотнося отличия гласных и согласных букв со своим языком. И вознося молитву к Богу, вскоре начал читать и говорить. И многие изумлялись тому, славя Бога».

Однако из отрывка не следует, что упоминаемый там «русский язык» является славянским; наоборот, тот факт, что овладение им Константином-Кириллом воспринимается как чудо, прямо свидетельствует, что это был язык не славянский. Следует помнить при этом, что во времена Кирилла и Мефодия и много позже славяне легко понимали друг друга и считали, что они говорят на едином славянском языке, с чем согласны и некоторые современные лингвисты, считающие, что о единстве праславянского языка можно говорить до XII века^[39]. Большинство исследователей считают, что во фрагменте говорится либо о Евангелии на готском языке (идея, впервые высказанная Шафариком), либо в рукописи содержится ошибка и вместо «русьскими» следует считать «сурьскими», то есть «сирийскими». В подтверждение, указывают, что автор делает особое различие между гласными и согласными буквами: как известно, в арамейском письме гласные звуки обозначаются надстрочными знаками^[21][22]. Показательно и то, что вообще весь фрагмент приводится в контексте рассказа об изучении Константином еврейского языка и самаритянского письма, которым он занялся в Корсуни, готовясь к диспуту в Хазарии. Митрополит Макарий (Булгаков) указывает также, что в том же житии не раз подчёркивается, что Константин был создателем славянских письмен и до него славянских письмен не было — то есть описанные «русьские» письмена сам автор жития не считает славянскими^[40].

Почитание

Почитаются как святые и на Востоке, и на Западе.

В русском православии дни памяти святых: Кирилла — 14 (27) февраля по новому стилю, Мефодия — 6 (19) апреля (дни преставления).

В католицизме день памяти святых — 14 февраля; ранее в Католической церкви память Кирилла и Мефодия праздновалась 5 июля.

Широкое почитание Кирилла и Мефодия начинается с середины XIX века, когда имена славянских первоучителей становятся символом самоопределения культур славянских народов. Впервые празднование дня памяти Кирилла и Мефодия было совершено 11 мая 1858 года в Пловдиве, причём греки в торжествах не участвовали^[41]. Само празднование имело характер символического акта противостояния с греческим священноначалием Константинопольского Патриархата, в подчинении которого тогда находилась Болгарская церковь.

Первые практические шаги к возобновлению церковного почитания славянских первоучителей предпринял епископ Смоленский Антоний (Амфитеатров), обратившийся летом 1861 года к обер-прокурору Синода с рапортом, в котором обращал внимание на то, что в Минеях под 11 мая отсутствует служба Кириллу и Мефодию, а в Месяцеслове для них нет ни тропаря, ни кондака. То есть в богослужебной практике стран, использовавших богослужебные книги, напечатанные в России (в Сербии, Болгарии и России), славянским первоучителям не совершалась специальная служба. Такую службу необходимо было составить и ввести в богослужебное употребление. Начинание поддержал митрополит Филарет (Дроздов)^[41].

1863 год был объявлен Римскою церковью «годом славянского юбилея» с центром торжеств в Велеграде (Uherské Hradiště)^[42]. Папа Иоанн Павел II посвятил Кириллу и Мефодию свою энциклику Slavorum Apostoli (Апостолы славян).

В 1863 году российским Святейшим Правительствующим Синодом было установлено празднование обоим святым ежегодно 11 (24) мая по юлианскому календарю «в память совершения тысящелетия от первоначального освящения нашего отечественного языка Евангелием и верою Христовою»^[43]; причина для выбора даты в синодальном решении не пояснялась. Профессор Московского университета Иван Дм. Беляев в 1862 году писал в своей статье о некоем «церковном подлиннике», принадлежавшем московскому обществу истории и древностей российских, где под «11 числом маия» давались указания о том, как писать иконы Кирилла и Мефодия^[44].

Через два года после этих торжеств увидел свет «Кирилло-Мефодиевский сборник», вышедший под редакцией М. П. Погодина, включавший публикацию значительного количества первоисточников, связанных с деятельностью Кирилла и Мефодия, в том числе древних служб славянским первоучителям. Также здесь были помещены статьи, в которых подчёркивался политический аспект кирилло-мефодиевских торжеств^[41].

Первый болгарский Экзарх Анфим I, вопреки запрещению Константинпольской Патриархии, 11 мая 1872 года совершил в болгарском храме Константинополя литургию, во время которой был торжественно прочитан акт о провозглашении Болгарской Церкви автокефальной. Официальный орган Святейшего Синода в своём обзоре Православного Востока за 1885 года писал: «В течение целого ряда годов не сходил со страниц нашей скромной летописи печальный факт разъединения между двумя единоверными народностями — греческой и болгарской, известный под именем греко-болгарской схизмы. <…> Наглядный пример такого увлечения племенными страстями представили в минувшем году православные греческие церкви (как в пределах Турции, так и в свободной Элладе), уклонившиеся от участия в праздновании тысячелетней годовщины памяти первоучителей славянства, святых Кирилла и Мефодия, торжественно отпразднованной 6 апреля православными славянскими церквами^[45]. Уклонились они под тем предлогом, что будто бы это празднование имело политический характер»^[46]. В России тысячелетие преставления Мефодия 6 апреля 1885 года отмечалось, в частности, торжественным богослужением в Исаакиевском соборе Петербурга в Высочайшем присутствии^[47].

Указом Святейшего Синода в 1885 году память 11 мая была отнесена к средним праздникам со бдением. В 1901 году Синодом было определено совершать ежегодно в храмах при всех учебных заведениях духовного ведомства торжественное всенощное бдение накануне и литургию с последующим молебном Мефодию и Кириллу в самый день 11 мая, с освобождением учащихся от занятий. К 11 мая в церковных школах также приурочивался ежегодный выпускной акт^[48].

Праздник в честь Кирилла и Мефодия — государственный праздник в России (с 1991 года), Болгарии, Чехии, Словакии и Республике Македонии. В России, Болгарии и Республике Македонии праздник отмечается 24 мая; в России и Болгарии он носит имя День славянской культуры и письменности, в Македонии — День Святых Кирилла и Мефодия. В Чехии и Словакии праздник отмечается 5 июля.

Словацкий поэт Ян Голлы посвятил братьям большую поэму «Кирилло-Мефодиада» (1835). Жизнеописание Кирилла и Мефодия входит в «Хазарский словарь» Милорада Павича.

В Болгарии существует орден Кирилла и Мефодия. Также в Болгарии, ещё в коммунистический период, был установлен государственный праздник — День славянской письменности и культуры (совпадающий с днём церковного поминовения Кирилла и Мефодия), который широко отмечается и в настоящее время.

В середине июля 1869 года в вековом лесу за рекой Цемес прибывшими в Новороссийск чешскими переселенцами была основана деревня Мефодиевка, получившая название в честь святого Мефодия.

 

Жизнь и труды преподобных отцов наших Мефодия и Константина, в монашестве Кирилла, учителей славянских

Во дни иконоборческих греческих царей Льва Армянина [¹], Михаила Травла [²], или Балба, и затем сына Михаила — Феофила [³] в городе Солуне, в Македонии, жил знатный и богатый вельможа, званием воин-сотник, по имени Лев. Жену его звали Марией. Жил он благочестиво, исполняя все заповеди Божий, как некогда Иов. У них было семь сыновей: старшего звали Мефодием, а младшего Константином, в монашестве Кириллом.

Святой Мефодий сначала служил, как и отец его, в военном звании. Царь, узнав о нем как о хорошем воине, поставил его воеводой в одно славянское княжество, Славинию, бывшею под греческою державой. Это случилась по особому усмотрению Божию и для того, чтобы Мефодий мог лучше научиться славянскому языку, как будущий впоследствии духовный учитель и пастырь славян [⁴].

Пробыв в чине воеводы около 10 лет и познав суету житейскую, Мефодий стал располагать свою волю к отречению от всего земного и устремлять свои мысли к небесному. К тому же в это время царь-иконоборец Феофил воздвиг гонение на святые иконы. Это гонение еще более открыло пред Мефодием суету мирской жизни и он, оставив воеводство и все утехи мира, ушел в монахи на гору Олимп [⁵], где с большим повиновением и покорностью старался выполнять монашеские обеты, занимаясь при сем изучением священных книг.

Блаженный Константин, младший из сыновей Льва, уже в младенческом возрасте проявлял нечто дивное. Когда мать, по рождении, отдала его кормилице, чтобы та выкормила его, он никак не желал питаться чужим молоком, но только молоком матери своей. Очевидно, благочестивая отрасль не должна была питаться чужим молоком. С рождением Константина добрые родители дали обещание жить как брат с сестрой, как и прожили 14 лет до своей смерти. Пред смертью мужа Мария плакала, говоря: — Ни о чем я так не скорблю, как о Константине: как он устроится в жизни? — Поверь мне, жена, — отвечал Лев, — я надеюсь на Бога, что Господь Бог сделает его таковым отцом и строителем, что он устроит всех христиан. Так и произошло. Будучи семи лет, Константин видел сон, который и рассказал своим родителям. «Снилось мне, — говорил Константин, — что воевода собрал всех девиц города и сказал мне: выбери себе одну из них в невесты. Я осмотрел и избрал красивейшую из них с светлым лицом и украшенную многими золотыми вещами и дорогими каменьями по имени София». Поняли родители, что Господь дает отроку девицу Софию [⁶], т. е. премудрость Божию, возрадовались духом и со старанием стали учить Константина не только книжному чтению, но и богоугодному добронравию — премудрости духовной. «Сын, — говорили они Константину словами Соломона, — чти Господа и укрепишься; храни заповеди и поживешь; словеса Божия напиши на скрижали своего сердца: «скажи мудрости: ты сестра моя! И разум назови родным твоим» (Прит.7:1–4). Премудрость сияет светлее солнца и, если ее будешь иметь своей помощницей, она избавит тебя от многого зла».

Родители отдали Константина в книжное обучение. Он отличался хорошею памятью и разумом, так что в ученье был лучше всех своих сверстников. С ним произошел следующий случай: Как сын богатых родителей, Константин однажды вместе со своими товарищами отправился на соколиную охоту. Лишь только Константин выпустил своего сокола, поднялся сильный ветер, который унес сокола неизвестно куда. Константин так сильно опечалился о соколе, что два дня не ел ничего, даже хлеба. Человеколюбивый Господь, не желая чтобы юноша так печалился житейскими вещами, этим соколом уловил его, как некогда Плакиду — оленем. Размышляя о утехах сего жития, святой Константин говорил: «Какая эта жизнь, что радость непременно вызывает печаль? С сего дня пойду другим путем, лучшим этого, чтобы можно было мне избежать житейской суеты». С этого времени он стал почти всегда находиться дома, стараясь с большим прилежанием изучать науки, особенно учение святого Григория Богослова [⁸]. К сему святителю Константин имел большую любовь и многое из его учения знал наизусть. Начертив на стене изображение святого креста, он под этим крестом написал похвалу святому Григорию в следующих словах: «О святитель Божий, Григорий Богослов! Ты — телом был человек, житием же явился ангел, ибо уста твои, как уста серафимов, хвалами прославили Бога и своим православным учением просветили вселенную. Молю тебя, прими меня, с верой и любовью к тебе припадающего, и будь моим учителем и просветителем».

Прилежно изучая книги, Константин видел, насколько еще незначительны его познания по причине неимения хорошего учителя, отчего впал в великое уныние. В их городе жил один человек (странник), знавший грамматику. К нему отправился Константин, умолял его и, упав ниц пред ним, сказал: — Сделай для меня доброе дело: научи меня грамматике. На это ответил ему странник: — Отрок, не проси меня. Я дал обещание уже больше никого не учить. Снова Константин со слезами стал говорить ему: — Возьми ту часть из дома отца моего, которая принадлежит мне, только научи меня. Но и это не убедило сего человека. Тогда Константин отправился домой и здесь стал усердно молиться, чтобы Господь исполнил желание его сердца, нашел для него учителя. Господь вскоре выполнил его желание.

В это время в греческой земле умер царь Феофил, и стал царствовать сын его Михаил с матерью своей благочестивой царицей Феодорой. Этот царь остался после отца малолетним и ему в воспитатели были назначены три вельможи: доместик [⁹] Мануил, патрикий [¹⁰] Феоктист и логофет [¹¹] Дроми, который был хорошо знаком с родителями Мефодия и Константина. Логофет, зная о успехах и прилежании Константина, послал за ним, чтобы он учился наукам вместе с юным царем Михаилом, который бы подражал старанию Константина. Отрок воспрянул духом и с радостью отправился в путь, молясь Богу молитвою Соломона: «Боже отцов и Господи милости, — так молился Константин, — сотворивший человека. Дай мне, приседящую Твоему престолу, премудрость и не исключи меня из числа Твоих отроков, ибо я Твой раб и сын Твоей рабыни. Дай мне, чтобы я знал все то, что угодно Тебе и поработал ради имени Твоего во всю свою жизнь».

В Царьграде Константин проживал то у болярина в доме, то в царских чертогах. В 3 месяца он выучил грамматику, затем изучил Гомера [¹²] и геометрию, диалектике и философии учился у Льва и Фотия [¹³]. Кроме этих наук изучил риторику, арифметику, астрономию, музыкальное искусство и вообще все прочие эллинские науки. Хорошо знал не только греческий язык, но и другие: латинский, сирский и некоторые иностранные. Своим умом и прилежанием он приводил в удивление своих учителей, за что и получил впоследствии название философа-мудреца. Но он был премудр не только в науках, а также и в жизни, он старался быть смиренным, беседовал с теми, от кого желал получить наставление, и уклонялся от тех, которые могли совратить на зло. Одним словом, он старался переменить земное на небесное и жить с Богом. Логофет, видя добрую жизнь Константина и его успехи в науках, сделал его управляющим над своим домом, а также позволил ему входить без доклада в царские палаты. Однажды логофет спросил Константина: — Скажи мне, философ, что называется философией? — Философия, — отвечал Константин, — есть разумение божеских и человеческих дел, которое учит человека чрез добродетель, насколько возможно, приближаться к Богу, сотворившему человека по Своему образу и подобию. После сего логофет еще более возлюбил Константина и желал получить от него наставление в философии. Константин в немногих словах изложил пред ним философское учение, за что логофет оказывал ему особое уважение и даже предлагал много золота, но Константин отказался.

У этого вельможи была крестница — девица богатого и славного рода. Логофет задумал женить на ней Константина и уговаривал его так: — Красота твоя и мудрость, — говорил логофет, — невольно заставляет любить тебя. Есть у меня духовная дочь, девушка красивая, богатая, хорошего и знатного рода. Если хочешь, возьми ее себе в жены. От царя ты получить большую честь и княжество, а в скором времени будешь назначен и воеводой. Велик этот дар для желающих, — отвечал Константин, — для меня же нет ничего драгоценнее ученья, чрез которое я могу приобрести разум, истинную честь и богатство. После таких слов логофет отправился к царице и сказал: Молодой философ не любит суеты этой жизни. Постараемся удержать его около себя, а для сего уговорим его посвятиться во священный сан и быть патриаршим библиотекарем при церкви святой Софии. Только таким путем можно удержать его. Так они и сделали. Константин стал священником и библиотекарем при церкви святой Софии. Но и в сем звании Константин недолго был вместе с ними. Ничего никому не сказав, он отправился в Золотой Рог [¹⁴] и там скрылся в одном монастыре. Долго искали Константина и только через 6 месяцев нашли его. Занять прежнюю должность они не могли уговорить его и только упросили его быть учителем философии в главном Константинопольском училище.

В это время патриарх Иоанн [¹⁵] воздвиг гонение на святые иконы. Тогда был собран собор, на котором постановили удалить сего патриарха с престола. На такое определение собора Иоанн говорил: Меня удалили насилием, а обличить не могли, так как никто не может противиться моим словам. Царь с новым патриархом послали Константина к Иоанну с таковыми словами: Если будешь в состоянии обличить сего юношу, тогда снова займешь престол. Видя такого молодого философа и не зная его сильного ума, Иоанн сказал Константину и посланным: Вы не стóите моего подножия. Как же я буду спорить с вами? Не держись людских обычаев, отвечал Константин, но смотри на заповеди Божии. Как ты, так и мы сотворены из земли, душа же от Бога. Посему, смотря на землю, человек, не гордись! Глупо искать цветов осенью сказал Иоанн, а также и старца посылать на войну. Ты сам обличаешь себя, отвечал философ. Скажи мне, в каком возрасте душа бывает сильнее тела? В старости, отвечал Иоанн. На какую войну мы тебя вызываем, спросил философ, на телесную или духовную? На духовную, отвечал Иоанн. Если ты теперь сильнейший духом, сказал философ, то не приводи нам таких сравнений. Мы без времени не ищем цветов, а также безвременно не вызываем тебя на спор. После это перешли к беседе. Старец спросил: Скажи мне юноша: если крест сломается, мы уже не поклоняемся ему, ни лобызаем его. Как же вы, если только будет одно лицо до персей, не стыдитесь творить ему иконную честь? Четыре части имеет крест, отвечал философ и если не будет одной части, то крест потеряет свой вид, икона же имеет вид и подобие, если будет написано лицо того, кого хотели изобразить. Взирающий же смотрит не на лицо льва или рысье, но — на первообраз. Вот вы кланяетесь кресту, сказал старец, если и нет на нем надписи, иконе же, если не будет написания, не творите почести. Всякий крест, отвечал философ, имеет подобие Креста Христова, иконы же не имеют одного образа, но различны. Наконец старец сказал: Почему вы кланяетесь иконам, когда Бог сказал пророку Моисею [¹⁶]: «не сотвори… всякого подобия?» (Исх.20:4). Если бы Господь сказал: не сотвори никакого подобия, — отвечал на это философ, — то тогда ты говорил бы правильно; но Господь сказал: всякого, т.е. кроме достойного. Против сего старец ничего не мог возразить и замолчал.

Около этого времени пришли послы в Константинополь от неверных агарян или сарацин, владеющих Сириею. Эти сарацины еще при прежнем царе Феофиле попущением Божиим за грехи подступили к греческой земле и разорили прекрасный город Аморию [¹⁷]. С этих пор они стали гордиться пред христианами своею силой и прислали грамоту в Царьград с хулением на Пресвятую Троицу. Как вы, христиане, писали сарацины, говорите, что Бог один, а разделяете Его на три: исповедуете Отца, Сына и Духа? Если вы можете это доказать, то пришлите к нам таковых мужей, которые могли бы побеседовать с нами о вере, и убедить нас [¹⁸]. В это время блаженному Константину было 24 года. Царь вместе с патриархом собрали собор, на который позвали Константина и сказали ему: Слышишь ли, философ, что говорят скверные агаряне на нашу веру? Если ты слуга и ученик Святой Троицы, иди и обличи их. И Бог, совершитель всякого дела, славимый в Троице, Отец, Сын и Святой Дух, дает тебе благодать и силу в словах, явить тебя другим Давидом, с тремя каменьями победившего Голиафа (1 Цар.17), и затем благополучно возвратит тебя обратно к нам. Услыхав такие слова, философ отвечал: Рад я идти для веры христианской. Что для меня может быть лучше: умереть или остаться жить ради Святой Троицы? Дали Константину двух диаконов [¹⁹] и отправили их к сарацинам. Они пришли прямо в столицу Сарацинского княжества — Самару, расположенную около реки Евфрата, в которой жил сарацинский князь Амирмумна. Здесь они увидели странные и гнусные вещи, которые делали агаряне на поругание и посмеяние христиан, живущих в тех местах. По повелению сарацинской власти на внешней стороне дверей, где жили христиане, были надписаны образы демонов. Этим агаряне хотели показать, что они гнушаются христианами, как демонами. Как только прибыл к ним Константин, сарацины, указывая на демонов, спросили его: Можешь ли, философ, понять, о чем говорят эти изображения? Вижу демонский образ, отвечал философ, и думаю, что здесь живут христиане. Демоны не могут жить вместе с христианами и бегут от них (находятся вне дверей). Где же нет этого изображения на внешней стороне дверей, там, очевидн