Идеологических установок в России

Наиболее всеобъемлющей программой действий, отражающих политическое видение стратегических приоритетов в развитии страны и ее места на международной арене, является политическая идеология. И именно ее конкурентоспособность, будучи производной от творческой способности политической элиты генерировать позитивные смыслы и ориентиры для общества, является залогом победы той или иной группы политических интересов, за которыми стоят конкретные лица и структуры.

Государственная идеология, при применении исторического подхода может определяется, как некоторая сумма непротиворечивых, постоянных оценочных и принципиальных воззрений по поводу государства и общества, их истории, современного состояния и перспектив развития, воззрений, всегда отражающих интересы конкретных общественных групп. Это одновременно и среда, в которой формируются принципы PR-деятельности государства, но одновременно и объект приложения ее усилий. Лишенная внутренних противоречий идеология, «символ выражения воли правящего класса» – всегда стремится подморозить общественный процесс, закрепиться на некотором достигнутом рубеже.

Основная функция идеологии – быть своеобразной системной реальностью, в которую все погружены, и исходя из которой, объясняются все действия государства (политиков, озвучивающих эти действия, в частности) по отношению к обществу и другим государствам. По сути дела, это – средообразующая функция. Более конкретные задачи, вытекающие из нее – создание и поддержание вектора государственной информационной (и других видов) политики, с которым сонаправлена (не параллельна, а именно сонаправлена) равнодействующая всех других информационных потоков, представлений, установок, смыслов в стране, которая в результате некоторого единства мнений и устремлений людей способна стать залогом масштабных социально-экономических и политических преобразований.

Под причиной революции, как и всех вообще социальных потрясений следует считать именно неконкурентоспособность власти, как на уровне страны (невозможность управлять обществом и страной, исходя из стратегических приоритетов их развития, неспособность контролировать ситуацию в отношении перманентных и разовых кризисных и чрезвычайных ситуаций) и за ее пределами (невозможность отстаивать национальные интересы государства), иными словами, классический кризис верхов, когда они не способны управлять по-новому, а низы не знают, как управлять вообще.

Самая эффективная, конкурентоспособная элита, во-первых, – те, кто меньше всех хапает, вообще неэффективно расходует подконтрольные ресурсы как на свою потребу, исходя из соображений «престижной экономики», так и для осуществления никому не нужных масштабных амбициозных проектов внутри и внешнеполитического направлений. Во-вторых, та, что может генерировать для остального общества позитивные модели поведения, ценности, стереотипы, поддерживать т.н. «мимезис» – добровольное идеологическое подражание. Без последнего условия любые законы и нормативные акты будут падать на бесплодную почву, т.к. правоприменительная практика формируется не за счет отдельных усилий группы лиц (бюрократов, чиновников, судей…), а после понимания ее на «бытовом уровне» и нахождения необходимых ассоциации в массовом общественном сознании. Следовательно, право на революцию, возникает у каждой нации, элита которой перестала быть конкурентоспособной (не может поддерживать «мимезис») и не желает своего обновления естественным образом, путем ротации кадров и создания условий для вертикальной социальной мобильности. Революционерам остается только втолковать людям, что каждый из них достоин большего («светлого будущего» или «капиталистического рая», «всеобщей халявы», как на Украине, «праздника анаши» в Киргизии – все это наносная мишура, призванная обосновать право на власть у новой элиты в каждом отдельном случае). Посмотрим, как выстраивалась новая идеология на примере российского соседа.

«Господин Диоксин»:

уроки современного политического мифотворчества [3].

Мышление любого политтехнолога или достаточно узкой группы сценаристов работает по шаблонному методу, когда серия рассуждений в генерации смыслов выстраивается по аналогии, в четко заданных «сверху» рамках проекта или ограничивается за счет свойства индивидуального сознания извлекать из памяти факты в «сцепленном состоянии». Впоследствии чего многие лингвистически связанные друг с другом символические события объясняются простыми совпадениями или надуманными обобщениями со стороны оппонентов.

К примеру, довольно стандартный прием политической предвыборной борьбы, как «украшение покушением» (вспомним Ельцина в мешке), использующийся для создания имиджа «обиженного и угнетенного» у оппозиции, в случае с Виктором Ющенко оброс рядом информационных поводов, укладывающихся в одну «оранжевую» концепцию мифа о сверхчеловеке.

Во-первых, средство для покушения – диоксин – является компонентом яда «Agent Orange», использовавшегося армией США во Вьетнаме, что, свидетельствует о, как минимум нескольких возможных источниках поставки: США, Россия, сама Украина, за счет «наследства» СССР и другие страны, обладающие возможностями производства химического оружия. Во-вторых, язвы, возникающие на коже от поражения внутренних органов похожи на последствия тех же кислотных ожогов. В-третьих, на Западе одним из предвыборных нарушений считалось то, что «сторонники Януковича, преимущественно русскоязычные жители Донецкой области востока Украины, заливали кислоту в избирательные урны» (статья Дэвида Айкмана в журнале «The American Spectator»). Наконец, сама заявленная концентрация диоксина в организме, а по некоторым сообщениям ПДК превышена в 10.000 раз, способная убить любого нормального человека, во всяком случае, вызвать в тканях мозга необратимые изменения, иллюстрирует миф о «сверхчеловеческих» качествах кандидата, который в огне не горит, в воде не тонет и соответственно, в кислоте не растворяется, поскольку это его родная стихия.

Сценарная схема коммуникативного воздействия проста и ничем не отличается от сюжета рядового боевика с Ван Даммом или Стивеном Сигалом: есть положительный герой, радеющий за массы; есть карикатурный негативный персонаж, пользующийся поддержкой неких «темных сил»; главный герой, выступая с первой попыткой спасти других «обиженных и угнетенных», терпит поражение, получает серьезные травмы, что должно вызвать чувство сопереживания; затем он получает «идейную помощь» (воспоминания о наставнике-сэнсее, неудачной любви, картин зверства врага и т.п. ярких образов), поднимается с пола и титаническим усилием сокрушает противника (в боях без правил – на глазах огромной толпы зрителей); наступает хеппи-энд. Однако супергерой без уязвимого места, доказывающего его жизненность, реальность – все равно, что супермен без криптонита, а Ющенко без диоксина. «Кислота» стала масштабным стереотипом, в рамках которого растворялось массовое сознание украинского общества[4]. Структура политического мифотворчества на украинских выборах однозначно имеет западное происхождение. Основными проводниками воздействия, естественно, являются негосударственные структуры. В документах ЦРУ и Национального совета по разведке США «Global Trends-2015» и «Global Trends-2020»[5] отмечается приоритет неправительственных структур при формировании списка основных операторов (agenda) для осуществления транснациональной коммуникации.

Размытость пространства смыслов, на котором, по идее, должны в режиме открытой конкуренции взаимодействовать друг с другом разные идеологии, отсутствие единого политического языка, как интегратора базовых общественных ценностей приводит к ликвидации длинных связей между элементами социума, преобладанию неофеодальных (вассально-ленных или клитентелло-патронатных) форм политической и деловой активности.

Украинская «оранжевая революция» показала, что интегратором различных общественно-политических движений от националистов до либералов может стать массовая неформальная молодежная субкультура. В данном случае, очевидно, что молодежь послужила всего лишь «топливом для паровоза революции», испытав временную иллюзию сопричастности к чему-то великому, погрузившись на месяц в атмосферу всеобщего праздника. Проблема в том, что «сверхчеловеки» относится на равных только к себе подобным, все остальные люди для них – недочеловеки, унтерменши, топливо.

Другое дело, что умелое использование атрибутов массовой культуры может создать аналогичную ситуацию в любой другой достаточно информатизированной стране с пониженным уровнем личностного интеллектуального развития, вызванного годами идеологической уравниловки и последующим информационным шоком от приобщения к западным ценностям. «Фюрер может творить историю только тогда, когда структура его личности соответствует личностным структурам широких групп», как отмечал Вильгельм Райх в работе «Психология масс и фашизм». В нашем случае речь идет о том, что для молодежного электората имиджмейкеры и политтехнологи Ющенко использовали «кислотно-рокопопсовскую» форму соответствия массы и ее предводителя, которые в едином душевном порыве (зомбирующее воздействие ритмической музыки известно давно) продемонстрировали в ограниченное время чувство сплоченности, пресловутый «пассионарный импульс».

Проблема «березовой революции» в России является чисто техническим вопросом, заключающемся в инкубации лидера, способного замкнуть на себе протестные настояния, наличия ряда экономических и политических ошибок правящего режима, способных стать в предвыборный период катализатором массовых уличных действий. Методология массовой коммуникации, эти общие шаблоны, использующие в качестве приманки национальные образы и символы, известны еще со времен первых «бархатных революций». Что можно этому противопоставить? Далее автор в несколько ироничной форме попытался обрисовать подходы к принципиально новой «идеологической платформе».

«Пространство металлического дискурса»