Что могущественнее - традиция или индустрия?

 

Почему тогда нас так возмущает раскованное поведением молодежи? Откуда это ощущение соперничества? Неужто сексуальные комплексы по - старались? Вон их сколько: и всем известный «детский» комплекс Эдипа, и его «женский вариант» - комплекс Электры; а со стороны родителей - ком - плекс Геракла и комплекс Медеи, вызывающие у отца и матери ненависть к детям; комплекс Гризельды и комплекс Федры, из - за которых родители ли - шают отпрысков личной жизни; а также комплекс Каина, провоцирующий соперничество братьев. Да, тут еще комплексы «не совсем родственные», но неизбежные: комплекс власти, комплекс силы, комплекс неполноценности, рождающие этаких домашних Наполеонов … Вероятно, комплексы и служат «спусковыми крючками» для других психологических механизмов - тоже весьма опасных. Как действует эта «моральная катапульта»? Разве нельзя мирно, без применения холодного и огнестрельного психологического ору - жия», общаться с близкими?

 

Чтобы ответить на эти – и многие другие – вопросы, надо вернуться к началу. Несмотря на ощущение, что «внутрисемейный» конфликт возник ис - ключительно по вине одного из участников, это объяснение сильно напоми - нает вопль малышни, разгромившей детскую: «Он первый начал!» Начал кто - то, а потрудились все. Вот и посмотрим, откуда что пошло, и кто какую лепту внес. Но первопричина, как всегда, находится в глубинных структурах сознания. Туда и заглянем.

 

Двухфакторная теория развития личности гласит, что сознание стоит на двух китах – на социальном и биологическом факторах. Вот только принци - пы взаимодействия этих факторов до конца не определены. Притом, что со - держание каждой из «составляющих» тоже представляет немало интереса. В частности, время, в которое нам выпало жить, налагает свой отпечаток и на массовое, и на индивидуальное сознание.

Жизнь на переломе эпох так же непредсказуема, как прогулки по зыбу - чим пескам: двое шли рядом – один благополучно достиг цели, а второго с тех пор и не видали. Ситуация усугубляется тем, что любой личный вопрос дополняется историческим аспектом. В «неинтересное время» – то есть в стабильный период развития общества - ничего подобного не наблюдается: вы и ваш ребенок находитесь в однородной социальной среде, только у него

 

– молодежная специфика общения, а у вас – специфика зрелого возраста. И разница между вашими представлениями не так велика, поскольку принад -

 

лежит настоящему.

 

В «интересное время» планы молодежи относятся к будущему, зато ваш опыт – к прошлому.

 

И вы им практически ничем не в силах помочь, пусть даже вам очень

хочется.

Не каждый человек способен решать «домашние» проблемы как исто - рические. Бремя ответственности невыносимо. Поэтому большинство либо стараются не замечать несоответствий между собственным мировосприятием

и реальным миром, либо, понадеявшись «на авось», действуют по старинке.

А как быть? Изменить все общество в целом невозможно. Переместиться в другую историческую эпоху несколько легче - если, конечно, действовать исключительно в рамках воображения. А как насчет своего собственного субъективного, индивидуального, статичного видения мира? Нельзя ли в нем что - то изменить, стать более, как сегодня выражаются, продвинутым? Мож - но же научиться учитывать этот самый исторический аспект, который вме - шивается во все наши глубоко личные взаимоотношения? Или современники способны лишь на то, чтобы горько жаловаться: «Что за времена теперь на - стали …»?

В принципе, нет ничего необъяснимого (и даже ничего нового) в том, что происходит со страной – уже четверть века происходит. Этот процесс подробно описан в социологии, но, как всякая научная информация, само описание выглядит несколько отвлеченным. Вроде бы это где - то с кем - то происходило, а может, и в данный момент происходит – но не с нами, не сей - час и не здесь. Нет, именно здесь, сейчас и с нами. Просто напрягитесь и по - пытайтесь разобраться, а мы, со своей стороны, всемерно обещаем помочь вам в этом. Начнем, опять - таки, издалека - с базовых свойств человеческого мышления.

По сути своей каждый представитель вида хомо сапиенс – собственник. Нет, не обязательно «в материальном смысле». Но и для совершенного бес - серебренника принцип накопления благ весьма актуален. С раннего детства мы копим то, что впоследствии может послужить нам во благо (сообразно нашему личному представлению о том, что такое «благо»). Мы копим ин - формацию. Полезную и не слишком, забавную и наводящую страх.

 

В отношении информации все мы немножко Плюшкины.

В том числе и бродяги - интроверты, похожие на Снусмумрика, персо - нажа сказок Туве Янссон. Снусмумрик хоть и считал, что «есть более прият - ные занятия, чем таскать чемоданы», «всегда тяжело, когда хочешь что - то иметь, унести его с собой, чтобы оно принадлежало только тебе», но тем не менее верил: «Вся Земля моя, если хочешь знать». Просто наш мозг устроен так, что «присваивает» образы всех вещей, которые нам встречаются: «я про - сто смотрю на них, а когда ухожу, они остаются у меня в памяти»²⁰. Именно благодаря памяти мы оказались в нынешней «обособленной позиции» по от - ношению к другим живым существам. И даже по отношению друг к другу. Разница между нами заключается не столько в количестве усвоенных дан - ных, сколько в анализе этих данных – а следовательно, в тех выводах, кото - рым упомянутый анализ приводит любого из нас. Комплекс этих выводов со - ставляет наше индивидуальное мировоззрение, а наиболее распространенные выводы складываются в национальный менталитет, который, в свою очередь, создает рамки для формирования новых индивидуальных взглядов – и так далее, и так далее.

 

Человек обладает индивидуальной памятью как сокровищем, а человечество обла - дает коллективной памятью как свалкой.

 

 

²⁰ Янссон Т. Комета прилетает.

Разобрать, что к чему относится, что откуда пришло, что стоит внима - ния, а что нет – огромный и … бессмысленный труд. Вроде стараний лебедя, рака и щуки. А вернее, шести миллиардов лебедей, раков и щук – именно та - кова на данный момент численность рода человеческого. Ведь каждый инди - вид сам будет определять, к какой категории отнести ту или иную информа - цию. Вот почему не существует никакого «единого вневременного стандар - та» насчет ценности разнообразных познаний. Пусть человечество и не жела - ет соглашаться с этим утверждением, время от времени выдвигая те или иные ценности на роль «вечных» и формируя все новые и новые ритуалы. Ритуализация хороша тем, что понижает уровень тревожности, освобождая человека от личной ответственности за принятое решение, избавляя от необ - ходимости «подыскивать» наиболее подходящую психологическую реакцию

 

и т. п. На почве ритуалов, лучших «удобрений» традиции, произрастает самая «прозрачная» форма общества – традиционная.

Ее «прозрачность» зависит от доступности информации – всем обо всех. В упрощенном варианте это выглядит так: в традиционном обществе судьба человека предрешена практически с момента его рождения – его папа - мама - дедушки - бабушки и есть тот фундамент, на котором он построит свою карьеру, семью и проч. Поэтому в его социальной среде о нем все известно: из «обобщенного образа семьи» выводится прогноз относительно будущего, которое ожидает новое живое существо - до самой его кончины включитель - но. Если вы, предположим, сын местного помещика, ваше главное занятие – псовая охота, а ваша будущая жена подрастает в соседнем поместье и по шесть часов в день мучает пианино и гувернантку - француженку. Все знако - мые (да и незнакомые) не предполагают никаких прорывов, сюрпризов и не - ожиданностей. Хотя кто знает? Вдруг любитель псовой охоты возьмет да же - нится не на дочери соседа - помещика, а на ее гувернантке - француженке? Или отправится счастья искать в дальние края? Или (вот ужас - то!) пойдет на сце - ну и прославится в амплуа комической старухи? Подобные «отрывы» от род - ного назема практически неизбежно сопровождаются, как говорил Алеша, герой фильма «Формула любви», «эль шкандалем при посторонних».

И все - таки в самых традиционных обществах, с их крайне ритуализи - рованным менталитетом, возникла и укоренилась литература в жанре «пика - реска» - авантюрно - приключенческого романа, где, на первый взгляд, герой разрушает не только традиционные устои, но и преступает религиозные за - поведи. Пикаро – авантюрист, часто весьма благородного происхождения, скорее примкнет к бродягам и разбойникам, нежели станет пахать землю и вообще примерять на себя роль крестьянина. Почему? Да потому, что эпо - хальная традиция запрещает работать любому идальго, отпрыску дворян - ского рода, пусть и обнищавшего до последней степени.

Казалось бы, традиционное общество победило: нелепый и обремени - тельный запрет соблюден, человек готов нарушить закон и умереть на плахе, лишь бы не исполнять «низкую роль землепашца». А с другой стороны, в маргинальной клоаке зарождаются новые профессии и новые сословия – со - словия людей, носящих маску, о которых ничего нельзя узнать достоверно.

Они умеют удовлетворить любопытство публики выдуманными биография - ми, продемонстрировать приятную окружающим манеру поведения, полу - чить максимальную выгоду от общения и сбежать до скандального разобла - чения. Эта стратегия социальной адаптации была настолько эффективной, что не могла не получить распространения среди людей, в чьем социальном положении наблюдались те или иные «изъяны»: помехи для достижения же - лаемого, препятствия для воплощения амбиций и вообще все, что лишает на - дежды на «скорейшую сбычу мечт».

 

Так была заложена основа для индустриального общества. В нем уже все зависит от личности, а родственные связи не играют никакой роли. В ин - дустриальном обществе, чтобы как следует познакомиться с человеком, не - обходимо завоевать его доверие, иначе придется удовольствоваться «леген - дой» - вроде тех, что в каждой серии использует Джеймс Бонд, отправляясь на очередное задание. Член общества предлагает окружающим на выбор две - три - пять масок – по мере надобности и в зависимости от места и времени общения. Вы можете прожить с кем - то бок о бок лет десять, не имея понятия,

 

чем он зарабатывает на ежевечернюю порцию китайской еды и на кассеты с мелодрамами. А на одиннадцатом году в дом ворвется ФБР и повяжет вашего дружка как величайшего афериста, похитителя государственных секретов. Словом, в индустриальном обществе всякий из нас – немного пикаро.

 

Надо сказать, что, описывая обе формы, социологи отмечают: поляр-ных разновидностей социума … не бывает. «Идеальных» вариантов, полно - стью соответствующим социологической классификации, в реальности не существует и никогда не существовало. Специалисты считают: все социумы

 

– от «наиболее» традиционных до «наиболее» индустриальных - располага - ются где - то посередине между воображаемыми «полюсами». К тому же в пределах одного общества могут сочетаться разные черты и разные формы социальных структур. Мы как раз и существуем в подобном «калейдоскопе» форм и черт: кто - то психологически так и остался в эпохе застоя, кто - то до сих пор не отошел от сложностей постперестроечного периода, кто - то стара - ется приспособиться к сегодняшней ситуации, а кто - то всей душой в гряду - щем и тоже не очень хорошо понимает, что вокруг происходит. Все мы, со - граждане, блуждаем «в сумрачном лесу» – те, кто путь земной прошел до по - ловины, а также те, кто и до трети не дошел. Такова уж историческая обста - новка. И каждый пытается анализировать полученные данные в силу устано - вок своего аналитического аппарата. То есть действует так, как его запро - граммировал полученный ранее опыт.

 

Чаще всего результатом этих усилий становится создание новых сте - реотипов и новых ритуалов: в представлении человека об окружающем мире обязательно должно присутствовать нечто устойчивое. Иначе разум погре - бут те самые зыбучие пески времени или бескрайние болота фобий и ком - плексов.

Индивидуальное сознание прокладывает тропу, во многом ориентируясь на созна - ние массовое.

Вот оно - то нас и подводит. Массовое сознание – необъятная кладезь … дилетантизма. Дело в том, что информация, обработанная и «пущенная в на - род» дилетантом или группой дилетантов, как правило, базируется не на ин - дивидуальном выборе или знании, а на социальных стереотипах, на типизи-рованном мнении. Феномен типизации общественного мнения родился как метод обработки сложных и зачастую расплывчатых суждений специалиста – суждений по любому вопросу. Что происходит после того, как эксперт, ус - нащая речь выражениями «мы предполагаем, что вероятность высока», «пока не обнаружено противопоказаний», «при известном стечении обстоятельств»,«не исключена возможность», сделает, наконец, свое осторожное предполо - жение и внесет робкое предложение? Происходит следующее: аудитория ди - летантов, выслушав слова эксперта, упрощает его теорию, отсекает все «лишнее и непонятное» – и в примитивной, категорической форме несет ин - формацию далее, в широкие народные массы. В результате самая сбаланси - рованная, осторожная гипотеза получает вид довольно экстремальный. Вот почему типизированному мнению с его категоричностью ни в коем случае нельзя доверять. В нем, вероятно, содержатся крупицы истины, но ради них придется выступить в роли золотоискателя - неудачника – то есть промыть тонны песка ради нескольких граммов драгметалла. Многие люди предпочи - тают воспринимать общественное мнение как оно есть, не промывая. И по - лучают весьма причудливые и, что греха таить, безграмотные представления

 

о реальности. И все - таки стереотип был и остается удобен в качестве ориен - тира – пусть неверного – для всех, у кого собственных ориентиров в данном вопросе нет и не ожидается.

В описанной психологической ситуации к категории «лиц, лишенных собственных ориентиров» можно отнести: людей социально дезадаптирован - ных, неспособных самостоятельно разобраться в быстро меняющейся совре - менности; равнодушных или неприязненно настроенных лиц, не заинтересо - ванных в положительном результате; особ, изначально позиционирующих себя в качестве «рупора общественности» - а проще говоря, демагогов. Все они видят в неопытном молодом человеке не индивидуальность, а всего лишь объект идеологической сделки: я произношу «правильные общественно - полезные» слова, а ты поступаешь, как велит твое сознание, окутанное идео - логическим туманом. По ходу десятков – если не сотен - подобных «сделок» объект идеологической обработки теряет нечто очень важное. Он теряет ин-дивидуальный подход к проблеме. Он забывает, что речь идет о его жизни, что это его выбор, что это его взаимоотношения с действительностью. А вза - мен конкретики, естественно, приходит абстрактная схема «общественно - полезного поведения».

Но каким образом, спрашивается, неоднократно упомянутое общест -

венное мнение связано с воззрениями отдельных людей или социальных групп? Фифти - фифти. Или связано, или не связано. «Общественное мнение следует рассматривать как некий коллективный продукт, но в качестве тако - вого оно не является каким - то единодушным мнением, с которым согласен каждый составляющий общественность индивид, и не обязательно – мнением

большинства»²¹. Словом, отдельные социальные группы могут не соглашать - ся с общественным мнением, специалисты могут не соглашаться с общест - венным мнением, индивидуалисты могут не соглашаться с общественным мнением – и тем не менее, в силу своей массовости, оно управляет поведени - ем и предубеждениями людей. При всей своей сомнительности, ошибочно - сти, устарелости. Поэтому каждое утверждение, извлеченное из этой «кладе - зи», следует проверить и перепроверить.

 

В частности, миф о том, что личные контакты в индустриальном обще - стве менее искренние и открытые. Притом, что строгий анализ данных пока - зывает обратное.

 

Именно в рамках индустриального социума у индивида больше «права голоса», а традиционная форма контакта не позволяет человеку выразить собственное мнение.

 

Особенно если это мнение не совпадает с мнением присутствующих. Разговор циркулирует в пределах социальной игры, идущей по правилам этикета, в частности, по кругу «светских» тем. Американский психоаналитик Э. Берн, создатель теории трансактивного анализа, называет это развлечени - ем по сценарию «Болтовня Мэри»: рассуждения скучающих женщин, кото - рые служат для структурирования времени (а проще говоря, для убийства времени) и для выбора партнеров для психологических игр ²². Получалось не - что вроде движения маятника – от развлечений ²³ к играм и обратно, от одной суррогатной формы общения к другой. Э. Берн считал, что игры, развлечения

 

и ритуалы ²⁴ помогают, при умелом использовании, разрядить эмоциональное напряжение, снизить уровень агрессии, тревоги, страха – и все без лишних «душевных трат». Подобная система ограничивала не только открытое об - щение, но и само развитие потребностей. При ней, как полагают социологи, нет необходимости «открывать свои вкусы и предпочтения другим»²⁵, и «можно даже сказать, что у вас вообще не должно быть индивидуального вкуса»²⁶. Зато в индустриальном обществе гражданам позволено не только

 

²¹ Блуммер Г. Коллективное поведение.

²² Психологические игры – ключевое понятие в теории трансактивного анализа (анализа общения) Эрика Берна. Игры – это последовательность актов общения, протекающая согласно закономерностям каж - дой из игр. «Существенной чертой игр людей мы считаем не проявление неискреннего характера эмоций, а их управляемость», писал Э. Берн. Игры являются суррогатами человеческого общения – так же, как ритуа - лы и так называемые «развлечения», но в отличие от последних игры чреваты эмоциональными взрывами, а также несут в себе скрытые мотивы и возможность выигрыша.

²³ Развлечения – формы общения, сходные с психологическими играми. Речь идет о беседе, не за - трагивающей темы, значительной для собеседников, аффективно нейтральные, реже – достаточно насыщен - ные. В последнем случае участники частично разряжают эмоциональную напряженность, вербализуют соб - ственную агрессивность. Психологические функции развлечений состоят в получении «психологических поглаживаний» – то есть знаков внимания от других людей, а также в «структурировании времени» - то есть

в наполнении своего существования какими - нибудь занятиями.

²⁴ Ритуалы, в отличие от «игр» и «развлечений», представляют строго формализованные стереотипы общения, в которых личность практически не играет никакой роли. Тем не менее, ритуалы имеют для чело - века большую важность как средство для «подтверждения существования». А также, согласно теории М.

Маслоу, ритуализация входит в перечень механизмов психологической защиты: речь идет о подчеркнуто благоговейном, «ритуальном» отношении к событиям, составляющим основу человеческого бытия, в част - ности, о комплексе символических действий, которыми в каждой культуре сопровождают рождение, совер - шеннолетие, брак, смерть. Соблюдение подобных форм поведения снижает уровень эмоционального напря - жения, тревоги, страха.

²⁵ Мендра А. Основы социологии.

²⁶ Там же.

подчиняться принятым установкам, соответствующим их «положению», но и менять эти установки на потребу «личным целям».

 

Современная молодежь, действительно, намного свободнее в выборе своей системы ценностей, нежели были мы когда - то, лет двадцать пять тому назад. И все же следует признать: свобода имеет два лица – так же, как и ми - лая русскому сердцу анархия – крайняя степень свободы. В теоретическом представлении анархия – такое социальное устройство, при котором нет ну - жды в централизованном управлении, в правоохранительных и правозащит - ных органах, в силовых структурах – и все потому, что граждане достаточно сознательны, чтобы по собственной воле исполнять законы общества. Пре - ступников нет – поскольку неоткуда взяться самой идее преступления. А на деле что вышло? Хаос. Беспредел. Темный ужас. Вот как выглядит свобода, не сопряженная с ответственностью. Россия досыта хлебнула свободы без ответственности и до сих пор еще расхлебывает. Старшие это видят (а кое - кто помнит по собственному опыту), оттого и побаиваются обильно нахлы - нувшей свободы. Считается, что человек, пройдя через горнило, становится бесстрашным. Ничего подобного. Он просто начинает понимать, чего следу - ет бояться, и перестает бояться всего или ничего, как оно было до получения опасного опыта. Младшим трудно понять подобное отношениям к реалиям. Их подход – амбиции и энтузиазм, да вдобавок ощущение, что всегда было и всегда будет так же, как сейчас.

 

Что же нам мешает бестрепетно глядеть в будущее? Негативный опыт? Да, конечно. Вопрос в том, какой именно.

 

Нельзя сетовать на все жизненные неприятности поголовно, необходимо локализо - вать проблему.

Тем более, что это скорее историческая, нежели индивидуальная про - блема. И состоит она в том, что при смене типов общества неизбежно проис - ходит следующее: расшатываются социальные нормы. Это явление сопрово - ждается нарушением социальных правил и сменой социальных ролей. Как результат, растет число людей, не принимающих нормы и ценности общест - ва. Возникает аномия ²⁷, самое экстремальное выражение которой – само - убийство. К счастью, это не единственный метод, которым пользуются «не - довольные» представители общества, чтобы адаптироваться к «времени пе - ремен». В эпоху аномии также перерождаются принципы действия социаль - ной регуляции – то есть принципы взаимоотношений между людьми и груп - пами, между государством и гражданами, между организациями и работни - ками. Основа любой социальной регуляции – ролевая. В традиционном об - ществе социальные роли назначаются, в индустриальном – приобретаются. Итак, на взгляд человека, погруженного в эту обстановку, все выглядит не лучше конца света. «Распалась связь времен», и все такое. Ощущение безвы - ходности, страх превратиться в марионетку очередного политического шар -

 

 

²⁷ Аномия – буквально «отсутствие закона», при котором общественное и индивидуальное сознание ужасается разложению системы ценностей, противоречию между провозглашенными целями (власть, богат - ство) и невозможностью их реализовать. Результат – отчуждение человека от общества, апатия, разочаро - ванность, преступность.

латана, невозможность удовлетворить первоочередные потребности – все это на нашей памяти. Это признаки кризисной эпохи, которую мы пережили, но не изжили.

 

Это было странное время – все против всех, а на твоей стороне никого,

 

и даже ты сам не уверен, на чьей ты стороне. Мы, сами того не зная, четко подчинялись законам психологической реакции на крушение основ и устоев. Эпоху кризиса идей, согласно теории Макса Вебера, можно пережить только встав в оппозицию к существующим нормам. Существует три варианта оп - равдания для нарушения общественных установок. Первое – «авторитет «вечно вчерашнего»: авторитет нравов, освященных исконной значимостью

и привычной ориентацией на их соблюдение»; второе - «авторитет внеобы - денного личного дара»; третье – авторитет «в силу «легальности»… и дело - вой «компетентности»²⁸. Так и мы: кто - то обожествлял «наше славное про - шлое», классику, историческое вчера – и погружался в пассеизм ²⁹; кто - то на - ходил лидера по вкусу и всюду превозносил его харизму; кто - то пытался найти знающего эксперта и выяснить, что тот думает обо всем этом кошмаре. И все «протестующие» подыскивали личное обоснование для недовольства окружающим.

Со стороны (скажем, если вы выбрали одно обоснование, а ваш родст - венник или коллега по работе – другое) это выглядело форменным сумасше - ствием. Казалось, все наши ближние и дальние прямо обезумели: кто в рели - гиозность ударился и пошел босой по Руси, кто в политическую партию за - писался и прокламации раздает, кто в библиотеке сидит безвылазно, «Капи - тал» Маркса конспектирует. Ужасали и крайние проявления протеста, вы - званные психологическим механизмом «отвлечения». Некогда вполне нор - мальные люди пытались избегнуть конфликта с обществом, но, будучи не в силах пересилить внутренний отказ от ценностей и норм, превращались в аутсайдеров, в бомжей, алкоголиков, душевнобольных, погруженных в мир собственных мечтаний. Другие призывали к публичному протесту – к бунту, мятежу, перевороту и повальным ревизиям, а себя норовили поставить лиде - рами народных масс.

Неудивительно, что, как в песне поется, «кто хоть однажды видел это, тот не забудет никогда». Мы и не забыли.

 

Из - за наших воспоминаний нам не нравится все, что хоть как - то напоминает об аномии – бунтарство и апатия, контактность и замкнутость, фантазирование и прагматизм, аполитичность и политическая активность.

 

Мы сразу представляем себе все самое худшее. В этом она и заключа - ется, наша родительская проблема. Потому что дети постоянно демонстри - руют эти качества и ведут себя как «граждане на грани аномии». И сразу так страшно становится! Не надо. Переломная эпоха закончилась. Наступила эпоха ремиссии ³⁰. Так что, чем сетовать на все подряд, займемся - таки локали -

 

²⁸ Вебер М. Избранные произведения.

²⁹ Пассеизм – пристрастие к прошлому, любование им при внешне безразличном отношении к на - стоящему, к прогрессу.

³⁰ Ремиссия – ослабление болезненных явлений.

зацией своих страхов и проблем. На первое место, как нам кажется, в этой гонке родительских тревог выйдут два вопроса – финансовый и сексуальный. Вряд ли найдется родитель, бесстрастно обсуждающий «это молодежное бес - стыдство – первобытный промискуитет, да и только!» А что на самом - то деле происходит? Неужто мы действительно возвращаемся в доисторические вре - мена? Или это всего лишь проявления подростковых гормональных бурь по - <