Зимнее наступление под Ленинградом

В период декабрьского контрнаступления под Москвой в Ставке Верховного Главнокомандования родился замысел деблокады Ленинграда. И на этот раз план наступления отличался смелостью и масштабностью. Как и под Москвой, конфигурация линии фронта создавала условия для глубокого охвата и окружения противника.

Планировалось совместными действиями двух фронтов Ленинградского (командующий – генерал М.С. Хозин) и Волховского (командующий – генерал К.А. Мерецков) сходящимися ударами на Любань окружить и уничтожить противостоявшую вражескую группировку и в дальнейшем выйти в тыл войскам, блокировавшим Ленинград. Северо-Западный фронт (командующий – генерал П.А. Курочкин) должен был обеспечить своим правым флангом действия под Ленинградом. В начале января 1942 г. войска начали наступление, но оно не принесло успеха из-за недостаточной подготовленности. 54-я армия Ленинградского фронта (командующий генерал И.И. Федюнинским), наступавшая навстречу войскам Волховского фронта, оказалась слишком слабой для прорыва мощной обороны противника. Крайне неудачными оказались и действия 2-й ударной армии, ее командующий генерал Г.Г. Соколов не сумел подготовить армию к наступлению.

13 января наступление возобновилось и через 12 дней тяжелейших боев в условиях лесисто-болотистой местности оборону противника наконец-то удалось прорвать. Войска 2-й ударной армии (командующий – генерал-лейтенант Н.К. Клыков) продвинулись на 70 км, навстречу им пробивались соединения 54-й армии, оставалось пройти всего около 40 км. Но сил для окружения Любанской группировки противника уже не хватило. Советское командование в очередной раз переоценило собственные силы и недооценило сложность проведения столь масштабной операции на окружение. Напротив, немецкое командование успело перебросить на угрожаемый участок резервы и бомбардировочную авиацию, и в соответствии со своей излюбленной схемой нанесло удар по флангам наступавшей 2-й ударной армии, замкнув кольцо окружения. Практически повторилась ситуация под Вязьмой – окружая противника, советские войска сами попали в окружение. Итоги этой операции были вполне сопоставимы с вяземской – потери советских войск составили 325700 человек, из них 95064 безвозвратно[228]. Но командующий войсками Волховского фронта сумел еще раз прорвать оборону противника у поселка Мясной Бор и обеспечить узкий коридор в 3-5 км для сообщения со 2-й армией. Положение армии оставалась чрезвычайно тяжелым – боеприпасы, продовольствие и все снабжение приходилось доставлять на руках (!) за 20-30 км. Дальнейшие действия советских войск на любанском направлении были парализованы, к концу апреля активные боевые действия пришлось прекратить.

Наиболее успешными в этот период оказались действия Северо-Западного фронта (командующий – генерал П.А. Курочкин). Успехи фронта объяснялись значительным превосходством в силах над противником – на направлениях главного удара оно достигало трех-четырех раз. Своим левым крылом фронт сумел продвинуться и глубоко охватить фланг группы армий «Центр», а правым крылом к концу февраля 1942 г. осуществить окружение демянской группировки противника. Это было первое за период Великой Отечественной войны окружение крупной группировки противника – в котле оказалось шесть немецких дивизий общей численностью 96 тыс. человек.[229] Окружение под Демянском создавало предпосылки для разгрома всей группы армий «Север».

Но и на этот раз был допущен целый ряд ошибок. Прежде всего, опять грубо недооценили противника. Уже при подготовке наступления 34-я армия (командующий – генерал Н.Э. Берзарин), предназначенная для непосредственного окружения и уничтожения демянской группировки, оказалась самой слабой в составе фронта, уступая противнику в людях в 1,3 и в артиллерии в 2,1 раза. Слабость состава армии пытались компенсировать тактическими новинками. Так, впервые во время войны была предпринята попытка ночного штурма с использованием зенитных прожекторов (такой же прием гораздо позже, уже в апреле 1945 г. использует маршал Г.К. Жуков во время штурма Зееловских высот под Берлином).

Из воспоминаний участника:

«В час ночи ударила «катюша», вспыхнули прожектора, ослепив деревню Ямник, где у немцев была сосредоточена артиллерия, по ней била и наша батарея. И грянул из репродуктора «Интернационал» над снежным полем. Танки (было их несколько штук, выкрашенных для маскировки в белый цвет) двинулись, пехота пошла. Но разведка наше не знала, что у немцев вырыт противотанковый ров. В мороз его не выроешь, значит, проморгали. Танки дошли до рва, тут их один за другим подожгли. Пехота залегла, минометы бьют по ней, прожектора светят, репродукторы не враз смолкли, еще победно гремели над полем: вставай, проклятьем заклейменный… И из штабов по проводам неслись проклятья: опять пехота залегла! А сколько раненых замерзло в снегу в ту ночь…»[230]

 

Однако тактические новшества не смогли заменить элементарную организацию наступления. Сходу окружить и сломить сопротивление демянской группировки не удалось. А затем все уже зависело от переброски резервов. И опять противник переиграл советских военачальников. Немецкое командование сумело организовать доставку боеприпасов, продовольствия и даже пополнения, а также эвакуацию раненых по воздуху. Только в марте 1942 г. немецкая авиация, совершив в район котла свыше 3 тыс. рейсов, перебросила 24,3 тыс. т грузов и 15 446 человек и вывезла оттуда 22 093 раненых, при этом потеряв 262 транспортных самолета.[231] Сохранение снабжения окруженной группировки позволило ей создать прочную оборону и не допустить расчленения своих боевых порядков. Более того, к концу апреля противник, сосредоточив под прикрытием авиации ударную группу из пяти дивизий, добился восьмикратного превосходства и прорвал кольцо окружения, создав коридор шириной 6-8 км (т.н. «рамушевский коридор»), что позволило продолжать борьбу еще долгие месяцы, сковав мощную группировку Красной Армии.

Из воспоминаний немецкого врача Ханса Киллиана:

«…русские знали свою землю, им была знакома зима. Красные совершенно спокойно выждали время до тех пор, пока не замерзнут реки и болота, а затем под защитой тумана при крепчайшем морозе прорвались вперед между двумя деревнями. И сразу же стали расширять дорогу прямо посреди нашей линии фронта. В этом месте разразилась настоящая катастрофа… Шесть немецких дивизий оказались в окружении под Демянском. Русские торжествовали, думая, что сумеют быстро разгромить окруженных немцев. Огромное заблуждение – ликование оказалось преждевременным. Командование дивизиями, попавшими в окружение, взял на себя граф Брокдорф, старый вояка. Солдаты так и называли окруженную территорию – «графство Брокдорфа» – и рьяно ее защищали. Русские яростно атаковали со всех сторон и падали под ударами снарядов… Я попытался взобраться на высокий склон, чтобы взглянуть издалека на Старую Руссу... и замер от ужаса, увидев открывшуюся моему взору картину. Передо мной раскинулось необозримое поле, усеянное телами погибших. Тысячи и тысячи русских полегли, скошенные нашим пулеметным огнем. Снег прикрыл тела павших, но потом ветер разметал его и обнажил их. Повсюду ввысь вздымаются окоченевшие руки, ноги, колени…»[232]

 

Планы Ставки на южном фланге советско-германского фронта также предусматривали наступление с решительными целями. Войска Юго-Западного (командующий – генерал Ф.Я. Костенко) и Южного фронтов (командующий – генерал Р.Я. Малиновский) были объединены в Юго-Западное направление под командованием маршала С.К. Тимошенко. Планировалось совместными ударами смежных флангов обоих фронтов, прорвав оборону, выйти в тыл всей донбасской группировки, прижать ее к Азовскому морю и уничтожить. Помимо этого войскам Юго-Западного фронта предстояло нанести удар на Красноград и освободить Харьков. Таким образом, и здесь Ставка планировала крайне сложную и масштабную операцию, в которой должны были взаимодействовать фланги соседних фронтов, а весь опыт войны к тому времени показывал, что именно взаимодействие, тем более, такое масштабное – на уровне фронтов – самое слабое место советской системы управления. К тому же и здесь войска советских фронтов не имели решающего преимущества над противником. По количеству пехоты и танков соотношение было примерно равным, и только в авиации имелось превосходство в 1,4 раза. По числу орудий и минометов противник превосходил советские войска в 1,2 раза, а по противотанковой артиллерии в 4,5 раза.

Наступление началась 18 января, и через шесть дней войска Южного фронта захватили важный узел коммуникаций г. Барвенково. Но на других участках прорыва не получилось. Командующий группой армий «Юг» фельдмаршал Ф. Бок[233] начал срочно стягивать к месту прорыва резервы. И опять, как и под Москвой, и Ленинградом, все решала скорость переброски резервов, возможность снять их с других участков фронта. Воспрепятствовать движению резервов противника советское командование не смогло, хотя в ходе летне-осенней кампании 1941 г. вермахт блестяще показал, каким образом может быть решена эта задача. Удары фронтовой авиации, выброска десанта, глубокие прорывы танковых и моторизованных соединений срывали выдвижение советских резервов, что не позволяло командованию Красной Армии блокировать прорывы германских войск и предотвращать окружения.

Ввод в сражение маршалом С.К. Тимошенко фронтовых резервов позволил продвинуться вперед и захватить крупную железнодорожную станцию Лозовая. Ободренный этим успехом, Верховный Главнокомандующий приказал обоим фронтам перерезать коммуникации противника и захватить плацдармы на правом берегу Днепра. Но этот приказ уже выходил за все мыслимые рамки реального. Войска выдохлись, наступление на юге застопорилось, образовав глубокий т.н. Барвенковский выступ линии фронта на запад глубиной почти 90 км и ширина около 100 км. Этот выступ имел двоякое значение – с одной стороны, советские войска заняли выгодное положение для нанесения ударов во фланг и тыл противника, а с другой – сами оказались под угрозой возможного окружения. И теперь все зависело от полководческого искусства противоборствующих сторон. А пока противники перешли к обороне, готовясь к новой весенне-летней кампании.

Причины неудачных действий в ходе зимнего наступления были достаточно очевидны. И Ставка, и командование фронтом не сумели правильно оценить соотношение сил. Давала о себе знать старая болезнь советской системы управления – «головокружение от успехов» – и невозможное начинало казаться вполне достижимым. И как следствие, возможности противника неоправданно занижались, свои же – наоборот оценивались слишком высоко. Удары по врагу наносились на широком фронте, к тому же рассредоточенными силами. Советское командование не сумело правильно оценить обстановку, хотя разведка заранее выявила перегруппировку и сосредоточение войск противника. В результате на направлении наиболее вероятного удара противника не было создано необходимой глубоко эшелонированной обороны. Планировать, организовывать и проводить мощные контратаки советские военачальники еще не умели. Командование вермахта все еще сохраняло подавляющее превосходство в искусстве вождения войск.

Наступление в Крыму

План зимнего наступления, утвержденный советской Ставки ВГК, предусматривал еще одно масштабное наступление – на Крымском полуострове. Главная его цель заключалась в захвате войсками Закавказского фронта (командующий генерал – Д.Т. Козлов) Керченского полуострова и создании условий для освобождения Крыма. Как и планы других фронтов, замысел генерала Д.Т. Козлова отличался большим размахом. Впервые предусматривалось высадить крупные десанты на Азовском и Черноморском побережье Керченского полуострова и в самой Керчи, окружить и уничтожить группировку врага. Вместе с Закавказским фронтом в операции должны были принимать участие силы Черноморского флота и Азовской военной флотилии.

В конце декабря 1941 г. 11-я армия генерала Э. Манштейна начала штурм Севастополя, и вскоре положение осажденной крепости стало критическим. Севастополь спасли переброшенные из Новороссийска и Туапсе резервы, но главным было то, что 26 декабря началась высадка советских десантов на Керченский полуостров. Ни Черноморский флот, ни Азовская флотилия не имели специальных десантных судов. В ход пошло все, что было под рукой – мотоботы, сейнеры, земснаряды, шаланды, баркасы и даже шлюпки. Разумеется, ни одно из этих плавсредств не могло взять на борт тяжелую технику. Но не хватало и этих импровизированных средств десантирования, каждое из них оказалось перегружено сверх всякой меры. Когда же в ночь на 26-е декабря караван с десантом на борту вышел в море, разыгрался сильнейший шторм. (Это был первый, но далеко не последний раз, когда погода резко изменилась сразу после начала наступления войск Красной Армии, что само собой ставит вопрос о том, в какой степени при планировании операций использовались прогнозы синоптиков.) Температура резко упала, волны быстро разметали караван, часть шедших на буксире шлюпок и баркасов с десантниками была утеряна и погибла. Добравшиеся до мест высадки суда не смогли высадить десант на берег из-за образовавшейся корки льда. Десантники прыгали в воду и под огнем всех огневых средств противника пробивались к берегу, людей накрывало волной, многие тут же тонули, одежда тех, кто сумел выбраться на берег, мгновенно леденела. В этих чудовищных условиях к исходу дня удалось высадить 3 тыс. человек, в ходе высадки погибло свыше 4 тыс. человек, большинство так и не смогло добраться до берега.[234]

К исходу 28 декабря на захваченные плацдармы удалось переправить до 14 тыс. бойцов и командиров. В последние дни декабря Керченский пролив замерз, и оставшиеся войска смогли переправиться без помех. Десант встретил ожесточенное сопротивление частей расположенной в Керчи 46-й немецкой дивизии, и только высадка в тылу противника, в Феодосии, нового советского десанта переломила ситуацию. Высадка в Феодосии 29 декабря была беспрецедентной по замыслу и реализации. Корабли Черноморского флота высадили десант прямо на причалы порта. Первый эшелон был высажен на катерах под прикрытием огня 2 крейсеров и 3 эсминцев, а затем сами крейсера и эсминцы, войдя в порт, высадили десант на его причалы. В последующие три дня корабли флота переправили в Феодосию три стрелковые дивизии – 23 тыс. солдат и офицеров, 34 танка и 150 орудий.

Из воспоминаний фельдмаршала Э. Манштейна:

«46-я пехотная дивизия форсированным маршем вышла на Парпачский перешеек. Но при этом ей пришлось оставить на обледенелых дорогах большинство своих орудий. К тому же ее личный состав был совершенно изнурен тяготами этого отступления. … Если бы противник использовал выгоду создавшегося положения и стал бы быстро преследовать 46-ю пехотную дивизию от Керчи, а также ударил решительно вслед отходившим от Феодосии румынам, то создалась бы обстановка, безнадежная не только для этого вновь возникшего участка восточного фронта 11-й армии. Решалась бы судьба всей 11-й армии. Более решительный противник мог бы стремительным прорывом на Джанкой парализовать все снабжение армий. Отозванные от Севастополя войска – 170-я пехотная дивизия, а после прекращения наступления с севера и 132-я пехотная дивизия – могли прибыть в район западнее или северо-западнее Феодосии не раньше чем через 14 дней.

Но противник не сумел использовать благоприятный момент. Либо командование противника не поняло своих преимуществ в этой обстановке, либо оно не решилось немедленно их использовать. Из захваченных нами оперативных карт было видно, что высадившаяся у Феодосии 44-я армия имела только одну цель – выйти к 4 января в район западнее и северо-западнее города Старый Крым имевшимися к этому времени в ее распоряжении шестью дивизиями, чтобы затем занять оборону на достигнутом рубеже. По-видимому, даже имея тройное превосходство в силах, противник не решался на смелую глубокую операцию, которая могла бы привести к разгрому 11-й армии».[235]

 

В начале января в Ставке наконец-то разобрались в ситуации и потребовали от командования Кавказского фронта (с 30 декабря Закавказский фронт был переименован в Кавказский) решительного наступления к Перекопу. Войска фронта в Крыму получили дополнительные резервы, их общая численность достигла 181 тыс. человек, но наступления все же не получилось. Главной причиной этого стала чудовищная неразбериха, возникшая в тылу высадившейся группировки. Сказалось полное отсутствие опыта столь масштабных десантных операций и удручающе постоянное непонимание роли планирования и организации тыла. Флот, не получив от армейского командования точного плана перевозок, не смог несмотря на всю свою напряженную деятельность обеспечить своевременную доставку необходимых грузов. В результате пункты погрузки и выгрузки оказались загромождены излишним имуществом, а войска не получали самого необходимого. На полуостров перевозились громоздкие фронтовые учреждения, запасные полки и даже фронтовые курсы командного состава, а войскам не хватало самого необходимого – продовольствия и боеприпасов. Многие части, высадившиеся в Крыму, оказались совершенно без тыловых подразделений, транспорта и средств связи, все это осталось в портах Кавказского побережья. У высадившихся войск не было ни одного госпиталя – ближайший находился на Кубани. Раненые бойцы, получив первичную перевязку, отправлялись в Керчь, откуда им предстояло добираться до Новороссийска.[236]

Примечательно, что эта неспособность организовать работу тыла была известна советским военачальникам еще до войны, но выводов, как обычно, не сделали.

Из выступления генерал-лейтенанта Я.Н. Федоренко на совещании командного состава РККА:

«Поднятие по тревоге соединения показало, когда отъедешь на 30-40 км от расположения части, то нужно пять дней ездить обратно и забирать нужное, но не взятое, и отвозить взятое, но ненужное. Нужно заранее рассчитывать, что машина должна везти. При проверке вышедших машин оказывалось, что все машины, как правило, не догружены на 300-500 кг, а есть такие машины, которые вмещают в себя три тонны, а на них грузится одна тонна. В результате командиры заявляют, что машин не хватает. Нужно заранее, еще в мирное время, рассчитать, что на каждую машину грузить, сколько грузить, и тогда у нас тыл окажется много меньше и машин вместо недостачи будет много излишних».[237]

 

Важнейшую роль в обеспечении деятельности десанта играл Феодосийский порт – самый крупный из имевшихся. От его успешной работы зависел исход всей операции, но фронтовое командование не предусмотрело его защиту необходимыми средствами ПВО. Противник же, напротив, быстро оценив значение Феодосийского порта, бросил на него свою ударную авиацию. В результате с самого начала операции порт оказался под постоянными ударами бомбардировщиков противника, потопивших только за первую неделю пять транспортов, счет которым в составе Черноморского флота и без того уже шел на единицы. Большие повреждения получил ряд боевых кораблей.

Командование Кавказским фронтом допустило и ряд других просчетов, самый труднообъяснимый из которых – отказ от создания прочной обороны на захваченных рубежах в ожидании скорого наступления. Вопреки всем наставлениям и уставам войска не создали ни оборонительных позиций, ни даже системы огня, непрерывной разведки и боевого охранения. Начальник штаба инженерных войск Красной Армии генерал И.П. Галицкий, проинспектировав позиции войск, обнаружил, что «отсутствовало эшелонирование [обороны] в глубину. Армейский тыловой рубеж еще и не думали строить. Ак-Монайские позиции представляют собой разрушенную на 30% тонкую линию из противотанкового рва (возведенного еще в августе-ноябре 1941 г.) и проволочных заграждений с небольшим количеством дотов... В подразделениях отрыты отдельные стрелковые ячейки... Передний край минами не прикрыт... командиры подразделений и частей считают, что не надо окапываться, поскольку скоро предстоит идти в наступление».[238]

Противник немедленно воспользовался этим просчетом. 18 января он отбил Феодосию и заставил советские части отступить на Ак-Монайский перешеек. Ставка в очередной раз принимает меры по изменению ситуации в Крыму. В конце января 1942 г. войск, занявшие Керченский полуостров, были объединены в Крымский фронт под командованием генерал-лейтенанта Д.Т. Козлова. На «усиление» командования в Крым был направлен представитель Ставки ВГК, заместитель наркома обороны, начальник Главного политического управления Красной Армии армейский комиссара I-го ранга Л.З. Мехлис. По своему обыкновению Лев Захарович развил бурную деятельность. Тут же были найдены виновные. Ряд командиров, в том числе, командиры 9-го стрелкового корпуса, 236-й стрелковой дивизии, 63-й горнострелковой дивизии и др. были отданы под суд военного трибунала. Был назначен новый начальник штаба фронта и командующий авиаций фронта, сменен состав военного совета фронта и состав военных советов всех трех армий фронта. Весьма нелестную оценку Мехлиса получил и командующий фронтом: «Застали самую неприглядную картину организации управления войсками... Комфронта Козлов не знает положения частей на фронте, их состояния, а также группировки противника. Ни по одной дивизии нет данных о численном составе людей, наличии артиллерии и минометов. Козлов оставляет впечатление растерявшегося и неуверенного в своих действиях командира. Никто из руководящих работников фронта с момента занятия Керченского полуострова в войсках не был...»[239]

Придя к столь неутешительному выводу о качествах командования, Л.З. Мехлис взял все бразды правления на себя. Первым итогом его деятельности стало наступление войск фронта в конце февраля с целью вернуть Феодосию. Но несмотря на то, что 13 советским дивизиям противостояло всего три немецких, наступление провалилось. Виной тому опять-таки оказалась из рук вон плохая организация.

Из воспоминаний корреспондента газеты «Красная Звезда» Констан­тина Симонова: «Наступление началось... очень неудачно. В феврале пошла метель вместе с дождем, все невероятно развезло, все буквально встало, танки не пошли, а плотность войск, подогнанных Мехлисом, который руково­дил этим наступлением, подменив собой фактически командующего фронтом безвольного генерала Козлова, была чудо­вищная. Все было придвинуто вплотную к передовой, и каж­дый немецкий снаряд, каждая мина, каждая бомба, разрыва­ясь, наносили нам громадные потери... В километре-двух-трех-пяти-семи от передовой все было в трупах...

Словом, это была картина бездарного военного руководства и пол­ного, чудовищного беспорядка. Плюс к этому – полное небре­жение к людям, полное отсутствие заботы о том, чтобы сохранить живую силу, о том, чтобы уберечь людей от лиш­них потерь...».[240]

 

Последующие попытки прорвать оборону противника также закончились ничем, войска Крымского фронта обессилели окончательно. В бесплодных наступлениях января-апреля 1942 г. войска понесли тяжелейшие потери, вместе с потерями в Керченско-Феодосийской операции общая цифра погибших и раненых достигла 152274 солдат и офицеров, безвозвратно – 75701 человек.[241] Теперь для восстановления их наступательных возможностей требовалось длительное время и многочисленные резервы. Местные ресурсы – людские резервы, продовольствие, топливо были исчерпаны полностью. Все приходилось доставлять морем, но противник, сосредоточив на Крымских аэродромах бомбардировочную авиацию, фактически, блокировал морские коммуникации. Флот, снабжая армию, нес тяжелейшие потери. Вполне закономерно вставал вопрос о целесообразности дальнейшего удержания крымских плацдармов. Генеральный штаб предлагал отвести войска обратно на Таманский полуостров. Но Сталин отклонил эти предложения и оставил перед Крымским фронтом прежнюю задачу – освобождение полуострова от противника. Верховный Главнокомандующий уже планировал новое большое наступление весной-летом 1942 г.

 

В марте-апреле 1942 на советско-германском фронте наступило кратковременное затишье. Стороны подводили итоги и готовились к новым сражениям. Итоги зимней кампании оказались весьма неоднозначными для обеих сторон. Красная Армия, развивая свой первоначальный успех декабрьского контрнаступления под Москвой, продолжила наступление на фронте общей протяженностью в 1300 км и сумела продвинуться к началу апреля на 50-250 км. Пик ее успехов пришелся на январь 1942 г., когда противник по его собственному признанию оказался на краю «наполеоновской катастрофы». Но план разгрома немецкой армии в ходе зимнего наступления провалился. Итоги наступления оказались весьма скромными. Более того, цена за этот успех оказалась просто ужасающей. Суммарные потери Красной Армии за время зимнего наступления составили 1 млн.814 тыс. человек.

Потери немцев на Восточном фронте несмотря на то, что вермахт был на грани полной катастрофы, оказались в 2,5 раза меньше – 723200 человек.[242] По сути, поставленная задача «обескровить противника и выбить его резервы» была решена, но не Красной Армией, а вермахтом. К моменту завершения зимней кампании советские войска, обескровленные и лишенные необходимых стратегических резервов, оказались гораздо слабее, чем были в ее начале. Именно к этому выводу пришло высшее командование вермахта. Гитлер во время совещания, где обсуждались планы весенней кампании, заявил: «Русские силы истощились в боях зимой и весной. При этих обстоятельствах необходимо и возможно в этом году привести войну на востоке к решающему исходу».[243]

Другими словами, результат советского «наступления по всему фронту» оказался прямо противоположным планируемому. Вместо создания предпосылок полного разгрома Германии, возникли предпосылки нового успешного наступления немецкой армии. Действительно, германскому командованию удалось уберечь свою армию от катастрофы и сохранить все ключевые позиции, что позволило в наступающей весенне-летней кампании вновь вернуть утраченную стратегическую инициативу.

В то же время грандиозное зимнее наступление Красной Армии со всей очевидностью вскрыло колоссальный просчет, допущенный германским военно-политическим руководством в оценке военного потенциала Советского Союза. Советское государство смогло не только восполнить колоссальные потери вооруженных сил в кампании 1941 г., но и создать стратегические резервы, позволившие перейти в наступление. Советская экономика, даже потеряв десятки заводов в европейской части страны, сумела не только сохранить, но и увеличить производство вооружений и боеприпасов. После зимнего наступления Красной Армии этот просчет стал очевиден и не менее очевидны его следствия. Германия оказалась в ситуации затяжной войны на два фронта. Вступление в эту войну США в декабре 1941 г. делали эту перспективу безнадежной.

Неудача советского зимнего наступления объяснялась многими причинами. Все таким же низким оставался уровень подготовки и рядового, и офицерского состава Красной Армии – вновь созданные полки и дивизии просто не успевали получить необходимую подготовку и отправлялись на фронт. Войскам все так же не хватало вооружения и, особенно, боеприпасов. Но все же главные причины заключались в неумелом использовании того, что было. В целом, на протяжении всего данного периода противник не имел существенного превосходства в технике и вооружении, но немецкому командованию всегда удавалось добиваться превосходства в нужном месте и в нужное время. Советский генералитет все еще не овладел основами проведения армейских и фронтовых операций, не мог организовать взаимодействие пехоты, танков, артиллерии и авиации. Но главные причины зимних неудач все же крылись в целом рядом ошибок и просчетов высшего руководства и, в первую очередь, самого И.В. Сталина. По сути, советские военачальники еще не научились воевать.

"Отступать дальше – значит загубить себя"

Весной 1942 г. противоборствующие стороны приступили к подготовке новой кампании. Германское командование уже не имело достаточно сил для наступления на всех стратегических направлениях, как это было в 1941 г. Потери в зимней кампании оказались слишком тяжелыми, и восполнить их вермахт так и не сумел. К апрелю 1942 г. они составили 1073066 человек (из них – 276550 безвозвратные), и для полного восполнения потерь в живой силе все еще не хватало 336 тыс. человек, при потерях танков 3319 машин было получено всего 732 танка, вместо утраченных 173 штурмовых орудий – лишь 17.[244] Весьма тревожным симптомом стала невозможность полного восстановления боеспособности соединений Восточного фронта – к лету 1942 г. из общего числа 226 соединений полностью восстановить боеспособность смогли лишь 65, общая неукомлектованность соединений достигла 652 тыс. солдат и офицеров.[245] Приходилось определять приоритеты. По настоянию Гитлера приоритетным направлением стало южное. Планировалось разгромить силы Юго-Западного и Южного фронтов, выйти к Волге и Кавказу. Это должно было лишить советское государство важнейших источников нефти, значительной части экономического потенциала и возможности использовать Волгу как транспортную коммуникацию, соединявшую юг и центр страны, обеспечивавшую доставку через Иран и Каспий вооружения от союзников. Кроме того, захват южных районов Советского Союза с их природными ресурсами имел колоссальное значение для самой Германии в условиях начавшейся затяжной войны. По словам Ф. Паулюса, присутствовавшего на совещании, где обсуждались планы весенней кампании, Гитлер заявил: «Моя основная мысль – занять область Кавказа, возможно основательнее разбив силы русских… Если я не получу нефть Майкопа и Грозного, я должен прекратить войну…»[246] Подготовка основного удара на юге сопровождалось широкомасштабной операцией по дезинформации советского командования, имитировавшей подготовку мощного удара на Москву.

Но, как и в 1941 г., советская разведка вовремя и с большой степенью достоверности вскрыла содержание немецких планов предстоящей кампании. Уже в середине марта Главное разведывательное управление докладывало в Генштаб РККА, что «центр тяжести весеннего наступления будет перенесен на южный сектор фронта с вспомогательным ударом на севере при одновременной демонстрации на Центральном фронте против Москвы... Для весеннего наступления Германия вместе с союзниками выставит до 65 новых дивизий... Наиболее вероятный срок наступления—середина апреля или начало мая».[247]

Однако, как и в 1941 г., советское командование придерживалось другой точки зрения. Верховный Главнокомандующий И.В. Сталин, несмотря на провал его плана разгромить противника в 1942 г., был настроен весьма оптимистически. Этот оптимизм имел под собой определенные основания. Попытка германского блицкрига провалилась. Советская страна оправилась от шока начала войны, и Красная Армия сумела в зимних боях нанести противнику серьезное поражение. Казалось, что в войне наступил перелом. Более того, огромный потенциал позволил к весне 1942 г. поставить под ружье более 400 дивизий – около 11 млн.человек, свыше 10 тыс. танков и более 11 тыс. самолетов. Потери же Германии с начала вторжения по 1 марта 1942 г. оценивались в 5,8 млн.человек,[248] что должно было поставить вермахт на грань кризиса. Другими словами, январский замысел Сталина измотать противника и лишить его резервов к тому моменту, когда весной у Красной Армии будут новые большие резервы, казалось, воплощался в полной мере.

В итоге советское командование принимает план летней кампании, предусматривающий на фронте от Мурманска до Ладожского озера вести прочную и одновременно активную оборону. Для обеспечения «активности» обороны намечалось провести целый ряд «частных» операций. Предстояло ликвидировать все еще сопротивлявшуюся в окружении под Демянском группировку противника, разгромить силы вермахта на оставшемся с зимы Ржевско-Вяземском плацдарме, деблокировать Ленинград и освободить Донбасс.

При обсуждении этого плана в Ставке Верховного Главнокомандования разгорелась дискуссия. Фактически, единственным оппонентом Сталина оказался Г.К. Жуков, выступивший против идеи многочисленных частных наступлений. Жуков предложил нанести главный удар на западном направлении.

Из воспоминаний маршала Г.К. Жуков:

«В основном я был согласен с оперативно-стратегическими прогнозами Верховного, но не мог согласиться с ним в отношении количества намечаемых частных наступательных операций наших войск, считая, что они поглотят без особой пользы наши резервы и этим осложнится подготовка к генеральному наступлению советских войск.

Известно, что И.В. Сталин был сторонником наступательных действий на всех фронтах; это неизбежно вело к разбросанности сил и средств по мелким операциям, приводившим, в конечном счете, к изматыванию войск и их ослаблению.

Докладывая свои соображения, я предлагал И.В. Сталину, так же как и Генштабу, о чем я уже говорил, в первую очередь нанести мощные удары на западном стратегическом направлении с целью разгрома вяземско-ржевской группировки противника. Эти удары должны были проводиться силами Западного, Калининского и ближайших фронтов, а также авиацией ПВО Москвы.

Разгром противника на западном направлении должен был серьезно ослабить его силы и принудить отказаться от крупных наступательных операций, по крайней мере, на ближайшее время.

Конечно, теперь, при ретроспективной оценке событий этот вывод мне уже не кажется столь бесспорным, но в то время при отсутствии полных данных о противнике я был уверен в своей правоте».[249]

 

Точка зрения Сталина оказалась решающей, было принято решение о нанесении ударов на нескольких направлениях, решающим должно было стать юго-западное. Но и при обсуждении плана наступлений Юго-Западного направления возникли сомнения, их высказал маршал Б.М. Шапошников. По его мнению, силы Красной Армии были еще совершенно недостаточны для столь масштабных действий. Но его резко оборвал И.В. Сталин: «Не сидеть же нам в обороне сложа руки и ждать, пока немцы нанесут удар первыми! Надо самим нанести ряд упреждающих ударов на широком фронте и прощупать готовность противника. Жуков предлагает развернуть наступление на западном направлении, а на остальных фронтах обороняться. Я думаю, что это полумера».

Решение Сталина и на этот раз оказалось решающим и окончательным. Присутствовавшие на совещании генералы лишь «одобрительно кивали».[250] Красная Армия начала подготовку к ряду наступлений в рамках «активной обороны».

Весьма примечательно, что даже Жуков, единственно посмевший возразить Сталину, противился не самой идее «активной обороны» – т.е. совмещения обороны и наступления, а лишь предлагал иное направление главных усилий. Это означало, что и весной 1942 г., спустя почти год после начала войны ни Сталин, ни советский генералитет еще не овладели всей совокупностью знаний, необходимых для ведения современной войны. Они еще по-прежнему не осознавали, что одного лишь численного превосходства над противником мало, что главная слабость Красной Армии заключалась в организации и управлении, и что в этих составляющих военного могущества она очень далеко отставала от противника. А, между тем, сочетание и обороны, и наступления, будучи очень сложным видом действия, требовало высочайшего уровня организации и управления. Любое сочетание противоположно направленных действий – крайне сложно для реализации. Тем более, что Красной Армии противостоял противник, доказавший свою способность быстрого перехода от масштабного наступления к прочной, устойчивой обороне и обратно.

Принятие решения об «активной обороне» обрекало части Красной Армии на прежнюю тактику «выматывания» противника, уже приведшую к чудовищным потерям в ходе Московской битвы. Кроме потерь эта тактика давала еще один неизменный результат – соединения Красной Армии не были в состоянии ни прорвать обороны противника, ни создать своей собственной. «Активная» оборона предполагала ряд наступательных операций с ограниченными целя