Что я помню о своем отце Рахиме?

Родная сторона.

В яблоневом саду

не смогла вкусить яблок.

Хоть и родилась здесь,

Прожила на стороне.

 

Моя малая родина это деревня Сараш, Бардымского района Пермьской области, расположенная в предгорьях Урала.

Вокруг нашей деревни зеленые луга, кустарники, горы. Перед глазами всегда как в прекрасные летние месяцы, мы собирали крупные, с воробьиные головы, ягоды-хлопушки. Этих ягод так много. Я таких ягод-хлопушек больше нигде не встречала и не видела. Крупные ягоды, с сердцевиной. Собирали с сердцевиной и потом отделяли. При отделении ягоды хлопали. На Марийской стороне на Каменной горе (Куженерский район) аналогичную ягоду собирают и она по местному называется «земляная ягода» жир жиляге. Мелкие ягоды, сердцевина не отделяется. По вкусу похожа на ягоду-хлопушку.

 

Как писал наш любимый поэт Тукай:

 

Не успеешь открыть-закрыть глаза,

наберешь полное лукошко.

 

Ягоды-хлопушки собирают в «тустаган» или «табак» корытцо, которое ставят между грядками и туда собирают огородную продукцию. Тустаган снаружи и изнутри украшен разными цветами. При сборе ягод тустаган на руках не носят, ставят на землю и только по заполнении уносят домой.

По маленькой «басме» мостик переходили через речку и домой. Мы с моим братом Раисом пока вскипал медный самовар успевали собрать ягоды к чаю м маленькие блюдца.

 

Речки вокруг деревни.

Предгорья Урала богаты разными реками и речками. Вокруг нашей только деревни Сараш есть 3 речки. Речки с каменно-песчаным чистым дном не как в Марийской грязно-глинистым.

1) «Бала елга», Речка невеличка.

Эта речка протекала за маленьким нашим домиком, куда нас выселили из основного дома при раскулачивании. Оба берега песчаные. Дно твердо-песчаное. Вода чистая белая, как серебро. Течет звонкими переливами. После переселения в Марийскую сторону, воспоминания о «бала елга» были самые приятные. Мы, когда увидели купающихся в мутной воде в речке деревни Алашайка «Мазар башы».

2) Река Сараш. Это уже другая река. Шумно текущая по сред деревни широкая река. По берегам и на дне белые-белые мелкие камушки. Для купания детишек из детсада имеется огражденное безопасное место. Место для купания школьников, подростков и взрослых то же обозначено.

3) Река Тол. Берега крутые и высокие. Мы туда ходили и наблюдали за ласточкиными гнездами. Помню течение Тола быстрое и водоворотами. Тут спортсмены пловцы устраивали соревнования. Наблюдали за плавающими и прыгающими с трамплина. Проводились соревнования не только районные, но и областные. Думаю, что река Тол это приток реки Урал?.

 

Горы, горы, горы.

Их так много. Опишу-ка самую мою любимую. К сожалению не могу вспомнить названия как принято в Сараше. Летом мы с этой горы по песку скатывались. Зимой на санях скатываться с этой горы было наверно очень весело. Нам зимой не приходилось выходить из дому, поскольку не было зимней одежды. Жили бедно, голодные, без теплой одежды.

 

Родимый дом

Я родилась 1 февраля 1927 года восьмым ребенком в семье Ижбулатовых. Это было в день 30 летия моей мамы Хадичи. Я еще помню наш дом, где родилась. Думаю, что в деревне Сараш самый стройный дом. В середине деревни 2этажный прекрасный дом. 1этаж из красного кирпича, 2этаж бревенчатый. В памяти у меня самые прекрасные моменты. Дом очень высокий. В Уральской стороне принято ставить высокие дома. В послевоенные годы приехали к нам родственники матери и говорили, что у нас в Марийской стороне дома низкие, надо добавить снизу несколько рядов бревен.

В нижнем доме кухня. Окаймленный резьбой большой стол, полати, большая печь. Над печкой лежак (сундэрэ), куда нужно подниматься по лесенке. За печкой большое деревянное заквасное ведро. Это ведро редко когда без дела стояло. Для большой семьи мама часто туда ставил на закваску тесто и разнообразила пирогами хлебом наш стол. Это хлеб, блины, шанги, треугольники, пончики, пироги, бэлеш и т.п.

Слева на выходе из кухни была лестница желтым цветом на подъем в верхний дом.

В верхнем доме: голландская печь; собственноручно отцом исполненная окаймленный, отформованный круглый стол; стулья, деревянные кровати. На подоконниках, и других местах, на выполненных из дерева разными формами горшках стояли цветы, одни краше других. Мама также выращивала домашние безцветковые большие цветы.

Мама «мэрхум» (по русски: царство ей небесное) наверно хотела немного отдохнуть от детского шума. С Раисом меня поднимала в верхний дом и Раису наказывала, чтоюы он присмотрел за мной, чтоб я не оборвала цветы. Раис очень шустрый, нисколько спокойно не сидит. Поскольку цветы нельзя рвать, то сноровить оборвать хотя бы цветочные почки. Как-то раз меж двух рам окна залез и покакал, сам не испачкался.

Двор у дома очень просторный. Войдя через ворота справа находился сарай для конской сбруи. Там была печька, окна, спальный топчан. В тот период, который я помню, там никто не проживал. Мама рассказывала, что там в зимние вечера спал конюх Гата. При мне наемных работников не держали. Редько когда этого конюха нанимали. В Советский период отец воздержался держать наемных работников.

Была у отца инструментальная мастерская. Во дворе много хозяйственных построек. Много хлевов. Там я ни разу лошадей не видела. В гражданскую войну наш дом занимали то белые, то красные. Обе стороны наш дом использовали как штаб. Они наших лошадей увели или зарезали на мясо.

Помню в верхней части двора относительно недавно построенный одноэтажный с 6 окнами дом. Мама говорила, что это дом старшей мамы, она уже старая, ей нужна тишина, вы там в громкие игры не играйте.

Старшая мама Хубайба (первая жена Рахима) в старости у отца спросила: В одном доме нам всем жить тесно и трудно, я уже состарилась, хочу жить в тишине, с семьей Габдуллы нас переселите в отдельный новый дом. Помню, там жили старшая мама Хубайба, дети Габдуллы абый Рауза апай, Рэисэ и Нажия апайлар. А вот Илгизэрэ нисколько не помню. Немного помню Шэмсия апай (жена Габдуллы). Габдуллу абый в этом доме ни разу не видела. Старшая мама Хубайба была очень старая, плохо видела. Когда мы с Раисом взявшись за ручки приходили к ней она нас угощала сладостями, обнимала, ласкала. От этого нашего дома невдалеке текла река Сараш.

 

Моя бабушка Бикэбану.

Всё, что помню. Невысокая, сладкоречевая красивая старушка была. Она нас всех очень любила, и мы отвечали взаимностью. Со смертью мужа овдовев, осталась с единственным сыном Минхажетдин и девятью дочерьми. По рассказам бабушки татары заказанья в поисках лучшей доли переселились в Приуралье (Бардымский район, деревня Сараш). А вот точно когда переселились, когда бабушка умерла, где похоронена, не помню. Где родилась? Возможно деревня Очиле, заказанья. Не знаю. В 70 годы две сестры мамы Гэухэр и Зэйнэп посетили нас в деревне Ирнур. Я думала, что мама самая младшая в семье, но она к Зайнапу обращалась, как к младшей сестре.

Как то раз бабушка говорит маме: «Доченька Хадича по сравнению со своими сёстрами ты легко овладела обработкой льна. Ты ещё юная, для тебя приданое не готовим. Пока помогай мне при приготовлении пищи». В 13летнем возрасте мама уже умела печь хлеб. В первый раз хлебное тесто у мамы получилось очень тугим. Помню по рассказу мамы, что её брат Мусин абый смеялся, что с хлебными караваями можно играть в футбол. После этого случая мама говорит, что хлеб у неё всегда удавался.

 

Скрипач.

Живет он у соседей на квартире.

Учился в Сараше говорила мама. Утром и вечером он играл на скрипке на крыльце. Он очень задушевно играл мусульманские мелодии и пел. Иногда мне хотелось слушать его с нашего крыльца. Бабушка никак не разрешала маме слушать. «Не слушай ты эту грустную мелодию бедняка» - ругала мама. Я краснела и убегала домой. Знала, что этот парень ремонтировал скрипки у учеников мечети (шэкерт) и мастерил новые скрипки.

«Вот однажды старшие сестры ушли в лес. В лесу собирали ягоды, орехи, черёмуху все это сушили, мололи и продавали. Они этим жили. Мама ушла по делам Салтанайу или Барду.» Далее рассказываю от своего имени. Когда мама, девочка подросток, осталась одна дома выполняя домашние дела по уборке и пищеприготовлению, быстренько в дом вошел тот скрипач. Мама растерялась. Не бойся Хадичэ, я знал, что ты дома одна, хочу сказать тебе одно слово и убегу. Приближался к маме, и в этот момент вошла в дом бабушка. Скрипач молниеносно убежал. Бабушка отругала маму. Раз парнями начала интересоваться, я тебя первому кто попросит, отдам замуж. Мама подумала, что так быстро не смогут выдать замуж, т.к. не готово приданое. Пока готовят приданое может мне, мол, удастся узнать хотя бы как зовут скрипача. Мама удивлялась, как же он узнал моё имя? Вот ведь, живя рядом по соседству парень с девушкой были не знакомы. Всё это я слышала, когда мама рассказывала свекрови Сабире. Впоследствии мама и мне это же рассказывала. Они со свекровью были очень дружны. Многое в своей жизни они испытали, были одного возраста - 1897, 98г.р.

 

Ще о моей бабушке.

Ёе мой отчим Шаймордан, широкой души человек, приютил в свой маленький домик в Никкилдеме (Мари АССР Параньгинский р-н). С помощью сына Шаймордана Джалилэ старшей моей сестры Малики и младшего моего брата Раиса привезли её.

Я училась в 4 кл. нач. школы Никкилдема Куянковской НСШ (ТБУМ). Принимать письма и составить ответы было моей обязанностью.

Из Сараша пишет Мусин абый: «Мама очень состарилась, говорит, что зятя Шаймордана и дочь Хадичу очень хочет повидать, каждый божий день напоминает и плачет.» В письме он описывает, как добраться до Сараша. Дорогой зять с Хадичей приезжайте в гости. Пишут несколько писемь Мусин абый и его дочери. Ответное письмо отчим продиктовал мне. «Мы тут занимаемся хлебопашеством, животноводством, овощеводством. С малолетними детьми оставить дом и уехать никак не можем. Я хочу забрать Бикэбану к себе. Слава богу живем в достатке, хлеба, мяса, молока, масла, творога и овощей достаточно. Престарелую старушку буду ухаживать надлежаще, будет сидеть с молитвами в красном углу избы. Попривыкнет, далее и в последний путь препровожу достойно. Если уж не понравится, увезем с Хадичой обратно в Сараш.» И вот бабушку привезли. Она прожила у нас где-то 2 года. В никкилдеме её очень любили. В нашу деревню прибыла божественная, грамотная старушка, говорили односельчане и приносили пожертвования. Бабушка, царство ей небесное, по всем приношениям зачитывала молитвы. Большинство приношений она возвращала, видя, какая тяжелая у них жизнь. Действительно, сельским жителям было тяжело. Благодаря трудолюбию отца и матери, умению их загружать работой детей, наша многодетная семья до войны жила в достатке. Бикэбану, видя как подростки ведущие лошадей с полей заводят на водопой к колодцу Шаймордана, говорила им: «Не хитрите, колодцы есть не только у Шаймордана, вы сюда ходите не зря.» Подростки говорят, что лошадям нужна вкусная вода, такая только у вас. Бабушка говорит маме Хадиче, что эти молодцы положили глаз на трех твоих дочерей. Это она рассказывала и при возвращении в Сараш, там смеялись.

Семья большая, отец мясо за столом делил сам. Бабушке он давал самые мягкие вкусные куски, как самой старшей в семье. Как то бабушка говорит зятю, что, мол, у ней все зубы целы (80 лет было тогда) и она хочет погрызть мясо у костей. Об этом мой отчим с улыбкой рассказывал моей свекрови Сабире. У них у обоих зубов уже не было.

Когда началась Отечественная война, бабушка плакала и не хотела, чтобы её похоронили на земле черемиси (мари). Её с кем-то младший брат Раис увез в Сараш. В годы войны нам написали, что бабушка в возрасте 82 лет скончалась и похоронена в кладбище деревни Сараш. Вот все, что я знаю о бабушке.

 

Как вели отца на расстрел

В годы гражданской войны ситуация в Сараше была непредсказуемая. В деревне постоянные перестрелки. Кто в кого стреляет неизвестно, говорит мама. Недалеко от деревни в лесу белые оборудовали расстрельное место. Расстреливали по ночам. В избе были слышны выстрелы. В такие дни мама с четырьмя детьми сидела в подполье. Отца несколько раз сред ночи уводили и не отпускали до трех суток. После каждого выстрела мама думала, что возможно это отца расстреляли. И белые и красные у отца спрашивали одно и то же. Примерно так: Габдулла твой сын?; Кэримэ твоя дочь?; они учителя?; коммунисты?; сейчас где находятся?; чем занимаются?; и т.д. Как правило, по некоторым вопросам красным нужно было ответить правильно. Предпологая, что возможно, что красные это переодетые провокаторы от белых, отец не давал правдивые ответы. Однажды белые отцу показали несколько трупов. Твои сын, или дочь? Есть ли среди них знакомые? Отец, хоть и узнал нескольких Сарашцев, не признал. Среди них были не только Сарашевцы. Со слов матери, в эти дни Габдулла абый вышел на связь с лесными партизанами Усъи.

Один из эпизодов, как отца уводили.

Об этом рассказала мама при последней встрече у Фаиля. Ночью приходит знакомый башкирец (кунэтэй). Очень вежливо говорит папе: «Хазрэт, меня еще раз послали за тобой, в дальнейшем наверно тебя уже беспокоить не будут. (То ли это означало, что либо его расстреляют, либо, надеялись старожилы, спасут.) С семьей распрощайся. Старикам из мечети разрешили тебя проводить. Они ждут нашего выхода во дворе.» Башкирец разрешил папе совершить утренний намаз. Во время намаза башкорт вытирал слезы, скрывая от мамы. После намаза отцу связали руки и повели. По улице множество стариков из мечети провожают отца. Сараш большая деревня и там несколько улиц. Через несколько дней, средь ночи, эти же люди возвращают отца обратно. Отец благодарит башкорта. Башкорт говорит: «Я один как бы отстоял хэзрэтэ, помогло то, что все старики мечети отстояли его. «Хэзрэтэ не расстреляйте, вместо него можете нас расстрелять. Если расстреляете хэзрэтэ, мы знаем, что с вами сделать». Тверто стояли они. После этого возвращения отец сильно дрожал и говорил, что они очень спешили, похоже к ним на хвост уже сели. В этот день штаб белых в нашем доме распался. А наутро наш дом занимают красные под свой штаб.

 

Юныс абый 1913 г.р.

Старший сын в этом браке. Маме тогда вроде и 16 лет не было. В Сарашском ТБУМ-е оканчивал 7 класс. Или 10 класс что ли. Был способный, учился очень хорошо. Много раз стремился поступить в ВУЗы. В любом учебном заведении ему отказывали, т.к. он сын муллы. По моему его первоначально из педтехникума прогнали. С первой любовью Гайшей желал учиться. Гайшэ с годами выучилась и стала учительницей. Про те периоды, когда его прогоняли из учебных заведении со слезами на глазах он рассказывал мне. Из Сибири он писал мне на русском языке стихи. Стихотворение «Стране нужен сталь» особенно мне запомнилось. Посылал даже статьи, напечатанные в Сибирских газетах. Очень сожалею, что не сохранила эти записи. Плохо одетый, голодный даже если бы не прогоняли, он не смог бы учиться. В разных местах перебивался случайными заработками, был в крайней нужде. В периоды, которые я помню, он очень редко приезжал в родительский дом. Помню один эпизод, когда он приехал домой. Мама накрывала детям стол из того, что наскребла. Юныс абый подошел к столу, посмотрел на все и говорит: «Мама, я знаю, как вам трудно, не смог ничего вам привезти. Обделять детей не могу, немного отдохну на печке». Мама его уговаривает: «Ты наверно стесняешься попрошайничать у Солтанай, взрослый парень ведь ты уже. Куда-нибудь подальше уходи попрошайничать. Об учебе не думай, муллой не станешь. Поклевывая вороной не станешь». Юныс говорит: «Мама, меня не только в Сараше, у Солтанай, даже в Барде знают. Обойду-ка СССР, может найду работу, чтоб не умереть с голоду, быстро не смогу вернуться, уж не обессудьте» сказал и ушёл. И вправду, он не скоро вернулся. Мы с Раисом часто скучали по нему и плакали, вспоминая, почему же мы ему не давали свою долю еды, когда он на печке голодный отдыхал. В тот период я не помню, где, в какой деревне, мы жили. Очень высокий дом был. На печь на полати нужно было забираться лестницей. Никаких вещей, мебели, в доме не было. Возможно, распродав на торгах все наши домашние вещи, одежду, позволили нам жить в нашем доме. Об этом возможно помнит Сэкинэ апа. Вот после этого ухода Юныс абый 41 году приехал к нам на Сабан-Туй в деревню Никкилдем. Отчим Шаймордан с матерью его повезли к дальним родственникам Шаймордана на Сабан-Туй в деревню Кетне.

Я из приехала из Параньги, чтобы присмотреть за домом и увидеть Юныс абый. Пока я приехала, они уже в Кетне уехали. Мы в Никкилдеме не знаем даже, что началась война. Юныс абый пришедший забрать документы увидел меня и сказал: «Сестренка, у меня нет ни минуты времени, я военнослужащий запаса и срочно должен вернуться в Сибирь и из своего военкомата отправиться на фронт» - сказал и ушел. Через неделю пришло письмо из фронта. До 1944 года от него письма приходили. Очень оптимистичен. Умело писал. Потом письма перестали приходить. Потом в 46 или 47 году стали приходить письма. Попав в окружение, они стали пленными. Даже после войны их не освобождали. После освобождения он 3 раза приезжал к нам. Один раз приезжал с женой Маръям. Другой раз с дочерью Аклима. И третий раз один приехал. Как то раз его сын Гапделбэр с женой приезжал на Сабан-туй. Его жена башкирка, сам Гэптелбэр очень похож на нашего Раиса. В последние годы в Йошкар-Олу приезжал два раза. Мама была жива тогда. Приглашали меня, но не смогла. Жена Юныса абый Марьям старше его. А вторая жена Тязкирэ была моложе.

 

Габтулла абый.

Год рождения не помню. С нашей мамой примерно одногодки. С женой Шэмси апа в Сараше они первые Советские учителя. Выше я его вспоминала эпизодически. Я его после обзаведения своим домом не помню. Описываю встречи в 35-38 годах, после смерти отца, в Республике Мари АССР. Как-то раз я с кем-то приехала из Мазар башы в Параньгу, к Габтулла абый. Кто-то из их семьи меня посадили за стол и угостили халвой. Я сижу, сильно стесняясь, есть или нет. Вот пришел Габтулла абый и говорит: «Суфие ведь поставили только остаток халвы, поэтому она стесняется и не есть». На большом блюдце поставил передо мной халву. Халву я вижу впервые. Я с удовольствием покушала и Габтулла абый спрашивает у меня: «Картошка у Мэлики уродилась хорошая ли?». Я стесняясь вместо того, что мелкая и её мало, ответила что крупная и мелкая. В том году у Малика апай картошка посаженная на поле не уродилась. Когда Габтулла абый: 2 Вэтом году ни у кого картошка не уродилась. А смотри-ка, у Малики и крупная и мелкая есть оказывается, а у нас крупной картошки вовсе нет.» Я даже после этого не смогла подправить сказанное. Уж очень оказывается я с малых лет была стеснительная.

Второй раз я Габтулла абый увидела вот когда. Я учусь в Никкилдеме 4 классе. В школу пришла инспекторская проверка. В составе группы был он, будучи инспектором или даже директором РОНО. Вот отчим Шаймордан привел их к себе на обед. Я готовила уроки. Габтулла абый сказал, что учительница очень хвалила Суфию. У меня спрашивает; «Как учеба? Не трудно ли?» Я говорю, что трудно с русским языком, и учебника у меня нет. После этого он взял мою тетрадку по русскому языку и простым карандашом слегка пометил места с ошибками и сказал: «Пока мы кушаем, ты исправь свои ошибки». Многие ошибки я исправила. «После того, как я тебе пришлю учебник, исправь оставшиеся ошибки»,- сказал он. Маме с отчимом он сказал: «Суфия одаренная, постарайтесь, чтобы она и дальше училась, и я в этом вам помогу». Через некоторое время он прислал мне учебник русского языка и тетради. Их привез мой отчим, когда съездил на базар. Впоследствии, в своей педагогической практике я использовала этот метод Габдуллы абый. Неуспевающим ученикам не старалась ставить двойки. Этот метод себя оправдал.

Вскоре, после инспекторской проверки нашего любимого учителя Ахметшина Барый абый увели как врага народа. Думали, что Барый абый в Татарстане. Они с женой и 7 летним сыном Илгизэрем жили в одной из комнат школы. После этого нас обучал молодой учитель невысокого роста по имени Вафа. Немног погодя и его увели. В ту же зиму Габтулла абый то же признан «врагом народа». На после реабилитационной педагогической конференции Шамси апа, при нескольких коллегах, с которыми я разговаривала, очень радостная подошла и сказала, что Габтуллу абый реабилитировали. Гордись, мол, я из рода Ижбулатовых. Габтулла абый был очень похож на отца. На этом все, что о нем я помню.

 

Кэримэ апа.

Она жила в Сараше с мужем Ягофаров Кэрим. Четверо детей у них было. Кэримэ апа учительница, а Карим жизни – бухгалтер. Дети Фэридэ, Фэрит (1923 г.р.), Лиф мой ровестник, и Марс. Мама помогала им по дому и меня частенько брала с собой. Играли с Лифом и за Марсом присматривали. Наблюдая за Кэримэ апа, когда она проверяла тетради у учеников, я мечтала стать учительницей. В те годы они не такие уж были бедны, как мы, но и не богатые. Кэримэ апа к маме обращается как к бабушке. Карим и Кэримэ друг друга очень уважали. Кэримэ апа очень хорошо поёт. На спектаклях исполняла песенные роли. Как-то маму взяли на спектакль. Мама этот эпизод рассказывала, когда я участвовала на спектаклях. Мама спрашивает у Каримэ апа: «Как ты на сцене так можешь смеяться?». Она отвечала: «Сначала, не показывая зрителям хрипло смеюсь, а потом повернувшись к зрителям смеюсь от души над своим хриплым смехом». Как увели Кэримэ апа и Кэрим жизни средь ночи, как врагов народа, оставив 4 детей сиротами описывать не буду. Об этом подробно описано в письме Ягофарова Фэритэ.

 

Касимэ апа

Она преподавала татарский язык и литературу в Сараше и вышла на пенсию. О её семьи ничего не знаю. Когда я заочно училась в Казанском пединституте, Касимэ апа сказала Габтукаеву Рису, что, мол, в Казани оказывается учится моя сестренка. (Он переписывался с Рауза апа). Ты её привези-ка в Сараш погостить, и отдал мою фотографию. С Габтукаевым мы кратко встретились при покупке билета в Мари АССР. Мне нужно было обязательно приехать в свою школу, т.к. предстоял ремонт и заготовка дров. Поехать в Сараш я не согласилась.

Мэликэ апа

Училась в педучилище В Барде. Времена, когда Юныс абый выгоняли из учебных заведений. О том, что Малике апа нужно закончить учебу вдали от родных мест и трудоустроиться там же поговаривали отец и Габдулла абый. Об этом рассказывала мама. Апа учительствовала в начальной школе. Когда собиралась поступать в пединститут г. Йошкар-Олы началась война. В 1935 годах в деревнях Параньгинского района ставили спектакли, один играл Хэлиля, другая Галиябану. В военные годы Мэликэ исполняла роль Галиябану. Хэлил джизни то же учитель. После демобилизации его назначили редактором Параньгинской районной газеты «ударный колхозник». Газету переименовывают «Коммунизмга» при нём. С началом войны Маликэ апа, проводив мужа на войну, остаётся с 3 детьми в Параньге. Чтоб прокормить 3 детей Маликэ апа работает в 2 смены: в начальной школе учителем и в детдоме воспитателем. Однажды из фронта письма перестают приходить. По окончании войны он пишет письмо из исправительного лагеря «Алатырь». Апа очень смелая женщина, пешком пошла в «Алатырь» и встретилась с джизни. По возвращении из войны его Параньгинские чиновники не берут на работу как бывшего в плену. В 1946 году меня РОНО Министерство направило в Йошкар-Олу в школу №6. В этой школе кадров не хватает. Обучение хоть и шло на русском языке, так же нужны были по татарскому языку. Я рассказала дирекции о Маликэ апа и жизни. Дирекция их пригласила. Сразу им предоставили жильё. После, через несколько лет работы в этой школе, они переселились в Кульбаш, где учительствовала Тахирэ апа. Построили 6 стенный дом. После войны родились Света и Фаиль. Напишу один эпизод о находчивости и решительности Маликэ апа. В то время учителя всегда в колхозах были агитаторами. Мэликэ апа была не только агитатором, но и в летний период была бригадиром в Мазар Башы. Хэлил джизни в школе Кульбаш был завучом и одновременно секретарём парторганизации колхоза. После его смерти Мэликэ апа в старости сумела поучаствовать в строительстве кооперативной квартиры для Светланы. Но в последние годы очень ошиблась переселившись к плохим внукам.

 

Родная сторона.

В яблоневом саду

не смогла вкусить яблок.

Хоть и родилась здесь,

Прожила на стороне.

 

Моя малая родина это деревня Сараш, Бардымского района Пермьской области, расположенная в предгорьях Урала.

Вокруг нашей деревни зеленые луга, кустарники, горы. Перед глазами всегда как в прекрасные летние месяцы, мы собирали крупные, с воробьиные головы, ягоды-хлопушки. Этих ягод так много. Я таких ягод-хлопушек больше нигде не встречала и не видела. Крупные ягоды, с сердцевиной. Собирали с сердцевиной и потом отделяли. При отделении ягоды хлопали. На Марийской стороне на Каменной горе (Куженерский район) аналогичную ягоду собирают и она по местному называется «земляная ягода» жир жиляге. Мелкие ягоды, сердцевина не отделяется. По вкусу похожа на ягоду-хлопушку.

 

Как писал наш любимый поэт Тукай:

 

Не успеешь открыть-закрыть глаза,

наберешь полное лукошко.

 

Ягоды-хлопушки собирают в «тустаган» или «табак» корытцо, которое ставят между грядками и туда собирают огородную продукцию. Тустаган снаружи и изнутри украшен разными цветами. При сборе ягод тустаган на руках не носят, ставят на землю и только по заполнении уносят домой.

По маленькой «басме» мостик переходили через речку и домой. Мы с моим братом Раисом пока вскипал медный самовар успевали собрать ягоды к чаю м маленькие блюдца.

 

Речки вокруг деревни.

Предгорья Урала богаты разными реками и речками. Вокруг нашей только деревни Сараш есть 3 речки. Речки с каменно-песчаным чистым дном не как в Марийской грязно-глинистым.

1) «Бала елга», Речка невеличка.

Эта речка протекала за маленьким нашим домиком, куда нас выселили из основного дома при раскулачивании. Оба берега песчаные. Дно твердо-песчаное. Вода чистая белая, как серебро. Течет звонкими переливами. После переселения в Марийскую сторону, воспоминания о «бала елга» были самые приятные. Мы, когда увидели купающихся в мутной воде в речке деревни Алашайка «Мазар башы».

2) Река Сараш. Это уже другая река. Шумно текущая по сред деревни широкая река. По берегам и на дне белые-белые мелкие камушки. Для купания детишек из детсада имеется огражденное безопасное место. Место для купания школьников, подростков и взрослых то же обозначено.

3) Река Тол. Берега крутые и высокие. Мы туда ходили и наблюдали за ласточкиными гнездами. Помню течение Тола быстрое и водоворотами. Тут спортсмены пловцы устраивали соревнования. Наблюдали за плавающими и прыгающими с трамплина. Проводились соревнования не только районные, но и областные. Думаю, что река Тол это приток реки Урал?.

 

Горы, горы, горы.

Их так много. Опишу-ка самую мою любимую. К сожалению не могу вспомнить названия как принято в Сараше. Летом мы с этой горы по песку скатывались. Зимой на санях скатываться с этой горы было наверно очень весело. Нам зимой не приходилось выходить из дому, поскольку не было зимней одежды. Жили бедно, голодные, без теплой одежды.

 

Родимый дом

Я родилась 1 февраля 1927 года восьмым ребенком в семье Ижбулатовых. Это было в день 30 летия моей мамы Хадичи. Я еще помню наш дом, где родилась. Думаю, что в деревне Сараш самый стройный дом. В середине деревни 2этажный прекрасный дом. 1этаж из красного кирпича, 2этаж бревенчатый. В памяти у меня самые прекрасные моменты. Дом очень высокий. В Уральской стороне принято ставить высокие дома. В послевоенные годы приехали к нам родственники матери и говорили, что у нас в Марийской стороне дома низкие, надо добавить снизу несколько рядов бревен.

В нижнем доме кухня. Окаймленный резьбой большой стол, полати, большая печь. Над печкой лежак (сундэрэ), куда нужно подниматься по лесенке. За печкой большое деревянное заквасное ведро. Это ведро редко когда без дела стояло. Для большой семьи мама часто туда ставил на закваску тесто и разнообразила пирогами хлебом наш стол. Это хлеб, блины, шанги, треугольники, пончики, пироги, бэлеш и т.п.

Слева на выходе из кухни была лестница желтым цветом на подъем в верхний дом.

В верхнем доме: голландская печь; собственноручно отцом исполненная окаймленный, отформованный круглый стол; стулья, деревянные кровати. На подоконниках, и других местах, на выполненных из дерева разными формами горшках стояли цветы, одни краше других. Мама также выращивала домашние безцветковые большие цветы.

Мама «мэрхум» (по русски: царство ей небесное) наверно хотела немного отдохнуть от детского шума. С Раисом меня поднимала в верхний дом и Раису наказывала, чтоюы он присмотрел за мной, чтоб я не оборвала цветы. Раис очень шустрый, нисколько спокойно не сидит. Поскольку цветы нельзя рвать, то сноровить оборвать хотя бы цветочные почки. Как-то раз меж двух рам окна залез и покакал, сам не испачкался.

Двор у дома очень просторный. Войдя через ворота справа находился сарай для конской сбруи. Там была печька, окна, спальный топчан. В тот период, который я помню, там никто не проживал. Мама рассказывала, что там в зимние вечера спал конюх Гата. При мне наемных работников не держали. Редько когда этого конюха нанимали. В Советский период отец воздержался держать наемных работников.

Была у отца инструментальная мастерская. Во дворе много хозяйственных построек. Много хлевов. Там я ни разу лошадей не видела. В гражданскую войну наш дом занимали то белые, то красные. Обе стороны наш дом использовали как штаб. Они наших лошадей увели или зарезали на мясо.

Помню в верхней части двора относительно недавно построенный одноэтажный с 6 окнами дом. Мама говорила, что это дом старшей мамы, она уже старая, ей нужна тишина, вы там в громкие игры не играйте.

Старшая мама Хубайба (первая жена Рахима) в старости у отца спросила: В одном доме нам всем жить тесно и трудно, я уже состарилась, хочу жить в тишине, с семьей Габдуллы нас переселите в отдельный новый дом. Помню, там жили старшая мама Хубайба, дети Габдуллы абый Рауза апай, Рэисэ и Нажия апайлар. А вот Илгизэрэ нисколько не помню. Немного помню Шэмсия апай (жена Габдуллы). Габдуллу абый в этом доме ни разу не видела. Старшая мама Хубайба была очень старая, плохо видела. Когда мы с Раисом взявшись за ручки приходили к ней она нас угощала сладостями, обнимала, ласкала. От этого нашего дома невдалеке текла река Сараш.

 

Что я помню о своем отце Рахиме?

К сожалению в годы репрессии мы были лишены возможности узнать подробности об отце. Когда мы спрашивали отца почему твои отец и мать, твои родственники к нам не приходят, он ответил. «Старший брат вашей мамы Мусин Минхажетдин велел категорически ни о ком не спрашивать». Он был председателем Сарашского сельсовета. С его семьей живет наша бабушка по маме Бикэбану. Нас к ней то же не допускали. Она к нам то же не приходила, нельзя было. Помню у Минхажетдин абый дочь Рашиду и других детей. Рашидэ иногда украдуой к нам приходила. «Если не хочешь попасть в Сибирь, или сесть в тюрьму, к нам не приходи»- строго предупредил папа. Почему Сибирь, почему тюрьма – нам 4-5 летним детям было невдомек.

В последние годы (около 1990) Рауза апайу приходит информация от внука (правнука) родственника отца, что наш дедушка по отцу Ижбулатов Мухаммед (Мухаметша?) во времена царской России служил в Петрограде военным офицером, Сенат, Татарин.

Получается, что мой сын Ильяс военнослужащий по крови по обоим ветвям родословной. Ильяса дедушка по отцу Сибгатуллин Гаязетдин военнослужащий, служил в Уржуме.

Год рождения отца тоже точно не помним. Он внезапно умер по моему это было осенью в октябре 1935 года, когда я училась в первом классе. В то время в первый класс брали с 8 летнего возраста. Ему где-то было 60-70 лет. Не помню даже, чтобы он проверял мою учебу. После освоения алифбы (азбука)в школе дома быстро-быстро перечитывал эти страницы. В одном месте, где говорилось, что «бежит лошадь», я остановилась. Отдельно слова «бежит лошадь» прочитываю. Поставку знака препинания «точку» нам не объясняли. Отец понял, что я «точку» не понимаю и рассмеялся. На следующий день, когда в школе учитель спросил: «Дома у кого проверяли чтение?». Я подняла руку и сказала отцу, что я не понимаю «точку». Учитель моего отца похвалил.

В момент смерти отца в Сараше был голод, отсутствие теплой одежды, сиротство, свирепствовали болезни. Родители за поиском заработка и лучшей доли уходили на сторону. Раиса и Суфию если временно сможем устроить в детдом мы бы тоже пошли бы на сторону, - говорил отец матери. Отец обращается за советом Минхаж абый. Мы его между детьми звали Мусин абый (по фамилии). Мусин абый рассказывает: «Ежедневно, когда приходим на работу в сельсовет видим брошенных детей у крыльца, обернутых в старое тряпье. Это дети не только из Сараша. Так же из близлежащих деревень. Эти дети ни деревень, ни имен, ни фамилий своих не знают. Устроить детей в детдом очень тяжело, а детей кулаков принимать вовсе нельзя».

«Если мы в поисках еды куда-нибудь уйдем и тебя оставим у сельсовета, если спросят фамилию как бы ты ответила?» - спрашивает отец. Я сказала бы, что у меня фамилии нет, я дочь Рахима муллы Суфия, мама моя младшая сестра Мусин абый. У Раиса когда спросили, я бы сказал, что я сын Ижбулатова Рахима муллы. Это рассказывала мне мама впоследствии.

Хотела ведь описать смерть отца. Как то у одного богача, сосланного в Сибирь, дом собирались сделать детдомом. Наш отец там печку ложит. Дом вроде двухэтажный. Около отца работает молодой ученик печника. Мама им обоим помогает. Она должна была печникам сварить и принести картошку, заодно накормив дома малолетних детей. Возвратившись, она заходит в нижний этаж, где работает молодой ученик. Ученик говорит, что только что на верху что-то сильно грохнуло и стало тихо, не упал ли мулла абый? Отец, когда уходила мама, установив стол на стол, выкладывал было дымовую трубу. Мама, когда поднялась на верх, увидела, что отец лежит на полу без движения, в руках держит половинку кирпича. После всего этого, через день отец умирает. В народе бытовала поговорка, что даже после смерти у человека остается не завершенных дел на три дня. В деревне Сараш эта поговорка видоизменилась, у Рахим муллы после смерти в руке осталось половинка кирпича. Когда мама пришла в сельсовет с просьбой, дать что-нибудь для заворачивания тела отца. Хотя бы дранку какую-нибудь. Тогда ей дали немного марли. Этот фрагмен я услышала, когда мама рассказывала матери моего мужа Сабире. Отец наш для своего времени был очень грамотным человеком. Владел письменностью арабской (кадыймча и жэдитчэ), латинской и русской. Я с годами, интересуясь литературой, искусством, перечитала много книг и журналов. В Сараше оказывается в царское время была русско-татарская школа, где учились великие Сагыйт и Шариф. Мой отец возможно учился там. В подростковом возрасте ученик-скрипач этой школы скрытно пытался объяснится в любви к маме.

У отца были наушники. Он их держал строго скрытно. Иногда нам с Раисом давал послушать музыку. Отец владел многими профессиями: он и каменщик, и печник, и столяр и успешный хлебороб. В 3-4 летнем возрасте он нам с Раисом сделал маленький столик с лесенкой куда мы забирались и кушали.