Thirteen Autumns And A Widow

Once Upon Atrocity

"Как-то Раз В Жестокую Пору…"

Beneath The Howling Stars

"Под Завывающими Звездами"

Зимнее солнцестояние порочит ритуалы Весны (Зима порочит Весну)
Её бегущий по спине холод вспахивает землю
Пока печальные души утомленно поют слова проклятия возрождения
Под холодным взором зловещей звезды Марса звучат клятвы в самоубийстве
И абортыши корчатся в муках в теплом рассоле слёз
Грядет нечто злое

Под завывающими звёздами

Елизавета, идеальный образец зла и порока
Наблюдает, как солнце поджигает погребальные костры
Пока Её Доберманы: Горе, Мука, Смерть и Тирания спокойно спят
Как зачарованные любовники у Её ног

Перезвон колоколов не разбудит этих адских псов, но взбесит
Она глядит с верхних этажей замка
На гостей несущихся в санях по окровавленному снегу

Огромное мрачное зеркало молвит Ей, что Её лицо ослепит их всех
Что даже небесные тела готовы совершить грехопадение
Лишь бы получить такую же лоснящуюся обивку гроба (кожу) как у Неё

Поскольку красота всегда жестока как зверь…
Поскольку красота всегда…

Да свершится закованная в цепи судьба…
Проклятие под Господом, который ищет возмездия
Рабское подчинение капризам Госпожи

Бал для гостей в разгаре,
Но настроение Елизаветы во власти сил стеклянной луны
Которая превратилась в блестящий черный кусок льда
Елизавета жаждет вкусить девку, чьей могилой станет эта каменная башня
Елизавета наденет (кожу) этой девки словно платье, девка испытает удары бури
Много иголок погнется (о плоть)
У Елизаветы есть псы, они грызут запястья этой сучки
Возрождая пресыщенное наслаждение…
Выпотрошив девку
Она спускается с башни обратно на балл с окровавленными губами
Она ступает подобно белой комете, затмевая все
Пронзая умиротворенно вальсирующую толпу

Все гости вокруг затаили дыхание
Даже смерть бледнеет на Её фоне
Заразная вонь Её великолепия
Такого редкого и возбуждающего
Собрала вокруг Неё благоговейную толпу

Под завывающими звёздами

Она кружится в жутком танце смерти
Мужчины очарованны Её загадочной поступью
Она подобна ангелу, сошедшему с пьедестала
Она освободилась от судьбы
Ступив в самые темные сферы
Наслаждаясь своей властью
Она подобна Богине
Во славу которой завывают волки

Елизавета:
"Завистливые взгляды этих придворных дам кинжалами вонзаются в Елизавету
Собираясь в кулуарах, они шепчутся о подозрениях, что распространяются повсюду:
Она ведьма!
Смотрите, эта шлюха наложила заклятие на самого Черного Графа (Граф Ференц Надажди, муж Елизаветы)
и крепко сжала Его своими окровавленными губами"

Языки сплетаются
Безмятежно извиваясь на волнах
Летучие мыши сбиваются в стаи
У них омерзительные сверлящие глаза
Нимб из воронов взъерошил Её волосы
Канделябр как тиара для пойманных в ловушку страстей

"Сексуальные фантазии
Их глаза узрели безумие
Фрикции в море сексуальных ласк
Любовницы с первого укуса
Она совратила Еву и склонила ее к половому сношению
Девка стонет на стропах, ее растянутая плоть в позе балерины"

Для Неё не существует ничего кроме Её каприза
Её сдерживают манеры и честь
Но Она сбегает с праздничного банкета
Чтобы отправится на охоту в страну чудес
С псами, прочь от проблем цитадели Феодальной Крепости
Накинув на плечи меховую мантию
Чтобы полюбоваться как в небесах над землею завывает Созвездие Пса (Сириус)

Этой зверской ночью
Дьявольски зловещей ночью
Ветры скрестили свои члены
А небесный эфир выпустил свою зимнюю злобу

Она возжелала почувствовать поцелуи своего супруга Графа на своих ландшафтах
Желала возбудить Его холодное заигрывание с Ней
(Они едут) прочь из будуаров замка
Где в часы после полуночи их
Неслучайно посещает Сатана
Очарование Её промежности
Источает новую страсть
Слышен стук копыт
По мощеной мостовой, где суетится чернь
Графиня как капризное божество (на коне) разгоняет толпу черни

Зимнее солнцестояние порочит ритуалы Весны (Зима порочит Весну)
Ее бегущий по спине холод вспахивает землю
Пока печальные души утомленно поют слова проклятия возрождения
Под холодным взором зловещей звезды Марса звучат клятвы в самоубийстве
И абортыши корчатся в муках в теплом рассоле слез
Грядет нечто злое

Под завывающими звездами

(Граф и Елизавета верхом) скачут сквозь толпу уличных нищих
Они увидели (в толпе) горбатую старуху
Елизавета принялась дразнить своего супруга Графа: "а смог бы ты удовлетворить промежность вон той дряблой старухи?"
На что Граф фальшиво состроил гримасу отвращения и брезгливости
Подыгрывая кровожадному взгляду Графини
Но старая карга ответила: "Придет время и эта девчонка, что сейчас смеется надо мной,
также состарится, как и я – чума старения заразит и её!"

Но Её супруг лишь рассмеялся самодовольным ледяным смехом
Ведь грация Елизаветы могла поднять белый флаг в горящих небесах
И даже могла поднять мертвецов из свежих могил
Она вся пылает страстью, эта гордая Снежная Королева
Её разозлили омерзительные слова, сказанные в ответ старухой
И так как Граф жаждал любви Елизаветы
Он просто выпотрошил старуху смеха ради

А ночью, когда полная луна билась в лихорадке
Граф и Елизавета соединились на своём супружеском ложе
Где поселилась ликантропия
И где наевшись афродизиаков
Возбужденные, они предавались энергичному совокуплению
И зачинали новых маньяков

Елизавета, отныне обрела власть, и может теперь править в качестве Графини
Этот титул как привилегированный наряд вооружил Её властью
Пока Её супруг проводил годы в сражениях, ожесточенно воюя с неверными
Она осталась жить с ещё живыми воспоминаниями о Нём, томясь и рыча от воздержания

Venus In Fear

"Венера Трепещет От Страха"

Desire In Violent Overture

"Страсть В Зверской Увертюре"

Наступили ночи и зазвучали концерты кружащихся призраков
Глубочайшие чувства в партитуре смычков костлявой смерти
Смычки играют аллегретто камерной музыки из камеры пыток
Елизавета дирижирует острой болью в раскатах крещендо
Во тьме слышны сиплые вопли и визги Ее симфонии "Сдирания Кожи"

Смерть опьяняла Её
А луна, что породила в Ней эти мечты
Неодобрительно смотрела на спиральную лестницу, что ведет вниз
Туда, где простолюдинки теряются навсегда,
Где в душевнобольном припадке Она тошнотворно пытает свои нежные юные жертвы
Она медленно спускается туда в своем подвенечном платье

О, как же спят невинные!
Страсть в зверской увертюре!

Графиня созерцала фантом безумия, что излучали девушки, завернутые в саван
Скоро, лишенные всяких клятв и обетов, в этих белых платьях-саванах они обручатся с замерзшей землёй
Горящее словно клеймо позора на лице Господа
Её страстное желание приложило Её руку к Его Серафимам, связала их

Как шипящая кошка она рассекает плоть до глубоких красных ран
Злобная прихоть
Она в экстазе, в безумие, в счастье
Сдирает кожу, и продолжают звучать песни массового убийства

О, как же рыдают невинные!
Страсть в зверской увертюре!

В подвале все громче звучали вопли обдираемых Ею роз
Изломанные куклы, их кровь смешивалась в ванной
Свет факела создал театр теней на стене
Эхом звучали стенания и вопли тех, чьи жизни Она похитила

Она победила время и старение
Она остановила часы и минуты для себя
Теперь Она сама контролирует время
Её куранты, подчиненные Её менопаузе
Бьют похоронным звоном по всем тем сучкам, чьи пизды Она вырезает ножом

Елизавета:
"Тринадцать колокольных перезвонов древней мелодии
Под этот колокольный звон погребальной песни я продолжаю своё колдовство
Колдовство, что заполняет пустоту тембром боли
Тембром боли, что удовлетворяет моё сексуальное желание"

Из тьмы доносятся вопли страха
Фуга таинственных диатриб назойливо звучит из безгубых ртов
Эти бархатные голоса укладывают Её спать в гроб
И вот Она заснула, вся забрызганная кровью и удовлетворенная
А беременные небеса разродились громом

О, как же спят невинные!
Страсть в зверской увертюре!

И когда сильные ветры
Настраивали качающиеся деревья, словно инструменты
Её зверская природа настраивалась на высокую ноту
И вновь Она дирижирует оркестром стенаний и плача
Тех, кого Она так любила мучить и истязать

И каждую ночь все как в первый раз
Она опять вырезает свое клеймо на живой плоти

The Twisted Nails Of Faith

"Искорёженные Гвозди Религиозной Веры"

Елизавета:
"Свет мой зеркальце скажи да всю правду доложи
Я ль овладею всеми мрачными наслаждениями?
Если я увижу (в отражении желаемое), то я исполню любую твою волю,
Даруй мне свои тайные заклинания"

Три лунных циферблата застыли тенью в шесть часов…
И души одна за другой отошли в мир иной, поглощенные жадной рекой Стикс…
Сжимая свои распятья, как безделушки в руках…
Летучие мыши мерзко пища сорвались с карнизов роем…
Знамения об упадке и разврате доносятся из церкви
из этого зловонного, сырого оазиса, где всё ещё зиждется вера дураков в Его воскрешение…

Подобно одинокому холодному алтарю
Замок и его цитадель
Как вотчина сказок в форме розы
Как вдова стоит замок в снежных остроконечных скалах
Где находят приют и отдых руки Графини
Она разморенная от убийств
Полощется в ванной наполненной кровью девственницы
Девственницы такой белой и живой подобно самой ночи,
Девственницы такой молодой, ей бы жить и жить

Был ли это вой волка
Что оборвал серебряную нить завороженных мыслей?
Зеркало поймало Её жизнь
Подобно тому, как ловят луну узкие окна
Распахнутые словно тёмные веки
На зов леса, где дует ветер

Она подобна Сирене, что песнь свою плетёт из мелодий задыхающихся хоров
Там где покоятся мстительные мертвецы

К Ведьме и Её смертоносному ремеслу
Она мчится из чёрной крепости в час восхождения звезды Марса
Под утканным звёздами небом, под исполосованным шрамами небом
Чтобы развязать поводья, и ускорить галоп
Отчаяние, обутое в меланхолию,
Мчится к святилищу в долине, где идолы из камня-оникса пристально глядят

Был ли то поцелуй тумана, что наполнил воздух действием абсентовой водки из полыни?
Потерянные души умоляют Бога о воскрешении сидя на своих могильных плитах
Надгробные эпитафии на них гласят о повторном восхождении
Для отпущения грехов от отчаяния через греховный холокост

На языке вонзающимся в чертыхающуюся прямую кишку
Над знаками и печатями молилась Ведьма
Молилась самой Смерти, чтобы сорвать тонкий покров
Дабы позволить Древним вновь восстать

Тени стали увеличиваться
Графиня повалила Ведьму и, мастурбируя, втыкала свой кинжал Ведьме в пизду
А Ведьма бормотала заклинанья и обильно кончала кровавыми розами по дороге в Ад
И тут разразился раскатами гром
Возвестив о мире раздвоенных копыт

И вот появилось Нечто
Это Нечто источало яд и смерть
Оно источало зловоние могил, оскверненных некрофилом
Оно предстало перед этими двумя заговорщицами
Обе тряслись от ужаса
Его рык напоминал рык ебущихся упырей

На Нём сверкало ожерелье
Ожерелье из эмбрионов, вырванных из маток согрешивших монахинь, как трофеи
Демон с крыльями, весь покрытый мерзотой
Он кругами ходил вокруг них, пытаясь вонзить свой ледяной язык Ведьме в пизду
Вонзить свой язык между белых как гипс бёдер, забрызганных рубинами крови
Они блестели как контракт в кошельке у шлюхи, что получает причастие от тела Христа

Елизавета:
"Мерзкий Демон! Если тебе нужна кровь,
То я отдам тебе эту Ведьму!
А ты взамен даруй мне вечное исцеление от морщин и горя!"

Демон скрепил клятву своей зловонной слюной
и утащил свою жертву, вцепившись в Ведьму когтями
Теперь он вечно будет совершать над ней тошнотворное насилие
Ведьма в его объятиях успела лишь прокричать последние слова проклятья:
"Графиня! Муж твой будет зверски убит! А ты сгниешь! В одиночестве! В безумие!
Сгниёшь на искорёженных гвоздях религиозной веры!"

Bathory Aria

"Ария Батори"

III.Глаза, Узревшие Безумие

То был ужасный век, век распятый гвоздями веры,
Век, когда поднимались ряды из чучел Христа, губя целые земли,
Надменная Графиня, рожденная огненным духом смерти
Бросила вызов самому Аду, зная, что была проклята

Её жизнь нашёптывала горе, словно похоронный марш,
Безумная и томящаяся, одержимая и околдованная,
С теми, кто погиб от Её зверства
С теми, кто был раздавлен аллюром Её танца
Огненный вихрь сжег кусты сладких роз,
Теперь там растут Её толстые черные колючки

Она требовала для себя Рай,
Она упорно выцеживала эликсир Молодости из девственниц
И вот Её лесбийские фантазии дошли до крайности
Десятки лет Она безнаказанно омолаживалась шелковой кровью
Но Её царствование закончилось так скоро
Её Черные Боги, увы, спали слишком крепким сном
Напрасно Она возносила к ним свои мольбы

Глухой ночью
Когда Её сподручных схватили
Когда священник, заикаясь, проклял их в своих обрядах
За всех девушек, завернутых в окровавленные простыни
Графиня держалась гордо

Даже когда Её преступления были раскрыты,
Она продолжала похотливо вонзаться в губы крестьянки
Хотя и слышала запах костров
Что лизал руки, ноги и пизды Её соучастниц

Вот так кончается эта сумасшедшая, но правдивая басня
И хотя Её аристократическая кровь спасла Её от укуса погребального костра
Огромный груз всех Её преступлений не дал Ей отсрочки

Навеки разлученная с трепетом наступающей ночи
В которой только Смерть могла даровать Ей свободу

Елизавета:
"О, Пресвятые!
Делайте со мной все, что пожелаете, но только не осуждайте меня
Я гнию в одиночестве и в безумии
Там, где лес нашептывает мне свои кровавые погребальные песни
Там, где растут сосны и сплетается ядовитый волчий аконит
Там, за стенами этой темницы, в которой меня заперли
В этой могильной тьме я шагаю от стены к стене
Ощущая безжалостное сумасшествие,
Которое проникает в эту тьму вместе с лучами бледного света невинной луны
Те, кто избежал своих некрологов,
Теперь правят на земле,
А я уступаю свои губы медленному холодному поцелую смерти
Что проклинает возрождение
Но мое последнее желание всё же завещано мне самой судьбой –
(Как я и хотела) никто не увидит, как моя красота увянет
Кроме пары черных глаз, что придут забрать мою душу на покой или в Ад…"

Once Upon Atrocity

"Как-то Раз В Жестокую Пору…"

Thirteen Autumns And A Widow

"Тринадцать Осенних Пор И Вдова"

Это развратное отродье было исторгнуто из матки на свет
подобно душному мору в цветущей ночи…
Её очи предательски вскрывали тайну чар зловещего лунного света…
У Неё был тревожный взгляд, теперь он вечно призраком бороздит далекие моря-океаны…

Её настоящую мать (рабыню) обескровленную, бледную и мертвую, скормили голодным волкам, гонимым непогодой со скалистых вершин остроконечных хребтов, горой поднявшихся из тревоги…

Сквозь утробу дремучих лесов ехал черный экипаж

Буря плевала искореженными молниями по обе стороны кареты

На карете сверкали золочёные гербы знатного рода Карпатского

Карета везла для (Графини-матери) новорожденную дочь рабыни, которая вырастит и станет содомитом (Графиней Елизаветой Батори)

Ведь в ту ночь из своей матки Графиня-мать, увы, исторгла деформированный плод

И в ту же ночь трагедия подкралась к знатному роду Батори…

При крещении дитя (рабыни) нарекли Елизаветой

И не было в садах розы бледнее, мрачнее, чем эта грациозная сильфида

И не было Ей равных в хладнокровии

Но все же Её красота паучьими сетями пленила взоры

Она боялась света

И вот когда Она, зажатая в тески строгости и пуританских принципов, окунулась в порок и зло как грешница

Она сотворила жертвоприношение…

Мандрагороподобных девственниц Она запирала в темнице с крысами, что живут в стене

Но прежде позволяя стаям ангелов зализать им раны

Никогда ещё Её мечты не были столь маниакально зверскими

(И никогда раньше не придавалась Она таким сладостным наслаждениям)

Ибо вороны окрыляли Её ночные полеты эротики…

На это Её вдохновили отчасти рассказы проповедника с кафедры о мучениях и страданиях

Отчасти узнала об этом, когда демоны внутри Неё устраивали кабальные собрания…

Её тропка свернула в сторону колдовства,

Ибо Она желала, чтобы народ слепо обожал саму Её тень…

Она ненавидела всем нутром не сборище своих обожатель, но взгляд их Господа

Елизавета:
"Я должна отвести от Христа свой взор,
Мне лучше смотреть на церковный хор
Ибо пристальный взгляд Христа оставляет символы догмы на моей коже
И Он знает, что я мечтаю провести церемонию плотских утех с Его воскресшим телом три долгих ночи к ряду"

Елизавета не слушала этих распевные проповеди, что привели вину к Её дверям, что надгробным камнем вдавили в могилу Её душу…

Она осыпала богохульной бранью печального Священника, когда преклоняла колени, искупая грехи…

Она боялась света
И вот когда Она, зажатая в тески строгости и пуританских принципов, окунулась в порок и зло как грешница
Она сотворила жертвоприношение…

Подобно тому, как использует целомудрие волк в одеждах духовенства, использует Она благопристойные манеры, чтобы вновь и вновь проникнуть в исповедальню…

Прощение придёт только, когда Её грехи будут смыты повторным крещением в белом (при отпевании)…

Зеркало бросало венки Белладонны на могилу Её невинности

Она прятала свое лицо, что плевалось словом "убийство" от шепота к воплю

Сон казался проклятием в стихах Фауста

Но здесь в распутном Аду не было ужасов страшнее тех, что отражало зеркало…

Елизавета поцеловала фаллос Дьявола по собственному желанию…

И вот распахнув настежь окна в менструальное небо (на закате)

В канун солнцестояния Она втайне покинула замок

Дщерь бури, верхом на любимом кошмаре на ветрах без молитв

Стигмата до сих пор сочится меж Её ног

Сама хладнокровность, что внушала новую ненависть

Елизавета скачет к Ведьме
Сквозь снег и промозглый лес в логово Ведьмы, в логово Содомитки

Кости брошены, и выбор пал на девять душ, чьи судьбы будут искалечены в усладу глотки Елизаветы…

Проклятье победило и заставляет луну светить в одиночестве светом, искривленным стволами деревьев, призраком освещая дорогу мимо воплей и завывания нимф, обескровленных и замученных в гомосексуальных объятиях содомитки…

В вульве леса, где Ведьма обучила Её куда более мрачным делам:
"Средь приворотных зелий и масел мелиссы,
Средь жира задушенных людей и жутких истин, старухи дурного предвещания
Елизавета вернулась к жизни вновь"

И под рваными ранами рассвета Она отправилась в обратный путь

Подобно горящему пламени в голове мертвеца

Вынашивала Она созревающую тайну, пока верхом скакала назад

Сквозь туман и болото к стенам своего замка, где тучами роились падальщики вороны…

Пробудившись от сказки по утру
Благовест церковных куполов острой болью вырвал Её из сна
То звонил священник, что кастрировал себя самолично и повесился на колокольной башне, болтаясь в колокольных веревках, как малиновая летучая мышь…
Служители Библии шептали под нос свои мантры
Ведьмы шестикратно утроили свою плату
Но Елизавета смеялась, тринадцать осенних пор прошло, и Она овдовела, лишившись Бога и Его гнева,

О! наконец-то…