Необходимые допущения и методология.

С использованием какой методологии и опираясь на какие предпосылки можно пытаться исследовать онтологическое зло как универсалию? И почему для допущения онтологического зла базовой философской концепцией нужно выбирать именно схоластический реализм?

Этот вопрос существенен. Действительно, обвинительные процессы – это то, что происходит в современном обществе; в современном мире существуют разделения на правильные поступки и неправильные, и в современном обществе одни люди обвиняют других людей. Так в чем же необходимость использования для разрешения актуальных проблем философской концепции, которая датируется XI – XII веками? Такая необходимость неочевидна. Во-первых, современная эпоха имеет достаточные отличия от средневековой, во-вторых, основания разделения поступков на правильные и неправильные сейчас и в средневековую эпоху значительно отличаются друг от друга, в-третьих, во времена средневековья использовались другие методы ведения уголовного процесса. Так в чем же состоит эта необходимость и на каких основаниях можно привлекать средневековую концепцию для решения насущных проблем?

Прежде чем отвечать на этот вопрос, нужно провести небольшой разбор современного уголовного процесса в Российской федерации. Хотя целью исследования не является уголовный процесс, тем не менее, это хороший иллюстративный пример, на котором можно показать возможность привлечения схоластического реализма. Итак, уголовный процесс включает в себя несколько основных понятий. Начнём с понятия преступление. Что такое преступление? Преступление по юридическому определению, - это общественно опасное действие или бездействие, которое может быть совершено физическим лицом или группой физических лиц. Важно заметить, что уголовные преступления не могут быть совершены юридическими лицами. Что интересного в этом определении? То, что в нём вводится основание для разделения всех действий на правильные и неправильные. Почему на это стоит обратить внимание? Потому что все общественно опасные деяния перечислены в Российской федерации в таком документе, как уголовный кодекс Российской федерации. В принципе, выстраивая работу с преступниками на основании этого документа разделение на правильные и неправильные поступки можно было бы ввести, руководствуясь чистым формализмом. Например, есть у нас в уголовном кодексе Российской Федерации 161 статья. Тогда все поступки, которые не перечислены в этом кодексе – правильные. Все, которые перечислены – неправильные. В таком случае, основанием разделения поступков на правильные и неправильные будет только сам текст документа. С точки зрения юридической практики, то есть практики определения того или иного поступка как преступления или не преступления, и всех дальнейших действий выход за рамки документа кодекса не нужен. Однако, такого не происходит, то есть кроме самого кодекса в юридической науке находится определение преступления как такового. Зачем это нужно? Ответ юристов и философов политики и права состоит в том, что это определение преступления нужно для ограничения произвола законотворчества. Это разумный ответ, так как уголовный кодекс Российской федерации, как и других стран мира, и это достоверно известно, был написан людьми, как правило, политиками. Если мы будем подходить к разделению правильных поступков и неправильных на основании исключительно текста уголовного кодекса, то, поскольку текст пишется конкретными людьми, и получается, что разделение на неправильные и правильные поступки будет на основании индивидуальных предпочтений законодателей. По определению, когда нормой закона становятся не какие–либо общие принципы, а воля отдельно взятого лица или отдельно взятых лиц, то это произвол. То есть для определения правильных или неправильных поступков произволом руководствоваться нельзя, считает юриспруденция, нужно руководствоваться некоторыми общими принципами. И тут можно задать классический философский вопрос, а именно, почему для определения правильных и неправильных поступков нужно пользоваться какими-либо общими понятиями, а не индивидуальным решением одного человека? Ведь с таким решением есть несколько классических противоречий. Во-первых, эти общие принципы сами по себе не действуют в этом мире, то есть всегда будут люди, которые пишут законы, всегда будут люди, которые будут заниматься исполнением этих законов и наказанием преступников. В отличие от людей, любые общие принципы не существуют в эмпирическом восприятии, следовательно, проявляются классические проблемы интерпретации этих принципов и того, почему интерпретация одних людей считается правильнее, чем интерпретация других людей. Ответ на эти вопросы в отношении законов и общества тоже классический. Он состоит в том, что если каждый человек будет индивидуально решать какие поступки правильные, а какие нет, то тогда невозможно ни общество, ни государство. Поскольку в выборе того, что считать правильным, а что нет, человек, как показывает практика органов МВД, ограничен только законами природы, то можно допустить вариант, что у каждого человека будут свои индивидуальные законы и свои индивидуальные представления о том, что нужно делать в этом мире, а чего нет. Однако, в таком случае невозможна никакая кооперация между людьми, так как, собираясь на какое-либо совместное предприятие, люди должны быть уверены в том, что их сообщники по какому-либо совместному делу сделают то, что от них ждут. Одно из определений преступления в современном школьном учебнике обществознания – это такое действие, которое не ожидается от законопослушного гражданина. То есть, при кооперации люди ожидают друг от друга определенного поведения, иначе говоря, все возможные действия при кооперации делятся на две группы: на те, которые люди ожидают друг от друга, и те, которых не ожидают. И для того, чтобы кооперация успешно состоялась нужно чтобы эти разделения совпадали у людей внутри группы, тогда и только тогда кооперация будет успешной. Для того чтобы существовали объединения людей, нужно чтобы люди внутри этого объединения использовали одно на всех разделение всех возможных поступков на правильные и неправильные. Тогда становится понятным, почему юриспруденция использует для определения преступления термин «общественный вред». То есть, под «общественным вредом» понимается такие действия, которые мешают успешности совместных действий такого объединения людей как, например, Российская Федерация. Однако, вопрос произвола при этом все равно не снимается. Пусть выяснено, что для существования объединения людей и для успешной деятельности этих людей необходимо, чтобы они использовали одно на всех разделение всех возможных поступков. Но почему само это разделение не может быть прописано одним человеком или группой людей? Для группы организованных преступников это также актуально, для их более успешной совместной деятельности по нарушению закона, им нужно будет использовать какое-то свое разделение поступков на правильные и неправильные, и чем больше людей использует это разделение, тем успешнее будет преступная кооперация. То есть, чисто прагматический подход не позволяет дифференцировать преступления и не преступления внутри даже одного государства, поскольку этот принцип универсален для любых, в том числе и преступных объединений людей. И такой подход не позволяет объяснить причину такого феномена как «обвинение». Подходя к преступным группам с точки зрения критерия успешности кооперации, мы можем отличить эти объединения от государства только по количеству участников и по различию оснований, по которым все возможные поступки делятся на хорошие и плохие, то получается, никаких принципиальных отличий между государством и преступной группировкой не существует. Как и не существует никаких принципиальных отличий между государством и религиозным объединением людей, как и не существует отличий между преступной группировкой и религиозным объединением людей. И тут возникает вопрос: что же тогда такое обвинение? Как объяснить этот феномен? Если все человеческие объединения отличаются только количеством участников и основаниями разделения всех возможных поступков на правильные и неправильные, то непонятно как одна группа может обвинять в чем-то другую, так как слово «обвинение» теряет в этом случае всякий смысл. Понятно, что успешность кооперации государства снижается успешностью кооперации преступных группировок, она также может быть снижена успешной кооперацией других государств и религиозных организаций. Почему же тогда государство с другими государствами воюет, а своих преступников именно обвиняет? В чем смысл обвинения человека другим человеком? Действие с точки зрения успешности кооперации излишнее и бессмысленное. К тому же успешности кооперации могут мешать и природные процессы, скажем катаклизмы. Но никто не обвиняет дерево в том, что оно упало на дом и помешало успешной кооперации по постройке дома коллективом рабочих, а обвиняют рабочего в случае, если он употребил алкогольсодержащие напитки и в состояния алкогольного опьянения разрушил постройки. Очевидно, что одного критерия успешности кооперации для обвинения однозначно недостаточно. Поскольку сама по себе успешность кооперации не необходима. Безусловно, с помощью кооперации значительно проще добиться большинства целей, но вот сами по себе эти цели не необходимы. Например, в сообществе люди проще и эффективнее выживают, но для отдельного человека это не необходимо. Но человек может, и такое нередко происходит, принять иное решение, как в отношении собственной жизни, так и в отношении других людей, так и при некотором стечении обстоятельств - человечества в целом. Это может мешать разным группам людей, с такими людьми можно бороться, но только его нельзя обвинять, если единственный критерий человеческого объединения – это успешность кооперации. Можно тогда заявить, что процесс обвинения сам по себе иллюзия, которая может быть редуцирована к инстинктам выживания человека и которая является формой проявления борьбы за успешность кооперации. При таком предположении уголовный процесс сущностно ничем не отличается от войны между государствами, только проявляется в другой форме. Однако с этим предположением возникают значительные сложности. Первый тип таких сложностей – это психологические сложности. Человек, сталкиваясь с преступлением, испытывает целый набор чувств, которые специфичны именно для ситуации преступления. Второй тип связан с тем, что в рамках борьбы за выживание человек противостоит не только группам людей, которые против его успешного выживания. Однако обвинению подвергаются только люди или то, что отождествляется с людьми. Например, римский император Калигула обвинил морского бога Посейдона в своих неудачах и приказал солдатам сечь воду. В этой ситуации обвинение предъявлялось не морю, не воде, а тому, что в Римской мифологии обладало ответственностью за свои поступки, также как и люди. Прежде чем перейти к принципиальному понятию ответственности, необходимо провести сравнение вмешательства групп людей, использующих иное основание разделения всех возможных поступков на правильные и неправильные с точки зрения критерия успешности кооперации. Есть ситуации, когда уровень ущерба группе, который произошел вследствие вмешательства групп, использующих иное основание разделения всех возможных поступков на правильные и неправильные, превышает ущерб группе от вмешательства природных катаклизмов. Возможна и иная ситуация, при которой уровень ущерба от вмешательства природных катаклизмов превышает уровень ущерба от вмешательства групп, использующих иное основание разделения всех возможных поступков на правильные и неправильные. Какой из этого можно сделать вывод? Такой, что с точки зрения критерия ущерба кооперации неправильные поступки других людей ничем не отличаются по своей сущности от природных бедствий. Ущерб может быть разный, но уровень ущерба не определяет качественных отличий преступников от природных катаклизмов. Иногда обвиняют при этом только людей или то, что может обладать схожими качествами. Тем не менее, выхода из этой теоретической ситуации два: либо критерий успешности кооперации людей недостаточен для объяснения феномена обвинения, либо обвинение - это иллюзия, за которой скрывается борьба за выживание отдельных групп людей. Об этой теории упоминалось уже в работе ранее. Для того чтобы она оказалась верной, нужна истинность тезиса о том, что борьба за успешность кооперации с природой ничем принципиально не отличается от борьбы с группами, которые используют иное основание разделение поступков на правильные и неправильные. Почему для истинности теории иллюзии обвинения нужна истинность данного тезиса? Потому что люди выносят обвинения в сторону других людей или каких-либо мистических существ, если они в них верят, но никто никогда не обвиняет вещи, в прямом смысле этого слова то есть природу. Обвинения всегда направляются в адрес того, кто или обладает сознанием, или, хотя бы на основании веры, может им обладать. Но ничто бессознательное не обвиняется. [20] Тем не менее, то, что обладает сознанием, может приносить ущерб успешности человеческой кооперации, следовательно, если методы борьбы с тем, что не обладает сознанием и не обвиняется, совпадают с методами борьбы с тем, что сознанием обладает, то тогда обвинение – это бессмысленная и бесполезная иллюзия. Но если существуют существенные отличия в способах борьбы с природой и с другими людьми, то понятие «обвинение» приобретает смысл. Следующим вопросом будет, а какой именно смысл, но сначала нужно провести различие в методах борьбы коллектива с природой и с другими людьми, и проверить, являются ли они достаточно существенными для того, чтобы отказаться от теории иллюзии.

Итак, любые природные явления обусловлены причинно- следственными связями. Именно поэтому и возможно естествознание, как об этом писал Кант. Предположим, что некоторое природное явление приносит группе людей некоторый ущерб. Что будут делать люди? Скорее всего, за явлением будет установлено наблюдение, после чего будет выдвинуто предположение, что за явлением стоит определённая причина и, исходя из этого предположения, нужно будет совершить определённые действия. Определённые действия будут совершены, если предположение оказалось корректным, то ущерб от природного явления удастся преодолеть. В дальнейшем борьба с природным явлением будет идти теми же действиями, которые оказались корректными. Если же предположение некорректно, то будет сделано следующее предположение, до тех пор, пока причина не будет установлена или пока природное явление не уничтожит группу людей. В общем, это стандартное описание выявления причинно–следственных связей. На что нужно обратить внимание в этом описании так, это на то, что людям нет необходимости учитывать то, что природное явление рассматривает их как ущерб для себя и будет предполагать свои гипотезы, чтобы реагировать на человеческие действия. Природное явление, безусловно, будет реагировать на человеческие действия, но по причинно–следственным связям, что и позволяет людям корректировать свои неверные предположения выдвижением других предположений.

Чем же отличается борьба с природными катаклизмами от борьбы с людьми, которые принимают иные основания разделения всех возможных поступков на правильные и неправильные? Предположим, группа людей столкнулась с ситуацией, в которой на них начал нападать человек, который считает, что убийство людей этой деревни – это правильный поступок и осуществляет такое поведение, пользуясь ножом. Ситуация вполне возможна. Группа, сталкиваясь с нанесением ощутимого ущерба в виде убитых, начинает реагировать. Предположим, члены группы выдвигают гипотезу, что причина смертности – это незащищенность от ножевых ранений, и принимает меры чтобы защитить себя от ножевых ранений. Убийца, проведя собственные наблюдения, замечает, что члены группы приняли меры для защиты от ножевых ранений и приобретает огнестрельное оружие. Убийства продолжаются. И тут вопрос? Разве неверна была гипотеза, что причина смерти членов группы – это ножевые ранения? Она была бы верна, если бы на месте убийцы был бы тигр. Тигр может убить человека при помощи клыков и когтей, но если принять меры против этого, например, выбить клыки и отрезать с частями мышц и кожи когти, то тигр убить человека не сможет. Здесь схема борьбы с природой работает. Если предположение корректно, то предпринятые действия приносят результат. Но вот с убийцей так не получилось. Почему же? В первом приближении кажется, что причина указана неверно, причиной смерти является конкретный человек, а не ножевые или пулевые ранения. И в пользу этого предположения действует аргумент, что если представители группы найдут убийцу и казнят, то убийства прекратятся. Однако у этого предположения есть одна существенная сложность. Когда человек погибает из-за природного катаклизма, на человеческое тело действует какая-либо физическая причина, которую можно или пронаблюдать, или зафиксировать через сложные приборы. Блокировка человеческого тела от воздействия этой причины решает проблему нанесения ущерба. То есть причина смерти от природы всегда материальна. Она может быть еще неизвестна, и тогда возникают феномены еще необъяснённых проблем. Но в ситуации с человеком ситуация получается совсем другая. Человеческое тело может погибнуть от рваных ран. Рваные раны могут быть нанесены камнями при камнепаде, когтями тигра и ножевыми ранениями убийцы. Если группа людей, которая проживает в местности, где возможен камнепад, примет меры, чтобы камни не достигали их тел, то рваные раны от камнепада им не грозят. Если у всех тигров в окрестности выбить все зубы и отрезать когти так, чтобы они никогда больше не смогли вырасти, то рваные раны от тигров тоже не грозят. Однако, если убийце с ножом отрезать руки, это не означает, что он перестанет пытаться убивать, если он считает это правильным поведением. Ему будет это тяжелее, но, тем не менее, он будет как-то пытаться это делать. То есть, не руки, а нечто иное в человеке является причиной попыток убивать и «эту нечто» пока не наблюдаемо. Существует надежда, особенно в рядах специалистов по биологии, что это обусловлено генетически и, рано или поздно, будет обнаружен ген, который отвечает за такое поведение, и проблему убийц можно будет решить таким же способом, как и другие природные проблемы. Однако генетикой нельзя объяснить другой фактор. Существует достаточно распространённое явление в современном обществе, как наркомания. И медицина обнаружила вполне физиологическую причину наркотической зависимости и разработала вполне приемлемые методы решения этой проблемы. И, казалось бы, все, есть физическая причина, есть метод решения, и тут появляется проблема, что наркоманы, большинство из которых, если верить социологическим опросам, прекрасно осведомлены о возможности лечения, сознательно выбирают наркоманию. Они не отрицают вред, не отрицают возможность лечения и преодоления ситуации, но выбирают иной путь. А кто-то прилагает усилия и применяет все свои возможности для того, чтобы избежать лечения. То есть, в человеке какая-то его часть, которая не наблюдаема, принимает решения о том, какие поступки этот человек будет считать правильными, а какие нет. И эта же часть человека будет пытаться бороться с людьми, которые считают иначе. И в этой борьбе кроме учета материальных причин, воюющим сторонам придется также учитывать то, что предположение может быть корректным, но противоположная сторона, зная или предполагая такое предположение, будет реагировать таким образом, чтобы даже выдвинутое правильное предположение не принесло результата. Какие выводы можно сделать из этого? Получается, что борьба группы людей с природой может закончиться правильной гипотезой о причинах явления, а в случае борьбы с людьми, которые принимают другое основание разделения поступков на правильные и неправильные, даже если все предположения о причинах будут корректными, то это может не привести к положительному результату вообще. Следовательно, методы борьбы с природой и методы борьбы с другими людьми существенно отличаются друг от друга. Следовательно, теория о том, что обвинение – это иллюзия, за которой стоит борьба за эффективную кооперацию некорректно.

Тогда нужно отвечать на следующий вопрос? Какой смысл стоит за обвинением человека человеком? Прежде чем отвечать на этот вопрос, следует обратить внимание на то, почему люди не обвиняют вещи? Вещи жестко подчиняются причинно–следственным связам и связаны необходимостью. Если вещь причинила человеку или группе людей вред, то не могло быть иначе. Так сложились причинно–следственные связи, что вещь причинила вред. Альтернатив ситуации не было и быть не могло. В ситуации человека, обвиняющий говорит обвиняемому, что он виноват и несет ответственность за свой поступок. Что такое ответственность? Обвиняющий подразумевает вину. Что такое вина? Вина – это ситуация, когда обвиняемый послужил причиной событий, приведших к ущербу. В чем же отличие обвиняемого как причины от вещи как причины? Отличие состоит в том, что допускается возможность, что обвиняемый мог поступить иначе. Иначе говоря, предполагается, что у обвиняемого была свобода. Свобода реализовать тот или иной поступок. Итак, обвинение предполагает, что у обвиняемого есть свобода. Встает вопрос, а свобода чего есть у обвиняемого? В первом приближении возникает мысль, что эта свобода – это классическая свобода воли, или свобода выбора между несколькими поступками. Однако это не так, по той причине, что человек не может совершать неправильные поступки. Тезис, что человек не может совершать неправильные поступки очень сильный, но его можно аргументировать. В первую очередь, правильность или неправильность поступка определяется по какому-либо основанию. Без этого основания не существует правильных или неправильных поступков. Получается, что прежде чем выбирать между правильными и неправильными поступками, нужно ввести основание. Однако один и тот же поступок может быть и хорошим и плохим, в зависимости от оснований. Как такое возможно? Такое возможно, если трактовать правильное и неправильное, не основываясь на моральной интуиции, а буквально, то есть, правильный поступок – поступок, соответствующий правилам, неправильный – поступок, несоответствующий правилам. Иными словами, правильный поступок – это тот, на который у человека есть право, а неправильный тот, на который у человека прав нет. А правила или права выводятся из основания разделения всех возможных поступков. То есть человек выбирает не поступки, а основания, из которых следует система правил, которая делит все возможные поступки на правильные и неправильные. Почему это происходит именно так? У человеческого тела есть процессы, которые обусловлены физиологическими причинами. Один из таких процессов – дыхание. Оно обусловлено причинно–следственными связями и происходит автоматически. Человек обладает свободой задерживать дыхание. Но как он это сделает? Особенно в первый раз? Он не сможет сделать это автоматически, потребуется решение сознания, для того чтобы воплотить в жизнь задержку дыхания. Дальше потребуется обоснование, зачем нужно задерживать дыхание в определенный момент времени, и потребуется план, как выполнить такой поступок. Если человек не придумает какое-нибудь, пусть и не самое рациональное основание, зачем ему задерживать дыхание, он этого и не сделает. Случайно сам себе человек дыхание не задерживает. И у него будет альтернатива не задерживать. Но какая на самом деле у человека будет альтернатива? Есть два поступка: один - задержать дыхание, второй - не делать этого и дышать как обычно. Выбирает ли человек между этими двумя поступками? Неочевидно, но все-таки, он выбирает основания, причины, по одним из которых поступок задержать дыхание должен быть совершен, по другим - должен быть совершен поступок дышать нормально. Выбор основания ранжирует эти два поступка, делая один из них правильным, другой неправильным. То есть, основания сформируют правила, по которым один из поступков будет соответствующим правилу, другой несоответствующим. Здесь нужно учесть один культурный аспект термина «основание». В свете наследия классической метафизики предполагается, что основание должно быть не только познано разумом, но еще и как-то обосновано. Однако, в данной работе основание употребляется буквально, то есть то, на чем может быть что–либо основано. То есть основание, которое создаст правило, которое разделит все возможные поступки на правильные и неправильные, должно быть познаваемым, но не обязано быть обоснованным. То есть оно может быть нерациональным, с точки зрения, скажем, научной оценки. Классический пример, вера в христианского Бога достаточна для разделения всех возможных поступков на правильные и неправильные, но сама эта вера не рациональна, что не мешает ей быть основанием для разделения поступков.

Итак, есть схема, по которой человеку осмысленно может быть предъявлено обвинение. В этой схеме человек обладает сознанием, которое способно выбирать между различными основаниями, которые создадут для человека правила, которые разделят все возможные поступки на правильные и неправильные. После этого человек реализует поступок, который является правильным в выбранной им системе: основание – правило – разделение поступков, и является неправильным в противоположной системе другого человека или других людей. Тогда другой человек или группа других людей, выбравших противоположную систему, могут предъявить этому человеку обвинение, и это действие будет иметь смысл.

Итак, получается, что для осмысленного рассуждения об обвинении требуется несколько ключевых концептов. Первый - это концепт свободы выбора из оснований, которые не являются материальными. Второй – это концепт реальности оснований, из которых совершается выбор. Третий концепт – это концепт первичности этого выбора перед реализуемым поступком, при этом невозможность совершения свободного поступка без этого выбора означает, что для ситуации обвинения выбор более важен, чем поступок, так как поступок может быть совершен и без свободного выбора, например, в состоянии психического заболевания. Но такой поступок не может создать ситуации обвинения, кроме случаев судебной ошибки, но ошибка заключаться будет в том, что свободный выбор будет предполагаться там, где его не было и быть не могло. В некотором смысле, этот выбор между основаниями разделения поступков для ситуации обвинения важнее поступков, поскольку поступок – это только реализация выбора, следовательно, для ситуации выбор реальнее поступков. И четвертый концепт – это полная ответственность человека за такой выбор.

Такой набор концептов является обоснованием необходимости привлечения концепции схоластического реализма для рассуждения и о ситуации обвинения и ситуациях проявления зла Схоластический реализм – это средневековая философская концепция, которая характеризуется принципом «Universalia ante res», то есть универсалии, интеллектуальные объекты, которые познаются разумом реальны, а вещи вторичны. Это хорошо описывает ситуацию выбора между основаниями, поскольку эти основания – это познаваемые интеллектом спекулятивные объекты, которые не должны быть обоснованы опытом или доказательством, поскольку им для того чтобы стать основанием разделения всех возможных поступков на правильные и неправильные достаточно просто быть познаваемыми. Также в концепции схоластического реализма есть душа, которая и обладает всеми свойствами сознания и может нести полную ответственность за сделанный выбор. [29]

Тем не менее, концепция схоластического реализма не единственная и уникальная, в рамках которой можно осмысленно рассуждать о ситуации обвинения. Поэтому дальнейшее исследование будет построено на анализе двух других концепций, которые являются иллюстративными для описания двух генеральных линий в отношении неправильных поступков и мыслей, иначе говоря, в отношении зла. Это концепции негационной теории зла и эволюционной теории морали. После этого будет рассмотрена сама концепция схоластического реализма. Такой способ рассмотрения позволит избежать двусмысленностей в оценке и описании зла, которые могут возникнуть при рассмотрении только концепции схоластического реализма.

При реализации этой работы будут использоваться два метода. Первый – это метод экспликации концепции из текстов авторов, с учетом исторического и культурного контекста. Второй – это метод учета культурного и исторического контекста. Для этой работы будет использоваться метод Мишеля Фуко, то есть метод анализа повседневных практик, окружавших философов на момент написания работ. Необходимость такого метода заключается в том, что легче всего концепция онтологического зла демонстрируется на примерах судебных процессов и осуждения преступников. Схоластические реалисты активно участвовали в обвинительных процессах против схоластических номиналистов, однако их суждения в трактах не всегда касались этой темы, хотя они и не противоречат суждениям, выносимым на судебных процессах против номиналистов. Поэтому для полноты концепции требуется привлечение не только самих произведений, но и описания судебных процессов над номиналистами, которые стали образцами для дальнейших инквизиционных судебных процессов. [23]

Глава 2

Негационная теория зла.

Негационная теория зла – это теория зла, которая была создана в античности Платоном и с изменениями существует до сих пор. Основной постулат данной теории состоит в том, что зла реально не существует, существует лишь недостаток добра. И по этой теории люди не совершают добрых или злых деяний, люди совершают только более добрые деяния или менее добрые деяния. А зло – это небытие, его не существует. Именно этим обосновывается термин «негационая теория зла». В этой теории зло - это состояние мира, когда не хватает добра. В этой системе все поступки ранжируются по количеству добра и, строго говоря, не образуется двух глобальных групп правильных и неправильных поступков. Почему эта теория будет рассмотрена в рамках данной работы? Обвинение человека человеком в неправильных поступках может быть двух типов. Это может быть обвинение в ошибке в процессе трудового процесса. В русском языке такое словоупотребление возможно, хотя за таким обвинением стоит не утверждение об отличии оснований разделения всех возможных поступков на правильные и неправильные, а трудовое замечание. Когда же речь идет о настоящем обвинении, то другой человек обвиняется во зле. Злом в таком случае называется, при сделанных выше допущениях, иная система оснований. Однако термин «зло» не конкретный, он имел и имеет множество коннотаций, которые могут придать лишние смыслы при разборе концепта онтологическое зло, поэтому их нужно по возможности исключить. Что и будет сделано на основании разбора двух самых иллюстративных примеров использования термина «зло».

Итак, первый раз в истории философии негационное зло встречается у Платона. Платон не был христианином и не мог ничего знать о христианстве, поскольку жил намного раньше. В связи с этим, у Платона нет еще термина «зло». Однако, у Платона есть аналог этого термина – это термин «несовершенство». Все плохое, что происходило в период жизни Платона, античный философ объяснял несовершенством этого мира. В его философии есть два мира, один – это мир идей, он совершенен, и там нет зла. Есть мир вещей, он несовершенен и в нем зло есть. Платон объяснял это тем, что материя не дает возможности воплотиться идеям полностью, и в этом мире можно наблюдать только вещи, как неполностью воплощенные идеи. Идеи сами по себе совершенны, а вещи, поскольку являются только частичным воплощением – несовершенны. Вещи, как и процессы происходящие в этом мире, для Платона только тени на стенах пещеры. Какие выводы с точки зрения вопроса о зле предлагает эта концепция? Вывод предлагается такой: зла реально не существует. Зло – это временное несовершенство нереальных вещей. Можно ли тогда, с точки зрения Платона, обвинять в чем-либо конкретных людей, будет ли это иметь какой-либо смысл? Нет не будет. Совершенство – неотъемлемая часть мира, в нем никто не виноват и не может быть виновен. Бороться с ним также бесполезно, так как не существует методов внутри этого мира для достижения совершенства. [37]

Хотя Платон и не предложил законченной концепции зла, он предложил принцип, ставший основанием для всех дальнейших концепций негационного зла. Этот принцип заключается в том, что людям плохо в этом мире, так как в нем чего-то не хватает, зло - это столкновение людей с нехваткой этого чего-то. Для Платона в этом мире не хватало блага и совершенства. При этом важно учитывать, что Платон заложил именно принцип негационного зла. Назвать его полным основателем этой группы теорий нельзя, так как было уже написано выше, у Платона не было термина «зло».

Тогда можно задать вопрос, а можно ли спекулятивно вписать концепт зла в теорию Платона? Причина отсутствия термина «зло» у античного философа можно объяснить через ссылку на культурно–исторический контекст. Понятие «зло» - это часть классической моральной дихотомии «добро – зло». Эта дихотомия предполагает разделение всего бытия на две, и только две части, одна из которых относится только к добру, другая только ко злу. Эти концепты абсолютны, они определяют все части бытия и не оставляют зазоров для чего-то третьего. Постулирование такого абсолютного разделения мироздания требует отсылки к чему-то абсолютному, что могло бы выступить гарантом такого разделения и гарантом существования и добра и зла. Таким абсолютом в христианстве выступает Бог, который заключает в себе соединение этического абсолюта и онтологического абсолюта. Такое соединение позволяет делить на два полюса и связывать между собой и природу и этику, производя таким образом вышеописанную классическую дихотомию. Однако ни одно из современных Платону мировоззрений такого абсолюта еще не мыслила, а христианства еще не было. Поскольку не было христианства, то не было двух идей, без которых проблематично разумное рассуждение о добре и зле. Это идея линейного времени и идея свободного выбора человека.

Следующим крупным философом, который досконально развил идеи негационной теории зла, был Августин блаженный. Этот философ совместил платоновские представления о несовершенстве мира с христианскими представлениями о добре и зле и дал такое описание теории негационного зла, которое можно считать каноническим. Августин сталкивался со злом не только в теории, в свой дохристианский период этот человек был успешным адвокатом, который выиграл немало уголовных дел. Поэтому вопрос зла был для Августина крайне актуален и с точки зрения его личного зла, и с точки зрения всеобщей природы этого вопроса.

Суды в Римской империи, как и суды в классической Греции, были местами, где красноречие могло победить истину. Этим во времена Платона пользовались софисты. Они как сами выигрывали судебные процессы, так и учили этому за деньги других. Теория зла Платона была создана им в том числе и как противовес софистическим представлениям о мире. И Аврелий Августин, и Платон столкнулись с одним и тем же недостатком современной им судебной системы. Многие из этих изъянов сохранились до сих пор. Основным изъяном был разрыв между тем, что происходило в жизни и тем, как это наказывалось в суде. Часто происходили случаи, когда красноречие ответчика или красноречие приглашенного ответчиком за плату защитника, могло послужить причиной оправдания в суде человека, который в реальной жизни совершил преступление. С таким явлением сталкивался и Платон, как гражданин демократических Афин, так и Августин, практикующий адвокат Римской империи. Оба оценивали происходящее негативно, но с разными небольшими различиями в интерпретации происходящего феномена. Возвращаясь к Платону, можно сказат