Я рассказал ему о ночном происшествии. Ни малейшего впечатления.

Выслушав до конца, он скривил губы и прошелся по комнате. Потом быстро

Распахнул окно на улицу, выглянул туда; часовой брякнул ружьем.

-- Здравствуй, молодец!

-- Здравия желаю, г[осподин] полковник!

-- Ну что, говоришь, убить хотели вашего командира?

-- Так точно, да Бог миловал.

-- Со мной всегда Бог. А как ты думаешь, молодец, убьют меня в конце

Концов?

-- Никак нет, -- гаркнул солдат.

-- Э, душа моя, убьют -- другой найдется Бермонт. Так или иначе, а в

Москве мы будем. Правда, дружище?

-- Так точно.

Это становилось уже театральным. Из глубины комнаты вышел заспанный

Линицкий. Еще в дверях он изобразил на лице испуг, сменив его вдруг

Радостью.

-- Ах, сволочи...

Бермонт задорно оскалил зубы и выругался.

-- Что, Линицкий, шевельнулась, брат, душа? Плохо они знают Бермонта:

На него нужны двенадцатидюймовые пушки.

Он щелкнул пальцами (мастер!) и, выглянув в сонную улицу, громко

свистнул, потом сказал часовому:

-- Подойди ближе, голубчик, дай твою руку -- вот тебе моя. Передай всем

Твоим товарищам, что ни один из вас со мной даром не погибнет. Слышишь? Ни

один! А убить меня нашим врагам не удастся. Видимо, солдат растерялся:

Слышно было глухое бормотанье.

Поверить в искренность покушения какого-то чудака я не могу. Что-то

Темновато.

Июля.

Штабы и разные управления нарастают с непостижимой быстротой: появился

Штаб железнодорожной роты, управление инженерно-строительной роты, рабочей

роты и т. п. С каждым днем через вербовочное бюро в Берлине (кап[итан]

Непорожный) к нам прибывают офицеры и солдаты разных родов оружия -- саперы,

Железнодорожники, артиллеристы, авиаторы, пехота.

Один из наших полковников (Вольский) послан в Шавли для открытия

Вспомогательных вербовочных бюро. В настоящее время число их доходит до

Одиннадцати. Средства на это отпущены огромные. Кстати, жалование мы

получаем -- т[ак] наз[ываемые] Ostgeld; солдаты до 10 мар[ок], офицеры от 10

[до] 50 мар[ок] в день. Кухня у нас немецкая -- невкусно, но сытно. Каждый

день к казармам подкатывают грузовики, отмеривают "порции" для роты или

Батальона и катят дальше.

Солдаты довольны. Офицеры все жалование спускают по ресторанам и кафе,

Отчего вид у многих остается по-прежнему притертым. Немецкие мундиры надо

Непременно перешивать -- без этого они мешковаты. Бермонт возмущается тем,

Что офицеры много пьют: вчера за это долго распекал на улице одного из них.

Ливенский отряд, действительно, готовится к отъезду на фронт

Юденича.

Полковник Вырголич, кажется, отделяется от нас (у него небольшая

группа). Впрочем, он с самого начала держит себя как-то самостоятельно.

Бермонт на него поглядывает косо:

-- Без меня у него ничего не получится.

Эта самоуверенность -- главная черта его; мне кажется, что она иногда

Принимает форму непонимания и, тем не менее, все привыкли слушать Бермонта

(за исключением мягкого полковника Потоцкого, который тоже "слушает", как

Безукоризненного, делового начальника с бравой, решительной душой). Бермонт

На этом выедет.

Июля.

Митава накаляется, буйно закипает настоящей жизнью веселого гарнизона.

По вечерам ее улички густо забиваются говорливыми толпами солдат, офицеров,

Девиц.

В парке до утра гремит музыка, оркестр, очень часто замелькали косынки

Сестер милосердия.

Я заметил, что не только лазареты (они тоже возникают и развиваются)

Заполняются неисчислимым количеством женщин, но и все штабы и канцелярии.

Куда ни зайдешь -- всюду слышишь их звонкий смех, выстукивание на машинке,

Шуршание платьев.

Канцелярщина медленно, губительно затопляет военную организацию;

Присутствие женщин перегружает наш корабль. Я обратил на это внимание

Бермонта.

-- Дорогой, не могу отказать хорошенькой женщине, когда она просится на

Службу, -- таков его ответ.

Если на этих рельсах покатимся дальше -- верный проигрыш....Вечером

произошел скандал в кафе "Elite". Пьяные офицеры, раздвинув столы в огромном

зале, сбились в кучу и громогласно запели: "Боже, царя храни..."

Какой-то подвыпивший штатский запротестовал; среди офицерства крикнули:

"Большевик, агент..."

Началась свалка. Штатского куда-то убрали. В эту минуту в кафе вошел с

Адъютантом полковник Потоцкий. Резким, категорическим тоном приказал не

Бесчинствовать, на что офицеры ответили покорностью.

Сегодняшний приказ по бригаде гласил: "...Озорство это губительно; то