Внутрицерковная борьба. Консолидация Московской патриархии

 

В мае 1922 г. несколько человек во главе с Введенсским явились к находившемуся под домашним арестом в Троицком подворье в Москве патриарху Тихону и предъявили ему ряд претензий и требований. Патриарху было сказано, что его антисоветская политика завела церковь в тупик и поставила ее на край гибели. Визитеры потребовали от Тихона снятия с себя сана патриарха и передачи церковной власти другим людям, пока новый Поместный собор не определит окончательно, каков будет церковный режим в дальнейшем.

Положение Тихона и всей патриархии было к этому времени весьма сложным. Белогвардейская контрреволюция окончательно провалилась. Советская власть утвердилась прочно, и никаких надежд на ее ниспровержение, по меньшей мере в ближайшее время, питать не приходилось. Предстоял ряд судебных процессов, в которых руководящие церковные группировки как в центре, так и в ряде случаев на местах должны были нести ответственность за кровавые столкновения, спровоцированные ими в связи с изъятием церковных ценностей, и вообще за многочисленные акты контрреволюционной деятельности. В этих условиях Тихону приходилось определить свое отношение к установившемуся советскому строю в более лояльных формах, чем когда бы то ни было ранее. И особенно побуждала его к этому обстановка, сложившаяся в связи с Карловацким собором ноября — декабря 1921 г. и деятельностью созданной на этом Соборе белоэмигрантской церковной иерархии.

В указанное время югославский город Сремские Карловцы дал убежище собранию наиболее реакционных и агрессивных элементов церковной и околоцерковной белогвардейщины, наименовавшему себя «Русским всезаграничным церковным собором». Его участниками явились 13 архиереев, бежавших за границу вместе с войсками белогвардейцев, и около полутораста клириков и мирян, среди которых были деятели царского правительственного аппарата, колчаковские, врангелевские и прочие белогвардейские офицеры и т. д. Политическая физиономия Карловацкого собора определялась тем, что им руководил пресловутый Антоний Храповицкий, а активными участниками являлись М. В. Родзянко, один из главных в дореволюционной России погромщиков Н. Марков II («Валяй-Марков»), известный уже нам казачий полковник П. Граббе и подобные им.

Без какой бы то ни было маскировки Карловацкий собор поставил в центр всей своей деятельности не столько церковно-религиозные, сколько политические вопросы. Речь шла о том, чтобы сконцентрировать всю деятельность белогвардейской эмиграции на задачах свержения Советской власти. Соборные отцы утверждали, что в условиях, когда политические и военные лидеры контрреволюции обнаружили свое полное бессилие в этом отношении, инициативу должна взять на себя церковь. Митрополит Антоний заявил в одной из своих речей: «Милюкову не восстановить монархию, за ним нет реальной силы, но есть иная организация, которая свергнет большевиков, — это православная русская церковь» 60. В этом духе были выдержаны все принятые Собором документы, в частности обращение к Врангелю, к матери бывшего царя Марии Федоровне, к правительствам буржуазных государств и к главам православных церквей.

Тихоновская патриархия не могла не выразить своего отношения к этим церковным белогвардейцам.

Это было тем более существенно, что карловацкие деятели не упускали случая декларировать свою приверженность и подчиненность Тихону и его иерархии. Как в документах Собора, так и в указах созданного им Высшего верховного управления неизменно содержались ссылки на «благословение святейшего Тихона, патриарха Московского и всея России». Митрополит Антоний официально именовался «наместником всероссийского патриарха». Тихон не был в состоянии открыто присоединиться к решениям Карловацкого собора и признать «заграничное ВЦУ» находящимся в его юрисдикции. Косвенно же он давал понять свое благорасположение к деятельности Собора. Показательна в этом отношении публично выраженная Тихоном благодарность сербскому патриарху Димитрию за то, что он предоставил возможность с санкции сербского правительства обосноваться карловчанам на территории Сербии. Остается несомненным фактом и то, что патриарх ни разу не дезавуировал заявления карловчан о том, что их деятельность ведется с его патриаршего благословения.

В дальнейшем все же Тихону пришлось отмежеваться от них. В начале мая 1922 г. он объявил о ликвидации Карловацкого ВЦУ и возложил руководство православными приходами за границей на Евлогия, возведенного им немного раньше в сан митрополита. Хотя новый руководитель тоже был одним из главных деятелей карловацкой группы, его позиция была несколько более умеренной в сравнении с позицией Антония, так что жест патриарха выглядел имеющим некоторое в конечном счете все же символическое значение. Карловчане это поняли и изобразили видимость подчинения патриарху, упразднив свое ВЦУ и тут же заменив его «Временным священным архиерейским синодом». Председателем этого учреждения остался Антоний, хотя рядом с ним и стоял новый «управляющий приходами» митрополит Евлогий.

В этой обстановке Тихону пришлось реагировать на претензии и требования явившейся к нему группы Введенского. Он не мог их полностью отвергнуть, но и не был еще в состоянии в это время открыто порвать с белогвардейщиной и выразить свою лояльность Советской власти. После довольно активного маневрирования он согласился на то, чтобы передать управление церковью назначенным им лицам, каковые должны были подготовить новый Поместный собор, который окончательно решит «проклятые вопросы». Из этого ничего не получилось, ибо ярославский архиепископ Агафангел, которого предназначил для этой роли патриарх, уклонился от таковой чести и не приехал в Москву, а второй — петроградский митрополит Вениамин был как раз в эти дни арестован и предан суду за тяжелые политические преступления. В конце концов Тихону пришлось выдать группе Введенского документ о том, что он возлагает на нее обязанности Временного церковного управления, а сам устраняется от руководства церковными делами.

Наступила краткая эра главенства в церкви группы духовенства, настаивавшей на полном изменении отношения к Советской власти и на признании ее по меньшей мере столь же богоданной, как и другие власти, которые, как известно по Новому завету, все происходят от бога. Эта общая установка должна была найти свое организационное оформление в системе каких-то учреждений и группировок духовенства, возглавлявшихся определенными личностями. И началась групповая борьба, побудительными мотивами в которой далеко не всегда были идейно-религиозные соображения…

Еще в предшествовавшие два-три года в разных пунктах страны те или иные представители духовенства разными способами подавали свой голос в пользу пересмотра политической позиции православной церкви. Архиепископ Уфимский Андрей (князь Ухтомский), недавно формировавший у Колчака полки Иисуса, выступил в 1920 г. с публичным заявлением о том, что он раскаивается в своей прежней деятельности и готов активным сотрудничеством с Советской властью искупить свои политические прегрешения. Нижегородский митрополит Евдоким, до революции возглавлявший православные приходы в США, активно демонстрировал свои просоветские взгляды в проповедях и в статьях, публиковавшихся в прессе. Так же действовали и епископ Григорий в Екатеринбурге, епископ Виктор в Вятке и др. Большая группа «прогрессивного» духовенства образовалась в Петрограде, и одно время она включала в себя представителей различных сектантских общин. Организовалось было и межконфессиональное (вместе с православным духовенством) объединение под названием «Исполком-дух» (Исполнительный комитет духовенства).

В середине 1922 г. сторонники «обновленчества» в православной церкви создали специальную организацию с участием как духовенства, так и мирян под названием «Живая церковь». Состав ее был весьма пестрый и разнообразный. Из духовенства в ней участвовали помимо Введенского протоиерей Красницкий, в свое время состоявший в Союзе русского народа, архиепископ Антонин Грановский, уволенный Тихоном на покой, митрополит Евдоким, профессор церковной истории Б. В. Титлинов, бывший при Керенском прокурором Синода В. Н. Львов, ближайший сотрудник Введенского петроградский протоиерей А. Боярский и др. Было предпринято издание специального журнала «Живая церковь». В ряде городов организовались местные комитеты живоцерковников. Хотя все движение протекало в рамках и под началом ВЦУ, состав которого был назначен Тихоном, фактически оно противопоставляло себя тихоновской патриархии, причем разные группировки внутри «Живой церкви» распространяли это противопоставление на различные сферы церковной жизни. Объединяло же всех живоцерковников стремление к тому, чтобы увести патриархию и вообще старую церковь с ее воинствующих, реакционных политических позиций.

В вопросах же организации духовенства, церковного управления, а тем более литургики и догматики среди участников движения было много разногласий. И что, может быть, имело еще более серьезные последствия — было много игры личных интересов, честолюбия, властолюбия, карьеризма. Очень скоро из общего движения стали выделяться различные группировки и направления со своими «вождями» и идеологами. Во второй половине 1922 г. в составе обновленцев существовали три основные группировки: 1) собственно «Живая церковь» во главе с протоиереем Красницким; 2) группа «Церковное возрождение», возглавляемая архиепископом Антонином, и 3) «Союз общин древлеапостольской церкви», во главе которого стоял Введенский. Каждая из групп составляла свою фракцию в ВЦУ, причем большинство мест занимала «Живая церковь». Поводов для разногласий обнаруживалось много: вводить ли брачный епископат, разрешать ли второбрачие священников, переходить ли на григорианский календарь, переводить ли богослужение с церковнославянского языка на русский, придерживаться ли строго основных догматических устоев православия, закрепленных в Никео-цареградском Символе веры и в Писаниях «отцов церкви», или, может быть, искать пути модернизации всего вероучения. По всем этим вопросам можно было бы без конца спорить, но жизнь выдвигала перед церковниками несравненно более актуальные темы, решением которых определялась судьба церкви и ее руководства на ближайшее время. История сложилась так, что обновленцы даже не успели более или менее обстоятельно разобраться во всех тех спорах, которые их разделяли.

Советским судом было предъявлено обвинение в антисоветской деятельности шестерым высокопоставленным церковным иерархам во главе с самим Тихоном («гражданином Белавиным») и архиепископом Никандром («гражданином Феноменовым»). Суд, однако, не состоялся по той причине, что обвиняемые публично заявили о полном признании ими своей тяжелой вины перед народом и дали обещание впредь полностью прекратить свою антинародную, контрреволюционную деятельность. Органы Советской власти не сочли нужным продолжать судебное преследование Тихона и его соратников. Он был освобожден «по частной амнистии» и возобновил свою деятельность в качестве патриарха русской православной церкви.

Вскоре Тихон новыми воззваниями и обращениями к верующим подтвердил бесповоротность изменения своих политических взглядов. Последний документ такого порядка был датирован 7 апреля (25 марта) 1925 г., а на следующий день Тихон умер. Обновленцы было решили, что теперь они могут унаследовать руководство всей церковью, и стали обращаться с предложениями о воссоединении к иерархам, находившимся в тихоновской юрисдикции. Это, однако, не принесло желаемых результатов.

Как уже было сказано, Тихон сразу после своего амнистирования принялся за реставрацию патриархии. Он взял обратно свой отказ от управления церковью, объявил обновленцев отпавшими от церкви и принялся собирать вокруг себя кадры староцерковников. Немедленно к нему вернулся митрополит Сергий Страгородский, совсем недавно вместе с архиепископами Евдокимом и Серафимом публиковавший заявления о полной каноничности обновленческого ВЦУ и о своем подчинении ему. Вернулся с повинной головой и протоиерей Красницкий, один из основоположников обновленчества. Вскоре вокруг Тихона собралась авторитетная в глазах верующих группа церковных иерархов, из которых он создал руководящее учреждение православной церкви под внушительным названием «Полное присутствие Высшего Церковного Управления в составе обоих органов сего Управления, как св. Синода, так и Высшего Церковного Совета».

В лагере староцерковников царила тем временем порядочная неразбериха. После смерти Тихона одно время претендентами на верховную власть в церкви были 11 высокопреосвященных иерархов. Совещание епископов-староцерковников, признававших Временный Высший Церковный Совет (ВВЦС) и получивших наименование «григорьевцы», собралось в мае 1927 г. в московском Донском монастыре. В своей резолюции совещание зафиксировало: «Мы должны с ужасом и возмущением отметить невероятное явление, что теперь уже намечены одиннадцать Патриарших местоблюстителей… Это смешение языков может быть рассматриваемо как величайшее наказание божие»61.

Наряду со стремлениями отдельных иерархов захватить власть во всей православной церкви в этот период наблюдается и стремление к разделению на отдельные автокефалии.

Еще сразу после Февральской революции 1917 г. объявил себя автокефальной церковью грузинский экзархат. В 1922 г. объявила себя автокефальной Украинская православная церковь, пребывавшая самостоятельной до 1934 г. То же было ряд лет и с Белорусской церковью. Претендовали на автокефалию и отдельные провинциальные епархии: Пензенская, Царицынская, Калужская, Томская и другие. Доходило до курьезов, когда, например, претензию на автокефалию заявляло, «объединенное совещание церковноприходских советов Дубровенских церквей» (местечко Дубровно, Белоруссия) или просто Спасская православная община г. Елабуги… Все эти разделения, совпадения, слияния и т. д. сопровождались борьбой среди верующих, иногда доходившей до кровопролитных драк и прочих эксцессов в церквах и на площадях вокруг церквей. Постепенно, однако, основная масса приходов и объединенных ими верующих сплачивалась вокруг митрополита Сергия Страгородского. Консолидация церкви вокруг этого иерарха имела одной из своих главных причин ясную политическую линию, занятую им в отношении к Советскому государству. В 1927 г. возглавляемый Сергием Синод выступил с посланием к православным верующим, в котором призывал их к лояльности по отношению к Советскому государству. Там было, в частности, сказано: «Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской Родиной».

К началу 1928 г. осталась одна группа староцерковного духовенства, противостоявшая Сергию и объединившая вокруг себя все остатки наиболее реакционных последышей тихоновщины. Ее главарем был митрополит ленинградский Иосиф Петровых. Основным пунктом расхождения между ним и Сергием было отношение к Советской власти. Митрополит Иосиф открыто поднял знамя ее неприятия.

В условиях нэпа антисоветская проповедническая деятельность иосифлян находила отклик среди торговцев и кулачества и среди прочих слоев населения, ориентировавшихся на реставрацию монархии и буржуазнопомещичьего строя. Организовывались сектантские группы «истинно-православных христиан» и приверженцев «истинно-христианской церкви», федоровцев, имяславцев, краснодраконовцев и прочих осколков церковной белогвардейщины. Их дело было, однако, обречено.

К началу 30-х годов основная масса приходов русской православной церкви консолидировалась вокруг митрополита Сергия. Все большее количество обновленческих церквей отходило от возглавлявшегося Введенским Синода и переходило в юрисдикцию Сергия, который к этому времени тоже наименовал возглавлявшееся ими церковное управление Синодом. Оба обличали друг друга в неканоничности, в самочинности захвата церковной власти. Формально обе стороны были правы и не правы, но дело решалось не проформой, а соотношением сил, которое все больше клонилось в сторону Сергия и его церковной администрации.

В борьбе за церковную власть у обновленцев фактически «козырей» не оставалось. Предполагавшиеся ими нововведения литургического, догматического и канонического порядка не встречали сочувствия в массе верующих. Оставался лишь вопрос об отношении к социалистической революции и к Советской власти, по которому с момента своего возникновения обновленческая церковь выглядела в глазах верующих-трудящихся несравненно более привлекательно, чем старая тихоновская. Но поскольку сначала сам Тихон недвусмысленно объявил о смене своих политических вех, а потом Сергий в ряде документов закрепил эту позицию, обновленчество потеряло монополию на эту политическую линию.

За рубежом продолжалась антисоветская возня, в центре которой стоял пресловутый Антоний Храповицкий. Там тоже происходила борьба группировок и направлений, возглавляемых тем или иным архиепископом или митрополитом и непрестанно конкурировавших в борьбе за приходы, прихожан и доходы. Одни группы принимали юрисдикцию Сербского патриархата, другие — Константинопольского, третьи объявляли себя автокефальными; пребывая в Париже, митрополит Евлогий одно время считал себя экзархом Московской патриархии, и потому Антоний Храповицкий чуть было не запретил ему священнослужение. После смерти Антония в 1936 г. функции главы «зарубежной православной церкви» взял на себя еще более ярко выраженный черносотенец и монархист митрополит Анастасий. И когда в политической перспективе обнаружилась грядущая война немецкого фашизма против СССР, возглавляемая Анастасием церковь заняла резко выраженную профашистскую позицию. Так, в 1938 г. так называемый Архиерейский синод за границей направил Гитлеру верноподданнический адрес как «вождю в мировой борьбе за мир и правду» 62.

Когда началась Великая Отечественная война, русская православная церковь под руководством местоблюстителя патриаршего престола митрополита Сергия заняла безоговорочно патриотическую позицию. Митрополит обратился ко всем православным верующим с посланием, в котором призывал их стойко защищать Родину, а в тылу прилагать максимум усилий для обеспечения фронта всем необходимым. Церковь собирала довольно значительные материальные средства на строительство самолетов и танков, на теплую одежду для фронтовиков, на содержание раненых, на воспитание детей-сирот. За время войны Сергий выпустил 23 воззвания к православным верующим с призывом отдавать все свои силы делу борьбы с врагом.

При всем этом на территориях, оккупированных гитлеровцами, православное духовенство нередко переходило на их сторону и вело религиозно-идеологическую пропаганду в пользу оккупантов. Наиболее ярким примером такой деятельности является активность, развернутая владимиро-волынским епископом Поликарпом Сикорским на территории оккупированной немцами Украины. Он объявил Украинскую православную церковь автокефальной и полностью поставил ее на службу немецким оккупантам. Так же действовали некоторые православные иерархи в Белоруссии, Молдавии, Эстонии.

На стороне гитлеровцев во время войны была и основная масса белоэмигрантских церковников, несмотря даже на то, что многие эмигранты, ранее занимавшие антисоветские позиции, во время войны приняли участие в сопротивлении фашизму.

За годы Великой Отечественной войны русская православная церковь, возглавляемая Сергием, окрепла в организационном отношении. Вернувшись в 1943 г. из Ульяновска, куда она была эвакуирована из Москвы в период непосредственной военной опасности для столицы страны, патриархия провела в сентябре 1943 г. Собор епископов православной церкви, на котором митрополит Сергий был избран патриархом. В том же 1943 г. церковь предприняла издание ежемесячного «Журнала Московской Патриархии», продолжающееся и в наше время. Возобновилась подготовка кадров духовенства: открылся богословский институт, вскоре преобразованный в Духовную академию.

После своего избрания патриарх Сергий прожил недолго. В 1944 г., после его смерти, на новом Поместном соборе был избран патриархом митрополит ленинградский Алексий, занимавший потом патриарший престол до своей смерти в 1970 г.

За этот период Московская патриархия окончательно ликвидировала свои внутренние расколы и деления на группировки. Прежде всего следует указать на полное преодоление обновленчества.

По существу ко времени после окончания войны оно окончательно изжило себя. Отказавшись от всех своих нововведений литургического и канонического порядка — от перехода на григорианский календарь, от попыток перевода богослужения на русский язык и т. д., оно еще некоторое время пыталось держаться на таком отличии от патриаршей церкви, как признание женатого епископата. Этого, однако, было совершенно недостаточно для того, чтобы можно было сохранять хотя бы видимость своеобразия по сравнению с патриархией. Важнейшее же в прошлом расхождение с нею по политическим позициям, как уже было сказано, потеряло свое значение после того, как патриархия безоговорочно стала на путь лояльности по отношению к Советскому государству. Среди верующих же обновленческое духовенство к рассматриваемому периоду потеряло почти всякую популярность. Ему ничего больше не оставалось, как просить патриархию принять его обратно в лоно единой православной церкви. Патриарх Алексий санкционировал такое принятие при двух условиях: 1) принесение обновленческими епископами и клириками публичного покаяния; 2) их возврат в тот сан, в котором они находились к моменту своего отпадения от тихоновской церкви. Оба этих условия были неукоснительно соблюдены эпигонами обновленчества, и последнее перестало существовать.

Патриархия одержала важную победу в юго-западных районах страны, где со дня заключения Брестской унии 1596 г. православная церковь в качестве униатской была подчинена Ватикану. В 1946 г. на Соборе униатской церкви во Львове было принято решение о ликвидации унии и о воссоединении униатской церкви с русской православной церковью. Вскоре к этому решению присоединилось и униатское духовенство Закарпатья.

В Западной Европе ряд православных приходов и приходских округов также признали над собой юрисдикцию Московской патриархии. Тот же процесс консолидации коснулся и американской и дальневосточной периферии православной церкви. В то же время последыши Карловацкого раскола в разных странах продолжали, как они это делают и теперь, стоять на оголтело-монархических, антисоветских позициях и, отказываясь воссоединиться с Московской патриархией, рассматривали себя как единственную каноническую православную церковь, именуемую «Русской православной церковью за границей».

Поместный собор 1945 г., избравший Алексия патриархом, разработал систему управления церковью и структуру органов этого управления. При патриархе был учрежден Синод, церковь была разделена на епархии, состоящие из отдельных приходов. В 1961 г. принятое Собором «Положение об управлении русской православной церкви» подверглось пересмотру на специально созванном патриархией Архиерейском соборе. Основное изменение коснулось при этом порядка хозяйственно-финансового руководства отдельными приходами. Раньше во главе приходского совета стоял священник-настоятель данной церкви. По положению 1961 г. руководство приходским советом осуществляет мирянин-староста церкви. Поскольку все финансовые и хозяйственные ее дела решаются приходским советом, функции настоятеля церкви сводятся к богослужению и чисто религиозной деятельности. Положение 1961 г. конституировало некоторые изменения и в центральных учреждениях патриархии.

Важное значение в деятельности Московской патриархии приобрел созданный в 1946 г. в составе Синода Отдел внешних сношений. Патриарх Пимен позже формулировал задачи этого отдела следующим образом: «Помимо сношений с зарубежными учреждениями московского патриархата на Отдел внешних церковных сношений возложено осуществление связи нашей церкви с поместными православными церквами, с инославными церквами и объединениями, с экуменическими организациями, с учреждениями нехристианских религий, с международными неправительственными и общественными организациями, занимающимися вопросами сохранения, упрочения и восстановления мира между народами»63.

На первом плане в этой программе стоит поддержание сношений с зарубежными православными патриархатами. Контакты с ними осуществляются Московской патриархией систематически. Имеется в виду в качестве цели этих контактов созыв «Всеправославного» собора. Из-за наличия многих разногласий по актуальным политическим вопросам между разными патриархиями созыв этого Собора представляет большие трудности, что не дает возможности даже приблизительно установить его дату. В порядке его подготовки периодически проводятся совещания различных православных патриархий.

Основными вопросами, обсуждавшимися на этих совещаниях, были те, которые связаны с отношением к «инославным», то есть неправославным, христианским церквам и исповеданиям: католическому, протестантскому и др., в частности к нехалкидонским церквам. Значение этого вопроса отнюдь не ограничивается организационными рамками «внешних сношений», он связан с некоторыми фундаментальными установками вероучения.

Особо важное место в международной деятельности Московской патриархии занимает борьба за мир.

Нужно отдать в этом отношении должное современной русской православной церкви — она активно ведет пропаганду дела мира. Это отмечается не только общественностью, но и Советским государством, которое неоднократно награждало орденами и другими знаками отличия деятелей церкви, внесших особо существенный вклад в это важнейшее дело.

В 1971 г., после смерти патриарха Алексия, был созван Поместный собор, избравший на патриарший престол митрополита Пимена. Собор полностью одобрил деятельность всего управления русской православной церкви под руководством патриарха Алексия за время между Соборами. Новый патриарх в своем докладе и выступлениях провозгласил свою решимость следовать во всем линии и примеру предыдущего патриарха Алексия. За время, прошедшее после Собора 1971 г., деятельность патриархии действительно развивалась в этом направлении.

 

МАЛЫЕ ЦЕРКВИ («СЕКТЫ»)

 

По традиции, восходящей к тем временам, когда одна церковь — православная — была в России господствующей и считалась по существу единственной в стране, а все другие христианские деноминации рассматривались как отпавшие от нее, в религиоведческой литературе и в атеистической пропаганде эти деноминации именуются сектантскими. Мы считаем необходимым подойти к вопросу несколько по-иному.

Понятие секты раскрывает свое содержание лишь при историческом подходе к нему. Его определение является при таком подходе генетическим: религиозная организация, в свое время отколовшаяся от той или иной церкви. Такое определение, однако, не раскрывает содержания самого явления, обозначаемого этим понятием, оно лишь указывает на его происхождение. Для приверженцев и апологетов той церкви, от которой отпала данная «секта», это указание чрезвычайно важно, оно дает им возможность третировать ее как группу отступников и отщепенцев. В отношении же научно-религиоведческом оно приемлемо лишь в ограниченных и именно исторических пределах.

Когда отколовшаяся от той или иной церкви группа обретает собственную организационную структуру и догматическую доктрину, когда она к тому же приобретает более или менее внушительное количество приверженцев, благодаря чему становится заметной социальной силой, она уже превращается из секты в церковь. В особенности нет оснований продолжать именовать ее сектой в тех условиях, когда в данной стране церковь отделена от государства и, стало быть, не является государственной и господствующей. Религиозная группа, возникшая как секта, становится церковью. Мы считаем поэтому правомерным такие деноминации именовать не сектами, а церквами, а в случае, если количество их приверженцев во много раз меньше, чем у других церквей, — малыми церквами. В историческом же плане для начальных периодов существования этих малых церквей мы сохраним за ними термин «секта».

Этот вопрос имеет особое значение при характеристике религиозной ситуации в нашей стране. В условиях, когда церковь полностью отделена от государства и все религиозные организации равны в своих правах, нет и не может быть того, чтобы одна из них выделялась по своему статусу как церковь, а другие рассматривались в какой-то иной системе явлений, в качестве чего-то «второсортного». Тем не менее для ряда религиозных явлений послеоктябрьского периода тоже приходится употреблять понятие сектантства.

В первые годы существования Советской власти многие малые деноминации не сразу обрели церковную организованность и продолжали существовать в аморфном, разбросанном состоянии; некоторые из них остаются в таком состоянии и теперь. Помимо того в настоящее время существуют религиозные группировки, не регистрируемые и, следовательно, не легализованные в государственном порядке. Для всех этих случаев мы сохраняем употребление термина «секты». Но, само собой разумеется, применять этот термин к баптизму и тем самым относить последний к одной рубрике, скажем, со скопчеством или ИПХ (истинно-православные христиане) было бы совершенно неправомерно.

Уже Февральская, а тем более в дальнейшем Октябрьская социалистическая революция поставили секты в новое положение по сравнению с тем, в каком они были тогда, когда православная церковь была первенствующей и господствующей в стране. Реакцией чуть ли не всех сект на происшедший переворот было его восхваление и изъявление преданности Временному правительству. Так, например, адвентисты в своем журнале объявили Февральскую революцию «ответом (бога? — И. К) на наши молитвы» 64. По случаю революции они выпустили даже специальный номер этого журнала. Сильнейшие осложнения начались лишь после установления Советской власти.

С одной стороны, обстановка складывалась для существующих сект в некоторых отношениях благополучно. В условиях отделения церкви от государства они получали свободу вероисповедания и освобождение от власти православной церкви. И еще одно обстоятельство открывало перед ними возможности роста и общественной активизации. Мы имеем в виду вопрос об отношении к военной службе и об участии в скоро начавшейся гражданской войне.

Многие из сект, основываясь на евангельском учении о непротивлении, учили своих приверженцев отказываться от военной службы. Известны случаи такого отказа, относящиеся еще ко времени царизма, и в частности к периоду первой мировой войны, — правда, это не было тогда массовым явлением. После Октябрьской революции, в условиях свободы совести, право отказа от военной службы и, стало быть, от участия в гражданской войне открыло перед сектами особого рода перспективы. Одна за другой они стали выдвигать перед Советским правительством требования об освобождении их членов от службы в Красной Армии. Больше того, на этой почве возникла возможность консолидации и даже объединения разных сект между собой.

По инициативе главы толстовцев В. Черткова во второй половине 1918 г. возник «Объединенный Совет религиозных организаций и групп», ставивший своей целью реализацию «права» сектантов на освобождение от службы в Красной Армии. Кроме толстовцев в Совет входили представители меннонитов, баптистов, евангелистов, адвентистов седьмого дня, трезвенников. Летом 1920 г. в Москве проходил созванный Советом Всероссийский Съезд «внецерковных религиозных течений». Наряду с не вызывавшим сомнений и разногласий вопросом об отказе от военной службы на съезде фигурировало и требование отказа от трудовой повинности, существовавшей в то трудное время. И по этому вопросу сектанты разных групп в общем находили общий язык на почве отказа от сотрудничества с Советским государством.

Правительство пошло навстречу религиозным убеждениям сектантов в вопросе об освобождении их от военной службы. В январе 1919 г. Совет Народных Комиссаров под председательством В. И. Ленина принял специальный декрет «Об освобождении от воинской повинности по религиозным убеждениям», по которому «лицам, не могущим по своим религиозным убеждениям принимать участие в военной службе, предоставить право по решению народного суда заменить таковую… санитарной службой, преимущественно в заразных госпиталях, или иной соответствующей общеполезной работой, по выбору самого призываемого» 65. Секты стали прилагать максимальные усилия к тому, чтобы использовать в своих общих интересах этот гуманный акт Советского правительства.

Для сектантского движения в стране имело некоторое значение то обстоятельство, что интересы борьбы за частную цель — освобождение от воинской повинности — открыли возможность объединения различных сектантских групп и организаций в специфической форме «Объединенного Совета». Когда после окончания гражданской войны вопрос о военной службе в некоторой мере потерял свою остроту, эта форма объединения нашла новое направление своей активности — производственное, и прежде всего сельскохозяйственное, кооперирование на базе учения о первохристианской общности имущества и вообще на основе евангельских преданий.

Сектантское движение в России было раздробленным и пестрым до революции, оно оставалось таким и после нее. Сравнительно более значительными в количественном отношении были восходящие к протестантизму секты баптистов, евангелистов, адвентистов и пятидесятников 66.

На протяжении десятилетий указанные секты в России конкурировали, причем нередко эта конкуренция принимала довольно некрасивые формы взаимных обвинений и перебранок. Иногда такая борьба происходила и в тех случаях, когда между ее участниками почти не было разногласий по догматическим и культовым вопросам. Так было, например, с баптистами и евангелистами. Только в 1944 г. они слились и образовали церковь Евангельских христиан-баптистов во главе со Всесоюзным Советом (ВСЕХБ). Примерно через год к баптистско-евангелистской церкви присоединилось большинство общин пятидесятников, но через некоторое время многие из них вышли из объединения. В 1947 г. в него вступили группы, именовавшие себя «евангельскими христианами в духе апостолов», и, наконец, в 1963 г. к объединению присоединилась часть меннонитских общин. Однако в противовес этому процессу консолидации различных родственных сект в единую баптистско-евангелистскую церковь в конце 50-х годов внутри этой церкви развернулось движение, оппозиционное к ее руководству и отколовшее от нее большую группу общин. Первоначально сторонники этой оппозиции именовали себя инициативниками, производя такое название от того, что они объявили себя инициаторами созыва Всесоюзного съезда, который сменил бы руководство церковью и поставил бы по-иному как вероисповедание, так и политические основы баптистской церкви. Поскольку это им не удалось и борьба приняла затяжной, по существу хронический характер, оппозиция конституировалась как самостоятельная церковь под названием «Совет Церквей евангельских христиан-баптистов» (СЦЕХБ). По некоторым данным, с трудом поддающимся проверке, к СЦЕХБ примкнуло около 16 % всего состава церкви ЕХБ.

Было бы ошибкой полагать, что верующие, оставшиеся в рядах основной баптистско-евангелистской церкви, составляют некое монолитное образование. Дело в том, что и до получившего отчетливое выражение раскола среди членов церкви никогда не исчезали и не стирались различия, отражающие прежние границы, которые существовали между разными сектами, влившимися в общую церковь: во многом сохранили ряд черт своеобразия как в вероучении, так и в культе и в социальных установках бывшие пятидесятники, меннониты и др. Таким образом, единство баптистско-евангелистской церкви <