Религиозная политика императора Максенция как первая попытка толерантного подхода и пропаганда Константина.

Среди императоров начала IV в. наиболее ярко выделяется Константин, чьи победы и последующее объединение империи стали определяющим фактором в последующем развитии христианства. Однако кроме него на власть в этот период претендовало множество сильных, пусть и менее удачливых кандидатур, в частности, сын одного из двух основателей тетрархии – император Максенций. Дошедшие до нас преимущественно христианские нарративные источники не претендуют на объективность в описании оппозиционной стороны и поэтому составление «истории проигравших«сталкивается с необходимостью «отфильтровать«активную и временами агрессивную пропаганду. Именно поэтому необходимо обратиться к другим источникам, прежде всего – надписям, позволяющим по-новому взглянуть на роль и личность Максенция и характер его религиозной политики.

Как император, Максенций правил с 306 по 312 гг. Он был сыном императора Максимина, одного из создателей системы тетрархии. Первое появление Максенция в литературных источниках было зафиксировано в панегирике, адресованном императору Максимиану 21 апреля 289 года. Молодого человека не называли по имени, но он был определен как Максенций, потому что у Максимина не было других известных нам сыновей. Эпитеты «божественный«и «бессмертный«, примененные к ребенку, прямо указывают на то, что Максенций рассматривался как единственный возможный преемник своего отца во время написания этого панегирика[17]. Однако в 293 г. Цезарями были выбраны Констанций с Галерием, в обход Максенция как предполагаемой кандидатуры. Не следует отрицать, что сын Максимиана на тот момент был еще очень молод (годом его рождения считается предположительно 278 г.[18]), однако для римских императоров было обычной практикой даровать своим сыновьям титулы даже в юном возрасте.

Можно предположить, что тетрархия Диоклетиана, разделявшая империю на четыре фактически независимые части с практически автономной друг от друга имперской администрацией, не позволяла назначать неопытного человека правителем, поскольку это привело бы к его зависимости от преторианского префекта выделенной области и политической дестабилизации обстановки. Тем не менее, в эпоху принципата права детей императора всегда признавались, если не в теории, то на практике, а потому Максенций вполне мог почувствовать себя обделенным, в соответствии с более ранней традицией[19]. Хотя Максенция возвели в ранг сенатора и пообещали выдать за него дочь Галерия, Валерию Максимиллу, он не получил ни консульства, ни военной должности. После смерти Констанция в 306 г., когда Галерий назначил Севера и Константина августом и цезарем соответственно, Максенций с этим не согласился и поднял в Риме мятеж. Восстание, возглавляемое тремя военными трибунами, один из которых командовал городскими когортами, получило активную поддержку со стороны преторианцев, чью гвардию Север II приказал распустить, и большинства простых жителей, недовольных фискальными реформами Севера. В итоге 28 октября 306 г. Максенция провозгласили императором. Центральная и Южная Италия поддержали Максенция, равно как и Африка, являвшаяся основным поставщиком зерна для столицы.

Из-за малого числа войск, большая часть которых осталась верна Северу II, Максенций действовал с большой осторожностью, стараясь получить признание своих прав от остальных императоров[20]. Эта осторожность стала определяющим фактором его политики, фактологическое подтверждение этого тезиса будет представлено далее.

Август Галерий был против возрождения политически сильной преторианской гвардии, потому отказался признать легитимность правления Максенция, однако две попытки свергнуть режим сына Максимиана, предпринятые сначала Севером, а затем и самим Галерием, окончились неудачей. Максенций, удовлетворенный ролью властителя Италии, не стал преследовать отступающие войска. В 308 г. против Максенция выступил его собственный отец, однако он был схвачен в Риме и разоружен. В том же году, на встрече всех августов и цезарей в Карнунте Максенция объявили врагом народа, что на определенное время подорвало его позиции в Африке, оттуда прекратились поставки зерна и это привело к голоду в Италии. В 311 г. Максенций смог призвать Африку к повиновению, что стало его последней победой. В 312 г. Константин нанес ему серию сокрушительных поражений, а 28 октября у Мульвийского моста произошло решающее сражение в ходе которого армия Максенция была разбита, а сам он утонул в Тибре[21]. Закончив, таким образом, краткий хронологический экскурс, обратимся к анализу доступных источников.

Монеты – главный источник информации о пропаганде Максенция и, соответственно, его политике[22]. Первой внимание исследователей привлекает надпись на реверсе «Conservator urbis suae», [23] появившаяся именно во время правления этого императора. Такая надпись может быть найдена на тиражах монет Тицинума, Аквилеи и самого Рима, найдена также одна золотая монета с таким реверсом из Остии[24]. На его монетах появлялись и изображения других императоров, в частности Константина[25] и Максимиана[26]. Девиз был записан во множественном числе[27]. Кроме того, об осторожности политики Максенция в этот период свидетельствует тот факт, что он часто именовал себя не августом, но принцепсом.[28] Лозунг «хранитель своего города«свидетельствует об отмечаемой многими исследователями про-городской направленности политики Максенция, что, в целом, не вызывает удивления, поскольку поддержка жителей Рима, фактически возвысивших его до текущего положения, была необходима этому императору. Что касается религиозной политики, необходимо отметить, что монеты Максенция носят преимущественно языческий характер. Наиболее часто встречаются изображения богини Победы[29] и Марса[30], на монетах города Рима можно увидеть изображения римской волчицы с Ромулом и Ремом[31], что также подтверждает позиционирование себя Максенцием как протектора города, который процветал под его рукой.

Однако, несмотря на столь ярко выраженную про-языческую политику, именно Максенций стал первым императором, сделавшим поворот в своей политике от гонений на христиан к толерантности по отношению к этой религии. Это подтверждают погребальные надписи, датируемые его правлением, а также надписи-посвящения, использующие сугубо христианскую терминологию.

1) [XXX]VIII / sacroxa/ncto d(omino) n(ostro) / Maxentio / invicto et / clementissi/mo Aug(usto) (AE 1990, 224a)[32]. Титулатура «domino nostro» в сочетании с эпитетом «sacroxancto» часто использовалась в более позднюю эпоху для обозначения и прославления христианских императоров.

2) Mirabili benignitate / adquae innocentiae com[pari] / M(arcus) Aur(elius) Val. Surule Antonin[ae] / Iulius Iason maritus et Val(erius?) [--- protector] / d(omini) n(ostri) Maxenti Aug(usti) et Val(erius) Antoni[nus filii] (CIL VI, 32946= ILCV 4330)[33]. Предельно важная надпись, поскольку «protector» – это должность, которой обозначались люди, служившие в гвардии императора. Индикатором христианской веры тех, кто заказывал это надгробие, могут служить слова «benignitate» (очевидно, составители сборника «Древние христианские латинские надписи«(ILCV) причислили эпитафию к категории христианских памятников именно в силу наличия этого слова) и «innocentiae» – по крайней мере, сам набор слов, словарных значений и переводов к термину «benegnitas» подразумевает кротость, милость, щедрость, услужливость, заботу о ближнем, то есть идею, на котором неизменно настаивала именно христианская философия и на который делали ставку все христианские авторы.

Для нас важно, что протектор Валерий, судя по всему, и сам был христианином, и это не помешало ему служить в гвардии императора-язычника, к тому же и нелегитимного. Надпись дает свидетельство, что в армии Максенция активно служили приверженцы христианской религии, и они не воспринимали его как тирана. То есть политика Максенция, подразумевавшая терпимость, а значит увеличение своей популярности в глазах не только язычников, но и среди весьма многочисленных к тому времени христиан, в целом была успешной.

3) --- raptus ab] angelis qui vi/[xit] ann(is) XXII me(n)si(bu)s VIIII / dieb(us) VIII in pace dep(ositus) Idi/bus Dec(embribus) Maxent(io) III co(n)ss(ule) (ILCV 3355)[34]. Еще один совершенно недвусмысленный христианский (и также включенный в сборник «Древние христианские латинские надписи») эпиграфический источник. Упоминание ангелов не оставляет никаких сомнений в вероисповедании человека, заказавшего надгробие, равно как и человека, который упомянут на самом надгробии, вместе с тем, сама по себе надпись дает нам предельно четкую датировку: иды декабря, третий консулат Максенция, то есть 310 г.

На основании этого можно сделать вывод, что образ Максенция как тирана и гонителя христиан является продуктом творчества более поздних, или как минимум не проживавших в Италии, христианских авторов – его образ был результатом активной работы пропаганды императора Константина, которому нужен был враг, победа над которым возвысила бы христианского и милосердного императора. В завершение для сравнения следует, как нам кажется, привести крупную надпись Максимина Дазы, упоминаемого Евсевием и Лактанцием как второго исключительно негативного персонажа их историй:

per otia tandem sibi permissa laetentur; adque illi qui de [illis] caeci[s] [et va]gis ambagibus liberati ad rectam bonamque mentem redierunt plurimum [gra]tulentur, ac sicut ex repentina tempestat[e] servati vel gravi morbo repti iucundiorem deinceps vitae sentiant volu(p)tatem. Hi vero qui in exsecranda superstitione duraverunt longe a civitate ac territorio vestro, ita ut post(u)latis, segregati sint adque summoti, quo iuxta petitionis vestrae praed(i)cabile studium ab omnis inp[iet]atis macula civitas vestra seiuncta, sicut instituit, deorum immortalium ca[erimoni]is debita cum veneratione respondeat. Ut autem sciretis in quantum petitio ves[tra nob]is esset accepta, en, sine ullo decr(e)to ullisque precibus spo(n)ta(n)ea voluntate nos[tro iu]sto benivoloque animo dicationi vestrae permittimus ut qualemcumque [munificentia]m volueretis, pro istius modi vestro religioso proposito petere. [A]c [h]oc [iam agatis ac pos]tuletis, eandem sine ulla recrastinatione scilicet impetraturi quae [in omne aevum v]estrae praestita civitati tam nostram iuxta deos immortales religiosam p[ietatem attes]tetur quam vero condigna praemia vos instituti vestr i a nostra clement[ia consecutos fil]iis ac nepotibus indicet vestris. Bene valet(a)e. Dd. Nn. Constanti[no et Licini]o Augg. II cons. dat. II idus Aprilis {Sar}Sardis Colbassensibus»[35].

Это латинская версия − знаменитая версия рескрипта, которым Максимин ответил на петицию против христиан[36]. Рескрипт был дан после подписания эдикта из Никомедии от 30 апреля 311 г., прекращающего гонения на христиан[37], однако известно, что Максимин этот эдикт признал крайне неохотно, ограничившись устным распоряжением своему префекту претория Сабину[38]. Кроме того, имя Максимина не стоит в списке императоров, подписавших этот указ, и Евсевий прямо настаивает на том, что это решение было принято императором сознательно[39]. В целом, тон надписи крайне негативен по отношению к христианам, равно как тон христианских нарративных источников негативен по отношению к проводящему гонения императору.

Рескрипт дает нам объективные доказательства того, что Максимин Даза не придерживался политики толерантности до и после давления на него извне, соответственно, претензии к нему от христианских историков вполне обоснованы. Однако у нас нет ни одного доказательства, кроме нарративных источников, о том, что гонения проводил или хотя бы поддерживал император Максенций, более того, приведенные в работе надписи прямо свидетельствуют об обратном. Таким образом, можно сделать уже упоминаемый ранее вывод о том, что негативный образ Максенция как тирана и гонителя связан прежде всего с пропагандой Константина, а не с реальным положением дел в Италии с 306 по 312 гг. Очернение противников Константина можно смело назвать второй стадией начавшейся еще во II веке полемики между христианскими и языческими авторами, с той лишь разницей, что мы не можем назвать ни одного сохранившегося источника в котором можно было бы найти письменные свидетельства пропаганды самого Максенция, кроме нескольких приведенных выше надписей.

Как бы то ни было, безусловно, следует признать, что битва у Мульвийского моста стала поворотным пунктом в истории мировой цивилизации не сама по себе, а по мере развития легенды о «видении Константина», которая окончательно оформилась только к 330 году[40]. В любом случае, вскоре после победы Константин издал знаменитый Миланский эдикт – второй после эдикта Галерия юридический документ, открывающий эру настоящей христианизации Римской империи. В источниках не указываются прямо ни дата создания этого документа, ни ближайшие обстоятельства его издания. Данные источников частью таковы, что даже дают некоторым ученым возможность вообще отрицать факт обнародования особого закона о христианах в Милане[41], однако последующая религиозная политика Константина представляет собой, на наш взгляд, наглядное подтверждение его подлинности. И хотя документ был издан от имени двух августов, Лициния и Коснтантина, последовавшая позже новая гражданская война привела к тому, что все лавры достались именно Константину как победителю. Роль же Лициния, которого Евсевий, кстати, называет инициатором издания документа[42], позже была сильно преуменьшена. Особое внимание следует обратить на то, что доминантой всего эдикта является принцип веротерпимости по отношению ко всем религиям, без умаления значимости какой-либо веры. Очевидно, оба августа считали религиозный мир одним из обязательных условий мира гражданского[43], на практике часто оказывающегося очень не прочным.