Всюду сеяла смерть. Многих из наших нет

(вернее, не стало) с этих кровавых пор.

На спор она попадала – выстрел – и точно в глаз….

И падала, снег кровавя, одна из нас…

Императрица Анна – от скуки (сука!), схватив ружьё,

целилась быстро, нажимала, шутя, курок…
Мы её пережили. Мы всех вас переживём,
Воронофобы! Ибо за нас – Бог.

***
Се – странный человек, вернее – человечек.
Он, становясь скупей день ото дня и мельче,
Свой мозг насилует по двести раз на дню,
Молчит, или несёт какую-ту хуйню.
Се – странный человек, наставив Богу свечек,
Он Бога позабыл и был расчеловечен.
Всем дням недели он предпочитал четверг.
Умеренность во всём. Сияние отверг

Разверзнутых небес, застряв на полдороге.
Он стал один из тех, он стал одним из многих,
Кто сдался так легко, на всё махнув рукой,
И помер, прежде чем успел воскликнуть «ой!».
Да, этот персонаж скорее мёртв, чем жив.
Он сам себя нагнул, себя определив,
Сославшись на судьбу, страну, эпоху, век,
В разряд обычных жертв. Обычный человек

***
Люди, как бы, собрались послушать стишки
Как бы песенки так же послушать
Всё же петь и читать – не ворочать мешки
Ни к чему выворачивать душу
Всё терпенье у публики - двадцать минут
А потом по сто грамм и капут.

«Ну, так что же, - сказал, захмелев, мне чувак -
Ты читаешь, однако, не кисло,
Только, знаешь, браток, всё не в масть, всё не так
Нет души, нет глубокого смысла
Правду- матку давай, нас зарежь, без ножа
Что бы плакала кровью душа»

И чувиха - краса, за соседним столом
заказав свиных ушек и пиво
Прокричала «стишки-то оставь, на потом
О любви спой, что б было красиво
Петь ты, вроде, горазд, - спой, хотя бы, чижа,
Что бы, враз развернулась душа

Вот тогда мы полюбим тебя, подпоём
Ё-твоё, Ё-ёёё-ё-моё
Тут же, всё же веселье должно быть у нас
Тут потехи и отдыха час
Мы хотим, что б летела, смеялась душа
Над прокуренным залом кружа»

А какой-то, особенно тонкий эстет,
Похваливший меня, для начала,
Мне сказал: «всё равно тут поэзии нет
Актуальности, знаешь ли, мало
Где, положим, верлибр? Не видать, ни шиша,
Пишешь ты по старинке, душа…»

Тут я понял, что песенки мне не слагать
И не быть мне народным поэтом
До чего же противно-то, ёрш твою мать
До чего же противно всё это
Я сидел, как в окопе под Курской Дугой
Пусть поёт им здесь кто-то другой.

Речи

Не пророков, не предтечей

(Их божественен язык),

Просто речи человечьи –

Слышать я уже отвык.

Только кошки из подъезда,

Мотылёк, да мышь в стене,

Да разверзнутая бездна

надо мною - лишь оне –

собеседники ночные...

Ветр ревет из темноты

И метет на мостовые

Листья, звезды и мечты.

За окном - сплошная темень,

Ни огней, ни голосов,

Крутит, крутит, крутит Время

Вечной жизни колесо.

Лихо, без толку, растратив

Наши чувства, наши дни,

С одиночеством в квадрате

Остаемся вдруг одни.

И нигде - живого слова

Не найти и не сберечь.

Так хочу я слышать снова

человеческую речь...

****

Ох уж мне эта мышь

Что завелась в дому!

Так же как я грустишь? –

Всё одно к одному:

Зимняя глушь и тишь

В доме теперь моём

Если ты мышь не спишь

Может, вдвоём споём?

 

***
Просыпаюсь. Умываюсь. Кофе пью.

Надвигается октябрь пьяной поступью.

Перегар – на три версты,

Это ж – осень.

Дышишь, дышишь, дышишь ты –

Крышу сносит.

И припомнить нелегко,

Надышавшись этим ядом:
Лето то ли - далеко,
То ли – рядом.

***

Ах, осени крепчайший самогон,

Которого мы выпили немало

По вечерам, под яблоки и сало,

Летящим дням сентябрьским вдогон.

С утра дождит. Лирический настой

Хлебаю я, горчайший и густой.

А между тем октябрь настаёт.

Ах лето красное! Любил тебя б, да поздно.

Накинуть, что ли, шаль или капот

И выйти подышать на чистый воздух?

 

***

С недавних пор боюсь я октябрей.

Сей месяц мне становится несносен,

Как будто бритву к горлу мне подносит

Дрожащими руками брадобрей.

И время предъявляет свой расчет:

Все козыри ушли. Все карты биты.

Закончились авансы и кредиты.

Мне не везёт. И так – за годом год.

Ну, как же тут не станешь суеверным?

Такое постоянство не к добру:

Кошмары по ночам, а поутру

Все кошки серы. И ни к черту нервы.

Уже темнеет рано, и уже

Осенний сумрак заполняет душу.

Такое чувство, словно обнаружен

С чужой женой в обнимку, в неглиже.

Откуда это чувство? Не пойму,

Нет вовсе ни малейших объяснений.

Я холоден и пуст, как парк осенний,

И как и он – весь погружен во тьму.

Накатывает грусть, и вслед за ней

Сырой октябрь хлюпает по лужам.

Но всё-таки надеюсь я нарушить

Традицию проклятых октябрей.

Напрасно ворон надо мною кружит,
Ей-ей.

 

***

Погружён в непонятный морок,

Проклиная дурацкий климат -

Словно семьдесят лет, а не сорок,

Словно стержень какой-то вынут

Из меня - и лишённый воли,

Вопрошая едва: «доколе?»

Я живу, обрастая тиной.

Тут спокойно. Темно. Противно.
Хляби. Сырость. Туман и серость.

Как достало всё и приелось –

Что на улицу, просто выйти –