Наверняка, и мы говорили об этом, здесь покоятся кости замученных на этапах и в тюрьмах, не вынесших издевательств и голода.

Это уже лучше, но поздно. Убеждение о расстрелянных в общественном мнении сформировалось, его простой оговоркой уже не изменишь.

И если показания бывшего начальника тюрьмы говорят об обратном, то это убедительно только для Леоновых. Нормально рассуждающие люди поймут, что такие начальники — свидетели очень заинтересованные, и не будет никакой начальник тюрьмы сейчас рассказывать, что невинно осужденные в его заведении мерли как мухи.

Глупость какая—то. Разве начальник тюрьмы отрицает факт, что в тюрьме люди умирали «как мухи» (оставим этих «мух» на совести Маламуда)? Разве начальник тюрьмы пытается скрыть этот факт? Нет, он просто свидетельствует — умерших в тюрьмах хоронили на кладбищах, а не на Золотой горе. Причем тут заинтересованность тюремщика в сокрытии факта смертей, который он не скрывает? Как может сегодня повредить ему правдивая дежурная информация о месте захоронения, если он не скрывает более криминального факта — смерть в тюрьмах? И как можно подвергать сомнению его показания о месте захоронения, на том основании, что ему невыгодно признавать факты смертей в тюрьмах, если он их и не скрывает?

И зачем я с этими глупцами связался? Тут действительно надо фельетон писать.

А вот еще примечательное место на страницах «Урала неизвестного»:

«Расстрелянных полагалось по инструкции хоронить голыми», «одежда, обувь, бытовые предметы... свидетельствующие против версии о репрессированных», «пули и гильзы можно в расчет не принимать». Это как все понимать? Это что, логика в понимании и исполнении Леонова? Расстрелянные должны быть по инструкции голыми, если не голые — значит, не расстреляны, пули, гильзы, а также простреленные черепа не в счет? Нет смысла это комментировать, одни лишь вопросы.

Пули, гильзы, как уже было подробно проанализировано, действительно, не в счет. Что касается простреленных черепов, я уже писал — это могла быть «проверка на жизнь». Если же говорить не о застреленных по разным причинам (попытка к бегству уголовников, борьба с бандитизмом и т.д.), а говорить о расстрелах по приговору (именно они нас сейчас интересуют), то на такие расстрелы люди приводились голыми. Я тут опираюсь на свидетельство А.П. Суркова, но такого рода свидетельств — документальных и художественных — существует много, они всем доступны.

Где и какую это инструкцию видел сам—то Леонов? У нас есть другие сведения. Свидетель П.С. Шевелев (фамилия изменена прокуратурой), возивший в 1937—1938 годах трупы на Золотую гору, будучи водителем грузовой автомашины Челябинского управления НКВД, показал, что до конца 1937 г. лица, расстрелянные за «контрреволюционные преступления, попадали в захоронения в одежде...».

Значит, начальнику тюрьмы веры нет. А водитель, конечно, возил трупы с бирками на ноге, на которых было написано: «Расстрелян за контрреволюционное преступление». Иначе откуда он знал, что везет контрреволюционеров на Золотую гору? Может, он еще и следователем был по делам этих контрреволюционеров?

Единственное, что может утверждать водитель достоверно, что он оттуда—то возил трупы туда—то, трупы были в одежде. Все остальные его утверждения не могут быть признаны достоверными, поскольку по роду своей работы он не мог владеть соответствующей информацией, если, конечно, не был в те годы тайным агентом челябинского «Мемориала».

И еще цитата, из показаний того же свидетеля, с которыми, судя по статье, знаком Л. Леонов:

К сожалению, не знаком. И советую не знакомить меня с показаниями таинственного свидетеля. Я ведь не Маламуд, и меня на шан—гиреевщине не проведешь. Как бы вам, господа, не потерять тогда единственное «доказательство».

«Тела расстрелянных за совершение общеуголовных преступлений на Золотой горе не хоронили».

Ну, откуда об этом мог знать водитель машины? Если он возил трупы в две точки: репрессированных — на Золотую гору, общеуголовников — в другое место, может, он нам тогда просто покажет, где хоронили общеуголовников. И вопрос будет снят. Тут—то что скрывать? Но ведь захоронения уголовников до сих пор не установлены.

Хотелось бы также знать, как водитель различал трупы — уголовников и контрреволюционеров? Ему что, вместе с «делами» тела выдавали?

Вот так. И, стало быть, знал сомневающийся журналист, чего стоят его сомнения.

Вопрос не в том, чего стоят сомнения журналиста. А в том, чего стоят «факты» «Мемориала». Достоверные или не достоверные, точные или не точные, установленные или не установленные — все это можно и должно говорить о фактах, а не о сомнениях. Если факты точны, достоверны, установлены, то и сомнений не возникает.

Чего стоят мои сомнения, спрашиваете вы? Они стоят ваших фактов: одни ваши факты опровергают другие ваши же факты. И сомневающийся журналист тут ни при чем.

Знал, зачем же тогда бумагу изводил? Зачем?

Далее разыгравшийся автор «сомнений» упражняется в логических построениях: «Пока никто не может стопроцентно утверждать, что репрессированные люди, на которых в управлении КГБ есть дела, а также люди, расстрел которых видели шоферы, а также люди, тела которых вывозились на Золотую гору — одни и те же люди». По Льву Александровичу следует, видимо, что расстрельные дела в КГБ есть на одних, расстреливали других, а хоронили третьих? Так, что ли? Или что еще хотел сказать здесь наш аналитик?

Да, Лев Александрович, проще надо писать, проще. Люди не понимают. Надо щадить. Надо было привести какую—нибудь аналогию. Например, такую.

Предположим, через пятьдесят лет найдут кусок газеты «Вечерний Челябинск» за 1991 год со статьей «Порнография духа», но не сохранится подпись авторов. И вот некая группа, озабоченная реабилитацией творчества душевнобольных (психофилы), потребует признать это сочинение записками сумасшедшего и выдвинет на соискание Нобелевской премии под в общем—то благим намерением «долой притеснение инакомыслия».

«С чего вы взяли, что эта статья — записки сумасшедшего?» — спросит сомневающийся журналист.

И дальше разворачивается такой спор.

— А в Челябинском психдиспансере содержались душевнобольные? — начнут психофилы загибать пальцы. — Содержались — на них заведены карточки. А вот показания водителя, который возил некие бумаги из сумасшедшего дома в редакцию газеты «Вечерний Челябинск». Известно также, что наиболее массово записки сумасшедших публиковались в нашей стране в 1989—1991 годах, а газета «Вечерний Челябинск» была наиболее удобна для таких публикаций по таким—то и таким—то причинам. Так что «Порнография духа», опубликованная в «Вечернем Челябинске» в 1991 году, — именно, именно записки сумасшедшего. И скорее всего — Маламуда. Потому что Маламуд по своему душевному состоянию мог написать про сталинские репрессии. Ему мы и требуем присудить Нобелевскую премию.

— Но позвольте, — скажет сомневающийся журналист. — Надо ведь доказать, что записки людей из сумасшедшего дома (записки душевнобольных, а не медперсонала!), а также бумаги, которые перевозил шофер, а также статья в газете — это один и тот же текст. То, что мы имеем дело с одним и тем же текстом в психдиспансере, у шофера и в газете ведь не доказано.

— Ха—ха—ха! — рассмеются психофилы. — Вы что же, хотите сказать, что в психушке карточки были заведены на одних людей, записки писали другие, а в «Вечерке» печатались третьи — вообще не из психушки?

— А разве это невозможно? — скажет журналист, уже сильно обеспокоенный состоянием мыслительных способностей психофилов. — И потом. Почему вы решили, что речь идет о Спирине, то есть я хотел сказать — о Маламуде. Ведь на Маламуда даже карточки в сумасшедшем доме не обнаружено.

— Ну и что? А ее уничтожили, заметая следы. Зато у нас есть свидетельское показание, что Маламуда забирали в психушку и следы его после этого теряются — раз, и что через несколько лет приходил врач в дом, где он раньше жил, и расспрашивал о Маламуде — два. К тому же, в записках одного сумасшедшего упоминается, что Маламуд тоже сумасшедший.

— А вы не думали, что Маламуда привезли в психушку, расспросили, признали нормальным и отпустили, после чего он со страху уехал в Израиль? — предположил журналист. — Врач же приходил через несколько лет и расспрашивал о Маламуде, потому что проверял, поставлена ли была ему прививка от оспы — шибко переживал за народ Израиля, а что как Маламуд всех там перезаразит.

— Да вот ведь про сталинские репрессии пишется в статье, — гнут свое психофилы. — Слова про репрессии могли принадлежать только Маламуду, поэтому, скорее всего, это его статья.

— Да про сталинские репрессии мог написать какой угодно сумасшедший и без Маламуда, — возражает журналист. — К тому же есть заявление начальника тюрьмы, то есть я хотел сказать, главврача психдиспансера, что записки сумасшедших не предлагались «Вечернему Челябинску», их публиковали всегда в другом месте, в специализированных научных журналах.

— Ха—ха—ха! Как можно верить главврачу? Ни один главврач не заинтересован показать, что у него пациенты записки писали как мухи.

— Да ведь он не скрывает, что писали. Он только говорит, что записки публиковали в других изданиях. Какой ему интерес врать в деталях, когда он не отрицает главного?..

И так далее. Пожалуй, это хорошая аналогия. Если уж ее не поймут, тогда дважды два — пять.

Конечно, как всякая аналогия, эта тоже хромает. Скажут: а записки—то в «Вечернем Челябинске» написал все—таки Маламуд. Да, скажут, факты у психофилов противоречивые, сведения неточные, рассуждения безмозглые, а записки—то написал Маламуд. И предъявят другую вырезку из газеты, на которой сохранилась подпись под статьей.

А если выяснится, что, несмотря на справедливую критику противоречивых фактов, безмозглую аргументацию мемориальцев, на Золотой горе похоронены все—таки репрессированные? Что тогда, Лев Александрович?

Тогда я публично извинюсь. И даже покаюсь. И посыплю голову пеплом. И запишусь в «Мемориал». Но не ранее того дня, когда признание жертв Золотой горы репрессированными будет сделано: а) в судебном порядке, б) международным судом (ибо никто не может быть судьей в своем деле. Не могут быть судьями в своем деле и россияне), в) на основании действовавших в тридцатые годы законов и других нормативных актов. Короче говоря, по нашей аналогии, когда появится статья с подписью.

Боюсь, мне никогда не придется извиняться в связи с Золотой горой.

Что он не знает о существовании в логике метода доказательства от обратного, а в юриспруденции вывода по совокупности косвенных доказательств?

Важно, что в этом тексте признается — прямых доказательств у мемориальцев нет. Образно говоря, нет подписи под статьей.

И как всегда, когда поймаешь порнографов за руку, начинаются тараканьи бега. Сейчас хотят спрятаться за совокупностью косвенных доказательств. Что ж, давайте рассмотрим совокупность.

Да, конечно, иногда суды прибегают к вынесению приговора по совокупности косвенных доказательств. И всегда это лишь вероятностный приговор. Стоит появиться хотя бы одному прямому доказательству против или одному убедительному косвенному доказательству против, как вся совокупность рушится. В судебной практике известны сотни случаев, когда приговор по совокупности косвенных доказательств приводился в исполнение, а потом выяснялась полная невиновность осужденного.

Но я даже не на эту хлипкость косвенных доказательств хотел бы обратить внимание. Аргументы мемориальцев о совокупности косвенных доказательств в случае с Золотой горой вообще не применимы.

Прежде всего потому, что приговор по совокупности косвенных доказательств выносит суд, после скрупулезного изучения этих косвенных доказательств с точки зрения их достоверности, непротиворечивости, относимости к рассматриваемому делу и т.п. Такого суда и такого изучения судом косвенных доказательств по Золотой горе не было. А было другое: некие люди высказали свое мнение по поводу разных фактов Золотой горы и репрессий. И эти же люди, подменив собой суд, вынесли приговор на основании своих мнений, которые они назвали косвенными доказательствами. И они же определяли достоверность, непротиворечивость, относимость и т.п. этих «доказательств».

Да, в юриспруденции существует вывод по совокупности косвенных доказательств, но в нашем случае идет речь не о косвенных доказательствах в юридическом смысле, а всего лишь — о мнении отдельных лиц из «Мемориала». Их мнение с точки зрения норм юриспруденции имеет не больший вес, чем противоположное мнение сомневающегося журналиста. Или поддерживающее «Мемориал» мнение следователя А.В. Демина, да хотя бы даже и мнение прокурора области. Все это — мнения. И пока, как требуют нормы юриспруденции, эти мнения не исследованы в суде и не сделано судебного вывода, воздвигнутые мемориалы будут стоять на песке.

Впрочем, «анализ» материала Золотой горы для Л. Леонова — лишь повод высказать главное, наболевшее: «Для репрессий сталинщины характерна... расправа с помощью несудебных органов. Но, с точки зрения правового государства трудно назвать эти действия незаконными». Вот ведь что! Репрессивная система, родившаяся после октября 1917 года, — правовое государство, а приговоры трудно назвать незаконными...

И опять, Лев Александрович, упрек тебе — проще надо писать. Не понимают тебя люди. Вот с чего они взяли, что государство, родившееся после октября 1917 года, я называю правовым?

Вынужден снова повторить: я всегда здесь рассматриваю факты «Мемориала», при этом смотрю на них глазами мемориальцев. Ну не виноват я — в каком—то смысле самый последовательный мемориалец из всех мемориальцев, — что, даже рассматривая факты с позиции мемориальца, приходится констатировать ну чушь несусветную.

С точки зрения правоверного мемориальца государство после октября 1917 года является государством «телефонного права». Голубая мечта мемориальца — правовое государство, в которое мы сейчас или вляпались или стремимся изо всех сил вляпаться. Так вот я писал, что с точки зрения любимого мемориальского правового государства требуется признать, что — в теории! — так называемые репрессии не являются незаконными действиями. Так как основаны на действовавших в то время законах (и не важно, что те законы нам сейчас не нравятся и отменены). Я подчеркиваю — в теории. На практике, конечно, как всегда, и как везде, бывают отклонения от теории. Однако недавний закон о реабилитации жертв политических репрессий требует признать репрессированными и реабилитировать людей, пострадавших не в результате отступления следователей и судов от теории, а всех чохом. Потому что они были осуждены по таким—то и таким—то статьям уголовного кодекса тридцатых годов, которые мы теперь, поумневшие в конце века, считаем нарушающими права человека (кстати, сама доктрина «прав человека» появилась гораздо позже репрессий). Закон требует реабилитировать не потому, что доказано — эти люди вмененных им преступлений по указанным статьям не совершали. А реабилитировать потому, что нам вообще данные статьи не нравятся, и мы их сейчас, через пятьдесят лет отменили.

— Да что же мы делаем, господа! — восклицаю я как правоверный мемориалец. — Давайте же заглянем хотя бы в нашу любимую, нашу незабвенную Декларацию прав человека, в нашу библию. Ведь там, в статье 11 прямо говорится: «Никто не может быть осужден за преступления на основании совершения какого—либо деяния или бездействия, которые во время их свершения не составляли преступления по национальным законам или по международному праву». Почему же мы называем «сталинских опричников» и Сталина преступниками, когда их деяния не составляли преступления во время их совершения? Еще раз повторяю — в теории. За практику, противоречащую теории, многих следователей и прокуроров поставили к стенке еще во времена Сталина.

Реабилитация, говорю я как правоверный мемориалец, с точки зрения права — тот же самый уголовный процесс, только с обратным знаком. И не должен противоречить требованиям статьи 11 Декларации прав человека. А мы пытаемся освободить от ответственности человека не на основании законов времени, когда он был осужден, а на основании законов сегодняшнего времени.

Вот ведь какая штука получается. Ну не виноват я, что мемориальские установки приводят к таким выводам. Пошли за шерстью — вернулись стрижеными.

И еще одно обстоятельство обращает на себя внимание — форма, в которую Л.Леонов облекает свои сомнения, предлагая на выбор гипотезы по поводу того, кто же лежит на Золотой горе: убийца, насильник, пленный фашист. Трудно здесь усмотреть иную цель, как побольнее ударить вдов и детей, наконец—то нашедших место, куда они могут возложить цветы в память о безвременно погибших мужьях и родителях.

А вот еще одна разновидность тараканьих бегов. Сказать в свое оправдание нечего, так натравим—ка мы на журналиста вдов и детей репрессированных. Они ему голову—то оторвут без всяких доказательств.

Не выйдет, господа арендари и маламуды. Сама жизнь заставит людей понять, каким богам вы служите, и ради чего затеяли возню на Золотой горе.

Если вдовам и детям репрессированных будет год от года все лучше и лучше жить, а вы, мемориальцы, скажете — это мы снесли плотины, мешающие потоку новой лучшей жизни, тогда я признаю вашу правоту и замолчу навсегда. Но я убежден: война с историей, уничижение прошлого, передергивание фактов, нагнетание мракобесия, расшатывание государства ни к чему хорошему не приведут. Потому что это никогда ни к чему хорошему не приводило. В результате народ, а вместе с ним вдовы и дети репрессированных будут жить год от года не лучше, а все хуже и хуже. В конце концов, обед из помойки станет не эпизодическим фактом, как сейчас, а уделом стариков. И люди сделают правильный вывод — кто страну разрушал, а кто пытался ее сохранить.

Если моя версия верна (а мемориальцы все больше фактов поставляют в ее пользу) и верхние слои — это захоронения 1943—1944 годов, то где—то ниже может находиться и захоронение репрессированных (в 1943 г. расстрелы репрессированных, в основном, не осуществлялись, поэтому в верхних слоях захоронения их быть не могло). Но это лишь предположение, что там, внизу — репрессированные.

Точно же можно утверждать одно: перезахороненные с почестями, молебнами и траурно—обвинительными речами в 1989 году были не репрессированными, а преступниками из тюрем и лагерей военного времени. В лучшем случае — неизвестные и безродные.

Так что это вы, мемориальцы и поверившие вам партийные и государственные мужи и девы из Челябинска, еще раз надругались над горем людей, зазвав их на скорбины по уголовникам.

Похоже, что для Л. Леонова, известного челябинцам в качестве борца с эротикой на киноэкранах области, применение общечеловеческих норм морали ограничивается половой сферой. Явление это не новое. Андрей Вознесенский назвал его порнографией духа в отличие от порнографии телесной, заметив при этом: «Такого бы постеснялась любая парижская шлюха». Что ж, лучше поэта не скажешь.

А вот с этим утверждением спорить не собираюсь. Первый раз нечем возразить мемориальцам. Нет аргументов. Со шлюхами дел не имел и с условиями предоставления ими услуг незнаком. Тут, как говорится, опытным людям виднее.

Г., декабрь

 

 

Часть третья

КРОМЕ ЗОЛОТОЙ ГОРЫ

1.

ГОРЕ ОТ МУДРА

Больше я пока ни слова не скажу о Золотой горе. Достаточно сказано.

Однако в десятую годовщину начала раскопок снова мы видим, как сплачивается нечисть. Трясут бородками, сверкают стекляшками очков, с рыбьей невозмутимостью жуют свою картавую кашу. Из укромных уголков телестудий и радиостанций достаются пыльные коробки с безотказной бормотухой о «кровопийце—Сталине», невинных зарезанных агнцах мандельштамах.

Опять молчаливо бредут по страницам газет, волнам эфира и телеэкранам, гремя неупокоенными костями, орды виртуальных мертвецов, клонированные из праха развороченных могил земли и памяти.

Собирается новый крестовый поход врагов России.

Как же, впереди выборы в «этой стране», а власть упустить нельзя — иначе тут же поставят к стенке.

И потом 1999 год — 120—летие со дня рождения Сталина. И надо приложить все силы, чтобы удержать наглухо запечатанными глаза и уши людей от образа сурового отца народов с его неумолимым вопросом к ним: «Сколько еще вы будете слушать врагов народа, поступать по их указке?»

Закончилось десятилетие российского Сопротивления. Я бы назвал это десятилетие Отступлением. Мы стоим на пороге нового этапа. Его можно назвать Освобождением.

Вначале должно произойти Освобождение от зомбирования. Туман лжи должен рассеяться, и народ должен ясно увидеть: перед ним не просто заблуждающиеся гробокопатели—мемориальцы, малограмотные реформаторы—рыночники, идиоты—общечеловеки, перед ним — враги.

Враги России, враги народов России и прежде всего — враги русского народа.

Недавно умерший писатель Феликс Чуев в книге бесед с Л.М. Кагановичем («Так говорил Каганович». М., 1992, с.43) вспоминает, как принес он свой очерк о Молотове редактору «Москвы» М. Алексееву. А тот не стал печатать: «Подождем, когда народ поумнеет».

Алексеев не из пугливых. Просто понимал, что черные светофильтры, навешенные врагами России на глаза народа, не дадут разглядеть ничего, кроме черного.

Лучший «убедитель» — жизнь делает свое дело. За десять лет народ в основном поумнел. Поэтому мы стоим на пороге гигантского взрыва новой патриотической публицистики.

Но навсегда в памяти народной останутся те, кто в самые мрачные первые годы перестроечной реакции не молчал, находил возможность сопротивляться и почти подпольно, малотиражно, в буквально поштучных изданиях говорить людям правду о творящемся над нашей Родиной насилии.

Золотыми буквами будет вписан в историю Родины подвиг газеты «Советская Россия», в 1985—1993 годы остававшейся почти единственной трибуной для русских людей чести и долга. Имена этих людей (а их среди перестроечной интеллигентской мрази оказалась буквально горстка) будут чтить наши дети и внуки.

Сотни статей из «Советской России», «Дуэли», «Завтра», «Трудовой России», из десятков местных оппозиционных газет, журналов и бюллетеней, продолжающих выходить и уже не выходящих, десятки книг насчитывает круг чтения патриотов Родины. Создать полный указатель публицистики российского Сопротивления — настоятельная потребность и важная политическая задача. А для начала хорошо было бы всем миром создать и пополнять библиотеку оппозиционных изданий.

Сразу бросается в глаза, что среди авторов публицистики Сопротивления нет ни одного академика с громким именем. Из тех, кто безбедно жировал на народные деньги, был вскормлен народом, чтобы в трудный час словом и делом встать на защиту своего народа—кормильца. Но не только не встал, а напротив, использовал свои знания и авторитет во вред народу и Родине.

Среди авторов книг и публицистики российского Сопротивления, за редким исключением, — новые, не звучащие до перестройки имена. Это минины и пожарские ХХ века, принимая во внимание, что нынешняя Смута реализуется в форме информационной войны.

Иногда это профессионально далекие от идеологической борьбы люди. Инженер Ю. Мухин, технарь М. Антонов, хирург Ф. Углов, преподаватель химико—технологического института Н. Андреева, литературный критик В. Бушин, журналист А. Романенко, демограф Г. Литвинова, прокурор В. Илюхин, издатель В. Корчагин, кубанский глава администрации Н. Кондратенко, полковник Е. Щекатихин, просто никому не известный человек по фамилии Кузьмич. Они и такие, как они, которые, может, только раз опубликовали где—нибудь в районной газете с полуслепым шрифтом свое пронизанное горем и гневом письмо, встали, как могли, на брошенные академиками рубежи. И они отстояли главное — честь русского народа. Страшно представить, что мыслящая Россия конца ХХ века была бы представлена одними коротичами, нуйкиными, яковлевыми, поповыми—попцовыми, бурлацкими, евтушенками, лисичкиными, кохами—уринсонами, чубайсами—лившицами, всеми этими роями медведевых, старовойтовых, сахаровых, солженицыных, новодворских, арбатовых и волкогоновых!

В работах авторов российского Сопротивления не только разоблачается ложь перестроечных реакционеров, но и анализируется в разных аспектах опыт СССР, причины временного поражения социализма в нашей стране. Конечно, в этих работах много противоречивого, одностороннего, сиюминутного. Одним, чтобы оправдать Ленина, нужно непременно затоптать Сталина. Другие готовы сдать и Ленина, и Сталина, и все на свете, пропагандируя свое, правильное (в смысле альтернативы нынешнему положению) видение путей выхода из кризиса через православие или через русский национализм или через подавление криминалитета. Нет пока цельности, системности, единого стратегического вектора в этих работах. Но это и естественно. Если бы такой стратегический вектор присутствовал, обстановка в стране сейчас была бы уже иной. Стояли бы другие задачи, писались бы другие книги.

Однако в работах авторов Сопротивления были нащупаны и явления фундаментального значения.

Прежде всего речь идет о понимании основной идеи Сопротивления как русской национальной идеи. В этом смысле характерна и закономерна трансформация взглядов участников Сопротивления: от попытки восстановить авторитет коммунистической идеи — в начале 90—х годов, через опору на патриотические лозунги — в середине 90—х годов, до русской национальной идеи — в конце 90—х годов. Русская национальная идея — единственная, принятая всеми течениями Сопротивления без споров. Как очевидная истина.

Другим важным достижением теоретической мысли Сопротивления явилась выработка понятия «Золотой миллиард», предложенного еще в конце 80—х годов А. Кузьмичем. Так он назвал часть населения Земли, проживающую в индустриально развитых странах. То, что ранее называлось «цивилизованным миром». Главное в этом понятии — вскрытие давно и прочно оформившихся коренных интересов «Золотого миллиарда», для которого все остальное, отставшее в развитии население Земли, в том числе и России, всего лишь питательная среда для поддержания высокого уровня жизни «Золотого миллиарда». Вскрытие глубокого антагонизма интересов «Золотого миллиарда» интересам других народов Земли — крупное достижение, соизмеримое разве лишь с открытием в начале века такого явления как «империализм».

Большой вклад в понимание современного миропорядка внесли многочисленные, просто взрывного характера публикации о сионистском захвате традиционных обществ, а также очень важные попытки научного исследования форм и методов сионистской тактики и стратегии. Важная и хронически запущенная проблема глобального значения все больше переходит из эмоциональной «антижидовской» в научную и практическую плоскость.

Достигнуты серьезные успехи в анализе новой формы войны, ведущейся сейчас на Земле как третья мировая война — «Золотого миллиарда» со всем остальным человечеством. Вскрыты узловые стратегические цели, методы ведения войны, ее новое оружие — информационные технологии, ее новые оруженосцы, в частности, так называемые «агенты влияния».

Остановлюсь на этом немного подробнее.

Я бы особенно хотел подчеркнуть, что Золотая гора, Куропаты, секретные протоколы, Катынь, а также оставшаяся вне нашего рассмотрения ложь о проигрыше социализма капитализму в экономическом соревновании или о геноциде албанцев в югославском Косове или о нарушении прав человека в... (подставь название страны) и так далее — все это не что иное, как информационные атаки третьей мировой войны.

Эффективность примененного информационного оружия определилась его новизной, огромной материальной подпиткой этого оружия со стороны «Золотого миллиарда», отсутствием пока даже теоретических разработок средств подавления этого оружия. Но подавляемое человечество уже ясно видит, что перед ним не просто газета, канал телевидения или радио, интернет, нет — это оружие. События октября 1993 года, когда бойня в Москве вспыхнула после угрозы режиму потерять Центральное телевидение, события в Югославии, когда среди первых объектов бомбежки оказались телеретрансляторы и телестудии, подтвердили: «Золотой миллиард» готов поступиться многим, если не всем, но только не телевидением, то есть не информационным оружием.

Югославская бойня высветила и новые методы информационной войны. Например, стало известно, что страна была наводнена радиоприемниками, которые не принимали югославские станции. Когда было выведено из строя телевидение, доверчивый покупатель включил радиоприемник, чтобы послушать Белград, но мог поймать только Бонн или Лондон. Прозвучала угроза НАТО начать компьютерную войну против Югославии. Информационное оружие совершенствуется...

Сегодня мы уже имеем первые наглядные представления о чудовищной разрушительной силе этого оружия. Подавляющее большинство людей в СССР приняло «перестройку», не смогло увидеть за ней информационную атаку «Золотого миллиарда». Люди были раздражены отсутствием в магазинах элементарных продуктов питания, это подавалось как неспособность социализма накормить людей. И только сейчас, спустя десятилетие, стали доступны действительные цифры и факты. В журнале администрации Президента РФ «Президентский контроль» №1 за 1999 г. сообщается в интервью с академиком С. Четвертаковым, что в 1991 году СССР производил 29,5% мирового урожая ячменя (или 5 урожаев США), 16,2% мирового производства пшеницы (2 урожая США), 45,1% мирового производства овса (4 урожая США). В те годы элеваторы страны были забиты дорогим и некачественным импортным зерном, за которое были уплачены нефтедоллары, а свое дешевое и качественное зерно не принималось, чем практически уничтожалось отечественное зерновое хозяйство. СССР производил 33,7% мирового выпуска молочных продуктов, 21,4% масла, при этом население СССР составляло всего 4,88% мирового. Куда же девались продукты? До 90% русского масла продавалось по бросовым ценам за рубеж. Так искусственно создавался дефицит не только масла, но и мяса, сахара, овощей («Советская Россия», 27.05.99).

Сегодня никто не кинется опровергать эту информацию. Эти цифры не боится публиковать даже журнал президентской администрации. Скорее наоборот — смакует. Вот, мол, какое белое мы смогли выдать за черное! Информационная атака состоялась. Она привела к уничтожению СССР. И теперь эта информация не представляет никакой опасности для «Золотого миллиарда», потому и стала доступна.

Связь конкретной информации и конкретного времени — одна из базовых информационных технологий третьей мировой войны. Я думаю, здесь, в разрушении этой связи — момента информации и момента времени (я бы это единство назвал информационно—временным импульсом) и будет найдено противоядие против информационного оружия. Убежденность моя основана на том, что истина — она и завтра истина, а ложь может подменить истину только в пределах информационно—временного импульса. К уже известным человечеству условиям поиска истины — полноте, всесторонности, объективности рассмотрения вопроса — теперь добавляется фактор времени. Не торопитесь объявлять истиной даже очевидное. Оказывается, от фактора времени зависит и полнота, и всесторонность, и объективность. Время органически входит во все элементы поиска и утверждения истины и уже не может быть проигнорировано.

Информационные стратеги овладели временем как оружием. Они его по желанию либо растягивают, либо убыстряют в сознании людей, используя субъективное течение времени в зависимости от информации. Каждый по себе знает: время, насыщенное новой информацией, течет субъективно медленнее (например, в детстве или в турпоездке). Изобретатели информационного оружия вывели некую формулу — связь субъективного времени и информации. Из этой формулы вырастают технологии информационных атак, которые я называю «растянутый взрыв». Действительно, взрыв отличается от горения только тем, что то же количество энергии высвобождается в более короткий отрезок времени. В долю секунды — взрыв. В долю часа — горение. В долю столетия — тление. Только и всего!

На взрыве можно жарить картошку, если растянуть его протекание на час. Растянутого атомного взрыва над Хиросимой хватило бы всей Японии, чтобы варить рис тысячу лет.

Почему удается глушить социальный взрыв в России? Потому что энергию протеста научились растягивать во времени.

Переговоры... вроде что—то пообещали... Потом комиссия... потом сидение идиотов на Горбатом мосту... Плакатики, пикеты... Телевонидзе с умным видом это комментируют... ищут ответ на поставленные вопросы. И так далее. Потерпите, подождите... Вот—вот... Вот импичмент — щас скинем... Вот выборы придут... Потерпите... Задолженность по зарплатам сократилась на 5 миллиардов... на три миллиарда... погасим к февралю... к 1 июля... к Рождеству Христову...

И люди ждут, ждут, надеются. А ничего не меняется и не предполагается к изменению в лучшую сторону. Социальный взрыв растянут во времени и превращен в безопасное тление.

Другой замечательный пример «растянутого взрыва» — так называемые усилия России по разрешению югославского кризиса. Вот—вот и остановим бомбардировки... не сегодня—завтра... Вот Черномырдин полетел в Белград... Вот президент уже кулаком стучит... Еще немного...

А в результате — русские предали сербов. Назревавший взрыв ненависти к убийцам из НАТО переведен на жарение картошки.

Я не стал бы через 10 лет возвращаться к Золотой горе ради Золотой горы. Информационная атака состоялась, принесла успех «Золотому миллиарду». Информационно—временной импульс прошел и растворился как гроза. Теперь никому эти разоблачения не нужны. Все равно как после драки махать кулаками.

Однако разговор о Золотой горе, Куропатах, Катыни важен для тех, кто будет заниматься разработкой технологии подавления информационных атак.

Вполне возможно, что уже состоявшиеся чудовищные последствия информационных атак побудят человечество отнестись к информационному оружию как к атомному или как наркотику. Этот джинн из бутылки, в конце концов, может ударить и по тем, кто его выпустил.

Я убежден: информационные войны должны быть поставлены вне закона. Ведь это оружие страшнее даже атомного, потому что в принципе им может овладеть и применять один—единственный отдельно взятый человек. Это оружие не поддается никакому контролю, может храниться сколь угодно долго и применяться через сотни лет (в маоистском Китае рубили головы за ненадлежащее цитирование «контрреволюционера» Конфуция, жившего две с половиной тысячи лет назад).

Но поскольку люди, монопольно владеющие оружием, никогда добровольно от него не откажутся, оппозиция в России обязана изучать информационное оружие, а значит, вынуждена вновь и вновь возвращаться к Золотой горе и секретным протоколам и подобным информационным атакам.

Сумели противостоять атомному шантажу, придумаем что—нибудь и против информационного шантажа.

Заметным вкладом теоретиков Сопротивления стало изучение опыта Советского Союза в плане поиска теоретических основ неосуществленной в свое время модернизации его экономического базиса и политической надстройки. В частности, теории социалистической модификации формы стоимости Т. Хабаровой, антагонизма бюрократии и делократии Ю. Мухина и другие.

Мы стоим на пороге качественного нового этапа в осмыслении судеб мировой цивилизации. На пороге нового знания, новой программы для человечества на XXI век, а может быть, и дальше. Это знание должно преодолеть крайности дикого капитализма и эмпирического социализма, антагонизма биологического и социального в человеке, противоречия свободы и долга, национального и интернационального. Альтернатива этому знанию — смерть цивилизации.

Это знание, на мой взгляд, может родиться скорее всего в России, ибо ни одна страна в ХХ веке не заглянула так далеко в будущее, как Россия, не обладает таким<