Тертуллиан, Praescr. haer. VII

 

Философы и еретики рассуждают об одних и тех же предметах, путают себя одними и теми же вопросами. Откуда зло и для чего оно? Откуда взялся человек и как произошел он? Недавно Валентин предложил еще вопрос: какое есть начало бога? Если его послушать, то выходит, что это какой-то фантом, какой-то недоносок.

 

Ипполит, Philos. VIII 19

 

Ересь монтанистов возникла во второй половине II в. Основатели ее были Монтан (по церковным источникам — бывший жрец Кибелы, оскопивший себя в ее честь), его ближайшими продолжателями — Присцилла и Максимилла. Те христианские течения, среди которых вырабатывалась основная линия исторического развития церкви, вели долгую и упорную борьбу с монтанистами, которых отчасти поддерживала такая значительная фигура, как Тертуллиан. Сочинения Монтана, Присциллы и Максимиллы до нас не дошли, если не считать нескольких незначительных цитат. А церковники сообщают о монтанистах всякие небылицы и переводят спор в плоскость догматическую. Ересь называется также катафригийской, так как она возникла во Фригии.

 

Другие… фригийцы родом… введены в заблуждение женщинами Присциллой и Максимиллой, которых они считают пророчицами; на них сошел, по их словам, дух параклита; до них они почитают пророком некоего Монтана; имея от них бесчисленные книги, они заблуждаются, говоря, что через них они познали больше, чем из закона, пророков и евангелий.

 

Philasterius, Haer. 49

 

После них восстали катафригийцы, живущие в провинции Фригии. Они принимают пророков и закон, исповедуют отца и сына и дух, чают воскресения плоти, как проповедует и церковь; но они прославляют и некоторых своих пророков, т. е. Монтана, Присциллу и Максимиллу, о которых не возвестили ни пророки, ни Христос. Они прибавляют, что полнота святого духа не была отпущена от Христа через апостолов, но через этих их лжепророков и лжеучителей. Они крестят мертвых, отправляют таинства публично, они именуют Иерусалимом свой город во Фригии, Пепузу, где провел свою пустую и бесплодную жизнь Монтан и где совершается мистерия циников и гнусная, ужасная мистерия с ребенком [329].

 

Иероним, ad Marcellam ep. 41 (Op. I 188)

 

Во-первых, мы расходимся в правиле веры: мы помещаем отца и сына и св. духа каждого в отдельном лице, хотя соединяем их в субстанции; они, следуя Савелию, втискивают троицу в одно лицо. Мы хоть и не домогаемся второго брака, но разрешаем его… они до такой степени считают преступным повторный брак, что поступивший таким образом у них считается прелюбодеем. Мы, согласно преданию апостолов, соблюдаем один сорокадневный пост… они устраивают три сорокадневных поста в год, как если бы три спасителя пострадали… У нас место апостолов занимают епископы, у них епископ на третьем месте, а первое место занимают патриархи г. Пепузы, во Фригии, а второе — так называемые «товарищи» (koinonoi), и, таким образом, епископы скатываются на третье, почти последнее место.

 

Praedestinatus, haer. XXVI

 

Против них (катафригийцев) писал св. Сотер, папа римский, и Аполлоний, предстоятель эфесский. Им возразил карфагенский пресвитер Тертуллиан. Он защищает Монтана против вышеуказанного папы римского Сотера, утверждая, что ложно обвинение в крови младенцев; что (они признают) троицу в единстве божества, покаяние падших, те же таинства и общую с нами пасху.

 

Тертуллиан, Praescr. haer

 

XXIX. Какое безрассудство полагать, что ересь могла существовать прежде истинного учения, которое предуведомило нас, что возникнут ереси, и советовало нам избегать их. Сказано было церкви, или, вернее, само это учение сказало церкви: «Если бы ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема» (Гал., 1:8).

XXX. Где был тогда Маркион, штурман моря Эвксинского, ревностный стоик? Где был платоник Валентин? Известно, что они жили недавно при Антонине и исповедовали католическую веру в римской церкви при архипастыре Елевферии, пока беспокойный характер их и их учение, соблазнявшее верующих, не заставили христиан дважды изгнать их из церкви, а Маркиона даже вместе с принесенными им 200 (тысяч) сестерциев. С тех пор они распространили повсюду яд своих ересей. Наконец Маркион отрекся от своих заблуждений, и было изъявлено согласие даровать ему мир с тем условием, чтобы он взялся привести опять в церковь отлученных им от нее. Но смерть не дала ему на это времени. Апеллес жил еще позже Маркиона, который был его учителем. Сойдясь с одной женщиной — не в пример воздержанию Маркиона — и не смея возвести взоров на своего целомудренного наставника, он бежал в Александрию. По возвращении оттуда через несколько лет… он был соблазнен другой женщиной, то была Филумена, ставшая потом распутнейшей блудницей. Она до того очаровала его, что он под ее диктовку писал откровения. Есть и теперь еще люди, которые помнят, что видели их обоих; между нами есть даже и теперь их ученики и последователи, так что нельзя ошибиться насчет времени, когда они жили… Маркион отделил Новый завет от Ветхого. Но то, что он отделил, существовало прежде его, следовательно, оно было соединено до отделения и до того, кто произвел это отделение. То же относится и к Валентину, который не довольствуется тем, что странным образом толкует писание, а мечтает исправить его под тем предлогом, что оно раньше было испорчено; но тем самым допускается, что писание существовало до него…

XXXIII. Апостол Павел в первом послании к коринфянам осуждает еретиков, отвергающих воскресенье или ставящих его под сомнение: это было заблуждение саддукеев, принятое отчасти Маркионом, Валентином, Апеллесом и другими, отвергающими воскресение тела. В послании к галатам он восстает против тех, которые держатся обрезания и обрядов закона (т. е. Ветхого завета): это ересь — Эвиона [330](эбионитов). В поучении к Тимофею он осуждает возбраняющих жениться; Маркион и ученик его Апеллес также запрещают супружество.

Павел точно так же упрекает тех, кто утверждает, что воскресение уже совершилось: валентиниане такого мнения. Когда Павел говорит о бесконечных родословиях, то тут нельзя не узнать Валентина, который говорит, что какой-то Эон, которому он дает странное имя и даже много имен, рождает благодатью своей мысль и истину, мысль и истина рождают слово и жизнь, а слово и жизнь рождают человека и церковь.

Это первые восемь эонов, от которых родились другие десять эонов и, наконец, — чтобы пополнить сказочное легендарное число тридцать эонов — еще двенадцать, названных самыми диковинными именами.

Порицая почитание, воздаваемое стихиям, апостол как бы называет Гермогена, выдумавшего вечную материю, которую он ставит наравне с вечным богом, делая ее матерью и богинею стихий; после этого нечего удивляться, что он ее обоготворяет.

Иоанн Богослов в Апокалипсисе (2:14) угрожает казнью сторонникам учения — «чтобы они ели идоложертвенное и прелюбодействовали». Ныне есть другие николаиты, известные под именем каинитов.

В посланиях своих он (Иоанн) считает антихристом всякого, кто не исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, и не признает его за сына божия. Первого заблуждения держится Маркион, второго — Эвион.

Петр считал за некоторого рода идолопоклонство и осудил в Симоне-волхве магию, воздающую божеский культ ангелам.

XXXIV. Вот как будто все различные роды ложного учения, которые были известны еще во время апостолов, как они сами об этом нам сообщают. Но между столь многими тогдашними превратными сектами нет ни одной, которая дерзнула бы напасть прямо на бога, творца вселенной. Никто не посмел даже предположить иного бога. По большей части они все проявляли сомнение больше на сына, чем на отца, пока Маркион наконец кроме бога-творца не выдумал другого бога под именем доброго начала; пока Апеллес не стал утверждать, что создатель был ангел верховного бога, огненной сущности, бог древнего закона и иудеев; пока Валентин не посеял, так сказать, своих эонов и не заставил бога-творца родиться от какой-то недостаточной сущности одного из них…

XXXVIII… Хотя Валентин, по видимости, и принимает весь Ветхий завет, но, в сущности, он не меньший враг истины, чем Маркион, только хитрее его. Маркион, держа в руках железо, а не грифель, изорвал в куски все писание, чтобы придать вес своей системе. Валентин сделал вид, что щадит его, что он старается не столько применить его к своим заблуждениям, сколько свои заблуждения к нему; между тем он исказил его больше, чем Маркион, отнимая у слов всю их силу и естественное значение, чтобы придать им насильственный смысл, и в то же время выдумывая существа невидимые и фантастические.