Царь Мидас, или Протестант— ослиные уши Мидас, или Нищета мамоны

 

29.08.05 Измир

 

 

Поучительная история с фригийским царем Мидасом. Два начала с трудом совмещались в нем: любовь к правде и жажда наживы. Подобно многим фундаменталистам, протестантам и людям мира, для кого Премудрость соблазн, искал он совместить дар Божий и мамону. Разделял он то миросозерцание, что Бог любимцам Своим сулит деньги, а отсутствие их — знак неблаговоления Божия к такому-то. Тем самым нищета, каличество перехожее, юродство — брак и отступление, а «богатый юноша» благословен. Мидас принадлежал к тому редкому типу, что и Бога искал, и благоденствия в мире не желал терять. И к еще более характерному типу — расширять благовестие за счет капиталовложений, барышей и прибыли мамоны.

Однажды к Мидасу пришел пьяненький Силен — учитель Диониса, блаженный старец его и наставник. Притворившись подвыпившим и юродствуя, Силен стал рассказывать фригийскому царю об Атлантиде.

— О сын мой, где-то за потоком бытия и за пределами океана, вдали от Европы, Азии и Африки есть чудесная страна. В ней множество городов, населенных совершенными людьми. Между домами вьются виноградные лозы. Жители ее живут больше ста лет, следуя свыше дарованным законам. Нет между ними зла и похоти, не заходит война и зависть.

— Что же это за таинственная страна, — удивился Мидас, — и можно ли в нее попасть?

— Нет, сын мой! Нет и никогда. Страна эта как бы посольство Царства Божиего на земле. Попасть в нее можно только тому, кого изберут боги Олимпа. И еще блаженное вино Диониса ведет в эту страну долгожителей и искупленных.

— Силен, расскажи мне еще об этой прекрасной стране Атлантиде!

— Ничего о ней не сказать односложно. Закон в ней и действует, и нарушается. О ней вообще ничего, сын мой, нельзя сказать, поскольку она существует в другом измерении — пакибытия. И люди в ней другие, и составы их иные, чем у нас. Это как бы мелхиседеково царство, сошедшее с Неба. Попасть в него можно, только вкушая от сладчайшего вина.

— Почему же нельзя снарядить корабль и после долгих странствий по ветрам, дующим в направлении Всевышнего, оказаться на этом острове?

— Праздноискателей ожидает ужасный водоворот. Его не может преодолеть ни один корабль. Морская пучина безжалостно поглощает его.

— Что означает духовно ‘ужасный водоворот’?

— Духовно? — задумался Силен, критически посмотрев на Мидаса и решая, сможет ли внять его словам фригийский царь. — Человека засосет в водоворот страстей. Оказавшись в море благодати, он не сможет держать прямой курс на остров блаженных. Его закрутит в родовых программах и утянет на дно морской пучины.

Слушай же: теперь расскажу я тебе о двух текущих рядом реках. На берегах одной растут чудесные деревья, возвращающие молодость даже глубоким старикам. На берегу второй реки другое древо, и плоды его горьки. Кто съест, начинает стонать и плакать безутешно, отравляется и чахнет на глазах.

— Что означает твоя притча?

— Две эти реки, первая — река Жизни, божественное вино из Царствия (религия светоцентризма, древо с плодами первородной непорочности). Древо на берегу другой — добра и зла и связанное с ним грехоцентрическое жречество. Сколько не искал бы ты избавиться от его плодов, остается только стонать, плакать, уничижаться, оплакивать свои грехи, умаляться, смиряться. Но будешь только разлагаться заживо и терять надежду.

Удивлен был Мидас духовной высотой старца, да так заслушался его, что пять дней и ночей провели они в беседе. Старец почему-то не приходил в себя от пьянства, что приводило Мидаса в недоумение. Вроде бы он и вина старику не предлагал. Силен же постоянно находился в каком-то блаженном опьянении.

— Пустота, — завершил свои речи Силен. — Ты богат, и ты ничтожество. Ты нищий. Ничего у тебя нет. Помрешь, и в охапку уместится добро твое, хотя ты царь фригийский, а я бродяга пьяный и любой может ударить меня по голове.

Но заинтересовало учение премудрости Мидаса и не давало ему долго покоя. Впрочем, вскоре уехал старец и вернулся вместе с божественным Дионисом.

— Чего бы ты хотел от меня, царь Мидас? — спросил, сияя взором, Дионис. — Проси, и я удовлетворю твою просьбу.

Ум у Мидаса помешался. Бог — мамона… как можно больше денег, чтобы строить храмы… силой государства всех обратить к Дионису… Победить врагов можно только в богатом и твердом государстве. Оно знак благополучия. Бог покровительствует богатым царям, а нищих и банкротов презирает.

Рассуждая подобным образом, Мидас попросил у Диониса:

— Сделай так, чтобы все, чего ни коснется моя рука, превращалось в золото.

И вот по мановению руки олимпийского царя в золото превратились мебель, предметы культа, камни, вещи, книги, окна. И даже пища, которую ел Мидас. И вода. Из источника тек золотой ручей, а на подносе служанка подавала тяжелое золотое яблоко. Но только что с ним сделаешь? И как пить перенасыщенную золотом воду?

Понял Мидас, что просчитался. Золото сделало его умирающим от голода и жажды. И чем больше у человека денег, тем ближе он к смерти, тоске и голоду.

 

K

 

Рассказывают: однажды Мидас, видя соревнующихся в игре на кифаре Аполлона и Марсия, не согласился с судом речного бога Тмола, что Аполлон играет лучше. За это солнечный Олимпиец наделил его ослиными ушами. Какое-то время Мидасу удавалось прятать свои ослиные уши под фригийской шапочкой. Но тайну его выболтал цирюльник: «Господин наш носит ослиные уши!»

У мамоны ослиные уши. Под аккуратной кардинальской фригийской шапочкой — ослиные уши, а это означает: царь наш круглый дурак, если Бог сделал его ослом!

«Ах, — сокрушался Мидас, — не услышал я гласа Божиего, сулящего мне нищету духа и вечные богатства. И вот отросли у меня ослиные уши в наказание за то, что я круглый осел и дурак. Пойду-ка выкопаю ямку и скажу в нее: у царя Мидаса ослиные уши. Быть может, ослиные уши уйдут под землю и вернутся человеческие».

Сделал так Мидас, но на месте ямки вырос колкий тростник и человеческим голосом стал шептать всем прохожим: «У царя Мидаса ослиные уши! У мамоны ослиные уши!»

Не выдержал позора фригийский царь, напился бычьей крови и повесился.

 

K

 

Кто хотя бы однажды вкусит благодать Премудрости, для того нищета — безусловное правило поведения и свидетельства перед Богом. И нет для него ничего опаснее, чем «ужасный водоворот», т.е. круговерть мамоны, казино и непрерывное «зарабаты-вай-покупай». Считать мамону совместимой с Богом, прикидывая в уме, как бы заработать на ближнем, обойти его, обмануть, надуть (и в конечном счете убить) значит откровенно фантомировать Всевышнего образами «желтого дьявола» и приписывать тем самым Бога к врагам человеческим.

 

Юпитер Влюбчивый

 

30.08.05 Измир

 

 

60 лет святая мать, итальянка Луиза Пиккаррета, прикована к постели. Вкушает из Чаши, вопиет невеста. Просит Господа, чтобы Он лично вонзил в нее иглы и гвозди…

Что это? Мазохизм со стороны великой святой матери? Садизм со стороны Христа? Так может счесть профан.

Подобным образом трактуют и поведение Геры. Блюстительница брака и ревностная мать, Гера ревнует своего влюбчивого мужа и насылает нескончаемые проклятия на тех, с кем олимпийский царь богов вступает в любовные связи.

О пренебесная страстнаoя божественная пара, состоящая в священнобезумном браке — Юпитер и Юнона, Зевес и Гера! Царь богов и царица, оба восседающие на золотых престолах. Вседержитель и миродержица.

Об Отце Небесном иудеи знают только, что «ходит среди херувимов и серафимов», «среди тем тьмущих». Греки, подобно профанам-евреям, интерпретируют Юпитера как громовержца, мечущего молнии… Но чтобы понять истинный характер Отца Небесного, нужно обратиться не к Элогиму и Яхве, а к горячему влюбчивому Зевсу.

Удивительнейшее и таинственнейшее божество! Состоя в священном духовном и вечном браке с Герой (символ их брака — подаренное землей Геей Древо жизни, дающее нетленные плоды, золотые яблоки) Юпитер не довольствуется своей супругой и показывает свой горячий влюбчивый характер. Ему, отцу богов и олимпийскому царю, хотелось бы стать отцом едва ли не всех героев. Его дочь Артемида постоянно охотится за достойными стать его невестами и оплетает их божественной сетью, а Афродита с Эротом пронзают их золотыми стрелами.

Гера кажется мстительной хранительницей домашнего очага. Юпитер не знает, что делать с ревностью своей супруги, недостойной звания олимпийской богини. Он даже придумывает шествие, при котором вместо очередной любви идет разодетая кукла. Гера набрасывается на процессию и, растоптав куклу, велит ее сжечь…

Ничего кроме отвращения подобная кривизна не вызывает. Преступно наводить кривые зеркала на великие древние священные предания. Сколько же можно оскорблять богов? Сколько можно плевать в сердце Небесного Отца?

Изумительный и несказанный образ нашего Владыки — Юпитер Влюбчивый. Чтобы узнать, каков Он, нужно обратиться к эллинам. Они при всем своем воинствующем политеизме и отвратительных извращенных связях гораздо ближе стоят к Отцу Небесному. Им понятнее пылкий, страстноoй характер Отца. Девственная влюбленность характеризует всещедрое сердце Миродержца.

Так каков Всемогущий? «Сильный, державный» и прочий в рамках «двуглавого орла» и симфонической модели? Нет, ничего в древних сказаниях не понять непосвященному.

О Юнона, умащенная амброзией и источающая из себя алоэ, мирро и нектар! Тайна ее — СвященноТеогамия, священный брак с Всевышним.

Вместе со своим супругом проведя около трехсот лет в нескончаемой брачной ночи излияния вина любви из Морского Грааля, Юнона хотела бы, как и Отец, щедро поделиться божественными дарами со всем творением. И кому особо покровительствует вместе со своим братом-супругом — того видимо гонит, на того, как на воспитателя Диониса, насылает безумие или как божественную Ио, превращенную в корову, посылает в «гулаг» стоокого Аргуса.

Волоокая богиня символизирует священный брак неба и земли, схождение Божества, предуготовление творения. Чудесны ее символы. Лесная кукушка (священная птица Геры) — зачатие с помощью вытеснения другого из гнезда. Павлин — божественная красота девственного брака. Корова — молочные реки пренебесных осенений, сходящих на помазанников.

Гера преследует Геракла, да так, что ее ненависть к великому герою Греции смущает даже олимпийских богов. Всемогущий подвешивает супругу к небесному своду, прикрепив к ногам тяжелую наковальню, сооруженную для этого кузнецом Гефестом. В действительности же подвешенная к небесному своду с тяжелым грузом Гера — премирно распятая Богородица Атлантиды. Гера любит Геракла как сына своего и покровительствует ему. Несет за него премирный крест. Висит над сводом небесным, простертая, как христианский подвижник Иоанн Колов над своим городом. А тяжелая наковальня символизирует огонь ее сладчайшего теогамического сердца.

В миссию Юпитера и Геры, состоящих в священном теогамическом супружестве, входит передать священный брак или помазание вечного девства как можно большему числу смертных душ, тем самым возведя их на Олимп — в ряд обоженных, божественных существ.

Гера происхождением из морской пены и большую часть времени проводит в державе Посейдона. Она родом из Атлантиды. Эллины знают: море — перевернутое небо. Было бы невыносимо для богов-Олимпийцев лишить себя радости морского Грааля, морских нимф, харит, ор, нереид…

Рожденная (исторгнутая) из уст Крона, «павшая» во время, воспитывается Гера на краю земли, в обителях «седого Океана». С детства предназначенная для вышних благословений, Гера избирает затвор и покой. Даже олимпийское спокойствие не привлекает ее. Юнона столь прекрасна, что Юпитер возжаждал и похитил деву из покоев невест, призвав к своему брачному чертогу.

О! Скажем тысячекратное О!, входя в Брачный чертог после трехсотлетней священной ночи, называя его Брачным Одром и священнобезумием любви, таинственным сочетанием сердец, прилеплением бессмертных тел, изменением составов.

Теогамия раскрывается в замках пакибытийного Грааля тем, кто принес обеты вечного девства. Для прочих Гера — ревнивая дама, насылающая месть и проклятия на тех, кого вроде бы должна была защищать и покрывать.

Тайны Юпитера и Юноны столь велики, что Миродержец скрывает свой дар даже от помазанных. Таинственное супружество или наивысший венец теогамии Геры и Зевса столь высок, что недоступен даже олимпийским помазанным. На небесах немногие посвящены в тайну божественного брака.

«Матерью непорочных родов» нарекают ее в Спарте. В честь ее учреждают особые празднества дев и невест Всевышнего — герии. В Аргосе ей воздвигают статуи из чистого золота и слоновой кости работы знаменитого Поликтета, а в Коринфе и Олимпии чтут как покровительницу градостроительства Всевышнего.

Волоокая «корова-мать». Никто из посвященных не боится мести Геры, зная: путь к священнопомазанию, любви к Всевышнему лежит через многие скорби. Страстноoе для помазанных р а д о с т ь, а не фобия и ужас, чем и отличаются помазанники от простых смертных.

Юнона неописуемо прекрасна. Красоты ее не удостаивается видеть никто из смертных. Хотя Парис в споре трех богинь отдает предпочтение Афродите, Юнона прощает его. «Лилейноокая», она отличается спокойным величием миродержицы и покровительствует богопомазанным царям и царицам. Всемогущий в таинственном завете с ней не просто управляет вселенной, ищущей богосупружества. По сути весь сонм олимпийских богов — Аполлон, Дионис, Артемида, Афина Паллада, Афродита, Гермес и 144 малых — ипостасные проявления и таинственные способы выражения важнейшей задачи и назначения человека: обожения.

Олимп ориентирован на богосупружество. На Олимпе знают крест, не знакомый христианам с их «орудием искупления». На греческом Олимпе знают Отца безумной любви и чтут его нескончаемые «романы» — девственные узы.

Гера в непрерывном страстноoм. Внешне спокойная, она просит Зевеса подвергнуть ее бичеванию (одно из Скорбных таинств Розария). Облечена она по сути бесконечной властью над всем творением, поскольку какой закон может быть на столь великую небесную любовь? Великолепна ее солнечная колесница с колесами из чистого золота и спицами, сверкающими медью. Благоухание неземных ароматов разливается повсюду, где появляется Теогамическая Госпожа. И ей поклоняется все живое — ветви деревьев, кустарники, растения, небесные птицы, дикие животные и прирученные домашние водят свои хороводы вокруг теогамического престола.

Гера знает: все творение устремлено к браку с Творцом. О, это Юнона насылает священнобезумие на Ино, бросившуюся в море, и без супруга рождает «уродца» — юродивого коваля Гефеста! Одним взором своим и касанием руки Гера благословляет древнего змея — чудовищный Тифон и порождения его будет преследовать непорочно рожденных и будет уничтожен золотыми стрелами героя. Особо покровительствует Юнона духовным роженицам. Она по сути не снимает «пояс Афродиты» (один из теогамических символов древней Атлантиды, перешедший как сказание и предание в Грецию) — побуждение вышней любви в бессмертных телах.

На Самосе, где Геру чтут особым образом, ее изображают в виде белой доски с начертанными на ней золотыми таинственными знаками теогамических блаженств — кадуцей, масла, тирс, увитый плющом. На священной доске написаны имена удостоившихся всерадостного креста, благоухания богосупружества, распявших свою плоть и естество ради вхождения в чертог Всевышнего.

На Крите и в Кноссе, на Олимпе и в Коринфе особым образом почитают священный брак божественных Отца и Матери… Только иудеи и христиане ничего не знают о любви Отца Небесного к Матери-Премудрости, о священноузах их блаженных осенений. Потому и не могут читать по самосским доскам — лишены пророческих харизм и не знают Бога воочию. Но да грядет Святой Дух и пристыдит иудео-христиан, послав их к эллинам — обратив взоры человечества к сонму олимпийских богов и вскрыв основную тайну Атлантиды: золотой престол богосупружества.

Кого Гера любит, на того насылает бедствия и гонения, того и посвящает в свое малое страстноoе. После чего исхищенная Всевышним невеста научается выходить навстречу своему Возлюбленному. О, в свой час, препоясавшись поясом Афродиты, она падет в объятия Жениха и упокоится на Брачном одре премирной Усыпальницы. Открыто было отцам нашим на Соловках: Брачный чертог и Усыпальница для 100 миллионов жертв красного ГУЛАГа идентичны. Тайна музыки Священноусыпальницы в том, что в ней распевают хоры ангелы Брачного Одра. Смысл попущенного Небесами адового проклятия 100-миллионных Соловков XX столетия и 100 миллионов предсмертных стонов — в воздвижении премирного Брачного Чертога.

Вот он сходит с Соловьиной горы и медленно движется через священный остров Самос на Грецию, на Европу, на Святую Русь.

Священная гора Киферон (аналог горы Мориа) — излюбленное место молитв Юноны. И везде, где ни появляется царица-богиня, она распространяет благоухание девства. Олимпийские небожители почитают величайшим счастьем внимать ее голосу и созерцать ее умонепостижимую и невыразимую в человеческих измерениях красоту.

Гера распространяет вокруг себя лучи премудрости, девства, красоты, справедливости, страстноoго, покрова и помазания. Очи волоокой царицы полны неизъяснимого томления. Вся она страстнаoя обращена к Всевышнему, готова к жертве. Нет, не может смертное существо видеть эту агницу агниц без того чтобы не впасть в священнобезумие, не отключиться, не упасть в обморок.

Ее порождение — ГУЛАГ, да. Ее порождение — злобный и воинствующий Арес, что означает неисчислимые миллионы анонимных невинных жертв, полегших на поле, с рождения невинно закланных на ацтекских, египетских, кельтских и соловецких алтарях. Промысел Юноны непостижим в падшем порядке первородного греха. Но те, кто ищет правды, «священники священнобезумия и моста между небом и землей» (в терминах апостола Павла «священники по чину правды и мира»), почитают мать свою Юнону. В страхе Божием поклоняются и просят от нее таинственных помазаний.

 

 

II. Дневники, статьи

 

 

В Измире полтретьего ночи.

26.08.05 Измир

 

 

В Измире полтретьего ночи. Все мои сыновья проходят состояния отупения, цементированной памяти, парализованной совести. В страстноoм лежишь, обливаясь слезами. Ну последний придурок. Ну жалкий юродивый. Ничего не помню. Позабыл то, что вчера знал наизусть. Ни одной строчки из Евангелий, ни одной молитвы доселе известной… Но зато все миры отверсты, все врата небесные, когда диктует Дух Святой и сходит белый голубь с трепещущими крыльями.

Когда белый орел из Царства Всемогущего опускается в божественный ум, вскрываются глубинные слои памяти. Пребожественная совесть, связанная с выраженностью небесного потенциала, вступает в действие. И окрыляется внутренний человек.

Воистину, после страстноoго — этой духовной сковывающей смерти — следует воскресение благодатью Святого Духа и возрождение для вечной жизни. Оно невозможно без цепи цементных саркофагов, страстныoх воплей из какого-нибудь морского сундука, из чрева кита, из подземелья Гулага, из зэковской камеры № 1305. Невозможно штурмовать высоты Царствия, не пройдя хотя бы малую часть опыта Серафима Соловецкого и не сподобившись Грааля Последней Капли своего предсмертного.

Боже! Посвящаю свою жизнь без остатка Тебе. Приношу благодарность на жертвенник Твой, как Девкалион и Пирра после потопа. Используй, Господи, Грааль Последней Капли ста тысяч превосхищенных Твоих и помазанных во благо человечеству и сотвори серафитов для Богоцивилизации.

И небо отвечает, как эхо озвучивая слова пророка:

— Грааль Последней Капли! Грааль Последней Капли!

И от его священной капели на землю, от «семени христовых» рождаются юные отроки и отроковицы с просветленными челами и с превосхищенными взорами. Взяв в руки оливковые ветви и мирро, превосхищенно шествуют они к первопрестольному городу Богоцивилизации, где ожидается таинственная встреча с божественным Возлюбленным. И Сам Христос придет на вечерю любви и посвятит их в тайны боoльшие, чем те что им открыты.

 

 

K

 

 

Как важно быть неотмирским! Что бы ни делал — как небо говорит. Прийти из Царства. Преодолеть любые препятствия. Носить любые кресты. Дать согласие, чтобы тебя пинали ногами и превращали в ватную мумию, в гуттаперчевое чучело, в восковую куклу, во что угодно, в привидение и тень, чтобы тебя сплющили и расплющили… Господь вознаградит твою неотмирскость дарованием благовестия. И в свой час услышат миллионы.

И напротив, будешь гоняться за химерами gloria mundi (славы мирской) — окажешься брошенным на помойку человеческой истории, никому не нужный и всеми забытый.

 

 

K

 

 

«О умасти, Приснодевственная Мать, брачный чертог мой мирро и амброзией, — молятся к Ней ученики Пречистой Девы. — О упокой меня в рощах Элизиума и дай коснуться золотого плода из сада Гесперид, вкусить от Первородной Непорочности. Да откроются глаза мои видеть красоту божественных существ. О, сколько их! О, сонм, собор, сонм сонмов! Нескончаемо их много.

О, наконец-то я прозрел! Наконец-то я постиг смысл и тайну бытия. Божественная Гера, сладчайшая дева, Юнона волоокая, корова Божия, напои меня от нетленных сосцов горячим молоком вышней любви и помажи все существо мое страстноo, дабы исчезли страх и призраки родовых программ. О помоги отрясти прах и стать таким, каким ты лепишь меня, пребожественная Мать».

Так молятся прекрасной деве-матери Юноне ученики Всевышнего. И духовная Эллада наполняется благоуханием ночных свечей в торжественной процессии Агнца из 140 тысяч Его девственных невест…

 

 

K

 

 

Юродствуют боги Олимпа. Пока фарисеи рисуют своего институционального божка, инквизиторствующего злодея, прекрасноликие божества страдают: висят подвешенными над миром, просят подвергнуть их бичеванию, преследуют (тайно покровительствуя) тех кого любят, порождают химер и тифонов, насылают нескончаемые бедствия на особо ими любимых.

Но порядок СвященноТеогамии непонятен миру. Не понимает обычный смертный и смысл своего существования.

Если бы осознал и духовными очами обозрел происходящее с ним, потянулся бы к Богу юродивых и святых блаженных, теогамических, прекрасных. Ведь сама Олимпийская царица, проведя своего любимого ученика через скорби, посвящения, одиночество, страстноoе, привив его любовью ко Христу и щедро одарив нетленными маслами, привела в Чертог Всевышнего к неизреченным

 

О! Брачный Чертог О!

О таинственное Божество,

О выше нет ничего!

О мой Возлюбленный О!…

 

О, когда воскурение от престола СвященноТеогамии распространится по всему творению, придут тверские проститутки, толкачи, биржевые маклеры, бомжи одинокие, полуобезумевшие от страданий старушки в хосписе. Тогда предсмертный стон 100 миллионов обратится радостным гласом «Аллилуйя!», и человечество наконец-то найдет состояние снятия с креста. Страстноoе завершится и начнется сладчайшая Мессианистическая эра под знаком трехсотлетних теогамических блаженств Юпитера и Юноны, Отца Небесного и Матери блаженств, Премудрости Софии Огнекрылой.

 

 

K

 

 

Внешняя история Ветхого Завета, прочитанная очами Теогамии, приобретает страстноoй характер. Плач Иеремии, страдания голубя-пророка Ионы в Ниневии. Пресвятая Богородица Страстнаoя в образе сестры милосердия в ГУЛАГе или принявшая вид страстноoй доски-иконы и просиявшая где-то над сибирскою сосной перед взором поклоняющегося ей пятидесятилетнего возницы…

О Царица, вся вселенная наполняется дыханием СвященноТеогамии. Все творение просыпается и устремляется в объятия Всевышнего. В свой час Ты станешь символом поколения и песнь Тебе воспоют миллионы восставших от прискорбных обстоятельств, от похотных постелей, от пыльных белых простыней и от скомканных своих замороченных уделов.

Ты просветила их лики сиянием Божества и указала путь. И, облекши их в белые ризы, придала им обручальные кольца на левую руку и негасимую восковую свечу в правую. И вот они выходят навстречу и жаждут во всем следовать Жениху. И что делает Он на пути к ним, то делают и они на пути к Нему.

И их встреча — самая прекрасная и светлая из всех, когда-либо бывших на земле. Сретение Всевышнего.

 

 

K

 

 

О Бог мой, какие прекрасные символы! Меч, украшенный оливковой ветвью. Град Божий в солнечных лучах. Лазурное небо, и на нем — обрисовавшиеся лики дев. Сладчайшие олимпийские богини пришли к источникам омыться в белых купелях и помочь омыться в белых купелях. И вслед за ними в тех же священных водах омовения омываются их ученики, удостоившиеся лика бессмертных за свою любовь к Всевышнему.

Один из них несет сосуд свежей воды, другой — чашу с нектаром, третий — стамну с манной, четвертый — Святой Грааль с Кровью и Плотью Божества Христа. Так и устраивается Его тысячелетнее царство, незаметно пришедшее, как бы помимо бедствий. Где они? Да прочь развеявшееся облако химер, ночной мираж!

 

Нет ничего кроме Него,

Возлюбленного моего.

Нет ничего кроме любви,

любви Его

 

.

Повторяй так, сын мой, дочь моя, в ночной молитве — и счастливо избежишь бедствий, хотя бы уже начались маленькие потопы, затопило центр Санкт-Петербурга или до третьих этажей Нью-Орлеан…

Ничто, ничто не воспрепятствует душе, хотя бы скованной чугунными цепями, славить Всевышнего. Ничто…

 

 

K

 

 

Турецкий солдафон, капитан стражи, запретил нам выходить за пределы допустимого туристского серпантина. Мы привыкли смотреть иначе, чем туристы. Избегая глазения на святилище, превращенное в коммерческое капище, восходили к благословенному месту, где Пречистая Дева поставила Свой престол и пребывает на нем.

Пришлось нам подняться с другой стороны горы. Миновали горшечную мастерскую со множеством скульптурных изображений каких-то рыб, лебедей, дельфинов и глиняных кувшинов. Поднялись по козлиной тропе к Соловьиной горе с другой, тыльной, стороны. Вдали звучал колокольчик, привязанный к козе-путеводительнице. Навстречу нам весело шагал молодой пастух с длинным охотничьим ружьем.

В неописуемой красоты морских далях солнце заходило за Самос, когда Царица указала мне таинственный туннель. Объяснила:

Первую великую тайну Я тебе открыла: отсюда, с Соловьиной горы, вход в Брачный чертог. Другая тайна нового Иерусалима: отсюда вход в атлантический Грааль.

Царица показала солнечный в световых переливах туннель, по которому Она с Соловьиной горы спускалась в Атлантиду, в белые морские замки Грааля. И восхищала оттуда к эфесским старцам, первомученикам Христа из Эфеса в Палестину, Александрию и по всему миру, где жаждали испить блаженств Христовых Его и Ее ученики.

 

 

K

 

 

А страстноoе разгорается. Боже, сколько пыльных упырных апартаментов пришлось сменить! Сколько турецкой басурманщины вкусить вместе с чашей Грааля! Сколько тоски по несбывшемуся Отечеству, по счастливейшим моим детям и ближним!

Третий смертельный удар нанесен был в июле на Элеоне. На этот раз Всевышний положил руку на позвоночник. Радикулит, седалищные нервы, смещение, невралгия.

Куда бежать в разгар сезона? В турецкую пустыню. Красный дракон гнался за нами три дня. Но земля покрыла нас.

Что пережили мы в разгар сезона! Ошалелое диско, бесноватые детские крики, ненависть «туркаo»: не укладываемся в их семейно-родовые программы.

Квартир переменили за месяц не меньше пяти. Считали скорбно с о.Паисием, сколько жилищ сменили мы за 18 лет — обжили, кровь пролили, благословили…

Механизм «автоматической» адаптации к жилищу уже почти не может работать. Душа ищет себе постоянного подданства, да нет его. Душа восхищается в горний мир, а тело бежит за ней, не зная что бежит за душой своей. Ищет где-то осесть в земных небылицах и таинственных царствах. А их уже давно нет.

 

Тело спешит за душой, а душа — за Духом Святым.

Уже сказано. Осталось молчание

как божественной Ио мычание.

 

 

Священнодева Рабия и

«Песнь песней» мусульманства,

Или Эра Бога-ближнего

08.09.05 Измир

 

 

Боже, какая война на видение в любви!

Суфия Яхаваза (Х век) предают смертной казни за дерзновение об обожении: «Я есть Он, Которого я люблю. И Он, которого я люблю, есть я. Если ты видишь меня, ты видишь Его. И если ты видишь Его, ты видишь нас обоих».

Мусульманская инквизиция сжигает его на костре в марте 922 г. Как кощунница и еретичка, стирается из памяти шариата и Рабия аль-Адбия.

О, сладчайшая Рабия вышла замуж за неведомого ей Христа! Так и осталась девой (умерла в 88). В дневниках писала: «О любовь ко Всевышнему, охватившая все мое существо! О мой Возлюбленный, о! У меня не осталось ничего, чем я могла бы любить кого-либо кроме Него — и одного состава, ни одного начала, ни одного чувства».

Рабия достигала высочайшего экстаза (варджа) в непрестанном созерцании небесного Возлюбленного. Библейская Песнь песней выпевалась нескончаемо из ее сердца.

«О Возлюбленный двух мирровых сердец! О Сладчайший! Я обошла весь мир. Я заступала тысячи порогов в нескончаемых домах. Я встречала прекрасных людей. Но ни в ком я не нахожу того, что есть в Тебе. Ты один достоин созерцания, Совершенная Красота. О моя надежда, о мой покров, о мое блаженство! Сердце мое не может любить никого кроме Тебя. Я сделала Тебя спутником всего моего существа».

Рабия разрывает с шариатом буквы и культа. Священное начало пути: Бог другой и познается на путях истины тарикат (‘тарик’ — путь последней правды).

В начале духовного пути Рабия «умирала чувствам», умерщвляла греховные начала. Но как ничтожна и мала эта ступень! Познала она другое — священное успение, умирание от любви.

Аскеты умерщвляют плоть, чтобы достичь сверчувственных блаженств. Наивная и детская ступень! Человек предназначен для другого — победить смерть и страх небесною любовью, для чего достичь ступени умирания от любви или наивысшей смертной тоски.

Рабия вошла в нее буквально в 20 лет. В пренебесном экстазе она писала:

«О Боже, ночь прошла и забрезжил день.

Душа моя томится.

Услышал ли Ты мои молитвы?

или Ты отверг их?

О только Ты, Ты один! Утешь меня!»

Любовь к Всевышнему исключает смертные образы и приражения корысти. Любить Всевышнего ради Него Самого.

Суфии готовы отказаться от того, что составляет существо «фарисеи». Милости, благочестие, здоровье, счастье — ничто это суфиям не нужно. Есть другая любовь — готовая страдать, соразделить крест, выйти навстречу.

Рабия — «мудрая дева» мусульманства. «Двух родов моя любовь к Тебе: себялюбивая и достойная. При себялюбивой любви я благодарю Тебя за достижения и дары, но остаюсь слепа. При достойной Тебя любви завеса снята и я могу взглянуть на Тебя каков Ты есть».

Снять завесу — цель суфиев. Завеса эта — материальное благополучие и буква окосневшего шариатского ритуала. Шариат (1) для суфия — детский сад. За ним наступает (2) тарикат — как бы отверзение очес. Открывается страстноoе Бога. Начинается сладостная песнь любви.

«О Боже, ночь прошла и день забрезжил. О Господи, звезды светят, сомкнулись очи смертных и цари позакрывали свои врата. Влюбленные уединились в брачных покоях. А я одна с Тобою. Сладчайший, если я служу Тебе из страха перед адом — спалиo меня в нем. Если служу Тебе в надежде на рай — изгони меня из него. Если служу ради Тебя Самого — не скрой от меня Твоей вечной красоты».

Менталитет суфизма преодолевает рамки фарисейского страха перед преисподней и вожделенного рая. «Благодарю Тебя, Господи, что Ты не сотворил меня как того несчастного бомжа или как женщину» — молитва иудейского фарисея, вкрапленная в современный иерусалимский молитвослов. Тарикат предполагает понимание языка Всевышнего: простертую лестницу, срывы, падения, испытания, обеты, отречение от мертвых схем и стяжание воли Всевышнего.

 

 

K

 

 

Но выше тариката марифат (3), премудрость Марии (суфии — от Айн-Соф (Каббала), ‘познание бесконечной любви Всевышнего’). Марифат — высший абсурд, христианское юродство. Абсолютная неотмирскость при духовной практике «зикра» (у каббалистов зикрон, ‘духовная память’, у эллинов — Мнемозина) — мистическое воспоминание о Божестве. На начальной ступени зикра предполагается думать только о Боге и больше ни о ком и ни о чем. Но совершенный марифат — постигать колодцы бесконечной памяти Всевышнего. Из превечных тайников и пренебесных кладовых читать во внутренняя внутренних сердец и сочетаться.

Суфии от Хасана аль-Басри (основопо-ложник мусульманского мистицизма, VIII век) до аль-Газари и последних мистиков, включая шейхов Хаккани и Раббани, познали Брачный чертог.

 

 

K

 

 

Марифат (Мария, женская ипостась Премудрости, поклонение Ей) приводит к четвертой высочайшей ступени просветленных умом и сердцем хакикат: пребывания в состоянии непрерывного откровения, жизни на земле как на небесах.

Суфии ссылаются на одну из сур Корана: «Те, кто верит, обладают великой любовью ко Всевышнему», заключая: вершиной пути Мухаммед считал любовь к Богу и веру сопрягал не с соблюдением ритуала, а с любовью.

Достигшие вершины пути хакиката восходят еще в земной жизни на небеса и видят истинный храм. С точки зрения тупоголовых фарисейских представлений они еретики, поскольку отрицают превосходство своей религии над другими и сметают рамки институциональной гордыни. Суфии полагают: между религиями существуют только внешние различия, подобные изменению цвета воды в зависимости от того, в какой сосуд ее поместят.

В глиняном кувшине вода становится красноватой, в изумрудном — зеленой. Но при этом всегда остается прозрачной. Существо же истинной религии — любовь к Всевышнему. Не нужен храм — он в сердце верующего. Не нужна мечеть — она во внутреннем человека. Не нужно искать Бога где-то вовне: под куполом храма, в массовой молитве и в религиозном культе. Всевышний живет таинственно и юродиво, непостижимым образом в ближнем, в последнем, в страстноoм, в стонущем. И увидеть Его можно через озарение, что и составляет наивысшую ступень пути.

Достигшие хакиката окружают себя нищетой и поют нескончаемую песнь Всевышнему. Осознавая Его таинственные пути, ищут они просветления ума и сердца с подобающим страхом Божиим, зная: наивысшей ступени не достичь личными усилиями, необходимы помазания свыше. Даются же они не по достижениям и не согласно логическим представлениям суда и меры, а по таинственным и неизреченным путям кому Господь соблаговолит.

Но знают мистики ислама и другое: кому собственно благоволит Бог, почему приходит к этой таинственной девочке, или полупьяную проститутку почти мгновенно обращает в великую святую.

Для Всевышнего важнее не рациональная вера и не правильный обряд-обиход, а потенциал любви, заключенный в душе. Кто больше может любить, тот и дороже для Всевышнего.

Помазанницей становится душа идущая навстречу, ищущая, любящая, способная принять Премудрость. Прочие ее качества (частицы добра и зла, моральные достоинства и пр.) не принимаются во внимание. Существенно только одно: духовное мужество (способность снять завесу и созерцать правду несмотря на сопротивление внешней среды, давление усовещающих законов и институциональных норм) и нескончаемая жертвенность, агнчесть души, служение вышней любви.

Ничто так не ценит Господь, как способность созерцать откровение Его всежертвенной бескорыстной любви.

 

 

K

 

 

Рабия признает себя рабой и зеркалом. Ее любовь к Всевышнему лишь жалкая тень той любви, какой Все