Но и всё же сделано не мало,

Считать потери не резон

И рано поднимать забрало,

И рано отпускать копьё,

И отдаваться на поруки!

Хотеть и мочь и брать своё –

Пусть за детьми взрослеют внуки!

Но если в жизни выбран путь,

Где никогда чтобы вполсилы,

Где ближним всё, себе чуть-чуть,

И так, чтоб кровь кипела в жилах!

А в мыслях, чтоб не в раны соль,

Добром ответить за ошибки,

И если скрутит сердце боль,

Осталась в памяти улыбка!

А внучка тянется к цветку,

Букашку с лепестка снимает,

Травинка липнет к ноготку,

Глазёнки к солнцу поднимает.

Скользит ладошкой по лицу,

Тебя за шею обнимает,

На ушко шепчет с хитрецой,

Девчачьи тайны доверяет.

О чём же спорить? Вот ответ,

Что всё, что было, не напрасно.

Жизнь бесконечна, спору нет,

И жизнь, воистину, прекрасна!

Так будем жить, и пить вино,

И целовать прекрасных женщин!

И дней и лет, что нам дано,

Пусть будет больше, а не меньше!

В М Е С Т О Э П И Л О Г А

В С Т Р Е Ч А

 

Прошло два года. В солнечный майский день Сергей с Машей приехали в Ленинград на юбилей Вьюхина. Они так и не привыкли к новому названию города. Все наиболее значимые события в их жизни, связанные с Ленинградом, относились к тому периоду, когда город носил именно это имя.

В скверах и парках буйствовала зелень. Свежий ветер с Финского залива заворачивал в барашки невскую воду, приятно бодрил и поднимал настроение.

Остановились у Станислава, а вечером уже были на Невском. Сергей помнил этот ресторан с его высокими колоннами и большими сводчатыми окнами. Иван Васильевич, вместе с супругой, радостно встретил их у дверей банкетного зала.

- Проходите, я приготовил вам сюрприз, - хитро улыбнувшись, сказал Вьюхин.

«Сюрприз» открылся сразу, как только они вошли в зал. От стола, за которым уже рассаживались гости, им зазывно махал рукой Борис Филимонов, показывая на стулья рядом. Из-за стола поднялась Светлана и протянула руки. Они тепло поздоровались и расцеловались.

Глядя на Светлану, Сергей с удовлетворением отметил, что не испытывает прежних шальных чувств, хотя и воспринимает её присутствие не без некоторого волнения, и, по-доброму, обрадовался этому. Завязалась непринуждённая беседа, которую вскоре прервал тамада, объявив о начале юбилейного вечера. Зазвенели бокалы. Разговоры за столом стали оживлённее и постоянно прерывались тостами и приветствиями в адрес юбиляра.

Общее веселье поначалу увлекло Светлану, но в какой-то момент она вдруг почувствовала, что непроизвольно возвращается в мыслях к событиям двухлетней давности.

 

В тот день, вернувшись после разговора с Сергеем в сквере, она, наскоро скинув плащ и туфли, сразу же прошла в спальную, ничком упала на кровать и пролежала так почти два часа, сжимая в зубах подушку. И что только не передумала за эти часы! Поднялась, когда муж уже ушёл в институт, и стала прибираться в квартире, загружая и загружая себя работой, отгоняя навязчивые мысли о Сергее и том, что произошло, и что могло произойти.

С Борисом о Сергее они больше не говорили, только после его отъезда словно что-то новое появилось в их супружеских отношениях. Их взаимное влечение приобрело какую-то особенную окраску, особый характер. Это было трудно объяснить словами и никак не проявлялось внешне днём, при их общении, но ночами, особенно в первое время после той кошмарной недели, их необоримо тянуло друг к другу, как в первые месяцы после свадьбы. В этом влечении была какая-то особенная новизна, и она чувствовала это новое отношение к себе со стороны Бориса.

В каждую из тех ночей он брал её как бы впервые, поспешно, нахраписто, ломая несуществующее сопротивление, будто, наказывая, не столько за измену, которой не было, сколько за свой страх предположения того нереального, но от этого не менее страшного, что могло бы быть, как ему казалось в эти минуты.

Она отдавалась ему с такой страстью, какой давно не испытывала, как после невероятно долгой разлуки, которая наконец-то закончилась и никогда не повторится снова. И в эти минуты наивысшего возбуждения она утрачивала чувство реальности и, словно, теряла сознание, забывала, кто с ней рядом.

Ей казалось, что обладает ею какой-то неизвестный, но, в то же время донельзя знакомый мужчина, которому она готова отдать себя всю, до последней клеточки своего тела, отдать немедленно, сейчас и на всю жизнь. Потом, умиротворённые, они лёжали рядом, соприкасаясь телами, переплетая пальцы рук, и молча благодарили друг друга за эти минуты исступлённо-восторженного блаженства, одновременно, словно испрашивая прощения друг у друга за неоправданные подозрения и несуществующую измену.

О возможном приезде Сергея Борис сообщил ей две недели назад, когда получил приглашение от Вьюхина. Она промолчала, да и что было говорить, за два года всё как-то перегорело, и она, в какой-то мере, успокоилась. После отъезда Сергея её жизнь постепенно вошла в прежнее русло. Как и раньше, почти все субботы и воскресенья она проводила с внучками.

В один из таких дней, когда она сидела с вязанием на диване, к ней подошла Настенька и, тронув за руку, спросила:

- Бабушка, а дядя Серёжа ещё приедет?

Вопрос не был неожиданным, она была уверена, что рано или поздно, но которая-то из внучек спросит об этом, тем не менее почувствовала какое-то внутреннее напряжение и, стараясь не выдать себя, как можно спокойней, ответила:

- Не знаю. Видимо, нет. По крайней мере, мне он об этом не говорил.

- Жалко, - разочарованно протянула Настенька. - С ним было так интересно! - и она, как-то не по-детски, вздохнула.

За неделю, что Сергей был в Петербурге, она дважды по телефону разговаривала с Розой и чувствовала, что последней не терпится узнать подробности её встреч с Сергеем, но не хотела говорить с Розой на эту тему, лишь передала ей через общую знакомую книгу Сергея, которую та попросила у неё. И хотя, она понимала, что разговора не избежать, всячески его оттягивала, а когда он, всё-таки, состоялся, старалась быть лаконичной и сдержанной, отвечая на вопросы подруги. Но не такой была Роза, чтобы удовлетвориться этой сжатой информацией, она сумела разговорить Светлану. Их разговор затянулся на долгие два часа, и «резюме» Розалии было для неё полной неожиданностью.

- Зря ты так, - сказала Роза, выслушав вымученный рассказ, - не надо было тебе рвать всё и сразу.

- А что, по-твоему, я должна была делать?

- Что, что… Со временем бы разобрались…

- Это как тебя понимать?

- А так и понимай. Может, и следовало ему что-то позволить.

- Ты что, с ума сошла?!

- А это уж как считать. Может быть, сумасшествием было твоё поведение в сквере. Будь такое со мной, я бы рискнула. Было бы, потом, что вспомнить! Неужели ты так и не поняла, что вся его книга - это прямое обращение к тебе с ярко выраженным желанием более близких отношений? Он даже предлагает тебе, как это сделать, чётко и ясно.

- Я смотрю, ты всё переворачиваешь с ног на голову, - выразила она своё несогласие. - Конечно, он писал о нас, но не надо путать его литературные фантазии с твоими домыслами.

- Какие домыслы?! - Роза схватила в руки книгу Сергея, что принесла с собой, и стала поспешно листать.

- Вот, пожалуйста! - с удовлетворением раскрыла книгу и стала читать, делая упор на более значимых, по её мнению, словах: - «Он не жалел о случившемся, не думал и о последствиях. Он знал, что было бы много хуже, если бы всего этого не было. А что будет дальше - жизнь покажет правильное решение».

Роза закрыла книгу и пристально посмотрела ей в глаза, словно требуя от неё немедленного ответа, а потом добавила:

- Если я не убедила тебя, я найду тебе ещё не одно высказывание, подобное этому. А ты потеряла такую возможность!

- Ничего я не теряла! - в раздражении от разговора, принявшего неприятный для неё оборот, ответила она. Для неё не были новостью соображения Розы, но она не хотела, не только говорить, но и думать об этом.

- Как знать… Как знать… - не согласилась с ней Роза и, почувствовав её испортившееся настроение, в скором времени ушла.

После встречи с Розой она уже не ждала, что кто-либо ещё заговорит с ней о Сергее, и, как-то поуспокоившись, загоняла в самый дальний угол сознания, нет-нет да возникающие, воспоминания о той бурной неделе, и поэтому таким неожиданным для неё был разговор с невесткой. Она возвращалась от массажистки и решила зайти на квартиру к старшему сыну. Дома была только Нина. Они пили чай на кухне, когда невестка спросила:

- Светлана Александровна, я давно хочу Вас спросить, но всё как-то не решалась, эти письма в книжке подлинные?

Нина так и не смогла переломить себя (а может быть, и не хотела) и обращалась к ней на «Вы», несмотря на то, что Олег уже с первых дней их брака называл тёщу «мамой». Светлана считала это вполне естественным и приемлемым и не придавала этому значения. Она не сразу поняла, о чём идёт речь, а поняв, подняла глаза на Нину, а та, словно поясняя вопрос, продолжила:

- Вы уж извините, но я не удержалась и прочитала книжку Сергея Сергеевича. Олег брал её у Вас.

- Подлинные, - чуть помедлив, ответила она, - но там большая часть это отрывки из писем.

- А его письма у Вас сохранились?

- Практически, нет, так, отдельные…, одно или два…

- Не жалеете?

- Когда выходила замуж, это уже не имело значения, да и не хотелось думать о прошлом. А что это вдруг тебя заинтересовало?

- Вы знаете - это впечатляет! Столько лет всё хранить, а потом выплеснуть на страницы книги весь этот комок чувств и эмоций, почти в нерастраченном виде! Такому подарку позавидует любая женщина! Вот у нас с Олегом всё было как-то просто: познакомились, влюбились, поженились. Живём прекрасно, а я Вам, всё равно, чуточку завидую.

- А чему завидовать? - как бы в раздумье, спросила она. - Это ведь как всполох огненный, после которого яркие круги, боль в глазах и жар во всём теле, - она хотела добавить ещё что-то, но промолчала.

- А всё-таки, какое счастье испытать всё это вновь, или хотя бы почувствовать! - не согласилась с ней Нина.

После того разговора, да и позднее, Светлана неоднократно прокручивала в мыслях события той недели. Злилась на себя, а ещё больше - на Сергея. О том, что услышала от Розы и Нины, старалась не думать. За эти два года всё как бы сгладилось, хотя и не забылось. И вот сейчас, сидя рядом с Сергеем, в её мозгу, как-то непроизвольно, всплыл вопрос: «А если бы не тот разговор в сквере, как далеко это завело бы нас?» Она невольно повернула голову к Сергею и встретилась с ним взглядом. Ей показалось, что он услышал её вопрос, и она, смутившись, отвела глаза.

 

Маша, участвуя в общем разговоре, поймала себя на мысли, что непроизвольно, вместе с этим, как бы изнутри, анализирует происходящие события и темы разговоров, сопоставляя их с прошлым. В то далёкое время разрыв в отношениях между Светланой и Сергеем обрадовал её, но она не связывала с этим каких-либо своих планов на будущее. Между ней и Сергеем были искренне дружеские отношения бывших одноклассников и не более того. Хотя Сергей нравился ей ещё со школы, но так получалось, что, показывая к ней своё расположение, он, почему-то, учась в институте, переписывался с её подругой, да и позднее, провожал и целовал других.

Вто лето, когда она последний раз видела Светлану, она уже отработала в районе свои три года и подыскивала место в родном городе. Их отношения с Сергеем стали ближе. Он бывал у неё и часто со своим другом Алексеем заходил за ней перед танцами, а после них провожал, благо их дома были рядом. Она заметила, как он изменился. Повзрослел, но стал как-то грубее, а порой, даже развязнее.

Её поражал широкий круг его знакомств, а особенно шокировало то, с какой лёгкостью он шёл на знакомство с очередной девчонкой, если чувствовал её расположение, а потом, казалось, без видимой причины бездумно рвал эти отношения. Он словно разбрасывал себя, мстя кому-то.

« Неужели это всё из-за Светланы? - думала она. - Но прошло столько времени!»

Они о многом говорили, и она чувствовала, как неспокойно на душе у Сергея, но ничем не могла помочь, считая, что он должен разобраться в себе сам.

В один из вечеров, когда она в очередной раз собиралась на танцы и ждала Сергея, мать, как бы в раздумье, сказала:

- Выходила бы ты, девонька, замуж за Сергея.

Слова матери были настолько неожиданны, что она даже растерялась, но ответила почти незамедлительно:

- Что ты, мама, у него же столько девчонок! - А у самой приятно защемило сердце, представив себе такую возможность.

Но Сергей, хоть и проявлял к ней в то лето повышенный интерес, провожал и целовал в коридорчике перед дверью их квартиры, так ничего определённого и не сказал. И она, не найдя дома подходящей для неё работы, уехала в Пермь, сердясь и терзаясь одновременно.

Сергей приехал на майские праздники. Полгода до его приезда они интенсивно переписывались, и она чувствовала, что этот человек становится для неё всё ближе и ближе. Майская встреча была переломной в их отношениях, хотя внешне это почти ни в чём не проявилось. Три дня пролетели незаметно. Договорились, что Сергей подыщет ей работу, а летом она вернётся домой.

Объяснение произошло 11 августа в День строителя. После праздничных мероприятий на городском стадионе они зашли в его комнату в доме малосемейных, где потом прожили первый год своей семейной жизни до отъезда в Архангельск.

В тот поздний вечер, когда она ответила согласием на предложение Сергея выйти за него замуж, он убеждал её переночевать у него, но она, предполагая, чем могла закончиться эта ночь, настояла, чтобы они вернулись домой.

Автобусы уже не ходили, и им пришлось более часа идти по пустынным улицам через весь город. Она чувствовала, что Сергей недоволен и обижен, и, когда на следующий день он не зашёл, была в страшной растерянности, переживала и волновалась.

Сергей пришёл через день, вечером, сказал, что ездил на стройку и там задержался. Уловив момент, когда мать вышла в кухню, спросил:

- Ты сказала?

- Нет. Кто знает, может быть, ты раздумал, - ответила она, стараясь казаться спокойной.

Сергей улыбнулся и обнял её.

- Главное, чтобы не раздумала ты.

Она очень волновалась, когда, после объяснения с матерью, они пришли к его родителям, и Сергей объявил об их решении.

От этих нахлынувших вдруг воспоминаний Маша как-то расслабилась и не сразу уяснила, о чём спрашивает её Борис, а он, поняв, что она не уловила его вопроса, уточнил:

- Всё-таки хотелось бы услышать, как ты восприняла книгу Сергея? И твои впечатления от её прочтения. Надеюсь, они ещё не выветрились из твоей памяти?

- Восприняла далеко не лучшим образом. Книга меня очень задела, - Маша встретила устремлённый на неё взгляд Светланы и продолжила, улыбаясь: - Так писать о другой, когда рядом жена, это заденет кого угодно. И потом, писать так красочно и эмоционально, с такими подробностями…

Она говорила легко и радовалась, что волнения и боль, которые она испытала ранее, при первом прочтении книги, остались далеко позади, и она сегодня в состоянии так спокойно и полушутливо говорить об этом и без волнения, не отводя глаз, отвечать на немой вопрос Светланы.

 

Два года назад, почти сразу после возвращения Сергея из Ленинграда, они уехали в отпуск. Она захватила книгу с собой, рассчитывая дочитать в дороге, но чем больше вчитывалась в эти страницы, тем больнее ей становилось. И не только оттого, что эта книга была о любви к другой женщине, хотя и это оставляло неприятный осадок, задевало ещё и то, с какой тщательностью и глубиной Сергей описывал, в общем-то, свои чувства к женщине, по сути, обманувшей его и пренебрегшей им.

Особо задевало, что никогда ни в письмах, ни в жизни он не изъяснялся с ней так возвышенно и пылко. Страшно обидело, что даже то интимное и близкое, что было в их личных отношениях, он перенёс в мечтах своего героя на другую женщину!

Слёзы душили её, она боялась расплакаться на глазах вагонных попутчиков. Видимо, почувствовав её состояние, Сергей, сидящий с ней рядом, обнял её и положил перед ней клочок газеты, на котором нацарапал: «Что ты?! Успокойся, это же всё плод фантазии!»

Да она и сама понимала, что всё написанное - следствие разбушевавшегося воображения Сергея, но от осознания этого было ничуть не легче! Она ещё долго не могла успокоиться, повторяя про себя: «Как он только мог!» Позднее они неоднократно возвращались к разговору на эту тему, и она, в общем-то, согласилась с Сергеем, убедившим её, что «если книга не будет задевать, её и читать будет не интересно». Но тогда в вагоне поезда в её душе рос какой-то протест, и она готова была требовать от него, чтобы он показал, подтвердил, что его чувства к ней никак не слабее его чувств «к той», что он так красочно и эмоционально описывал в своей книжке.

И только много-много позднее она поняла, что если он решился, в открытую, написать об этом, то следует поверить, что он, действительно, подвёл черту под этим периодом своей жизни. Если же думать иначе, тогда следует предположить, что ложью были все почти сорок лет их семейной жизни! А так думать о человеке, с кем были прожиты эти почти сорок лет, она не могла, да и он не заслужил, чтобы о нем так думали.

Маша ехала в Ленинград, не исключая возможности встречи со Светланой и не испытывала при этом никакой боязни. За прошедшие два года, она ещё более уверилась в прочности их семейного союза, а их отношения с Сергеем за это время стали ещё более тёплыми, словно они открыли друг в друге что-то новое, ещё более существенное и значимое, что сблизило их ещё больше, ещё значительней. Книга встряхнула её, помогла осознать, что за любовь надо бороться, бороться постоянно, как бы ни велик был положительный потенциал прожитых вместе лет.

 

Юбилейный вечер плавно перешёл в очередной этап. Начал свою программу оркестр. Всё больше гостей стали всё чаще покидать столы, увеличивая число танцующих. Сергей далеко не сразу пригласил Светлану, но когда это произошло, они оба испытали обоюдное волнение от прикосновения своих тел и старались скрыть это друг от друга за непринуждённостью разговора. О прошлом вроде и не говорили, но всё это, подспудно, ощущалось в недомолвках, проскальзывало в вопросах и ответах, передавалось через пальцы рук и глаза, молчаливый диалог которых был понятен без слов. Время летело незаметно.

Светлана и Маша, как две подруги, стояли у колонны в ожидании начала очередного танца и своих, отлучившихся «на минутку», спутников.

Светлана, повернувшись к Маше и слегка коснувшись её руки, спросила:

- Ты не обижаешься на меня?

- За что? Ты выбрала то, что хотела, а я то, что принадлежало мне по праву.

«Пусть считает так, если ей от этого легче», - подумала Светлана и улыбнулась.

«Чувствую, что не согласна, - словно угадав мысли Светланы, резюмировала про себя Маша. - Думает, что могла бы сделать по-другому… Ничего она не могла… Она выбрала Ленинград, и она его получила! А мне нужен был он, этот шальной, увлекающийся и непредсказуемый Серёжка, так и оставшийся мальчишкой. И какой бы стороной не оборачивалась жизнь, он принадлежит мне, только мне, и никому другому я его не отдам!»

Оркестр заиграл мелодию старинного шансона. Солист поднёс к губам микрофон и, явно стараясь, хотя бы отчасти, передать манеру исполнения знаменитого певца, запел:

- Ты… мне… танец обещала

В этот листопад,

Всю… ночь… музыка звучала,

Наполняя сад.

Обе женщины замерли в ожидании, а солист пел:

- Этих листьев поздний бал

Передышки не давал,

И… был… радостью отмечен

Их извечный карнавал!

Я люблю!… Я люблю!…

В этом я хочу тебе признаться.

Я люблю!… Я люблю!…

Ну, зачем же это нам скрывать!…

Оркестр уже без солиста варьировал популярнейшую в прошлом мелодию, а через весь зал к двум немолодым, но всё ещё привлекательным женщинам, шли двое их мужчин.

 

 

П О С Л Е С Л О В И Е

 

Я написал эту книгу за три летних месяца, по сути, на одном дыхании, а потом долго дописывал и переписывал, а уже после первого издания дополнял и в чём-то уточнял. Мне хотелось, чтобы книга была как можно ближе к реальным событиям, имевшим место много лет назад, но и обойтись без «фантазий», при реалиях настоящего времени, я не мог. Но и «фантазируя», я старался быть максимально искренним, описывая те или иные поступки и размышления своих героев.

Сегодня говорить, что вот эта часть книги реальность, а эта - вымысел, было бы неправильно. Истина наличествует на всём её протяжении, от первой страницы до последней, правда, в различных формах и разных объёмах. Однажды я попытался, взяв в руки цветные карандаши, «расписать», с этих позиций, страницы книги, и то, что получилось, только подтвердило эту истину. В жизни часто бывает так (тому я знаю немало примеров), что в реальность написанного не верят из-за её фантастичности, и, в то же время, фантазии кажутся абсолютной реальностью.

Близкая подруга моей жены как-то спросила меня, по сути, повторив вопрос главной героини: «В книге столько личного… Зачем ты написал это?» - Я ушёл от прямого ответа, и основная причина умолчания, это предположительная реакция на откровения персонажей повести людей, так или иначе затронутых этой книгой, поскольку почти у каждого из её «героев» есть (был) реальный прототип, в чём-то узнаваемый, в чём-то непохожий.

В меру своих сил и способностей на страницах этой маленькой книжки я старался ответить на вопрос о возможных последствиях такого рода встреч людей, в прошлом довольно близких. По -

 

пытался предположить: как бы это могло быть? Но реальная жизнь преподнесла мне совершенно неожиданный финал подобной встречи через много лет, толчком к которой, отчасти, послужила эта книга. Вот как это произошло.

Одной из первых читательниц была моя двоюродная сестра Ольга, которой я обязан наиболее ценными замечаниями, позволившими мне поправить и дополнить книгу и, в итоге, избавиться от некоторых недоработок и ошибок, отчего книга только выиграла. В какой-то мере, наш обмен мнениями послужил толчком к просьбе, высказанной Ольгой, помочь ей найти «школьного друга», с которым она потеряла связь много лет назад. Я сумел, правда, на это потребовалось время, выполнить её просьбу и сообщил новый адрес.

Не прошло и полутора месяцев после моего звонка, как Ольга встретилась с Володей. Оба были свободны: она разведена, он вдов. Любовь вновь вспыхнула, как взрыв сверхновой звезды, и пять дней и ночей, что они провели вместе, промелькнули, как сказочный сон. Всё это было на наших глазах. Ольга вся светилась, но, в то же время, была напряжена до предела.

Трагизм происходящего был в том, что к моменту их встречи Владимир был инвалидом по зрению. В прошлом боксёр, он в результате травмы потерял один глаз, а в последние годы стал терять зрение и на другой. Две проведённые операции оказались безрезультатны, и остановить дальнейшую потерю зрения было сложно. Рассказав всё это, Владимир оставил решение за Ольгой, готовый принять его без обиды, каким бы оно не было. По складу характера человек решительный, Оля дала согласие Володе выйти за него замуж и переехать к нему из Подмосковья в Архангельск. «Я не могу предать его», - сказала она нам на вокзале.

Вернувшись домой, она подала заявление на увольнение с работы, заказала железнодорожный контейнер под вещи и стала собираться. Взрослая дочь, живущая рядом, не одобрила её решение, но Ольга была непреклонна.

«За эти пять дней я только и поняла, что теряла все эти годы. И я не хочу больше ничего терять! И как бы ни сложилась наша жизнь, и сколько бы нам ни осталось дней, мы проживём их только вместе!» - ответила она дочери. Но эти пять дней были первыми и последними в их совместной жизни. Сердце Ольги не выдержало напряжения, в котором она находилась все эти дни. Уснув вечером с мыслями о будущем, она так и не проснулась.

Пять ярчайших дней и вся жизнь! Ольга поставила между ними знак равенства, но стоили ли они того? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно.

И это только одна история, к несчастью, трагичная, но мне посчастливилось услышать немало и других.

Расскажу ещё об одной.

 

С Валентиной Филипповной мы познакомились в поезде. Оказалось, что у нас общие знакомые. Это и послужило основой для наших дальнейших встреч. Как-то она, находясь в Архангельске, зашла к нам в гости. Мы мило побеседовали, и я подарил ей свою книжку. Она вернулась в Москву, а через месяц я получил от неё письмо.

 

…Не удержалась, чтобы не написать Вам. В книге я нашла массу совпадений! В моей жизни было всё так же.

Я работала в отделе писем областной газеты. Там я и познакомилась с ним – молодым штурманом одного из судов Северного морского пароходства. Видимо, что-то изначально нас потянуло друг к другу. Мы стали встречаться, а потом, когда он ушёл в рейс, переписываться. Точнее, обменивались радиограммами.

Их было великое множество! Он присылал их почти каждый день. И каких радиограмм! Я отвечала, но, может быть, не так эмоционально.

Самыми счастливыми были дни его возвращения из рейса. Он прилетел через два месяца, на несколько дней, когда его судно зашло в Ригу. Потом была ещё одна встреча, после которой радиограммы перестали приходить. Я очень расстроилась, места себе не находила. Понять ничего не могла. Всё валилось из рук.

В один из таких дней я возвращалась после работы. Домой идти не хотелось. Присела на скамейку в сквере, терзаемая самыми невероятными предположениями. Вдруг почувствовала, что кто-то тронул меня за руку. Я обернулась и вздрогнула от неожиданности. Рядом на скамейке сидела цыганка!

Не отпуская моей руки и глядя мне прямо в глаза, как сейчас это помню, она негромко, но как-то очень задушевно, сказала:

- Не расстраивайся. Встретишь ты своё счастье. Очень скоро встретишь, - и, не дожидаясь моего ответа, тепло улыбнулась, поднялась со скамьи и пошла, не оглядываясь, по аллее сквера.

Всё было настолько неожиданно, что я далеко не сразу пришла в себя. В это трудно поверить, но именно в этот день мы и встретились со своим будущим мужем!

Вечером ко мне зашла одна из моих подруг и, увидев меня в таком подавленном настроении, буквально затащила меня в гости к знакомым девчонкам, где я и увидела Славу. Через год мы поженились.

А с тем, первым, я встретилась только через пятнадцать лет. И я узнала, что мне нагадила моя лучшая подруга, которой он тоже нравился, и которая наговорила ему обо мне, Бог весть что, в тот его второй приезд. Позднее он разобрался, что к чему, но было уже поздно.

А самое удивительное совпадение во всей этой истории в том, что моя девичья фамилия – Вежливцева…

Вот такой неожиданный финал у этой жизненной ситуации.

А сколько их было этих историй, и сколько ещё будет, подобных этим или ещё невероятнее? Видимо, следует быть изначально более терпимыми и бережными друг к другу, дабы не пытаться через много лет что-то исправлять.

 

В доме моих друзей, где мы с женой бываем довольно часто, живёт интереснейшая женщина, послужившая, в какой-то мере, прообразом цыганки, хотя она русская и роднит её с цыганкой только умение обращаться с картами, в гадании на которых она великая мастерица. К тому же Анна Васильевна интереснейшая собеседница, разговаривать с ней можно, практически, на любую тему, и скучно не бывает. Я подарил ей мою книжку в надежде услышать её суждение. Когда через некоторое время я зашёл к ней и спросил её об этом, она ответила, что не хотела бы со мной обсуждать эту тему.

«Почему?» - удивился я.

«Во-первых, потому, - ответила она мне, - что в книге больше вопросов, чем ответов, да и вся она пронизана недосказанностью и недоговорённостью, а во-вторых, то, о чём ты, в первую очередь, хотел бы услышать, не относится к содержанию книги и больше всего касается её героини».

«Но почему Вы так считаете, Анна Васильевна?» -заинтересовался я.

Она пристально посмотрела на меня и, положив свою ладонь на мою руку, ответила:

«Хоть я и не намного старше тебя, но я женщина, и не просто женщина, а гадалка. А когда гадаешь, многое узнаёшь по лицу и поведению человека ещё до того, как начнёшь ему гадать».

«Но я же только зашёл к Вам и ещё толком ни о чем не спросил»?! - не отступал я.

«В данном случае, я этот вопрос прочла в твоей книге. Ты так часто говоришь за «неё» и «от её имени», по сути, домысливая её поведение и реакцию, что вопрос напрашивается сам по себе: А так ли это на самом деле? - и она улыбнулась. - Или я не права»?

«В общем, да», - согласился я.

Анна Васильевна посмотрела мне в глаза, и, чуть помолчав, продолжила:

«Ничего я не скажу тебе, и даже гадать не стану. Если захочет, она найдёт возможность сказать сама. Думаю, что ты ей писал и, видимо, отправил книгу, но в ответ ничего не получил».

«Нет, почему же, - возразил я, - получил поздравление с Новым Годом и Рождеством и три слова непосредственно по книге: «Бандероль получила. Спасибо!!»

«Ну, и чего же ты ещё хочешь? - Анна Васильевна широко улыбнулась и сжала мою руку. - При её-то характере, если ты его правильно описал, это уже ответ! А то, что он тебя не устраивает, это уж вопрос второй. Жди, может быть, ответит, а может, и нет. Ты собираешься что-то дописывать? Или я ошибаюсь»?

«Собираюсь», - ответил я.

«Вот допиши, тогда и узнаешь. Чай будешь пить»?

«Буду».

И мы пили чай и говорили о жизни.

Анна Васильевна никогда не осуждала людей и не ругала власть, и не потому, что боялась или осторожничала. Она убеждена, что каждому из нас воздастся и за всё хорошее, и за всё плохое. А то, что мы, возможно, и не будем знать, какова будет эта «награда», это не так важно. Важно, что «расчёт» неизбежен, и он не так безобиден и лёгок, как пытаются убедить себя некоторые. Отвечать за свои поступки будет каждый, и каждый ответит за всё и сполна.

 

 

О Г Л А В Л Е Н И Е

 

 

Часть первая. ПИСЬМА 3 стр.

Необычное сновидение 4

Заветная папка 6

Август - ноябрь 7

Ноябрь - декабрь 24

Январь - февраль 38

Март - апрель 55

Май 68