Как кончилась эта повесть и начались все остальные

— Когда рядом я, вам не нужны кольца, — услыхали дети голос Аслана. Замерев, они огляделись и увидали, что снова стоят в Лесу Между Мирами. Дядя дремал на траве, а рядом с ними стоял лев.

— Вам пора домой, — сказал он, — только сначала я должен вам кое-что сказать. Одна вещь будет предупреждением, а другая — приказом. Смотрите.

Они увидели в земле заросшую травой ямку, теплую и сухую.

— В прошлый раз, когда вы здесь были, тут был пруд, через который вы попали в мир, где умирающее солнце сияло над развалинами Чарна. Пруда больше нет. Нет и того мира, словно никогда не было. Да помнит об этом племя Адама и Евы.

— Хорошо, Аслан, — хором ответили дети, а Полли добавила:

— Мы ведь не такие скверные, как они, правда?

— Еще не такие, дочь Евы, — сказал лев, — пока еще нет. Но вы становитесь все хуже. Кто знает, не найдет ли кто-то из вашего мира такой же ужасной тайны, как Недоброе Слово, чтобы уничтожить все живое на земле. Скоро, очень скоро, до того, как вы состаритесь, тираны встанут у власти великих держав вашего мира, — тираны, которым радость, милосердие и справедливость будут так же безразличны, как императрице Джадис. Помните об этом и берегитесь. Вот мое предупреждение. Теперь приказ. Как можно скорее отберите у вашего дяди волшебные кольца и заройте их поглубже, чтобы никто больше не смог ими воспользоваться.

Покуда лев говорил, дети глядели ему прямо в лицо, и вдруг — ни Полли, ни Дигори так и не поняли, как это случилось, — оно превратилось в сияющее золотое море, в которое они погрузились, окруженные любовью и могучей силой, и они почувствовали такое блаженство, словно никогда до этого не знали ни счастья, ни мудрости, ни доброты, ни вообще жизни и пробуждения. Память об этом мгновении навсегда остались с ними, и до конца своих дней в минуты грусти, страха или гнева они вспоминали это золотое блаженство, и казалось, что оно и сейчас недалеко, чуть ли не за углом, — и душу их наполняла спокойная уверенность. А еще через минуту все трое — дядя Эндрью успел проснуться — уже оказались в шумном и душном Лондоне.

Они стояли на мостовой перед домом Кеттерли, и если бы не исчезли колдунья, извозчик и лошадь, все было бы точно так же, как перед путешествием. Все так же стоял фонарный столб без одной перекладины, все так же лежали на мостовой обломки кэба, и все так же вокруг них сгрудилась толпа. Все говорили по-прежнему; кое-кто склонился к оглушенному полисмену, и то и дело слышалось “Вроде очнулся!..”, или “Ну как, старина, получше тебе?”, или “Скорая помощь мигом приедет”.

— Ничего себе! — поразился Дигори. — Здесь, кажется, и секунды не прошло!

Большинство зевак озиралось в поисках Джадис и лошади. Детей никто даже не заметил — ни тогда, ни сейчас. Что же до дядюшки Эндрью, то одежда его была в столь плачевном состоянии, а физиономия так основательно вымазана медом, что узнать его было просто невозможно. К счастью, дверь в дом была открыта, и служанка наблюдала из дверного проема за всей комедией — какой все-таки славный выдался ей денек! — так что дети без труда затащили дядюшку внутрь еще до того, как его успели бы заметить.

Когда он помчался вверх по лестнице, Полли и Дигори испугались, не торопится ли он припрятать оставшиеся кольца. Но беспокоились они зря. На уме у дядюшки была исключительно бутылка, стоявшая у него в гардеробе, так что он мгновенно исчез у себя в спальне и заперся на ключ, а когда вскоре появился снова, то уже надел халат и направился прямо в ванную.

— Ты достанешь остальные кольца, Полли? Я хочу к маме.

— Конечно. Пока, — Полли побежала на чердак.

Дигори остановился перевести дыхание, а потом тихо пошел в спальню к маме. Как всегда, она лежала на подушках с таким исхудалым бледным лицом, что при виде ее хотелось плакать. Дигори достал из кармана свое Яблоко Жизни.

Точно так же, как ведьма Джадис выглядела в нашем мире не так, как в своем собственном, изменило свой вид и яблоко из горного сада. В спальне, конечно же, было немало разноцветных вещей — покрывало на постели, обои, солнечный свет из окна, красивая голубая пижама матери Дигори. Но когда он достал яблоко, все эти цвета вдруг побледнели, и даже солнечный свет стал казаться выцветшим. Оно было такое яркое, что отбрасывало странные блики на потолок, и все, кроме яблока, теперь не стоило в этой комнате и взгляда. А запах от Яблока Молодости шел такой, словно кто-то приоткрыл окошко прямо на небеса.

— Ой, милый мой, какая прелесть, — сказала больная.

— Ты ведь съешь его, правда? Пожалуйста.

— Уж не знаю, что скажет доктор, — отвечала она, — но... кажется, я могла бы попробовать.

Дигори почистил яблоко, нарезал его и по кусочкам отдал ей. Не успела мама доесть, как улыбнулась и, откинув голову на подушку, заснула самым настоящим глубоким сном, без этих мерзких таблеток, без которых, как знал Дигори, она не могла прожить и дня. И он ясно увидел, что лицо ее переменилось. Наклонившись, Дигори поцеловал маму и украдкой выскользнул из комнаты. Сердце его колотилось, а в руке он сжимал сердцевинку яблока. До самого вечера, глядя на окружавшие его обыкновенные, ничуть не волшебные вещи, он то и дело терял надежду, но вдруг вспомнил лицо Аслана — и ободрился духом.

Вечером он зарыл сердцевинку на заднем дворе.

Наутро, когда со своим обычным визитом явился доктор, Дигори стал подслушивать его разговор с тетушкой Летти в гостиной.

— Мисс Кеттерли, — это самый поразительный случай за всю мою медицинскую практику. Это... это какое-то чудо. Я бы ничего не стал говорить мальчику, чтобы не будить в нем ложных надежд, однако, по моему мнению... — тут он перешел на шепот, Дигори ничего больше не услыхал.

После обеда он вышел в садик на заднем дворе и просвистел условный сигнал для Полли. Вчера ей так и не удалось выбраться из дома.

— Ну как? — Полли выглянула из-за стены — Как она?

— Я думаю... мне кажется, все в порядке, — сказал Дигори. — Только ты прости, я пока не хочу об этом говорить. А как кольца?

— Все у меня. Ты не бойся, я в перчатках. Давай их закопаем теперь.

— Давай. Я отметил место, где вчера закопал сердцевинку яблока.

Полли перелезла через стену, и они пошли к отмеченному месту. Выяснилось, что Дигори мог бы его и не отмечать — из земли уже появился небольшой росток. Дерево росло не так быстро, как в Нарнии, но все-таки успело заметно подняться над землей. Они достали совок и закопали неподалеку от деревца все волшебные кольца, в том числе и свои собственные.Через неделю уже не было никаких сомнений в том, что мама Дигори пошла на поправку. Еще недели через две она смогла сидеть в саду, а через месяц весь дом Кеттерли неузнаваемо переменился. Тетушка Летти открывала окна, поднимала шторы, чтобы по просьбе сестры впустить в комнаты больше света, ставила всюду цветы, готовила вкусные блюда и даже позвала настройщика привести в порядок старое пианино, и мама пела под него, и так веселилась с Полли и Дигори, что тетушка твердила ей: “Мэйбл! Ты у нас самый главный ребенок!”

Вы знаете, что беда не приходит одна. Но и радости иногда приходят сразу друг за другом. Недель через шесть этой замечательной жизни пришло письмо от папы, из Индии. Скончался его двоюродный дед, старый мистер Керк, и папа вдруг разбогател. Теперь он мог бросить службу и навсегда вернуться в Англию. А огромное поместье, о котором Дигори всю жизнь слышал, но никогда не видел, станет теперь их домом, со всеми доспехами, конюшнями, теплицами, парком, виноградниками, лесами и даже горами. Дигори был совершенно уверен, что больше ему в жизни ничего не потребуется. Вот счастливый конец нашей истории. Но на прощание я расскажу вам кое-что еще, совсем немного.

Полли и Дигори навсегда подружились, и почти на каждые каникулы она приезжала к нему в поместье. Там она научилась кататься верхом, доить коров, плавать, печь хлеб и лазить по горам.

Звери в Нарнии жили мирно и радостно, и многие сотни лет их не тревожила ни ведьма Джадис, ни другие враги. Счастливо правили Нарнией король Фрэнк и королева Елена, и второй их сын стал королем Архенландии. Сыновья их женились на нимфах, дочери выходили замуж за речных и лесных богов. Фонарь, случайно посаженный ведьмой, день и ночь светился в нарнийском лесу, и место, где он стоял, стали звать Фонарным Пустырем. Когда много лет спустя в Нарнию из нашего мира пришла в снежную ночь другая девочка, она увидела этот свет. Между прочим, ее приключение связано с той историей, которую вы только что узнали.

Дело было вот как. Из сердцевинки яблока, закопанного Дигори в саду, выросло замечательное дерево. Конечно, на почве нашего мира, вдалеке от голоса Аслана и молодого воздуха Нарнии оно уже не могло приносить животворных плодов, и все же яблоки на нем были самые красивые в Англии и, если и не волшебные, то очень полезные для здоровья. При этом где-то внутри, в своих соках что ли, дерево так и не забыло своего происхождения. Иной раз оно шелестело при полном отсутствии ветра. Я думаю, в это время в Нарнии была буря, и английское дерево трепетало, потому что нарнийское — качалось и скрипело. А потом выяснилось, что в древесине его тоже оставалось что-то волшебное. Когда Дигори был уже пожилым профессором и знаменитым путешественником, и старый дом Кеттерли уже принадлежал ему, по всей южной Англии прокатилась ужасная буря, которая сломала и яблоню. Дигори ни за что не отдал бы ее на дрова, и потому заказал из дерева шкаф, который перевез в поместье. Сам он никогда не узнал, что этот шкаф был волшебным, но это удалось другим. Таким вот образом и начались все путешествия в Нарнию, о которых вы можете прочесть в других книгах.

Переезжая в поместье, семья Керков захватила с собой и дядюшку Эндрью. “Старика надо держать в узде, — сказал папа Дигори, — и хватит ему висеть на шее у бедной Летти”. Дядя навсегда забросил чародейство. Урок пошел ему на пользу, и к старости он стал куда приятней и добрее, чем раньше. Но одно он любил: уводить гостей поодиночке в бильярдную и рассказывать им о даме королевского рода, которую он некогда возил по Лондону. “Вспыльчива она была невыносимо, — говаривал он, — но какая женщина, сэр, какая потрясающая женщина!”