Четвертая стадия: Облегчение боли. Продолжается до одного года.

В этот период человек полностью принимает близкого в роли предыдущей главы, происходит постепенный переход на новую страничку. Если процесс горевания протекает без эксцессов, то ушедшего вспоминают живым и улыбчивым, а не мертвым с запекшимися каплями на липких щеках. Вспоминают живым, рассказывая о наиболее приятных моментах его земного путешествия по каждому пустяковому поводу. Эти мысленные воспроизведения обдаются серебряным светом…

Сегодня в школе Либерти сидела за партой как убитая, час напролет высматривала мимику учителя истории. Её преунылое лицо, комбинирующее все степени тоски, казалось каменным, да и сама она напоминала статую. Только наполненные болью и отчаяньем глаза бриллиантово сверкали, хоть этого никто и не замечал в силу занятости. Вынужденное пребывание в месте, где прилежность ценилось выше успеваемости, стало своеобразным поворотным пунктом и со временем начало удручать. Ни наличие седой челки (ранняя седина у Лизы по причине стресса), ни регулярные жалобы на недомогание не убеждали окружающих в её беде так сильно, как глаза, рассказывающие основы драматического жанра.

Говоря одноклассницам, что наличие белых волос характерно не только дамам за восемьдесят, когда Лиз спрашивали, откуда тот ужасный “белый волос”, она немного себе противоречила. Несмотря на свой продуктивный возрасток, ей не раз приходилось чувствовать себя заброшенной старухой, серой мышкой, на которую никто не обратил бы внимания, не “прибрал бы к рукам”.

 

- Майкл, Фелисити и Джорджия, прошу, подойдите, заберите свои работы, пока на моём столе не образовалась пирамида из ваших бумаг… - в классе был замечательный молодой преподаватель, по которому сохло множество девочек. Светловолосый двадцати семилетний Джонни Макдэйд, прошедший солдатскую службу и показавший себя с хорошей стороны во многих сферах, давно приглянулся Либерти Моллиган. Будучи девушкой крайне стеснительной, такой вещью в себе, никем не распакованной, Лиза вечно конфузилась. Она бы ни за что не подошла к нему с предложением погулять или встретиться.

Когда учитель сконцентрировался на заключительной части урока, на выдаче домашнего задания, он негромко попросил взволнованную Либерти ненадолго задержаться после занятий. Кроме того, он кое-что бросил ей на парту. Сделал это, когда все остальные отвлеклись и не смотрели в их сторону. Раскрыв пустяковый подарок, коим оказался мятый лист бумаги с красивыми стихами, ученица улыбнулась без изменений во взгляде, без вздоха, без какого-либо признака радости. И хотя концентрация девочки ослабевала, необходимые эмоции удерживались с преогромным трудом, она осталась верна своей “каменности”.

 

Меж тем миловидный учитель продолжил общаться с классом в привычной для себя полустрогой манере.

- Пол, будь великодушен, вызови родителей. Нам нужно что-то срочно решать с тобой. Дальше это продолжаться не может. Ты срываешь уроки… - и это обещало затянуться вплоть до перемены.

 

 

Когда шумный и не всегда уважительный коллектив разошелся, а сгустившееся за последний час напряжение немного разрядилось и стало легче дышать, мистер Макдэйд протер классную доску мокрой тряпкой, распихал бумаги по ящикам стола, освободив максимум пространства и тем самым наведя в классе минимальный порядок. Дождавшись Либерти, учитель прекратил бегать туда-сюда и угомонился.

Через несколько мин…

- Дорогая, прежде чем мы приступим к обсуждению твоих не самых высоких показателей, я хотел бы выступить как капитан очевидность и склассифицировать некоторые социальные явления, имеющие место быть в нашей школе… - Макдэйд закурил, не спросив разрешения Либерти. Видимо, не счёл это нужным, - Беседы с глазу на глаз – наиболее частый вид общения в самых разнообразных деловых ситуациях. А еще с глазу на глаз женщина общается с мужчиной в обстановке интима… - с каждой прошедшей секундой он менялся на глазах, превращаясь совсем в другого человека, полного антипода тому, кто так импонировал Лизе. Через минуту девочка услышала нечто, чего не могла ожидать. От кого угодно, но только не от Джонатана.

 

- Скажи мне, как ты считаешь, почему у тебя не получилось реализовать себя в коллективе? Мм? Это шлюховская репутация матери, быстро подыскавшей замену муженьку, так негативно на тебе отразилась? Или, может, мы ищем утешение, прибегая к наркотикам?

Резко опустившись в глазах своей фанатки (чему препод, в общем-то, никогда б не расстроился), Джонатан Макдэйд стукнул кулаком по столу и начал готовиться для произнесения новых унизительных вопросов. В нём злоба совмещалась с подлостью, а всё из-за того, что однажды, не так давно, но и не недавно, Либерти случайно проговорилась подруге о своей недоношенной симпатии, а та, как выяснилось, уже вовсю мутила с учителем (что объясняло запредельное количество пятерок по предметам, которые вел фальшивый Макдэйд). Женская конкуренция за мужчину, в которой самодостаточная Лиза мгновенно отказалась участвовать, не стоила, по её мнению, и самых ничтожных затрат.

 

Проглотив, без сомнения, тяжелую обиду, девушка не показала своего разочарования и проявила немыслимую мудрость.

- Люди, норовящие причинить боль другим, скорее всего, сами глубоко несчастны. Счастливые же не хамят в очередях, не ругаются в транспорте, не сплетничают о коллегах. Счастливые люди в другой реальности. Им это ни к чему. И чего точно не будут делать счастливые люди, так это оскорблять чужих мам, какими бы те не были!

За подобный достойнейший ответ Джонатан был готов признать все личные ошибки и громко извиниться перед Либерти. Но когда поезд трогается с места, догнать его возможно лишь одним единственным способом – бросившись под рельсы. Поэтому Джонатан и не погнался за поездом, а все поднавалившие угрызения методично и обстоятельно стёр.

 

“ Черт бы тебя побрал, Джон, что ты творишь… Ну, и урод же ты ” – сделав взгляд максимально извинительным и направив скачущие мысли в правильное русло, учитель легко дотронулся своей рукой до руки Либерти, которую та быстра убрала, не имея намерений прощать грубияна.

 

 

Просидев еще на дополнительном занятии, на нудной лекции о президентах США, где получилось бы выразить мнение и показать заинтересованность в нынешнем “среднем” положении в стране, Либерти Моллиган успешно выкинула из памяти всё, что наговорил ей Макдэйд в приступе слепого эготизма.

Когда мужчина, ведший занятие, обратился к присутствующим, девушка еще не была полностью готова, в связи с чем сначала выговорился парень, смешной непрушник по имени Стэн, любитель коллекционировать майки со звездами хоккея и покемонами…

- Моё мнение, большинство тех, кто когда-либо руководил государством, погрязли в коррупции. Но не спешите обвинять меня в стереотипах. Коррупция – это естественная составляющая работы губернатора, министра, мэра или любого другого чиновника, не говоря уже о президенте! Ведь политика и есть самая настоящая грязь! И, заходя в это болото, человек… пачкается! И что самое главное, эту грязь ничем не отмыть, эта грязь прилипает навеки!

Преподаватель истории мерно поаплодировал парню. То же сделали и другие сидящие. Стэн имел интересную точку зрения о многом. Окружающих всегда завораживали его рассуждения. Неспроста значение имени парня – надежность.

Либерти пока что не обладала подобными качествами, но очень-очень сильно хотела исправиться, для чего, собственно, и посещала все доп. занятия. Сейчас девочка понимала, что обратить на себя взор одноклассников можно лишь выражением мнения, противоположного мнению Стэна. Лиза сидела на стуле нога на ногу, из-под края юбки выглядывали крепкие соблазнительные бедра. Облик леди, крайне заинтересованной темой, гармонично сочетался с её естественной природной красой.

- Скажите, вы никогда не задумывались, какого президента вы бы считали идеальным, раз большинство для вас… продажное дерьмо? Не секрет, что есть люди, которым невозможно угодить. Ну, такие, вечно хмурые и строящие из себя до хрена повидавших лохи. Не хочу никого оскорбить, не примите в штыки и не дуйтесь, но мне кажется, подобных псевдоэкспертов тут подавляющая часть!

Несмотря на просьбу Лизы не обижаться, Стэна неслабо задела общность её не пойми на чем построенного вывода, и парень решил ответить ей тем же.

- У кого-то явные проблемы с самооценкой, а ЧСВ именно завышено. Не хочу показывать пальцем, так как это неприлично. Но, уверен, здесь сидят не дураки, и вы поняли, о ком идёт речь!

После данного замечания весь класс противно загоготал, что сделало пребывание Лизы в стенах школы сущей пыткой и невыносимым испытанием. Мало того, что Стэн решил выделиться, хотя бы раз показаться крутым, так еще и препод пристал с моралистикой.

- Безусловно, очень хорошо, барышня, что вы имеете личную позицию по данному вопросу. Но в следующий раз будьте осторожнее, тщательней подбирайте слова, а некоторые выражения просто выбросьте из своего лексикона, чтобы не обидеть тех, кто сидит рядом с вами. Мы ведь друг друга поняли…?

Либерти отвернулась к окну и недовольно надула свои губы. Пальцы ученицы самопроизвольно потянулись к нежному носу. Просидев в такой позе несколько напряженных минут, она чуть-чуть подрастерялась, и потом сокрушенно помотала головой:

“ Нет, это возмутительно. Когда уже эти балбесы и просто конченые перестанут придираться к каждому слову и дадут мне хотя бы вздохнуть? Я никогда не думала, что можно так ненавидеть кого-то, как я ненавижу их всех ”

Держа свои негативные эмоции под строжайшим контролем, Лизе всё сильнее хотелось их выпустить. Стерпеть чувство горечи, досады, вызываемое несправедливым, оскорбительным отношением к себе, ей помогла SMS-ка от матери с текстом “милая, не опаздывай на ужин. Мы с твоим братом ждём не дождемся твоего возвращения. Надеюсь, хоть сегодня не придется греть еду по второму разу. Целую. Люблю. Обнимаю”.

 

 

Возвращение домой после муторного учебного дня, давшего больше негатива, чем надежды, подарило шанс на тихий вечер. Опасение, что и дома будет такая же хрень, словно магнит, притягивало и отталкивало. Куда ни глянь, всюду молодежь, из ушей которой торчат провода мини-наушников, и Либерти не была в списке исключений, т.к. тоже слушала музыку, чтобы отвлечься.

И всё бы ничего, если бы не огорчительный нежданчик - по дороге, где-то на половине пути, попалась бывшая подруга. Та самая, что встречается с Джонни Макдэйдом, из-за которой Макдэйд оскорбил безобидную Лизу. Вызывая бурю чувств в, большей степени чёрного типа, предательница стукнула шедшую рядом Моллиган и бешено закричала на всю улицу, как сильно жалеет, что когда-то связалась с ней.

- Молодец, скотина, ты всегда скрывала другую себя, чтобы никто не заподозрил в тебе разнузданную высокомерную дрянь с хамскими замашками и бесперспективными требованиями компенсации за свою застиранную жизнь!

Девчоночья ругань, на которую обращали внимание большинство проходящих, не зашла за пределы «культурной рамки» общения и дальше ненормированной речевой стихии дело не сдвинулось и на маленький шаг. Буквально затраханная претензиями со стороны преподов/подруг/сраных друзей, Либерти послушно соглашалась с любым утверждением относительно её личности, лишь бы отстать от крикливой задиры.

- Да-да, я заноза в заднице с комплексом Бога, я вся такая ужасная и вся такая плохая! Господи! Ну, да, куда же мне до святоши вроде тебя. Но если уж распространяешь слухи, то нужно идти до конца, милая! Чё же ты вдруг остановилась?

Заданный Лизой уместный вопрос временно заткнул пасть бывшей кошелке. Ей стало неудобно продолжать эту сдуру поднятую тему, и малолетняя любимица взрослых мужиков самолично заговорила о мире.

- Послушай, нам обеим следует немного успокоиться и, что бы ни случилось, не поддаваться на провокации друг друга! В конце концов, ты сама являешься источником возникновения и распространения слухов насчет миссис Моллиган! Ты не помнишь, как писала всем, что твоя мама спит с кем попало? Ну, и чья же это вина, как считаешь? Моя? Или той, кто бесконечно сплетничает, видимо, от дефицита внимания?

Заваленная грудой аргументов хорошо подготовленной экс… кого-то там, Либерти свыклась со своей отвратительной репутацией болтуньи и уличный спор ни о чем резко прекратился. Дневать в учебном заведении, находясь всегда на взводе, и также встречать вечер, было слишком даже для неё, привыкшей к гавканью и перебранкам. Помочь Лизе восстановить настроение могло лишь успешное избежание конфликтных ситуаций, психологическая защита и чувство такта в критических моментах…

 

 

Добравшись до своего родного дворика, сплошь забитого знакомыми по окрасу и маркам авто, Либерти почувствовала, как болтающийся за спиной рюкзак стал тяжелее, а в коленях появилась неприятная дрожь. Немного погодя характерные симптомы усталости накрыли девушку беспощадной волной, сделав её безразличной к аллергенам жизни: прошедшая рядышком пожилая женщина, везшая инвалидную коляску, в которой находился ее больной ДЦП сын, не вызвала ни капли сострадания. Это был дофенизм – результат изнуренности.

Лиза надеялась поцеловать маму и крепко-крепко прижать, но дом оказался совершенно пустым. Вернувшаяся с учебы умело расспросила людей из соседних домов, и те бесхитростно выболтали: миссис Моллиган отправилось в кино с её братом и они вернутся только через час. Испытав обламывающую двойственность из-за нехорошей, но и не катастрофической новости, трудная ученица медленно разделась, завалилась на диван и с головой накрылась клетчатым пледом. Долго находиться в этом вакууме было проблематично для столь компанейской “штучки”, как Лиз. Разве что дрёма могла подсобить поскорее дождаться мамули… и поговорить по душам в лучших традициях ранних Моллиганов.

“ Я так хотела поесть твой пирог. Что ж… одной начинать не буду точно ” – после недолгих беззлобных раздумий глаза девчонки затворились, как врата Рая закрываются при приближении грешника…

 

 

Утро выдалось разочаровательным. По крайней мере, начало. Женщины предпочитали придерживаться игнора во избежание неприятной беседы. Либерти обиделась на маму за то, что та свалила в кино, не сообщив, да еще и брата забрала с собой, побив рекорд по беспечности. Более того, мать не ощущала за собой никакой вины, и это самое унизительное для Лизы, вечно ждущей и удерживающей поток старых претензий.

Но всегда может стать лучше, чем было. Важно знать, как бороться с эгоизмом и не позволять личным чувствам оставаться в отрицательной части шкалы, уметь перенастраиваться на позитив. Так можно взглянуть на жизнь под новыми углами, во что Моллиган-младшая не прекращала верить даже после… получения плохих результатов своих личных захудалых опытов.

 

Присмотрев на витрине туфли на высоких каблуках с ремешками и застежками, которые словно просили, чтобы их поскорее приобрели, потому что такая красота не должна остаться без внимания, Либерти изошлась слюной и уже собиралась звонить матери, просить прощения за утренний срыв, чтобы та снизошла и вручила деньги на покупку этой чудо-обуви. Очарованием вестсайдской атмосферой поистине тяжело не проникнуться. Западная часть Манхэттена изобиловала всевозможными магазинами и прочими торговыми точками, отчего у современной молодежи, обычно страшно избалованной, беспрерывно разбегались глаза. Но у Лизы эти нотки заинтересованности были не такими явными. Её желания определялись по набору жестов: старшеклассница откидывала волосы назад каждый раз, когда ей чего-то хотелось. Тем не менее, если желание не соответствовало финансовым возможностям или казалось неисполняемым по какой-то причине, Моллиган-младшая врубала свой моднявый плеер на полную мощность и трясла головой. Этот нетрадиционный способ борьбы с шопоголизмом, с нынче распространенным пороком большинства нью-йоркских школьниц, прежде никогда её не подводил, а значит, не должен подвести и сейчас!

 

 

…Кромешная неорганизованность и безалаберщина, с какими Либерти пошла по мощеной булыжником красивой мостовой, уж очень бросались в глаза, как и она, уж очень лакомый кусочек, нарушала ритм всей картины. Выйдя на более широкую улицу, девочка спасла себя от нежелательных наблюдателей монголоидной расы и поглубже вдохнула несколько граммов преддневного воздуха. Аппарат функциональных систем, отвечающий за психо-состояние, был расслаблен, как, собственно, и тело, обдуваемое кайфоприносящим ветерком.

Прохождение перекрестков, регулируемых светофорами – следующее мини-испытание, поджидавшее Лиз на её пути в школу. Дальнейшее движение будет уже без остановок, и там-то ей удастся вернуть себе безмозглую раскрепощенность, проявленную на мостовой, и снова загореться как ёлка. И если бы она могла знать точно, что дальше – лучше, она забыла бы обо всех пережитых бедах. Но настоящие неудачи, первые отблески грядущей личностной деструкции для нее только начались!

 

Выражаясь с допустимой образностью, неприятность подстерегала школьницу за затемненным углом – когда Либерти мысленно отрешилась от всего вещественного и душой поднялась к облакам. Внезапно её, беспечную, задела женщина с коляской. Этого легкого столкновения невозможно было избежать, потому что, вместо того, чтобы смотреть вперед, девушка предпочитала идти с закрытыми глазами, маршируя в такт бешеному року и тихо ему подпевая. Мадам, не добившаяся банальных извинений, справедливо возмутилась и развернула бездумную паршивку. Незнакомая женщина тут же вылила своё негодование на Либерти, сделала это прилюдно и не совсем правильно.

Вытерпев серию чрезмерных оскорблений, Лиза, не растерявшая совесть и ум, произнесла:

- Прошу, извините меня за неуклюжесть. Мне так жаль…

Женщина, чья лялька проснулась и заверещала, сочла слова борзой старшеклассницы малоубедительными и потребовала повторить это же предложение, только “более искренне”.

 

У Либерти Моллиган не в тему накипело. Начала деваха с того, что устала от тех ярлыков, которые на нее все всюду вешают, а закончила ответным оскорблением, непозволительно грубым для провинившейся.

- Знаете, что я скажу! Мне так опротивели все эти уроки, все назидания и проповеди, что сил терпеть у меня больше нет! Знаете… катитесь вы к чёрту!

Только мадам открыла рот, чтобы ответить, как негодница толкнула её, после чего мгновенно отвернулась. И тут этот глухой звук за спиной, всё перечеркнувший! Звук удара тела об машину, а потом еще и об асфальт!

 

До разбухших мозгов истерички быстренько дошло, что к чему, и невольная убийца фоссилизировалась, превратилась в соляной столп. Убийца - потому что машина сбила насмерть и мадам, и (возможно) её ребенка. Теперь голова женщины = разбитый арбуз, выглядывающий из-под колеса, а от ляльки вообще ничего не осталось, только “кожура”, только кожа.

“ Господи-господи… как я могла? ”

Зачинщица ЧП замерла в сей же миг, простояв так очень недолго, и затем упала в обморок. Свидетели, коих набралось целое толпище, были недалеки от того же. Ужас, произошедший сегодня на проезжей части, обещал бессрочно вклиниться в мнему Нью-Йорка. Событие, маленькое по своим масштабам, задевает всю инфраструктуру, влияет на совокупность всех подсистем. Нельзя недооценивать город…

 

 

Капелька за капелькой сверху вниз летят. На ковре образуются пятна. Много пятен…

По зеркалу в ванной размножаются полосы после двух-трех резких ударов ладонью…

Часть волос, которая еще недавно находилась непосредственно на голове Либерти Моллиган, лежала неаккуратно отстриженной на теплом линолеуме, засыпанном мелкими осколками стекла.

 

Вряд ли разбитое зеркало способно вызвать светлые эмоции. Но девушка, “разорванная” дорожным эпизодом, не могла ни о чём думать, кроме как о погибшем младенчике, кроме того, о чём никогда не удастся забыть. Полицейские опросили старшего отпрыска семьи Моллиганов, потоптались немного в квартире, поговорили с хозяйкой и написали на бумажке, когда девочке нужно явиться в участок.

К сожалению, удар пришелся не только по Лизе, но и по её родной матери. Селена вся испереживалась, вся изнервничалась. Протяжные вздохи, беспомощные неубедительные утешения и навязчивые попытки сгладить обстановку, вызывавшие лишь раздражение – больше её ни на что не хватало. Всю ночь доченька плохо спала, никак не хотела успокаиваться и вырубилась только под утро, когда уже попросту не осталось энергии.

 

 

Забывшаяся осень за окном, чья незаметность в отсутствии звуков, самую малость

амортизировала страх. Страх уголовной ответственности, боязнь заточения почти затмили исходящий из огненной воронки дьявольский жар. Затем опасения, разные по происхождению, выпрямились в рост, встали вровень и уже с одинаковой мощью били по Либерти. И так беготня от новозаведенных неотвязчивых фобий протянулась до самого вечера…

Где-то ночью, когда стрелка часов достигла первого часа, девушка воспряла ото сна и тихонечко встала с кровати. Холодный темный коридор встретил её не по-доброму. Лизе все казалось чужим, далеким, ненужным. Трудно заметные из-за тьмы фотографии, книги, вазы и статуэтки, расставленные на открытых полках шкафов, прогоняли ночную путешественницу.

 

За белой дверью с золотой ручкой, где, по идее, всегда спит мамуля, что-то странно постанывало. Прислышалось, подумала дочка, мало ли, как на голове отразилось вчерашнее. Но вариант слуховой галлюцинации казался бедняжке всё менее и менее допустимым из-за грязного предположения, проникнувшего в воспаленный ум тонкой нитью. Чтобы подтвердить или развеять подозрения, нужно было взяться за ручку и войти внутрь…

Вломившись без стука, дочь застала маму за постыдным занятием. И даже подзабытость осени, не властной над женскими эмоциями, не спасла бы хозяйку от строгих порицаний.

- Всё ясно. Мастурбируем, значит… - вошедшая вздохнула и опустила руки.

Это далеко не первый случай, когда миссис Моллиган попадалась на подобном. И обычно это означало, что у неё кто-то появился. Новый любовник, новая замена отцу, очередное разочарование Либерти…

- А что в этом такого? - лицо женщины покраснело. Казалось, ей плохо. Но это было последствием раздражения эрогенных зон и к самочувствию никак не относилось, - Я еще в юные годы прошла осквернение. Твои претензии натянуты!

Лиза взбесилась, топнув ногой и потянувшись к низкому торшеру на прикроватной тумбе, чтобы включить свет.

- Ты кому-нибудь другому заливать будешь, дрянь! А мне лгать бесполезно! Я вижу тебя насквозь, к тому же знаю, ты страдаешь этой фигней только тогда, когда с кем-то встречаешься! Ну, же, скажи, кто на этот раз, МАМА!!!

 

Первая в нынешнем году гроза только что прогремела. Хладный ветер с дождем стократно усилился. И невидимость жатвы (прост. синоним осени) сняло как рукой. Прекрасная часть семьи Моллиган привыкла собачиться в любую погоду, и сверкающая молния была не помехой двум темпераментным женщинам.

- Прости, я опять утаила от тебя правду, опять тебя подвела… - мать пыталась вымолить прощение, трогая кровинку за лицо. Та вовремя уходила от прикосновений и всячески кривилась, симулируя чувство омерзения, чтобы кому-то было неповадно обманывать.

- Не трогай! Ты мне противна! – широкий гиенный оскал, ныне красовавшийся на гладком обиженном личике, никак не вязался с образом преданной, мягкой и доброй девчонки. Мамины романы с разными мужчинами, расцениваемые детьми не иначе, как предательство, сам их факт не давал дочери покоя, - Противна одним своим присутствием, одним существованием! Как ты можешь так поступать? Не понимаю…

Единственным выходом, который наблюдала Селена, являлось признание собственных ошибок в самом неприглядном, натуралистическом виде – с обязательным пусканием крокодиловых слез, с велеречивыми оборотами речи. Но истина оказалась двухсторонней.

- Я не говорила тебе из-за того, что не могла решиться. Но у нас с твоим папой были о-о-о-о-очень непростые отношения. Мы изменяли друг другу чаще, чем это показывают в сериалах. Сначала он мне изменил, а потом уже я, и пошло-поехало…

Узнанное настолько нарушило привычный ритм жизни слушательницы, что по обеим её щечкам пролились прозрачные ручьи. Ранее Либерти только догадывалась об аналогичных грешочках отца, но до последнего надеялась, что бредит, и супружеская неверность Моллиганов – плод разыгравшейся детской фантазии.

- Мама, я просто… я просто не знаю. Ох…

Пожалев и приголубив дочурку, сказав полсотни слов в преувеличенно ласковых формах, нечестивая, лукавая Селена тупо уставилась на слегка подрагивающую люстру и озвучила полсотни мыслей:

- Адюльтер, прелюбодеяние… всегда было изъяном нашей пары, проклятьем, которое нас не покинуло даже после твоего рождения. Но знаешь, что я скажу тебе, детка? Несмотря на постоянные измены с обеих сторон, на бесконечные переезды туда-сюда по Манхэттену, на всю грязь, которую мы друг на друга выливали целыми ведрами, мы продолжали друг друга любить. Возможно, наша верность выражалась не так, как у всех, но именно благодаря этой верности у нас родилось такое чудо, как ты…

 

Зашкаливающая трогательная сентиментальность дала о себе знать слезинками восхищения и милости. Чувство вины перед матерью за излишнюю строгость погасили гнев в Либерти. Женщины снова помирились и долго держали друг друга в объятиях под призрачные аплодисменты. Самообман хорош, когда разгоняет обиды. Их ссора теперь казалась им эпичной поэмой и театральной постановкой, мастерски отыгранной за счёт многолетнего актерского стажа - воссоединение родственных душ точно отмеченной ночью.

 

 

…Групповая психотерапия представляет собой занятия в группе с психологом от пяти до девяти человек и заключается в целенаправленном использовании взаимодействия участников и взаимоотношений в психологической группе, которые возникают между участниками. Особенность групповой психотерапии в том, что каждый участник группы имеет свой уникальный жизненный опыт, и он может быть в чем-то более успешен, чем остальные. Психологическая группа позволяет каждому участнику высказать свое мнение по обсуждаемому вопросу, поделиться собственным опытом. У человека возникает возможность посмотреть на себя глазами других людей, которые не связаны с ним

какими-либо ожиданиями и отношениями вне психологической группы. Он может приобщиться к жизненному опыту этих самых людей и попробовать применять более успешные стратегии поведения для разрешения собственных проблемных ситуаций. На групповой психотерапии психотерапевт проясняет причины и психологические механизмы более успешного поведения и способы его принятия другими членами психологической группы, так как далеко не всегда и не для каждого человека возможно прямое приложение чужого опыта. В психологической группе создаются условия, в которых каждый её участник может полноценно проявить себя. На групповой психотерапии создаются условия, благоприятные для эффективного взаимодействия между членами психологической группы, позволяющие каждому участнику глубже понять себя, осознать собственные установки и неадекватные стратегии поведения, являющиеся причиной многих жизненных трудностей и получить полноценную психологическую помощь в стремлении сделать свою жизнь более яркой и радужной.

 

Немного отойдя от произошедшего, Либерти Моллиган пыталась совмещать сотрудничество с полицией с куда более щадящим для психики делом, таким, как посещение сеансов групповой терапии. Врач-психолог Клаудия Сайфред, согласившаяся принять девочку в свою маленькую секту, являлась близкой знакомой её матери. Они с Селеной нередко шушукались по телефону, вспоминая молодые годы и количество обведенных ими вокруг пальца «счастливчиков»-мужчин. Лиза не знала об этом, да и ей в любом случае было бы плевать на мамины связи. Загруженная личными заботами, большую часть своей избыточной и неиспользованной энергии Лиза посвящала самореабилитации. Ей хотелось поскорее оправиться, полностью встать на ноги.

 

- Мы сегодня собрались в этом месте, чтобы морально консолидироваться, спаяться и не дать ближнему товарищу споткнуться. Вы все находитесь здесь и сейчас только по одной простой причине – потому что не смогли решить свои проблемы в одиночку, не смогли найти средства устранения. Это ни в коем случае не должно вас пугать! – начала врач красиво. Её вступление особенно понравилось новенькой. Высокая тётя в очках подошла к каждому человечку и у каждого кое-что спросила. Вопросы были сугубо индивидуальными, т.е. вполне разными. Позже врач сконцентрировала внимание на новенькой, и чтобы объяснить, как действовать в условиях коллектива, дала Лизе бумажку с подробной инструкцией, состоящей из восьми крупных абзацев.

Мальчик, сидевший справа от новенькой, привстал по просьбе Сайфред и по давно отработанной схеме поведал согруппникам об изменениях в своей жизни. Питер Нельсон настороженно поднялся со стула, поправил воротник вельветовой рубашки и встал посередине помещения. Теперь все взгляды друзей, как и взгляд Лизы, обратились прямо на него. Монолог заметно дерганного, но позитивного парня обещал затянуться “на долгие часы”. Обещал – потому что… он так и не начался. Питер не был уверен в собственной готовности, относясь к общению в данном месте как к священной исповеди, как к ритуалу. Но такая неоперативность никого не бесила из присутствующих, разве что, кроме новенькой, о чем та недвусмысленно, прямо намекнула. Моллиган не привыкла долго ждать…

- Так уж получилось, что все сидящие здесь осведомлены о моих проблемах. О моих задачах, требующих разрешения, исследования… - парень мимолетно огляделся и, повернувшись, остановил взгляд на Либерти, замеревшей от неясного смущения, - Испытав сложности в нахождении себя и своего места в жизни, я предпринял попытку суицида, но не преуспел. Тогда мне пришла неожиданная идея: что если успех - это умение двигаться от неудачи к неудаче, не теряя энтузиазма, и когда-нибудь мне повезет по-настоящему? Да, я жил на этих чёртовых антидепрессантах и успокоительных! Мне не раз и не два хотелось всё прекратить; прекратить эту борьбу с самим собой. Я резал вены, травил себя таблетками, пытался завязать с существованием, попал в аварию... Всего не перечислить! Но я не смог. Я трус? Наверное... Но каждый раз мне мешали – то друзья – одноклубники, то подруга, то мой постоянно просыпавшийся разум. И однажды я не выдержал. Я сунул шею в петлю, тем самым выстроив для себя проход в мир, который возвышается над всеми нами, но мать вовремя обнаружила меня и спасла! Вытащила шею из петли! Это была непростительная, глупая, ошибка… - делясь сугубо личными, даже интимными переживаниями, Питер Нельсон превзошел собственные ожидания и ожидания Клаудии Сайфред. Экс-самоубийца выполнил поставленную пред ним задачу, порадовав психолога и тех, кто всем сердцем болел за него. Только Либерти, страшно усталая от нудного, непрекращающегося краснобайства “размазни” и “не мужчины”, сочла это цирком и театром в одном флаконе, и высказалась непозволительно резко, причем, не спросив разрешения.

- А знаешь, очень жаль, что тебя вытащили! Не нужно было мешать тебе!

Бессовестные выкрики с места, содержание которых не поддавалось классификации морали, сильно возмутили стоявшую рядом миссис Сайфред. Психологичка в бешенстве стукнула рукой по пустому шкафчику и накричала на выскочку:

- Леди, очнитесь, кто вы такая, чтобы говорить подобные оскорбительные вещи ребенку? Ребенку, пережившему ужасную депрессию! Я живо доложу вашей матери!

Лишенная умения вести себя подобающим образом, по крайней мере, в подобных компаниях, Лиза не прогнулась под гнилые “демократические идеалы”, а продолжила отстаивать своё негативное отношение к тряпью и суицидникам:

- Ребенок? Вы сейчас шутите? Какой еще ребенок? Этому оболтусу больше, чем мне, а вы так говорите, словно он не властелин собственной жизни, а жертва мифической системы! Может, хватит уже жалеть всех подряд? Может, стоит предоставить человеку свободу выбора? Ну, если не хочет этот дебил жить, так и пусть! Чёрт с ним! Обязательно организовывать эту клоунаду, делая вид, что вы кому-то помогаете? - совершенно не задумываясь об экономии эмоций, новенькая почти распсиховалась. Сама того не сознавая, девчонка перешла на пронзительный крик и чуть было не оглушила согруппников. Клаудия не видела для себя иных вариантов, кроме как попросить её живо уйти.

- Боюсь, вы не понимаете, какой вздор несёте, милочка! Вам совершенно чужда демократия! Я не потерплю подобного поведения! Идите прочь отсюда!

 

“ Ну, вот. Доигралась… ” - подумала разгоряченная Либерти, и поступила соответственно указанию взыскательной Сайфред.

- Да ниспошлёт вам Бог подольше задержаться в своём манямирке! Вы просто поразительно тупы и легко управляемы властью! – схватив рюкзак за лямки, кое-как водрузив его на плечи, кликуша направилась к двери и прежде чем громко ею хлопнуть, с непонятными чувствами посмотрела на Питера. Тот среагировал открытой мальчишеской улыбкой, видимо, нисколько не обидевшись на скороспелость еёных невежливых выводов.

 

…Моллиган не сразу покинула центр психологической помощи. Сколько-то времени она простояла в коридоре, размышляя обо всём понемногу. Поскольку её уже начала слегка теребить совесть, чего стоило ожидать от настолько взрывного, но отходчивого человека, как Либерти, не хотелось идти, не хотелось куда-то спешить. Тем более, впереди её ждало самое пренеприятное – дача показаний в полицейском участке. Уж там-то не получится так покричать…

 

 

К счастью девчонки, копы оказалась лояльнее, снисходительнее и дружнее, чем несколько развеяли опаску. Либерти приняли у себя шериф с детективом. Пока старшеклассница выпила полчашки предложенного кофе, работники правоохранительных органов уже смогли конструктивно обмозговать и подготовить все вопросы. Первое, о чем предупредили подготовленную Лизу, было наказуемостью распространения заведомо ложных сведений. Девушка согласительно кивнула и пообещала ничего не утаивать. Впрочем, ни шериф, ни детектив нисколько не сомневались в её честности. Предупреждать - их обязанность.

Детектив аккуратно подровнял листы на столе, сложил папки в высокую стопку и спокойно начал допрашивать.

- Так, мисс, судя по противоречивым данным очевидцев, некоторые из которых, видимо, лгут следствию из жалости к вам, вы толкнули под машину женщину с ребенком либо нарочно, либо случайно. Мы позвали вас, чтобы выяснить, что произошло на самом деле в то время, в том месте. Было ли это непредумышленным убийством, совершенным вами в состоянии, близком к состоянию аффекта, этакого срыва. Либо же это был несчастный случай, и вы даже не заговаривали с погибшей женщиной, даже не поворачивались к ней и никак с ней не контактировали, не находились в состоянии непосредственного общения с погибшей.

Либерти жаловалась про себя на периодически возникающий комок в горле, мешавший проглатывать слюну. Напряжение внутри девочки росло по мере того, как шериф с детективом фиксировали малейшие изменения на её лице. Колеблясь между двумя правдами, между единственно-верной и желаемой, допрашиваемая нащупала золотую серединку и решила схитрить. Если всё получится, она не будет выглядеть убийцей в чьих-либо глазах, но и полностью чистенькой, преданной справедливости тоже не получится остаться. А выбирать придется при любом раскладе…

- Не подумайте ничего плохого, я не сошла с ума и в мои намерения не входит вернуть себе нимб. Психологический шок, возможно, сказался на моем представлении о том ужасном происшествии. Я пытаюсь, но не могу сложить мозаику. Пытаюсь вспомнить и… ничего не получается! Какой-то тяжелый черный занавес! Я… в общем, вы поняли! - девчонке наконец-то удалось проглотить то, что мешало говорить. И да, она снова едва не сорвалась.