Мама и папа, а не папа и собака

— Дядя Вилли, кто такой гомосексуалист?

Эли смотрел на меня с серьёзностью, на которую был способен только двенадцатилетний ребёнок. Он был в замешательстве от одной из великих жизненных тайн.

— Почему ты спрашиваешь?

Мы сидели в игровой комнате, дети — Ной, Джош, Эли — и я. Взрослые были наверху, Шелли приготовила на обед запеканку из овощей и мяса, а также много других блюд.

После прощания Ноя лихорадило, и он был не в духе, и я постарался найти тихое место, где мы могли спокойно посидеть. Последние пару дней на него свалилось уж слишком много. На нас обоих. Сейчас его голова лежала на моих коленях, и он наконец уснул. Его вес вызывал боль в моих сломанных рёбрах, но я не мог заставить себя сдвинуть его.

— Мой учитель в воскресной школе сказал, что гомосексуалисты отправляются в ад, — поделился Эли. — И раз все говорят, что ты такой, я забеспокоился. Ты отправишься в ад?

— Иногда я думаю, что уже там, — признался я.

— Что это значит?

— Гомосексуалист — это извращенец, — сказал Джош, заявляя о своём авторитете. — Все это знают. Поэтому не нужно брать конфеты у незнакомцев, потому что они извращенцы и хотят снять с тебя одежду.

— Почему? — спросил Эли.

— Потому что они извращенцы, придурок!

— Тише, мальчики, — произнёс я. — Ною нужно поспать.

— Ты не боишься отправиться в ад? — искренне спросил Эли.

— Это не может быть хуже, чем работать в «ФудВорлде», — ответил я.

— Но почему ты хочешь отправиться в ад?

— Я не хочу.

— Но ты гомосексуалист.

— Верно. Да.

— Но что это такое? Это как отрастить длинные волосы или что?

— Гомосек — это голубой, — сказал Джош. — Им нравятся парни вместо девчонок. Это мерзко.

— Я мерзкий? — спросил я.

— Нет, — ответил он, не улавливая мою точку зрения.

— Но ты только что сказал, что я мерзкий.

— Гомосеки мерзкие, — сказал он.

— Ну, я гомосек…

— Не настоящий. Ты просто… дядя Вилли. Вот и всё. В любом случае, почему ты гомик?

— Мне повезло, — сказал я.

— Джек твой бойфренд? — спросил Эли, по-прежнему пытаясь разобраться с этой загадкой.

— Да, — ответил я.

— Как мои мама и папа?

— Да, — сказал я. — Похоже на то. Когда-нибудь мы поженимся. Может быть.

— Почему ты собираешься выйти за него замуж? — спросил Джош.

— Потому что я его люблю.

— Он смешно разговаривает, — в восторге сказал Эли. — Поэтому он тебе нравится?

— Да, — ответил я. — И он милый.

— Он парень! — с ужасом воскликнул Эли.

— Парни могут быть милыми.

— Нет, не могут!

— Некоторые могут.

— Гомосеки странные, — ответил Эли. — Миссис Парсон говорит, что они не должны жениться, потому что потом они захотят жениться на своих собаках. Миссис Парсон — это моя учительница из воскресной школы.

— Это у неё растут волосы на груди? — спросил я.

— Она говорит, что у детей должны быть мама и папа, а не мама и собака, — продолжил он. — Так она говорит. Зачем кому-то хотеть жениться на собаке?

— Многие люди хотят, — ответил я.

— Дядя Вилли? — произнёс после долгой паузы Эли, его лицо исказилось в задумчивости.

— Да?

— Это правда, что у менструального цикла три колеса?

 

Глава 46

На кладбище

После траурной мессы на следующий день мы устроили небольшую процессию через центр Нью-Олбани, чтобы похоронить деда в могиле рядом с бабушкой на старом кладбище. Бабушка умерла, когда я был очень маленьким, и максимум, что я о ней помнил — что она была очень большой, с очень большими руками, и дымила, как паровоз. Дед почти никогда о ней не говорил, но никогда не смотрел на других женщин после её смерти. Много шутил, безбожно флиртовал и даже лапал медсестру или двух, но никогда ничего большего. Он придерживался правила единственной женщины для единственного мужчины.

— Ты взял цветы для Кайлы? — спросила мама, пока мы шли к месту захоронения.

— Они в «Джипе», — ответил я.

— Мы сходим… после.

Возможно, осознание, что она говорит о "после" захоронения её отца, она замолчала и сжала губы. Мама, казалось, значительно постарела за прошедшие несколько дней.

— Я скучаю по деду, — сказал я.

— Как и я, — ответила она.

Без деда над нами была тишина, отсутствие, ощущение или чувство, что не хватает чего-то жизненно важного, чего-то глубоко существенного, какого-то незаменимого кусочка. Каждый раз, поворачиваясь, я ожидал увидеть, что дед идёт за мной, услышать его гортанный смех, его фырканье, его гогот, его непристойные шуточки, его постоянные жалобы из-за зубов. В последнее время, он без умолку болтал о своих зубах, иногда заходил так далеко, что обвинял людей в попытках их украсть, подразумевая съёмный протез, который держал в стакане рядом с кроватью. Он стал одержим этими зубами.

— Почему ты так переживаешь за свои зубы? — спросил я у него месяц назад.

— Ну, мой член перестал работать, так что они — всё, что у меня осталось, — ответил он.

Отец Гиндербах ждал у места захоронения, держа в руках молитвенник, и подарил мне слабую улыбку, когда заметил, что я смотрю на него. Моя рука была в повязке через плечо, потому что болела. Гипс казался кирпичом, и жестикулировать стало болезненно.

Эта последняя служба была милосердно короткой. Я прорыдал большую её часть, содрогаясь из-за окончательности помещения человека в гроб, помещения гроба в землю и бросания горсти грязи сверху.

Достаточно странно, но миссис Ледбеттер стояла рядом со мной и обнимала меня одной рукой, будто чтобы по-своему успокоить. На ней были тёмные очки «Джеки О», длинное чёрное платье, которое идеально спадало по её сухощавому телу, и нить жемчужин вокруг шеи, добавляя немного гламура процессу. В этот день на неё определённо много смотрели. Она курила свою электронную сигарету и выглядела, как голливудская домохозяйка.

После службы я спросил отца Гиндербаха, поедет ли он с нами на баптистское кладбище на другом конце города.

— Мы собираемся положить цветы на могилу Кайлы. Она была матерью Ноя.

— Я помню, — сказал он.

— Для него много бы значило, если бы вы…

— Я последую за вами, — пообещал он.

Мы расселись по машинам и поехали через город на кладбище, где хоронили баптистов. Наши шаги провели нас вдоль знакомой тропы к месту последнего пристанища Уорренов. Надгробие для мистера и миссис Уоррен уже было установлено, с выбитыми их именами и датами рождения, ожидая только добавления последних деталей, когда придёт их время.

Рядом с их отметкой была другая, с именем "Кайла Анна Уоррен", и надпись: "Любимая дочь, ушедшая слишком рано".

Положив цветы на могилу матери, Ной простоял рядом долгое время.

— По крайней мере, она в лучшем месте, — сказала мама, пока мы ждали.

— Я надеюсь на это, — ответил я.

Я видел, как двигаются руки Ноя, пока он жестикулировал что—то своей матери. Пока он стоял к нам спиной, я не мог сказать, что это было. Он жестикулировал около минуты, затем остановился, развернулся и поднял взгляд на меня.

Ты в порядке? — прожестикулировал я.

Он кивнул.

Что ты ей сказал?

Я сказал, что всё хорошо.

Что хорошо?

Она сделала что-то плохое. Из-за чего я глухой. Я сказал ей, что ничего, что она совершила ошибку. Отец Г. сказал, что я должен ей это сказать. А потом я сказал, что скучаю по ней.

— Что он говорит? — спросила мама.

Но я не ответил.

Глава 47

Не состязательный процесс

На следующий день по возвращении на работу я быстро обнаружил, что на попытки управлять кассой с гипсом на руке явно нет Божьей воли. Я был измождён к тому времени, как забрал Ноя из дома мисс Оры и отправился домой. Я переоделся в шорты и планировал полежать на диване, пока Ной играл в Xbox.

Раздался звонок в дверь. Увидев сигнал, Ной побежал к двери и открыл её. Я ожидал увидеть Билла, или маму, или Тоню, но это была мисс Сьюзен из ДСО. Моё сердце сжалось.

— Мистер Кантрелл, — произнесла она в странно дружественной манере.

— Снова вы, — сказал я, пытаясь не звучать слишком враждебно, жалея, что не надел майку.

— Я могу войти?

— Если у вас нет другого выхода, — ответил я.

— Я хотела посмотреть, как вы двое поживаете. Я слышала о торнадо. Очень сожалею о вашем дедушке.

— Спасибо.

Она посмотрела на моё лицо, фингалы, гипс на предплечье, повязки вокруг груди.

— Как вы держитесь?

— Спросите мой бандаж, — ответил я, устав от этого вопроса со стороны людей.

Я пытался спасти своего дедулю, но потерпел в этом неудачу и вполне мог умереть. Дом моей мамы был разгромлен, мой маленький мальчик травмирован.

Она нахмурилась, её взгляд был неодобрительным и достаточно подозрительным.

— С Ноем всё хорошо?

— Спросите у него сами.

— У него нарушение слуха.

— Попробуйте, — сказал я.

Она спросила у Ноя, как он.

— Я хорошо! — воскликнул он.

— Дальше этого вы не продвинетесь, — отметил я, — но этого должно быть достаточно, чтобы продемонстрировать, что его не обматывали скотчем, не пристёгивали наручниками в подвале и ничего такого.

— Я совсем не ценю ваш сарказм, мистер Вилли, — сказала она, поворачиваясь лицом ко мне.

— Никто не ценит.

— Я не просто "проверяю вас". Я сделала свой отчёт и попросила судью назначить тест на наркотики вашему партнёру. Я хотела сообщить вам об этом сама, чтобы убедиться, что вы знаете об этом. Надеюсь, вы мне доверитесь. Я действительно стараюсь действовать так, как лучше для вашего сына.

У меня на выбор была дюжина острот, ожидающих слететь с моего языка, но я промолчал, потому что понял, что она говорит честно и просто делает свою работу.

— А если он провалит тест? — спросил я.

— Тогда мы выясним, каким будет наш следующий шаг.

— Я никогда не видел Джексона пьяным, или под кайфом, или со странным поведением, или что-то в этом роде, так что я не понимаю, что вы имеете в виду. Если бы я думал, что он представляет хоть какую-то угрозу для моего сына, я бы ушел от него не задумываясь.

— Не все наркозависимые подходят под стереотип о странном поведении или странных вещах. Многие кажутся довольно нормальными. Я вам действительно не нравлюсь?

— Если честно, нет, не нравитесь. Ваша работа — забирать детей у их родителей. Я не могу представить, что вы очень популярны.

— Я бы сказала, что моя работа — убеждаться, что дети в безопасности со своими родителями, потому что в слишком многих случаях это не так, и без таких людей, как я, эти дети никогда не получили бы помощи, в которой нуждаются.

— Туше!

— Это не состязательный процесс.

— Вы всё продолжаете это говорить.

— А вы продолжаете мне не верить.

— У нас свободная страна.

— Что вы будете делать, если ваш партнёр провалит тест на наркотики?

— Убью его, скорее всего.

— Я приму это за ваш очередной сарказм.

— Вовсе нет. Если я убью его топором, то затуплю лезвие, так что придётся придумать что-нибудь другое.

— Пожалуйста, скажите мне, что вы шутите.

— Если он провалит тест, я вылечу отсюда пулей. Не переживайте об этом.

— Я не пытаюсь разрушить вашу семью.

— Не уверен, что меня заботит, что вы пытаетесь сделать, если честно. Что-то ещё?

Она ответила неуверенной хмуростью.

— Я вам действительно не нравлюсь.

— Вы удивлены? Если государство так сильно заботится обо мне и о моей "семье", почему бы вам не легализовать однополые браки и не дать нам немного прав?

Глава 48

У кого-то есть секрет

 

Одной из причин, по которой наша квартира была такой дорогой, была встроенная джакузи в ванной комнате за главной спальней. Мне это казалось расточительной тратой, но Джексону нравились эти маленькие излишества. Я оставил Ноя играть в Xbox, наполнил джакузи горячей водой и с удовольствием погрузился в неё.

Я чувствовал ломоту и боль, и в теле, и в душе. Вода бурлила вокруг меня, а я пытался позволить ей смыть напряжение и расстройство.

В конце концов, Ной, по привычке, зашёл в ванную.

Я указал на воду.

Присоединишься ко мне?

Он не был большим поклонником джакузи, её новизна исчезла после второго или третьего раза, его тело не нуждалось в целительном действии спа-процедур. По крайней мере, пока нет. И всё же он разделся и забрался внутрь, несколько минут играя, будто находился в миниатюрном бассейне, прежде чем уселся напротив меня.

Мне нужно, чтобы ты кое-что мне рассказал, — прожестикулировал я с серьёзным лицом, чтобы показать ему, что больше не собираюсь ходить вокруг да около.

Что? — прожестикулировал он в ответ.

Ты говорил, что видел, как папа что-то делает. Я хочу знать, что это было.

Он нахмурился, опустив глаза.

Я выжидал.

В итоге он поднял взгляд, чтобы посмотреть на меня.

Я хочу знать, — настаивал я.

Его взгляд попавшего в свет фар оленёнка вызывал у меня сочувствие, но я не собирался так просто сдаваться.

Расскажи мне.

Ты разозлишься.

Нет, не разозлюсь. Обещаю. А теперь расскажи, что это было.

Я думал, что уже знаю, но хотел, чтобы он это сказал.

Он некоторое время покашливал и мямлил, потом встал и выбрался из джакузи, пролив на пол воду. Я тоже встал, схватил его за руку, заставил развернуться. Я не собирался давать ему уйти.

Он удивлённо посмотрел на меня.

Я хочу знать, — прожестикулировал я.

Я знаю, папа. Я тебе покажу. Идём.

Мы накинули на себя по полотенцу, и я пошёл за ним на кухню. Он взял стул рядом со столом и подвинул его к шкафчику в дальнем конце кухни. Ной забрался на стул, потянулся вверх, к самому верхнему шкафчику, открыл дверцу справа. Я знал, что левая дверца была фальшивой и не открывалась. Он потянулся в шкафчик, пощупал немного, нашёл то, что искал, и повернулся ко мне, держа в руке пакетик чего-то похожего на муку.

Моё сердце сжалось.

Он слез со стула, отнёс пакетик на тумбочку. Он сделал вид, что открывает пакетик, высыпает из порошка линию. Затем прижал палец к одной стороне носа, делая жест, будто вдыхает.

Ной посмотрел на меня, его глаза говорил мне, что он знает, что Джексон сделал что-то очень плохое.

Я видел его, — прожестикулировал он. — Я хотел сделать глоток воды, потому что хотел пить. Я видел его, но он меня не видел. Не злись на меня, папочка.

Я не злюсь, — прожестикулировал я.

Не злись на папу.

Не переживай об этом.

Пожалуйста, не выгоняй папу.

Он был расстроен. Я видел это по тому, как дрожала его нижняя губа, по загнанному, испуганному взгляду.

Поэтому ты в последнее время чувствовал себя плохо? — прожестикулировал я.

Он пожал плечами.

Ты боялся мне рассказать, да?

Он снова пожал плечами.

Спасибо, что рассказал.

Пожалуйста, не выгоняй папу. Я не хочу, чтобы ты грустил, папочка. И я не хочу, чтобы папа на меня злился. Пожалуйста, не говори ему, что я тебе рассказал.

У папы проблема, и нам придётся об этом поговорить.

Пожалуйста, папочка!

Мне жаль.

Он разревелся и побежал в свою комнату.

Я пошёл в свою комнату, сел на кровать Джексона Ледбеттера и закрыл лицо здоровой рукой. Я чувствовал себя так, будто кто-то ударил меня по яйцам бейсбольной битой.

Глава 49

Очередной прекрасный день

 

Я намеревался устроить Джексону очную ставку в тот вечер, когда вернулся домой с работы, но вместо этого заснул и увидел странные, беспокойные сны, о которых не сильно переживал. Утром я смотрел на него, лежащего рядом со мной, моё сердце будто разрывалось на части. Я был довольно снисходительным парнем и мог смириться с кучей дерьма, но совершенно ясно дал понять мистеру Джексону Ледбеттеру, что наркотики были чертой, которую я не был готов пересечь. Не после того, что сделали я и Кайла. Без сомнений, это говорило моё чувство вины, но всё же.

Я сделал кофе на кухне, взял свою чашку и вышел посидеть на балконе. Предстоял очередной прекрасный день. По крайней мере, его предвещала погода. Мы ожидали тридцати градусов, и не виднелось ни облачка. Я чувствовал, что хочу насладиться своим временем на балконе, потому что оно быстро закончится. Так как мамин дом снесут, мы не могли остаться у неё. На самом деле, она остановилась у Билла и Шелли — и с ними мы тоже остаться не могли.

Мне пришлось бы вернуться к социальному жилью, что означало, что придётся пойти в офис управления жилищного хозяйства и снова заполнить бланки, вернуться в список и ожидать, пока что-нибудь из их перечня станет доступным. Одному Богу было известно, где мы окажемся, когда наша судьба ляжет на плечи управления жилищного хозяйства. Также я мог просто собрать свои чемоданы и сделать что-нибудь такое сумасшедшее, как переезд в Калифорнию.

Забавное это чувство, когда весь твой мир сжимается вокруг тебя. Каждая маленькая вещь набирает силу. Всё причиняет боль чуточку больше, чем должно.

«Да», — произнёс тихий голос в моих мыслях.

«Но…»

«Но ничего!»

Этот голос не так просто было заткнуть.

«Но… ты любишь его».

Я вздохнул с неким отчаянием, потому что да, я любил Джека и не мог представить, как проживу остаток своей жизни без него. Но именно это мне и придётся сделать.

Дверь на балкон открылась, и вышел Джексон Ледбеттер, с закинутым на плечо полотенцем. Он собирался на ранее утреннее плавание.

— Привет, — произнёс он.

Я не ответил.

— Ты в порядке? — спросил он.

Я вздохнул.

Я пытался не вожделеть его, пока он стоял с этим мускулистым торсом и грудью, с сильными руками и кубиками пресса, абсолютно безупречный, с беспечными глазами и этими мягкими каштановыми волосами, растрёпанными после сна. Как счастлив я был называть такого мужчину своим, просыпаться с ним каждое утро, завтракать с ним, строить с ним планы на будущее, отдыхать в комфорте осознания, что он всегда будет рядом, что мы вместе состаримся, может быть, вместе усыновим или удочерим нескольких малышей, может быть, переедем в Бостон или, может быть, купим большой старый дом на ферме в округе Юнион, чтобы растить своё потомство. Ной смог бы наконец завести собаку. И, может быть, обрести братьев и сестёр. Как мама, мы могли бы разводить кур. Я не жаждал великих и грандиозных вещей, только жизнь, полную любви, детского смеха, может быть, немного рыбалки и походов время от времени, ну, и, может быть, поездку в Диснейленд. Ничего слишком заоблачного или чрезмерного, всего пару вещей, настоящих и искренних.

Всё это выскальзывало из моих рук, и это ощущение лишало меня дыхания.

— Ты нехорошо себя чувствуешь? — спросил он.

— Немного перегружен, — признал я.

— Эта прошедшая неделя была…

— Дерьмовой, — сказал я. — Абсолютно дерьмовой.

У меня на глазах начали наворачиваться слёзы. Я крепко сжал губы, намереваясь не плакать.

— Мы пройдём через это, — сказал Джексон, опускаясь на корточки и кладя руки на мои бёдра, пока смотрел на меня так нежно и властно, как умел. — Эй! Всё хорошо. Что с тобой происходит?

— Всего слишком много, — пробормотал я, вытирая глаза.

— Мы пройдём через это, — пообещал он. — Почему ты не рассказал мне, что так расстроен?

Он прижался ко мне головой, обвил меня руками, пытаясь обнять.

Я хотел сказать ему забирать свои чёртовы наркотики и проваливать, но не решался. Несмотря ни на что, мне было легче просто от того, что он рядом, такой красивый, мужественный и сильный. Его запах, его вид, ощущение его и того, как его руки касались меня, ощущение его дыхания на моей обнажённой груди — это меня успокаивало. Будто он сам был наркотиком, а я — сколовшимся нариком.

— На работе всё нормально? — спросил он.

Я пожал плечами.

— Хочешь, чтобы я тебе что-нибудь принёс?

Я покачал головой.

— Хочешь, чтобы я остался с тобой? Я собирался пойти поплавать…

— Валяй, — ответил я.

— Уверен?

— Я буду в порядке.

Джексон пошёл вниз по проходу к бассейну, и я наблюдал за ним, кусая губу.

Глава 50