Глава 4. Источники по «делу йукоса»

 

Библиография – это список литературных трудов, написанных по какой-либо теме или посвящённых какому-то предмету в определённой области знания. По теме “дела Йукоса” библиографии не существует и не может быть, поскольку самого “дела Йукоса” не существует, это абстракция. Однако и абстракция может быть сущностью человеческого ума, понятием, категорией, явлением. Самоё эта абстракция есть абсурд, преодолеть который пытаются формальной логикой. Абстракции могут исследоваться, описываться. Настоящее исследование – это первый литературный труд, посвящённый исследованию явления (понятия, категории) “дело Йукоса”.

Источники – это литературные труды, лежащие в основе осмысления исследуемого явления (понятия). В этих трудах объясняются сущностные грани и раскрываются пласты исследуемого явления. Без знакомства с этими трудами, по крайней мере, со значительной их частью, невозможно понять смысл изучаемого явления, добраться до его ядра и обсуждать настоящее исследование. В противном случае настоящее исследование распадается для вольночитающего на набор афоризмов, забавных фраз и непривычных логических оборотов, превращающихся для такого читателя в абсурд, который следует отбросить по причине отсутствия способности суждения.

 

Источники постижения “дела Йукоса”:

Абушахмин Б.Ф. Коллизионная защита.

Августин. О Граде Божием; Исповедь.

Аль-Газали, Абу Хамид. Самоопровержение философии.

Аристотель. Аналитики первая и вторая.

Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового заветов.

Брентано Ф. О происхождении нравственного сознания.

Вавилов Н.И. Селекция как наука.

Васьковский Е.В. Учебник гражданского процесса.

Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма.

Вестник Адвокатской палаты города Москвы (дисциплинарная практика).

Викторский С.И. Русский уголовный процесс.

Вопросы адвокатуры. 1996-2006.

Вышинский А.Я. Теория судебных доказательств в советском праве.

Гегель Г.В.Ф. Философия права; Наука логики.

Глэнвилл Дж. Тщета догматизации.

Горский Д.П. Вопросы абстракции и образования понятий.

Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера земли.

Дионисий Ареопагит. О божественных именах; О божественной иерархии.

Даррелл Дж. Жизнь животных.

Иоанн Лествичник. Лествица.

Камю А. Чума; Миф о Сизифе: Эссе об абсурде.

Кант И. Критика чистого разума.

Кафка. Процесс; Замок.

Клаузевиц К. фон. О войне.

Кони А.Ф. Приёмы и задачи прокуратуры.

Конституционный суд России. Постановления и определения.

Конфуций. Беседы и суждения.

Куклачев Ю.Д. Бойцы армии добра и милосердия.

Кунде Й. Корпоративная религия.

Кюстин А. де. Россия в 1839 году.

Лавджой А. Великая цепь бытия.

Лысенко Т.Д. Стадийное развитие растений.

Люблинский П.И. Вступительная статья к “Очерку доказательственного права” Дж.Стивена.

Мальбранш Н. Исследование об истине.

Марков А.Н. Правила адвокатской профессии в России.

Мейнонг А. фон. Исследование по психологии и теории объектов.

Молло Э. Правила адвокатской профессии во Франции.

Нагарджуна. Строфы, основополагающие для учения о срединном пути.

Оккам У. Об универсалиях.

Павлов И.П. Условные рефлексы.

Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории (Проблемы палеопсихологии).

Профессия адвоката (Под редакцией Полякова Андрея Вячеславовича).

Солоневич И.Л. Народная монархия.

Спасович В.Д. О теории судебно-уголовных доказательств.

Секст Эмпирик. Против учёных; Три книги Пирроновых основоположений.

Строгович М.С. Курс советского уголовного процесса.

Таганцев Н.С. Русское уголовное право.

Теория адвокатуры.

Тихонравов Ю.В. Геополитика.

Тихонравов Ю.В. Основы философии права.

Тихонравов Ю.В. Трактат о взаимодополняемости исповеданий.

Уёмов А.И. Вещи, свойства и отношения.

Фавр Ж. Адвокатские идеалы.

Фрейд З. Психопатология обыденной жизни; Тотем и табу.

Щедровицкий Г.П. Проблемы методологии системного анализа.

Эразм Роттердамский. Похвала глупости.

Юм Д. Трактат о человеческой природе.

 

Глава 5. ЙУКОСОФИЯ - ПО ТУ СТОРОНУ ЗАКОНА И БЕЗЗАКОНИЯ

§ 1. Философия как демон бизнеса

 

Этос человека – его демон

Гераклит Эфесский, 6-5 век до нашей эры

 

Коллективный индивид, который стал предметом “дела Йукоса”, имеет свою философию. Эта философия в значительной мере определяет его судьбу. В процессе вовлечения в обвинительный оборот эта философия столкнулась с тем духом, или, точнее, лишённостью духа, что лежит в основе современной судебной системы, или, точнее, антисистемы.

По сути, “дело Йукоса” – это борьба двух философий. Рациональной философии свободы и справедливости и иррациональной философии произвола.

Бессмыслица и бессвязность заявлений о “деле Йукоса”, примитивность судебных речей прокуроров и адвокатов, абсурдность судебных актов, совершённые их сочинителями бессознательно, без опоры на логику, проясняют своё [социальное] назначение, если посмотреть на “дело Йукоса” через призму философии бизнеса, философии прогресса, философского эксперимента, философии призвания.

В “деле Йукоса” нет победителей и побеждённых. Само “дело Йукоса” стало демиургом, воителем и завоевателем, которого никто никогда не сможет победить.

a) Философия и мир стоимостей

Философия безразлична к бизнесу.

Но бизнес не может существовать без философии. Ни бизнес в целом, ни теперь уже любая отдельная корпорация.

Философия – это взгляд на вещи, как если бы нам от них ничего не было нужно. Это очень древний взгляд, ему больше 4 тыс. лет.

Бизнес – это такой взгляд на вещи, когда мы видим в каждой из них стоимость, которая обязана производить другую стоимость. Это относительно молодой взгляд, ему не более 500 лет. До этих пор человек не знал, что так можно смотреть на вещи. Ему это подсказала философия.

Как философия влияет на бизнес? Известно, что она делает это опосредованно – через науку и культуру. Философы придумывают идеи, они вдохновляют сначала людей искусства, потом, в художественной переработке, воодушевляют разных учёных, потом доходят до изобретателей, а потом, в виде осязаемых результатов, – и до предпринимателей (Артур Лавджой. Великая цепь бытия, 1936).

Но эта цепочка работала не всегда. Долгое время она обрывалась на учёных. Изобретатели порой были просто неграмотными людьми.

Наука и техника впервые соединились, когда инженеры использовали достижения электродинамики для создания электрического телеграфа (Шиллинг-Канштадт, 1832; Морзе, 1837). С этого момента от успехов науки стали зависеть успехи в бизнесе. Тогда и перед философией была поставлена задача – помогать конкретным наукам (Огюст Конт, Система позитивной философии, 1830–1842). Для этого был заведен специальный раздел – методология науки, – к которому позднее добавилась философия техники (Эрнст Капп. Основные направления философии техники, 1877).

Примерно тогда же возникла мысль, что сама философия может быть материальной силой (Карл Маркс, 1843). Будучи следствием материальных условий, она может оказывать на них обратное влияние (Фридрих Энгельс, 1890). Более того, в ряде случаев она может и должна оказывать независимое и решающее влияние на всю жизнь, в том числе на производственные отношения (Ленин, 1899, 1903, 1905). Наконец, был описан механизм того, как философия породила современный бизнес со всем его материально-техническим прогрессом (Макс Вебер. Протестантская этика и дух капитализма, 1905).

b) Рождение бизнеса из философии Это произошло в 16 веке. Профессор Виттенбергского университета создал учение о профессии как о призвании. Он соединил идею служения всемогущему Творцу мира (Ближний Восток, примерно 1500–2000 тысяч лет до нашей эры), идею самоотверженного служения ближнему (Палестина, начало нашей эры), идею равенства перед Богом разных видов деятельности, от низменной уборки помещений до возвышенных ритуальных услуг, и идею невозможности заступничества одних людей за других в деле спасения. Получилась философия, по которой нет иного способа спастись от ада, кроме как служить ближнему в своём профессиональном призвании.

Вскоре к этой идее присоединилось ещё две: человек сам ничего не может сделать, чтобы изменить свою конечную судьбу, но это может сделать только Бог, по своей собственной воле, на которую никак нельзя повлиять (Августин. О граде Божием, 426); поэтому одни люди изначально избраны к вечному блаженству, а другие осуждены на вечную гибель, и ничего с этим поделать нельзя.

Это жестокая философия. Она требует ни секунды не проводить в праздности и все силы тратить на подтверждение своей избранности. Подтверждение это состоит в профессиональном успехе. Кто хорошо организовал свою профессиональную деятельность, вложил в неё всё, что имел, заставил всё вокруг себя работать на её успех, кто много помогает людям, востребован ими, так что они ему доверяют и достойно вознаграждают его труды, – тот избран к вечному блаженству. А все остальные – на свалке истории. Каждую секунду своей жизни ты мучительно думаешь, к кому из них ты относишься.

На основе этой философии, неоднократно систематизированной и освященной авторитетом религиозных собраний (La confession de foi des eglises reformees de France, 1559; Confession Belgica, 1561; Heidelberger Katechismus, 1563; Confessio Helvetica posterior, 1566; Westminster Confession of Faith, 1647; etc.), воспитывались поколения нескольких народов, которые теперь правят миром. Именно её адепты стали главной движущей силой первых буржуазных революций (Голландия, 1566; Англия, 1649; США, 1775-1783).

Довольно быстро философия призвания стала избавляться от идей, которые её породили. Оказалось, что, закрепившись, она может работать без идей предопределения, без каких-либо ссылок на основоположения христианства и вообще на Библию.

Помимо прочего, она обязала использовать в служении ближнему все достижения технологии. В результате её распространения изобретателей в конечном итоге перестали избивать, прекратили сжигать их дома и ломать их машины (такие случаи имелись в Европе ещё в начале 19 в.). Напротив, они стали самыми оберегаемыми и почитаемыми членами общества. Между экономикой и технологиями установилась твердая, регулярная связь. Родилась принципиально новая цивилизация, испытывающая безостановочный технологический прогресс (Анн Робер Жак Тюрго. Размышления о создании и распределении богатства, 1766; Мари Жан Антуан Никола Кондорсе. Эскиз исторической картины прогресса человеческого разума, 1795).

с) Философия как демон прогресса

До этих событий человечество и не думало о прогрессе. Не было регулярной связи между изобретениями и предпринимательством. Предприниматели торговали или давали деньги в рост (если их философия не запрещала им это), техника их не особенно интересовала. Сколько было совершено изобретений, которые так и остались невостребованными. Лишь иногда правитель, начитавшийся философских книг, вспоминал о каком-нибудь изобретении и решал использовать его в своих философических проектах.

Так, один португальский принц, Генрих Мореплаватель (1411–1460), начитавшись книг по философии тамплиеров, размечтался о принесении философии Христа далёким народам Востока и вспомнил, что за 100 лет до этого один бретонский рыбак изобрел каравеллу – корабль, который может ходить против ветра. И начались Великие географические открытия. Благодаря им мы узнали, что на Земле есть очень богатые народы, которые апатичны к прогрессу. Апатия же порождает слабость и делает их легкой добычей для бедных, но инициативных.

Безразличное или враждебное отношение к технологическим открытиям вызвано не географией, не биологией, не историей, а массовой философией. В тех странах, где философия призвания не закрепилась, технологический прогресс нестабилен. Правители этих стран иногда проводят модернизацию сверху, порой насильственно. Но без поддержки хотя бы части населения прогресс неизбежно затухает.

Когда-то философия бессмертия побудила египтян соорудить усыпальницы, поражающие воображение и поныне. Потом пришла философия покорности Богу, и египтяне успокоились. Даже пришествие Наполеона их не взбодрило. Но затем к власти пришёл албанец Мухаммед Али (1811–1849). Он стал грамотным в 45 лет и начал читать французские философские книги, например Вольтера. В них говорилось, что долг правителя, если подданные сами не хотят ничего предпринимать, – помочь им. Мухаммед Али заставил египтян строить заводы и воевать по-европейски. Он захватил огромные территории. Он хотел и мог захватить весь Ближний Восток. Но когда он умер, его внук Аббас I перестал насиловать свой народ. И вскоре Египет превратился в отсталый третьестепенный регион.

Прообразом для всех правителей, пытавшихся заменить философию своей железной волей, был шведский король Густав Адольф (1611-1632). Он отдал в аренду голландскому банкиру Де Гееру богатые железные рудники. Голландцы выписали французских металлургов и организовали сеть металлургических заводов. Король собрал оружейников, те поколдовали с металлом. И возникло принципиально новое оружие – полковая пушка (regementsstycke, 1629), которая могла легко передвигаться вместе с пехотой. Шведская армия высадилась в Германии, расстреляла из пушек войска императора (Breitenfeld, 1631), и Швеция стала хозяином Центральной Европы. За 20 лет в Германии было сожжено около 20 тыс. населенных пунктов и погибло 2/3 населения. В Польше погибла почти половина населения. Отстающие страны были обречены на разрушение и/или завоевание.

d) Философский эксперимент То же ждало и Россию. Шведы разгромили русские войска (Нарва, 1700), но затем снова двинулись в Польшу. У Петра (1682-1725), который воспитывался почитателем философии Августина (Симеон Полоцкий, 1667), возникла короткая передышка для модернизации. Через несколько лет Россия обладала артиллерией, которая превосходила шведскую (Полтава, 1709). Петр стал приглашать иностранцев и заставил представителей правящих классов отдавать своих детей учиться в Европу. Среди правящих классов России стали распространяться философские идеи, не имеющие почти ничего общего с убеждениями основной массы населения. Представители этих классов исповедовали совершенно иные идеалы и вели совершенно иной образ жизни, чуждый, непонятный, а порой раздражающий и даже ненавистный для простого народа.

 

Не забудем, что с точки зрения классической философии призвания люди жестко делятся на избранных к успеху счастливчиков и заслуживающих презрения безнадежных неудачников (losers). Этот взгляд проецируется как на отношения между народами и расами, так и на отношения между классами, что можно было наблюдать в России 19 в. За 200 лет всё это не могло не привести ко взрыву.

 

Направленность ему придала радикальная группа, которая исповедовала атеистическую философию призвания (Карл Маркс, Фридрих Энгельс. Манифест коммунистической партии, 1848; Ленин, 1916) и считала, что её внедрение в массы – решающий фактор прогресса (Ленин, 1905; Сталин, 1912). К 1922 году она захватила власть в России, а в 1925 на своём XV съезде приняла программу индустриализации. В 1928- 1941 годах было введено в строй 9 тыс. крупных промышленных предприятий, валовая продукция промышленности выросла в 8 раз, производство средств производства – в 15,5 раза, среднегодовые темпы роста промышленного производства составляли 16,5 % (в США за это же время – 1,2 %).

 

Трудовое воодушевление значительной части населения Советской России было обусловлено массовым принятием философии призвания, основанной на атеизме, материализме и коллективизме. Однако проблема была в том, что СССР как государство включал в число своих граждан не только тех, кто захотел бы быть сотрудником СССР как корпорации. Это вызвало, с одной стороны, подавление инакомыслящих, а с другой – распространение притворного принятия господствующей философии и её эрозию. Что и привело к падению СССР. Падение цен на нефть в восьмидесятых годах прошлого века, возможно, искусственное, не есть причина краха СССР. Падение цен было тем небольшим взрывом в доме, который разрушался сам от самой расточительной жизни в нём, потому что его давно никто не ремонтировал, не хотел и не мог ремонтировать.

 

Ещё на заре советского эксперимента стало понятно, что для поддержания высокой степени экономической активности и организованности в идейных сообществах необходима чуть ли не сектантская организация (Александр Васильевич Чаянов. Учение о крестьянском хозяйстве, 1923). Высокоэффективные хозяйства русских штундистов и старообрядцев показывали, что именно жесткий отбор по идейному признаку, замкнутость группы гарантирует её стабильный экономический успех. Это подтверждала и практика капитализма в США, обязанного своим успехом наличию множества замкнутых протестантских групп, которые требовали от своих членов определённого хозяйственного поведения и само участие в которых давало человеку определённую деловую репутацию (Макс Вебер. Протестантская этика и дух капитализма, 1905). Главный принцип организации таких групп – следование определённой философии на деле, что исключает какое бы то ни было притворство. Кто не следует философии группы, немедленно изгоняется.

 

И само “дело Йукоса” можно рассматривать как предмет философии группы.

 

e) Философия как средство бизнеса

 

Фактор философии привлек и теоретиков управления частными корпорациями. Основоположники теории менеджмента ввели в оборот понятия корпоративного духа, корпоративной культуры и корпоративной философии (Анри Файоль. Общее и промышленное управление, 1916). Знаменитые Хоторнские эксперименты (Western Electric’s Company, 1927-1932) показали, что производительность труда и инициатива сотрудника зависят не столько от безличного материального стимулирования и физических условий труда, сколько от отношения работника к труду и к самой корпорации (Элтон Мэйо. Социальные проблемы индустриальной цивилизации, 1933). Большие корпорации начали принимать системы корпоративной философии.

 

Вскоре философия признаётся одним из ведущих факторов менеджмента и становится широко распространенным средством эффективного управления. Одновременно переоценивается роль информационных и идеологических факторов в развитии производительных сил. Философия осмысляется как интеллектуальная технология, вдохновляющая развитие (Юрген Хабермас. Технология и наука как идеология, 1969). Наконец, возникает мысль, что философия является интегральным средством как менеджмента, так и маркетинга и что без корпоративной религии в скором будущем не сможет эффективно функционировать ни одна корпорация (Йеспер Кунде. Корпоративная религия, 1998).

 

Религия есть не что иное, как доведенная до конца философия. Это философия, которая становится образом жизни, действующим этосом. Незаинтересованный взгляд на вещи открывает, продуцирует новые взгляды, которые, в свою очередь, вдохновляют человека на манипулирование этими вещами – созерцательное или деятельное, созидательное или разрушительное.

 

Безразличная к любой стоимости, философия создаёт стоимость. Она делает это опосредованно, создавая вдохновляющие идеи. И она делает это непосредственно, придавая сверхценность тому, что делают предприниматели и их сотрудники. Для ряда крупнейших корпораций (Harley Davidson, Coca Cola, Virgin, etc.) их философия составляет до 90% их стоимости. Теперь уже чуть ли не в школе учат, что можно потерять все материальные активы, включая производственные мощности, но если останется философия, которая составляет сущность марки, ничего не будет потеряно. Философия не только сплачивает корпоративные команды, мотивируя сотрудников, но и выполняет маркетинговые функции, мотивируя контрагентов корпораций вступать с ними в деловые отношения и, в конечном счёте, отдавать именно им свои деньги.

 

Философствование становится производством. И у этого сверхэффективного производства есть своя технология. Технология производства корпоративных философий – новейший шаг технологического прогресса, полтысячелетия назад инициированного философией.

 

В “деле Йукоса” только-только стали обнаруживаться зачатки корпоративной философии, но “дело Йукоса” также есть форма (стратегия и тактика) борьбы с корпоративной философией как таковой.

 

f) Философия как цель бизнеса

 

Бесцельный взгляд на мир – источник всех наших целей. Всё, что мы делаем, делается ради нашей философии.

 

Не было бы философии, не было бы ничего.

 

Философия ставит нам задачи, распределяет нашу энергию, регламентирует нашу жизнь. Если вытащить из читателей этой книги их философию, респектабельная публика превратится в кучку бомжей, едва справляющихся с собственными потребностями.

 

Неправда, будто нажива – главный мотив предпринимательства. На основе одной только жажды наживы может возникнуть разве что разбой. Да и то – для этого дела нужна известная организованность, которую нажива не мотивирует. Для предпринимательства нужно нечто значительно большее. Тут нужна очень сложная система мотивов, способная соединять вместе большие группы людей и создавать сложное взаимодействие между ними в течение долгого времени. Эти мотивы должны касаться чего-то очень высокого, недоступного изменчивым обстоятельствам.

 

Бизнес зависит от философии. Философия заставляет колотиться его сердце. Философия создаёт богатства и ввергает в нищету. Один жест философии – и бизнес возник. Один жест философии – и бизнес может исчезнуть.

 

Примечание. О философии вообще. Надо ли искать философию в “деле Йукоса”?

Индийские мудрецы считали, что джняна-йога и бхакти-йога несовместимы, то есть их нельзя практиковать одному человеку. Это разумно, так как в первом случае речь идёт о свободном от эмоций интеллектуальном созерцании, а во втором – о доведении эмоций до предельного накала. Но очень похоже, что философия парадоксальным образом совмещает в себе несовместимое. С одной стороны, это чистое интеллектуальное созерцание: “не радоваться, не печалиться, а понимать”. А с другой – это любовь к Софии, предание себя ей, самозабвенная эмоциональная связь с ней. Противоречие, как известно, источник развития. Именно будучи таким средоточием противоречивости, философия является источником всякого развития.

Если же учесть, что София как источник всякого вдохновения есть Бог и отождествляется с Иисусом Христом, то философия есть филохристия.

Есть философия-не-форма (собственно философия) и философии- формы (этосы, религии). Некоторые философии-формы неудачны, то есть рождены мёртвыми или быстро умерли, поскольку никого ни на что не вдохновляют или быстро перестали вдохновлять. Философия-не-форма постоянно порождает философии-формы. Философии-формы порождают всё остальное.

Философия создаёт народы. Всякий народ первоначально возник как группа последователей определённой философии-формы. Даже самое, казалось бы, примитивное племя имеет в своей основе некую философию. Разумеется, такая философия не похожа на аристотелизм или марксизм, она по-другому организована и пользуется другими выразительными средствами. Кризис любого народа и вообще любой человеческой общности всегда связан с кризисом его философии. Пока философия вдохновляет, никакие внешние обстоятельства (стихийные бедствия, многочисленные враги и проч.) не помеха. Как только она перестаёт вдохновлять, любое состояние покоя и благополучия, величия и блеска обернётся крахом.

Философия создаёт эпохи. Пока кто-то адаптируется к наступающим изменениям, другие их создают. Создают их те, кто вдохновлён определённой философией. Именно эта философия и является духом того или иного времени. Таким образом, основа лидерства и всевозможных побед закладывается в философии.

 

Добавление. Исторический идеализм.

Жизнь очень наглядно демонстрирует правоту Макса Вебера и всех его предшественников: идеи правят миром. Исторический идеализм подразумевает, что именно идеология, на основе которой строится этос, определяет производственные отношения, а уже они, в свою очередь, определяют уровень производительных сил. Капитализм с его бурным ростом этих сил возник вовсе не там, где они были особенно развиты, а скорее наоборот – в наиболее отсталых странах. И лишь новые идеи и новый этос породили сначала новое отношение к труду, затем новые отношения по поводу труда и, наконец, новую результативность труда. Возникновение капитализма из влияния идей – вовсе не уникальный случай. Как раз докапиталистическая история демонстрирует громадную роль религии в жизни людей, так что некоторые авторы, говоря о доиндустриальной, традиционной эпохе, называют её именно религиозной. Технологический детерминизм, напротив, приписывается его сторонниками именно капиталистической и посткапиталистической эпохам, в отношении которых тезис Вебера-Трёльча практически незыблем.

Однако история техники докапиталистических времен тоже показывает, какое колоссальное влияние на судьбу народов и цивилизаций оказывают технические изобретения, созданные, причём, вовсе не какими-то учёными, а простыми людьми, зачастую безграмотными. Одно только изобретение стремени чего стоит: целый переворот в жизни человечества. Техника же есть элемент производительных сил, и получается, что именно их развитие определяет производственные отношения, как и полагал Маркс. В свете этой доктрины история выглядит как цепь переворотов, вызванных тем или иным фундаментальным открытием, изменившим жизнь отдельных народов. Особенно впечатляют, конечно, военные открытия, позволявшие совершать гигантские завоевания.

Но когда смотришь на хронологию этих открытий, возникает два вопроса: 1) почему так велик разрыв между отдельными открытиями? и 2) почему порой так велик разрыв между самим открытием и его внедрением в жизнь? История технических открытий – это не последовательное движение, когда одно следует за другим с известной периодичностью, а цепь совершенно случайных точек во времени. Почему стремя было изобретено именно в 3 веке, а не раньше? Что мешало? Почему лук-саадак был создан не сразу после стремени (или не одновременно, или не раньше), а именно в 13 веке? Неужели степняки не думали об этом или думали, но были неспособны до поры решить проблему? Если же говорить о внедрении, то тут всплывают вообще невероятные вещи. Оказывается, всё придумано было давным-давно – и паровая машина, и телескоп и прочее. Только никому до этого не было дела.

И вот, углубление в обстоятельства совершения самих открытий и их внедрения вскрыло любопытную вещь. Человек достаточно умное существо, чтобы в любой момент, независимо от внешних обстоятельств, изобрести очень многие вещи. Но всё дело в том, чтобы это кому-нибудь было нужно. Если у кого-то появляется заинтересованность в каком-то изобретении, оно почти тут же появляется или просто вспоминается, поскольку многое уже было изобретено раньше. И заинтересованность эта не связана с какими-то постоянными материальными потребностями, так как потребности эти есть всегда, а заинтересованность должна возникнуть. И возникает она из движения идей. Заразился правитель или богатей какой-нибудь философией, и тут же понадобились ему забытые или ещё не сделанные изобретения. Заразился какой-нибудь философией народ, и тут же его отношение к технике меняется.

Заразились какой-нибудь философией, и тут же начинают перестраивать государственную машину, власть законодательную, власть исполнительную, власть судебную. Заразились какой-нибудь иррациональной идеей, и тут же перестают управлять государственной машиной, и государственный агрегат предается произволу.

Исторический идеализм опять оказался прав.

 

Добавление. Религия как оружие.

Примеры Южной Кореи и Бразилии, где распространение христианской философии призвания прямо сказывается на росте экономики, не только подтверждают тезис Вебера-Трёльча, но и демонстрируют мощь религии как настоящего оружия. За счёт того, что большие массы людей осознают в качестве своего предельного долга профессиональный труд, преображаются целые регионы – они становятся сильными и конкурентоспособными. Если вчера западные страны столкнулись с всплеском мощи Советского Союза, а сегодня опасаются экономического роста Китая, то что может их ожидать, если подобный всплеск будет иметь более надежную (чем коммунизм) основу и если густонаселенные и богатые ресурсами регионы Азии примут христианство? Представим, что миллиард индийцев или полтора миллиарда китайцев, с их навыками и корнями, вдруг поменяют своё отношение к труду и друг к другу на христианское. Это без сомнения будет грандиозный цивилизационный переворот. Новый подъем Азии сметёт рыхлых, малочисленных и природно бедных европейцев и американцев. Не в военном смысле – этого будет и не нужно. Просто экономический рост будет таким, что, к примеру, китайский и хинди станут гораздо более важными языками, чем английский или немецкий. Эти культуры попросту затмят Западную Европу и Северную Америку. Таким образом, религия оказывается гораздо более мощным и опасным оружием, чем ядерное. И западным странам, из которых в Азию приезжают проповедники, пора бы подумать о нераспространении их религии. Беспокойство в связи с ядерными программами Ирана и Северной Кореи – ничто по сравнению с этим.

Именно один из акторов “дела Йукоса” уже высказал мысль о возможности и опасности азиатской экономической экспансии. Но его мысли никого не интересуют, поскольку они рациональны, а само “дело Йукоса” построено на иррационализме.

 

Добавление. О правильных реакциях и эксперименте

Люди обуреваемы конфликтами друг с другом, пожиранием, уничтожением себе подобных. Такого среди иных живых существ не наблюдается. Эти другие живут за счёт иных видов. В животном мире встречаются эпизодические ситуации поедания животными других животных своего вида. Можно быть свидетелем борьбы самцов, но эта борьба не направлена на лишение жизни. Хотя действительно воочию наблюдали, как волчица душит чужих щенят в логове в отсутствие их матери, чтобы самой занять это логово для своих будущих волчат. Но ситуация с волчицами искусственная, созданная человеком-экспериментатором. Экспериментатор огораживает территорию, заселяет её волчицами и смотрит из кустов, как эти волчицы будут вести себя. Так в чём же ценность такого эксперимента? Он искажает жизнь животных. У них нет огороженных территорий. Они её не огораживают. Или экспериментатор-огораживатель желает создать для животных человеческие условия, в которых у них проявятся человеческие реакции? Но животные в обычных для них, то есть в нечеловеческих, условиях не ведут себя по-человечески. У них реакции правильные – животные. Зачем же для познания человека нужно экспериментировать на животных и ставить их в человеческие условия ограниченного пространства? Изучайте человека непосредственно, сразу. У нас для исследований достаточно людей, живущих в ограниченном пространстве.

Человек в своей массе живет за счёт такого же человека, как и он сам. Человеку не скрыться от человека. Человек своим конфликтам с другими пытается придать какие-то формы. Придумывает правила войны. Один из самых распространённых способов разрешения конфликтов – посредством судебных процедур. Судебная форма борьбы. У животных таких форм не обнаружено.

 

Паттерн. О выборе между детьми.

Никогда не ставьте человека перед выбором между его и вашими детьми. Он всегда выберет своих детей, а не ваших.

 

§ 2. Историческая онтология зла, или представление о благе

 

С точки зрения предмета “дело Йукоса” есть борьба идей, конфликт логики и абсурда. На этот конфликт необходимо посмотреть и как на борьбу добра и зла. Как и в любой борьбе “добра и зла”, в этой борьбе зло обязательно причиняется. Зло причиняется одним отдельно взятым людям так, походя, для примера, чтобы другим неповадно было, для создания “преюдиции”. В такой борьбе становится жертвой самоё правосудие, самоё право. В такой борьбе на стороне добра должны были бы встать профессиональные правозищитники – адвокаты. Но стали ли они на защиту добра? Не причинили ли они зло, хоть в малой степени, под предлогом несения добра? Но откуда зло в “деле Йукоса”? Кто носитель зла?

 

“Дело Йукоса” было вдохновлено представлениями о благе.

 

Знаменитая неоплатоническая концепция, согласно которой зло не обладает собственным бытием, но является лишь недостатком совершенства и тенью добра, многократно вызывала упреки в оторванности от реальной жизни людей, в нечувствительности к их страданиям и в недооценке тех активных злых сил, которые охватили наш мир и несут ему многочисленные бедствия. Любопытно, однако, что христианская мысль, начиная с крайне авторитетных “Ареопагитик”, усвоила эту концепцию, хотя как раз христианская традиция рисует зло в виде активного личностного начала, чуть ли не на равных противостоящего Богу. Попробуем осмыслить этот парадокс, обратившись к этой самой реальной жизни, к человеческой истории.

 

История переполнена злом, и наиболее впечатляющим его проявлением следует считать масштабные конфликты между народами. Именно они приносят самое больше число “жертв и разрушений”, а также корёжат души – не только участников, но и последующих поколений, закладывая в них неизгладимые отпечатки зверства, ужаса и ненависти. Если мы встанем на точку зрения одного из таких народов, то увидим, что его действия вполне оправданны, ориентированы на определённое благо, в то время как в противнике усматривается абсолютное воплощение зла, причём сам он знает (не может не знать) о том, что неправ, и намеренно служит злу. Если же мы встанем на точку зрения этого противника, то увидим зеркальную картину. Кто из них прав?

 

Обе стороны конфликта правы в оценке собственных побуждений – они знают их изнутри. Обе они имели в виду некое благо. И обе они неправы в оценке противника. И не только потому, что они не осведомлены о его истинных побуждениях. В принципе невозможно, чтобы целый народ был готов жертвовать многим, даже жизнями, ради чего-то такого, что он сам считал бы хотя бы отчасти злом и неправдой. Даже отдельному человеку это тяжело – хотя бы только для единичного поступка. Что бы он ни делал, он обязательно имеет в виду некое благо, причём благо в абсолютном смысле, то есть такое, которое и все могли бы счесть таковым. И если он идёт на безнравственный с его собственной точки зрения поступок, то обязательно оправдывает его условиями и временными обстоятельствами, которые вынуждают его идти к абсолютному благу именно таким путём. Это самоуспокоение работает для одного человека, то есть даже индивид вынужден прибегать к нему, поскольку в качестве своей конечной цели всегда имеет в виду абсолютное благо. Для народа же всё ещё сложнее: он тоже имеет в виду благо абсолютное, но никакие подобные оправдания, даже если какие-нибудь хитрые люди их изобретут, не будут иметь силу – ведь речь идёт о колоссальных усилиях и жертвах. Чтобы массы людей пошли на них, они должны питаться чистым, ничем не омрачаемым вдохновением и убеждением в собственной абсолютной правоте. Именно поэтому, если мы станем на точку зрения любой из сторон, участвующих в самом жутком проявлении зла, мы всегда найдем там благо – стремление к благу и убежденность в чистоте этого стремления. Именно поэтому пацифисты, которые пытаются критиковать основания войны, часто кончают обвинениями в адрес собственных народов в том, что именно они стремятся ко злу и воплощают собой зло. И даже приходят к выводу, что любые представления о благе, которые способны вдохновить жизнь какого бы то ни было народа, есть зло. Тем самым они, эти пацифисты, приходят к ещё большему злу, предлагая получить последствия войны ещё до того, как она началась.

 

Итак, даже те люди, которые участвуют в самом жутком зле, руководствуются и вдохновляются благом. Зло само по себе не способно никого ни на что вдохновить. Никто не стан<