Воспитание в грудном возрасте

Хочу обратить внимание на слова матери, когда ребенок плакал: «Сколько я еще с тобой мучиться буду, когда ты, на­конец, угомонишься!» Я не хочу упрекнуть маму Вечного Принца, да многих мам, которые так поступают. Так уж их воспитали. Кстати, мама ВП — очень хорошая мама, но необученная. Хочу обратить внимание на существующий у нас такой парадокс. В первые годы жизни ребенка, когда закла­дываются основы его личности и формируется судьба, его вос­питывает родная мама нередко вместе с другими членами семьи, которые не имеют никакого педагогического образова­ния, В детских яслях с ребенком уже занимаются дипломиро­ванные медсестры, вдетском садике с ребенком работают педагоги, специалисты по дошкольному воспитанию, обычно со средним, а иногда с высшим образованием. По мере роста ребенка квалификация педагогов повышается. В школе учите­ля уже с высшим образованием, В институте многие имеют научные степени. Еще выше квалификация педагогов на фа­культетах усовершенствования специалистов с высшим образованием.

Так вот не информированные, в принципе, хорошие мамы все время ругают своего ребенка. Но давайте подумаем, де­лает ли что-нибудь грудной ребенок неправильно? Если он оп­равляется в пеленки, то разве это неправильно? А что, правильно — удерживать мочу и кал? А если он при этом кричит или плачет, разве он неправильно поступает? Ведь если он не будет оправляться, то у него лопнут мочевой пузырь и кишеч­ник, А если не будет кричать после того, как оправился, то тогда опреет кожа, А если не будет кричать, когда голоден, то умрет с голода. Ведь когда ребенку ничего не нужно, он спо­коен. Криком он дает знать родителям, что он в чем-то нуждается. Многие родители стараются предупредить желания ребенка, высаживают его, когда он еще не попросился, кор­мят, когда он еще не хочет кушать. При таком удовлетво­рении потребностей до появления желаний будет резко умень­шаться стремление ребенка к росту и совершенствованию. Многие, воспитанные в духе такой гиперопеки, в 7—8 лет не знают, кем они хотят быть, У ребенка будет формировать­ся минус в позиции Я и плюс в позиции ВЫ, если на него кри­чат, и плюс в позиции Я и минус в позиции ВЫ, если предвос­хищают его желания. Уже в это время закладывается малоадаптивный характер. Нельзя превращать ребенка в ти­рана, нельзя становиться слугой у своего ребенка. Скажу вам честно, дорогие мои читатели, мне страшно становится за судьбу ребенка, который уже в 6— 8 лет не знает, кем он хо­чет быть.

Итак, вам понятно, что ругать ребенка нельзя и предуп­реждать его желания нельзя тоже. Что же делать? Побыс­трее научить ребенка подавать понятные нам сигналы о воз­никновении тех или иных потребностей. Хочу заметить, что интеллект у ребенка развивается гораздо раньше, чем речь. Он многое уже понимает, просто сказать не может. Вот это и следует учитывать.

В прежних своих работах я писал, что лучше всего разви­вается интеллект, когда глаза ученика и учителя находятся на одном уровне. Поэтому, с моей точки зрения, с ребенком нужно разговаривать или взяв его на руки, или опустившись к нему, так, чтобы линия, соединяющая глаза ребенка и ма­тери была параллельна полу. И разговаривать нужно с ним, не сюсюкая, обычным взрослым языком. У него еще не развит речевой аппарат, и он еще или совсем не может говорить, или говорит, не выговаривая отдельных букв и слогов, но он уже хорошо слышит и понимает речь другого и различает, кто го­ворит с акцентом, а кто без. И, я думаю, мы выглядим до­вольно глупо в глазах нашего ребенка, когда картавим и сю­сюкаем, общаясь с ним. Если бы он мог говорить, он сказал бы следующее: «Интересно, почему такая большая, а говорить толком не умеет. И почему, разговаривая с другими, моя мама четко выговаривает слова, а разговаривая со мной, коверка­ет. Неужели мне искаженное слово легче понять, чем произ­несенное правильно?»

Как же говорить с грудничком, когда он плачем сигналит нам о своем неблагополучии. Начинать нужно с похвалы. «Ты правильно сделал, что пописал и правильно делаешь, что кри­чишь. Молодец! Ты и тогда, когда хотел писать, тоже пода­вал какие-то сигналы, но я просто не поняла. Давай ты бу­дешь кричать уже тогда, когда только захочешь что-то сделать». Можно придумать какой-то другой знак. Мамы, которые прошли наши курсы, отмечают, что уже к 7 меся­цам дети становятся практически опрятными. Ведь мы хо­тим, чтобы наши дети стали взрослыми, вот и разговаривать с ними нужно как с взрослыми. Необходимо взаимовыгодное сотрудничество.

Первые годы жизни

(продолжение)

 

В раннем детстве я часто болел как простудными, так и всеми детскими заболеваниями. Из тяжелых знаю, что в 10 месяцев я болел воспалением легких в тяжелой форме. Еле выжил. Тяжело также протекал коклюш. Естественно, были корь, свинка (эпидемический паротит) и весь остальной набор. Поведение было тихим и незаметным. Уже в детском саду часто уединялся и мог играть сам с собою часами. (Спе­циалисты по сценарному перепрограммированию уже смогут предположить формирование минуса в позиции ОНИ, что в поведении приведет к застенчивости, нерешительности и замкнутости, — М.Л.)

Первые мои воспоминания относятся к трехлетнему воз­расту. Помню, что в комнате было темно. Вдруг дверь вне­запно открылась, и в комнату вместе с ярким светом вошел отец с трехколесным велосипедом. Кстати, отца я представ­лял этаким великаном, и детям и всем с гордостью говорил, что мой отец высокий до самого неба (дело в том, что, ког­да мне исполнилось три года, началась Великая Отече­ственная война). Отца я увидел только после окончания войны, когда он приехал в отпуск. Мне тогда было уже во­семь лет. Я его не узнал и какое-то время не хотел призна­вать. Я утверждал, что это не мой отец. Мой отец — высо­кий до неба, а этот — обычный мужчина.

Комментарий:

О воспитании детей с 3 до 5 лет

Дети всегда очаровываются родителями. Первое разоча­рование — это разочарование в родителях. Важно, чтобы этот этап прошел безболезненно. Лучше, чтобы эти занима­лись сами родители и не корчили из себя героев в глазах своих детей, избивая их и читая им нотации. Если родители не ге­рои с точки зрения детей, дети найдут героя на стороне. И это не даст ничего хорошего. К чему я это говорю? Родите­ли, прежде чем заводить детей, должны сами стать достой­ными людьми, которым можно подражать. На ранних эта­пах ребенку это просто необходимо.

Принцип «глаза в глаза» остается и здесь. Как часто при­ходится видеть сцену, как мама, ведя ребенка утром в садик, тащит его за руку, одновременно забрасывая проклятия в его адрес и проклиная свою судьбу. Такая пристройка сверху яв­ляется рабско - тиранической. Из ребенка получится или ти­ран, или раб. Я не ошибся, поставив запятую. Тиран или раб — это просто разные полюса одного человека. Известно, что худшие тираны — это рабы, которые захватили власть, В местах лишения свободы провели такой эксперимент. Собра­ли из разных колоний угнетенных. Через несколько дней там, где их собрали, установился такой жуткий порядок, что по­рядок, который устанавливали воры «в законе», казался про­сто санаторием.

Конечно, и в возрасте от 3 до 5 лет равноправное общение лучше всего. Вторым же вариантом следует считать при­стройку снизу. «Объясни мне, я не понимаю...»

К сожалению, ребенка воспитывают или в жестоких ус­ловиях, или создают сказку, которая никогда не повторится в жизни.

Поговорим о сказках и их роли в воспитании детей. Но вначале небольшой случай из практики. Мужчина 45лет при­вел ко мне на прием свою дочь 22 лет. У нее были навязчивые страхи оставаться одной дама без отца, так как в его от­сутствие их могли бы убить, ограбить и т. п. Она понимала нелепость этих страхов, но ничего не могла с собой поделать. Если отец уезжал в командировку, то она все время была беспокойна и вынуждена была принимать большое количество транквилизаторов. В процессе обследования было установлено, что отец был стержнем семьи, основным добытчиком и ведущим активную общественную жизнь. Можно было бы перечислять большое количество его достоинств и даже сто­ило бы написать о нем книгу, У него было слишком много энер­гии. Ее хватало и на сослуживцев, и на семью, и на помощь другим людям, У него был один недостаток. Он те же требо­вания предъявлял и партнерам. Поэтому не всегда общение с ним было приятно длительный срок. Дочь тоже была пример­но такого темперамента. Отец стал для нее кумиром, геро­ем сказки. Она стала бояться оставаться дома одна, когда он куда-нибудь уезжал. Выяснилось также, что ей не удавалось найти для себя пары, так как все ее знакомые ребята явно уступали по личностным качествам и энергетическому заряду отцу. Помочь ей удалось только тогда, когда удалось снять отца с пьедестала сказочного героя. Когда он перестал в ее глазах казаться сказочным героем, когда она поняла, что ее отец тоже не без недостатков. А сейчас вернемся к сказкам.

Дело в том, что волшебные сказки — это сказки только для нас. Мы понимаем, что чудес нет. Для детей это самая настоящая реальность, ибо дети в первые годы своей жизни живут в сказке. А волшебниками являемся мы, взрослые. Они еще ничего не умеют делать, мы же можем делать все. По крайней мере, в их глазах мы можем делать все, Да и_} дей­ствительно, все, что им нужна в первые годы их жизни, они получают от нас. К сожалению, нередко мы им даем еще и больше, чем это им нужно и, самое страшное, раньше, чем они попросят. Так развивается потребность получить больше, чем это нужно, не прилагая собственных усилий и даже не вы­сказывая своих желаний. Мне страшно за судьбу ребенка, который уже лет в 8 не знает, кем он хочет быть. Со этом муже писал.

Самые губительные для людей сказки — это сказка о спя­щей красавице и сказка а деде Морозе. К сожалению, эти сказ­ки прочно входят в сценарий многих взрослых людей. Есть женщины, которые могут проспать, как спящая красавица, 100 лет и мечтать в 116 лет выйти замуж за 18-летнего Принца; Они вместо того, чтобы работать над собой, ведут бездумную жизнь. В этой сказке живут и многие мужчины. Особенно многом видел «СПЯЩИХ КРАСАВИЦ» среди спорт­сменов. Они жили так, словно думали, что все время будут забивать голы и получать большие деньги. Жизнь — она как сказка, как сон. Только когда просыпаешься, тогда уже нет ни молодости, ни красоты. Если Красной Шапочке было лет 5—6, то ее маме — 23—25, а бабушке лет 45. Вот я и пыта­юсь своими книгами разбудить народ. Так и хочется крикнуть: «Проснитесь!»

Многие также верят в Деда Мороза, который, что бы ты ни делал, и даже ваш вообще ничего не делал, все равно в Но­вогоднюю ночь придет и положит под елку богатый подарок Когда дети, живущие в этой сказке, вырастают, они убеждаются, что никто просто так им ничего не даст даже под Новый год, Сами же что-то сделать они не научились. И по прежнему продолжают на что-то надеяться.

Обижаются на меня некоторые, что я повторяюсь, Я не повторяюсь, я повторяю! Я знаю, что голос мой тих. Но я верю, что после многих отпоров и повторов, слушатели най­дутся. Я сам был свидетелем, когда через два-три года интен­сивных занятий сами с собой люди, наконец, начинали понимать истинный смысл того или иного правила или высказы­вания.

Есть еще много сказок, в которых вознаграждается без­делье. Перечислю несколько: «По щучьему веленью», «Конек-горбунок», «Илья Муромец», «Красная Шапочка», «Золушка» и многие другие. Ведь дети задают нам вопросы, в которых заключается реальное видение действительности. Все-таки Принц влип, женившись на неровне, Золушке, А в сказке о Красной шапочке дети правильно жалеют Серого Волка. Ведь дело кончилось тем, что охотники убили волка, а Красная Шапочка и бабушка 45лет от роду набивали ему живот кам­нями, прежде чем скинуть его в колодец. И не нужна эта ил­люзия, что можно 33 года просидеть на печи, как Илья Му­ромец, а потом, после пятиминутного разговора с волхвами и принятия стакана воды, стать богатырем, И не получится Емеле обдурить всю свиту и царя, как это было написано в сказке.

У многих бытует мнение, что когда наступит трудная минута, то тогда человек быстро научится всему. Хочу вас разочаровать, мой дорогой читатель. В трудную минуту сохраняются только хорошо усвоенные, доведенные до автома­тизма навыки. Непрочное выполняется еще хуже, чем когда находишься в спокойном состоянии.

Как мне представляется, ребенка нужно как можно быс­трее выводить из сказки. А еще лучше, не вводить его вооб­ще. Здесь подошло бы как нельзя лучше следующее правило: То, что ребенок в соответствии со своим возрастом должен уметь делать сам, он обязан это делать сам. То есть в один год он должен сам ходить, в два — сам есть, в три — сам одеваться, в десять — сам себя полностью обслуживать и переставать приносить убытки своей семье. Между прочим, об этом писал К. Маркс. Он указывал, что к 10 годам при пра­вильном воспитании ребенок уже должен приносить в семью доход. Так ли у нас сейчас, особенно в среде интеллигенции?

Здесь нам бы следовало поучиться у младших наших бра­тьев. Они ведь заботятся о том, чтобы их дети быстрее ста­ли охотниками. Лиса, когда ее детеныши подрастают, начи­нает приносить им полупридушенных мышей, чтобы они могли на них поохотиться, По мере того, как лисята подрастают, подвижность мышей становится все больше. Мне нравится наблюдать, как некоторые родители берут к себе детей на производство и те им посильно помогают. Чем раньше при­общать детей к производительному труду, тем для них же и для родителей будет лучше,

К сожалению, все воспитание и обучение идет у нас в на­зидательной манере, т. е, сверху вниз, что не способствует развитию мышления, очеловечиванию, а приводит к формиро­ванию или бунтарей, или рабов. Ребенок в этом возрасте уже говорит. Общаться с ним «глаза в глаза» уже достаточно легко, У нас распространены нотации и принуждение, что может привести к развитию лицемерия. Как же следует раз­говаривать с 3—5-летним ребенком? Да так же, как и со взрослыми. Задавать им вопросы. Дать им возможность не­сколько раз неправильно ответить и только потом давать правильный ответ. Помочь ему сообразить, догадаться, а не подсказать, особенно если не спрашивает. Хочу также заме­тить, что и родителям следовало бы прислушаться к так на­зываемым ^неправильным» ответам детей. Может быть, в них больше истины? чем в наших сентенциях. У ребенка тоже мож­но многому научиться, А раз можно, то значит, и нужно.

Первые обиды

 

Дальнейшее мое развитие шло без особенностей. Когда началась война, мы эвакуировались, а отец был призван в армию после окончания 4-го курса. За три месяца он окон­чил пятый курс и сразу же был отправлен на передовую, где служил вначале старшим врачом полка, затем начальником медслужбы дивизии. Был он немногословным, но кое-что все же рассказывал. Его рассказы во многом совпадают с рассказами наших писателей. Был он в окопах и во время позиционной войны: когда их полк стоял против немецко­го полка, то они даже переговаривались друг с другом. Не­смотря на то, что он практически все время был на пере­довой, ранен был всего раза два и то легко, и к концу войны в принципе был здоровым. В армии он служил до 1947-го, и на него плохо повлияла мирная жизнь, тогда он и забо­лел язвенной болезнью, вследствие чего и был в 1947-го де­мобилизован. Но об этом несколько позднее.

Из военных лет мне самому запомнились несколько эпизодов, Когда мы с мамой были в г. Майкопе, на вокзале случайно встретили отца. Помню, что первым его увидел я и с радостью бросился ему навстречу Он взял меня на руки и подошел к матери. Запомнил, что он был «высоким до са­мого неба». Дальнейшее все в тумане. Далее мы попали в Махачкалу, откуда на пароходе перебрались в Среднюю Азию. На пароходе было много паровозов, под одним из которых мы и жили. Мама откуда-то приносила рисовую кашу, очень пахучую и вкусную. И вообще, воспоминания о военных годах у меня были связаны в основном с едой. Из это я сделал вывод, что мы все-таки.голодали. Доволь­но часто я предлагал маме продать меня за 5 буханок хлеба (по-видимому, я мог считать только до 5), а потом я убегу от покупателя ивернусь к ней» Мы переезжали с места на место. Один часто повторяющий эпизод помню сам. Я стою на улице, зима, и сам себе рассказываю сказку. «Шла лисичка по дорожке и нашла скалочку…» Дети знают эту сказ­ку, где лиса просилась на постой и хитростью сменяла ска­лочку на курочку, потом на уточку, а затем, кажется, дошла и до теленка. От матери я потом узнал, что когда я прихо­дил из садика до того, как мать придет с работы, квартир­ная хозяйка меня в дом не пускала, и я стоял и сам себе рас­сказывал сказки. Судьба нас забросила в Казахстан. Мать мне рассказывала, что я довольно быстро выучился казах­скому языку и был у нее переводчиком. Сейчас я ни слова не знаю по-казахски и даже забыл, что его когда-то знал. Помню еще, как на дереве висело вкусное (хотя я его так и не попробовал) красное яблоко. Я настолько хорошо запом­нил его внешний вид, что когда сам занимался садовод­ством, узнал сорт «Боровинка», который мы вырастили в саду. Ребята постарше сбивали яблоко. Сбили, наконец, и куда-то убежали. Мне, конечно, оно не досталось. Помню вкусный черный хлеб, какой-то суп. В нем плавала какая-то крупа, которая потом мне никогда не встречалась. Но когда мне уже было почти сорок и удалось ее встретить, я ее моментально узнал. Это была вермишель, сделанная в виде чечевичных зерен. Смутно помню, что я вместе с ма­терью ходил в общую женскую баню и там был какой-то конфликт, но сам факт моего пребывания там никак не был связан с какими-то сексуальными переживаниями. Чувства голода я не помню, но знаю, что все наши разговоры шли «о еде»

Во время войны мы несколько раз переезжали. С чем это связано я не знаю. Помню, что я болел малярией и пил безропотно акрихин. Мучений от самого заболевания (озно­бы, слабость и пр.) в моей памяти не осталось. Много мы говорили об отце. Я представлял его «высоким до неба». Это потом сыграло злую шутку. Когда отец через четыре года вернулся с войны, то я увидел перед собой мужчину сред­него роста и не признал его. Теперь-то я понимаю, что я просто за несколько лет значительно вырос, и отец уже не казался мне великаном. Наверное, если бы все время были вместе, я бы такого эффекта не наблюдал. Пожалуй, боль­ше ничего.

Когда мне было шесть лет, мы переехали из Алма-Аты, в небольшой местечковый город на Украину к тете, маминой сестре. Там я на себе испытал, что такое антисемитизм. Я вышел во двор погулять. Жили мы тогда в комнатенке при райздравотделе (моя тетя была его заведующей). Здание было обнесено металлическим забором из железных пруть­ев, Я смотрел на улицу. Мимо проходила ватага мальчишек моего возраста и ни за что им про что стала бросать в меня камни и кричать «жид пархатый». Потом у нас в семье были всякие разговоры на эту тему. Особенно часто говорили, что нельзя жениться на русской. Конечно, и жена-еврейка мо­жет оказаться никуда негодной и негодяйкой. Но одно пре­имущество у нее есть. Она не скажет: жид пархатый. Я понял, что такое национальная рознь. В первые мои годы я не имел национального самосознания. Точнее, я чувствовал себя русским. Да и в будущем девушки мне, как назло, нравились русские. Да и женился я на русской. Семейную жизнь свою считаю очень удачной. Мой родной язык русский. Больше никакого языка, к сожалению, я не знаю. Жизнь заставила меня выучить английский. Еврейский я понимать позже, когда началась кампания против врачей-евреев и евреев вообще в открытую. Компании у меня всегда были русские. И если бы мне не напоминали, что я еврей, то я бы об этом и не вспоминал. К сожалению, напоминали мне об этом довольно часто, почти всю жизнь, и не только сверстники. Может быть, поэтому всю жизнь, сколько я себя помню, внутренне у меня всегда было по­давленное настроение, и легкая грусть была моим фоновым эмоциональным состоянием, что особенно видно на моих фотографиях раннего детства. Это мальчик с большими пе­чальными глазами.

И лишь позднее я понял, что это преимущество. Мне для того, чтобы добиться всего, что добьется русский без особых усилий, требовалось приложить гораздо больше стараний. В результате я намного превосходил тех, кто стоял со мной на одной ступени и многих из тех, кто был выше меня.

(Это уже моя работа. Когда он пожаловался на дискри­минацию, то я велел ему посмотреть на дело с другой сторо­ны. До него, как вы видите, дошло, — М.Л.)

Комментарий:

О национальной розни

Вот нашему герою уже 5— 6 лет. И можно высказать не­которые соображения по его дальнейшей жизни. В системе Я заложены противоречивые установки. То ли плюс, то ли ми­нус. По-видимому, ему говорили родные о преимуществах ев­рейского народа, но сам-то он евреем себя не чувствовал. Он не воспитывался в специфической национальной среде, кото­рая, судя по всему, будет чужда его натуре (это мы узнаем из его биографии, но если даже он об этом не напишет, то можно точно утверждать, что это так), но в то же время он насторожено начинает относиться к русским. Недавно я познакомился с представителями корейской диаспоры на о. Сахалин. Кроме корейской внешности и корейского трудолюбия ничего корейского в них нет. Корейского языка они не знают. Они русские, точнее, советские. Они вполне хорошо об­щаются с русскими, но они точно так же не могут почувство­вать себя вполне русскими, так как в той или иной мере под­вергаются дискриминации. То же я слышал и в Ростове не только от евреев, но и от представителей других национальностей, которых в Ростове вполне достаточно. Но это и не удивительно, когда речь идет о старших и младших братьях. Может, в семье это имеет какое-то значение, да и то, в первые 15—20 лет. В дальнейшем все-таки следует различать людей не по возрасту или национальности, а по уровню ква­лификации и пользы для обществ. А речь о мужчинах и женщинах следует вести только тогда, когда подбирается сексуальный партнер, а не тогда, когда подбирается кандидатура для занятия вакантного места на производстве или в общественной и политической жизни. Причины нацио­нальной розни мне понятны. Корни ее уходят в раннее воспи­тание, когда ребенок или чувствует себя униженным, если стесняется своей национальности, или проявляется его высокомерие, если он этим гордится. Но вот что делать с этим, яне знаю. Знаю, что национальная рознь очень дорого обхо­дится человечеству и опасна для каждого индивида, ибо рез­ко ограничивает его мир. Может, стоит каждый час по ра­дио и телевидению произносить следующие слова Шопенгауэра:

«Самая дешевая гордость — это гордость национальная. Она обнаруживает в зараженном ею субъекте недостаток индивидуальных качеств, которыми он мог бы гордиться; ведь иначе он не стал бы обращаться к тому, что разделяется кроме него еще многими миллионами людей. Кто обладает крупными личными достоинствами, тот, постоянно, наблюдая свою нацию, прежде всего, подметит ее недостат­ки. Но убогий человек, ничего не имеющий, чем бы он мог гор­диться, хватается за единственное возможное и гордится нацией, к которой принадлежит, он готов с чувством умиле­ния защищать все ее недостатки и глупости. Нельзя не признать что в национальном характере мало хороших черт - ведь субъектом его является толпа. Попросту говоря, челове­ческая ограниченность и испорченность принимают в разных странах разные формы, которые и именуются национальным характером. Каждая нация насмехается над другими, и все они в одинаковой мере правы».

Правы только в том, что насмехаются над сметными чертами характера, но не правы в том, что насмехаются. От этого-то и вражда.

Строго говоря, достоинств национальности не имеют. До­стоинства интернациональны. Нас ведь мало интересует, ка­кой национальности изобретатель автомобиля, какой разрез глазу создателя компьютера, умный человек ищет врача ква­лифицированного, а не подбирает его по национальному при­знаку. Национальности скорее имеют недостатки. Я сейчас работаю за компьютером. Не знаю, что бы я сейчас без него делал. Кто его делал, кто его придумывал, кто разрабатывал программы? Да какая мне разница, какой они национальности. Я им вам благодарен.

 

Судья.

 

Есть и еще кое-какие отрывочные воспоминания. Не знаю, пригодятся ли они. Вы, Михаил Ефимович, просили меня писать обо всем, что я помню. Вот я и пишу.

Вначале мы эвакуировались вместе с моей тетей и ее се­мьей. Ее муж из-за болезни на фронт призван не был. Впоследствии мы разъехались.

Когда закончилась война, в 1945 году мы вернулись не в Т., так как выяснилось, чтонаш дом разграблен, а дом, где жили дедушка и бабушка, разбомблен. Мы приехали к стар­шей сестре моей мамы, которая жила в г. Балта Одесской области, работала заведующей райздравом. Во время вой­ны она не эвакуировалась, провела всю войну в гетто. Уда­лось ей выжить только потому; что она была врачом и пред­назначена была для уничтожения в последнюю очередь.

Поскольку тетушка сыграла определенную роль в моей жизни, о ней следует немного рассказать. Меня к ней во­зили еще до войны, к ней мы прибыли после войны. В подростковом возрасте я тоже на летние каникулы нередко к ней приезжал. Когда у нее умер муж, а у мамы — отец, она переехала жить к моей матери. Когда я демобилизовался, я жил вместе с ними в течение почти 2 лет с женой и родив­шимся затем сыном. Тетя является героиней некоторых моих книг и историй. Мама моя была 14-м ребенком в се­мье, а она 12-м. Разница между нимибыла 5 лет. Так что я помню рассказы о ней из уст моей матери, да и она кое-что о себе рассказывала.

Ее можно отнести к лицам с истерической акцентуаци­ей. Она была очень красивой, неплохо пела, увлекалась ис­кусством, литературой. Всегда на все имела свое мнение, которое всегда расходилось с официальной установкой. В свободное время слушала «Голос Америки» и радиостанцию «Свобода» и ругала советскую власть. Когда же у нее появилась возможность уехать в Израиль, все же не рискнула. В душу никогда не лезла, а больше рассказывала о себе. Маму мою она считала интеллектуальным ничтожеством и очень огорчалось, что на старости лет приходилось с ней жить. Имелось в виду, что мама не была информирована в новостях литературы, искусства, политики, не слушала «вражес­кие голоса» и не читала запрещенной литературы и пр. и ей не с кем поговорить об этом и т.п. В течение почти всей жизни в материальном отношении скорее мама помогала ей, хотя на разных этапах было по-всякому. Обычно у нее было приподнятое настроение. Неприятные для нее фак­ты она забывала. В молодости училась отлично. У нее, как у дочери купца, были какие-то трудности с поступлением в институт. Так, она вначале окончила педучилище потом поступила с большим трудом в мединститут. С точки зре­ния мамы, которая тогда была рабочей и получала большой паек, тетя могла учиться в институте только благодаря ма­миной материальной поддержке. Когда мы жили у нее, то папа присылал посылки из Германии, за счет которых жила вся семья, т. е. я и моя мама, тетя и ее сын. Ее муж после освобождения городка, где они жили, в 1944 году был при­зван в армию и воевал. Но, впрочем, это не мои воспоми­нания. Это рассказы матери.

Комментарии:

О неврозе у собак

Обратите внимание на следующий факт. Мать посвяща­ет Вечного Принца в детали своих отношений с сестрой и выставляет себя жертвой и благодетельницей. В дальнейшем она расскажет ему и о своих конфликтах с отцом. Можно сказать, что она искала у сына поддержку, которую можно получить или от мужа или от сотрудников. К сожалению, такое явление наблюдается часто в наших семьях. Ребенок становится как бы судьей, «детским психиатром», который должен встать на чью-то сторону. Если в связке «мать— тетя» довольно легко стать на сторону матери, то когда родители хают друг друга, ребенок находится в крайне труд­ном положении, ибо здесь выбор без вреда для здоровья практически невозможен. Ребенку нужны и отец и мать.

Даже собаки в таких случаях заболевают неврозом.

В лаборатории И.П. Павлова проводился такой экспери­мент. Собаку обучили отличить круг от эллипса. Затем кон­фигурацию эллипса постепенно приближали к форме круга. Когда различия становились малозаметные, у собаки разви­вался нервный срыв, который приходилось лечить. Так была разработана известная микстура Павлова — смесь брома с кофеином.

К сожалению, в таком аду живут наши дети, по крайней мере, практически у всех моих пациентов было примерно та­кое детство. Учитывая, что у нас в отдельные годы процент разводов доходит до 50— 70 % от заключенных браков (а офи­циальный развод — это следствие многолетних конфликтов), можно предположить, в каком аду живут дети, которые используются родителями как игрушки или судьи в этих конф­ликтах. Детей рвут в разные стороны. Разумеется, это упро­щенная схема. В действительности все значительно сложнее. Ведь иногда в борьбу за ребенка подключаются бабушки и де­душки, дяди и тети, и самое страшное — «общественность». При этих конфликтах, на знамени которых написано «ради блага ребенка», на самом деле стороны о ребенке думают меньше всего. Скорее воистину враждующими сторонами ру­ководит желание сделать гадость своему противнику, кото­рого сам выбирал в супруги и с которым какое-то время жил счастливо.

Небольшой пример. Жена решает разводиться. Ребенок, дочь 14 лет, становится на сторону отца. Муж против раз­вода. Консультировался со мной. Семья на некоторое время сохранилась. Но затем муж решил от нее уйти. Дочери уже 17 лет. Мать активно доказывает своей дочери, что ее отец — сволочь. Дочь становится на сторону матери. Развод состоялся. Дочь даже перешла на фамилию матери. Затем супруги на какое-то время помирились. Дочь в возрасте 18 лет с тяжелым неврозом попала в клинику. Нам удалось вывести ее из игры. Хотя там еще было несколько витков, дочь уже на это не реагировала.

Многие родители, оттягивая детей на свою сторону, мень­ше всего думают о благе ребенка, а больше всего о том, что­бы досадить супругу(е), совершенно забывая о треугольнике судьбы, и не думают, что, став преследователем, они обяза­тельно окажутся жертвами.

 

Треугольник судьбы

Еще один небольшой пример. Супруги разошлись, когда сыну было 5 лет. Мать сделала все, чтобы отец и сын никогда не виделись, воспитала ребенка в ненависти к отцу, хотя мате­риальную помощь он, как мог, оказывал и после 18 лет. Отец стал довольно значительной фигурой и оказался, в конечном итоге, очень достойным человеком. Когда сыну было лет 19, у матери возникли большие неприятности. Она обратилась за помощью к бывшему мужу. Он ей помог без всяких условий. Сын разобрался, что к чему, и воспылал дикой ненавистью к матери. И только вмешательство отца, который, кстати, прошел у нас психологическую подготовку, привело к тому, что он остался в хороших отношениях с матерью. Вот основной тезис его беседы. «Не твое дело нас судить. Друг к другу, мо­жет быть, мы плат относились, но к тебе оба относились хо­рошо. И если тебе еще нужна наша помощь, то пользуйся ею, как моей, так и маминой». Именно эту фразу мы и рекомен­дуем говорить детям, когда родители конфликтуют друг с другом. И еще. «Мои отношения - это мои отношения. От­ношения моей жены с моим сыном (дочерью) — это ее отно­шения. И нам нечего в них лезть. Они не имеют никакого от­ношения к нашим отношениям».

Я не морализирую. Если совместная жизнь становится невозможной, нужно разводиться. Лучше, жить ребенку в непол­ной, но мирной семье, чем в полной, но с враждующими друг с другом матерью и отцом. Следует помнить, что слова не воспитывают. Воспитывают поступки. Скандал станет нормой семейной жизни и для ребенка, когда он вырастет.

Что ж делать, когда ребенка рвут в разные стороны? Библия советует тому, кто любит ребенка сильнее отдать его враждующей стороне. Соломон судил довольно мудро. Когда между двумя женщинами, рожавшими одновременно, возник спор, кому принадлежит оставшийся в живых ребенок, он велел разорвать ребенка пополам. Тогда одна из женщин от­казалась от ребенка. Ей он и присудил его, ибо понял, что она истинная мать ребенка. Так мы советуем нашим подопечным.

Сейчас я консультирую один случай. Они разошлись, когда дочери было 1,5 года. Муж оставил ей квартиру, оказывал материальную помощь и приезжал ее проведывать. Когда ребенок подрос и стал посещать детский сад, то мать отпускала дочь к отцу в новую семью на выходные дни, где в ее вос­питании принимали участие мать мужа и новая жена. Когда ребенок возвращался домой, то он дня два-три был более кап­ризным, а потом все приходило в норму, затем этот цикл по­вторялся. В семье ее отца дочь заласкивали. Моя подопечная воспитывала ее более правильно. Однажды отец привез ее пос­ле очередной побывки, но дочь не захотела отпускать его. Моя подопечная с болью в душе отпустила дочь к отцу. Через неделю он ее привез домой, и больше уже она не хотела оста­ваться у отца на длительные сроки. Хотя все же оставалась у него на неделю-другую. А это уже начинало сказываться на развитии ребенка. В детском саду ей не давали ролей в детс­ких постановках, так как не было известно, придет ли она на следующую неделю или нет. Она начинала отставать от программы. Тогда моя подопечная поставила вопрос ребром: или пусть она живет у отца все время, а она будет только ее навещать, или пусть живет у нее, а отец будет забирать ее только на выходные дни. Чем дело закончится, я еще не знаю, но моя подопечная поступает правильно, ибо заботится о благе ребенка, а не о своем собственном. Боль в душе у нее, естественно, остается. Ей, конечно, хочется, чтобы ребенок остался с ней. Кстати, я думаю, что так оно и случится. Не нужна, конечно, новой жене не ее дочь, которая ежедневно и ежечасно напоминает ей о прежней жене, кстати, очень кра­сивой женщине. Да и бабушка может не выдержать ребенка, который уже привык к демократическому воспитанию, осно­ванному на уважении личности ребенка и ее запросов. Еще в Библии сказано: «Подарками не приобретаешь прав».

Так я писал 2 года назад. Сейчас я уже знаю финал: девоч­ка осталась с мамой.

Можно еще добавить о принципах демократического вос­питания. «Если хочешь оказать благодеяние человеку — ос­тавь его в покое, именно эта часть добродетели дается труд­ней всего», — писал Ф. Ницше.

Кстати, мои подопечные, овладев этим тезисом, все как один отмечали, что их дети и внуки тянутся к ним больше, чем к их супругам.

Вот рассказ одного из моих подопечных. «Наши дети из­редка подбрасывали нам то одного, то другого, то сразу обо­их внуков. Возилась с ними, а точнее воевала, мая жена. Это был бой за кормежку, укладывание спать и слежку на детс­кой игровой площадке, пределы которой покидать было нельзя, да и к большей части оборудования (горки, качели, лестницы и пр.) подходить тоже. Мучались все. Когда же приходилось мне заниматься с ними, то я вместо того, чтобы крутиться на площадке, уходил в соседнюю рощу, где они, как им каза­лось, сами выбирали нужный маршрут. Организовывал с ними подвижные игры. Когда мы возвращались домой, то они, едва успев плотно поесть, засыпали, чуть ли не за столом». Понят­но, что тянулись они к деду,

Мамы и папы! Посмотрите, в кого вы превратились для своих детей. В прачку, кухарку, уборщицу, няньку, слесаря, плотника, поставщика материальных благ, дураков, которые зарабатывают, а отдают все им, детям. Так, кто ж из вас несмышленыши, вы или дети? Неужели вы думаете, что за­служите уважение у своих детей, которых нацеливаете на большие социальные роли?

Дети также не могут сориентироваться, когда вы меня­ете стиль воспитания. То их заласкиваите, то вдруг прояв­ляете ненужную строгость. Они в растерянности, Они не мо­гут выбрать. Часто родители один и тот же проступок то оставляют без внимания, то иногда восхищаются им, а иног­да за него неоправданно строго наказывают. Связано это не с конкретным проступком детей, а с положением дел на ра­боте или во взаимоотношениях друг с другом. Дети — люди справедливые, они пон