Постриг в великую схиму с именем Иерофей

 

Духовник же тем временем внимательно наблюдал за молодым монахом. Он видел совершенное самоотречение Иллариона, насколько тот избегал житейских попечений. Не укрылась и его стойкость в послушании, его покорность, ненависть к миру, совершенное умерщвление и отсечение своей воли. Наконец, стало очевидным полное отречение послушника от самого себя. Он предал себя духовному отцу с такой покорностью, как овча, ведомая на заклание. Было ясно: повели ему духовник броситься в море, и он с готовностью сделает это!

Все эти качества соответствовали великой схиме, поэтому старец 16 декабря постриг его в великую схиму с именем Иерофей. Молодой монах приобрел новое духовное оружие. Я даже не побоюсь сказать, он облекся во всеоружие Святого Духа. Он чувствовал, как душа возгорелась новой ревностью и готовностью к самопожертвованию! И тогда он начал непрерывный бой с тремя началами всех зол: диаволом, миром и плотью. Я имею в виду, он восстал против любого проявления страсти или плохого помысла. Теперь он уже имел такую великую решимость, что смог начать подражать своему духовнику и учителю во всех тех подвигах, которые тот совершал ради Христа.

Прежде всего я хочу сказать о посте. Они держали строгий пост три дня в неделю: в понедельник, среду, пятницу. А Великим постом они принимали пищу лишь раз в день вечером. В праздники же и прочие дни года они строго воздерживались. Впрочем, в субботу и воскресенье разрешалось немного сыра и оливкового масла, а во вторник и четверг — оливки и немного рыбы. На все Господние и Богородичные праздники у них было полное бдение. Ежедневное же бдение их было таким: спали они около пяти часов, затем вставали и совершали сто поклонов и четырнадцать четок, после чего читали последование службы и прочитывали часть Четвероевангелия. Кроме того, Иерофей подражал старцу тем, что не мылся, носил рясу из грубой ткани, состоящую фактически из одних заплат, и такие же старые заплатанные башмаки.

 

Обучение молитве

 

От старца не укрылась решимость Иерофея и мужественное терпение всего приходящего. Старец прославлял Бога! Наконец он начал обучать молодого монаха молитве:

— Теперь ты должен научиться непрестанной молитве. Эта молитва должна стать реакцией твоего сердца на все воздействия извне... Что бы ты ни делал — работаешь ли, кушаешь ли, читаешь, отдыхаешь, — всегда повторяй в уме: «Господи Иисусе Христе, молитвами Богородицы, помилуй мя».

Иерофей же, желая привлечь и молитвы старца, решил так:

— Буду говорить еще полнее молитву, чтобы вместить в нее все свои чувства: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, молитвами Богородицы и молитвами святого отца моего, помилуй мя грешного».

Началось новое делание — непрерывное внимательное усилие в молитве.

 

Первое искушение

 

Кроме того, Иерофей решил подражать старцу в его молчании и исихии. Он каждый день брал то немногое рукоделье, которое они делали, и уединялся, творя молитву. А про себя он решил:

— Не буду говорить старцу свою цель, что я решил с молитвой начать сочетать и подвиг молчания. Я ведь нахожусь только в начале своего послушания. Вдруг старец не поймет, что у меня благая цель — я это делаю от ревности?

Но духовник сразу понял, что послушник решил скрыть свой подвиг. Он, как будто бы делая для себя выписку из Евергетиноса, написал на клочке бумаги и подложил на стол это: «Бывает так, что овча отлучается от пастыря и отправляется пастись сама по себе в уединении... Почему? Конечно, она совершенно уверена, что ее не похитит волк... Как раз ее-то волк и ждет! Точно таким же образом послушник, который отправляется в уединение, не известив об этом своего старца, не сможет остаться неповрежденным от мысленного волка — диавола...»

Но молодой монах не хотел отказаться от своего замысла. Он продолжал тайно уединяться и творить молитву. И что же? Вскоре он находит новую записку на листочке, где старец выписывал изречения Святых Отцов: «Бывает так, что курица оставляет яйца в гнезде, чтобы погулять туда и сюда... Разве не ясно, что такая мамаша не собирается высиживать птенцов? Подобным этой курице бывает и послушник, если оставляет свою цель — отсекать свою волю и во всем брать совет у старца — и начинает ходить туда и сюда, подчиняясь своим помыслам. Кто усомнится, что такой послушник не собирается «высиживать» и стяжевать добродетели по порядку, как учат Святые Отцы?»

Куда было деваться молодому монаху? Ах, как иной раз тяжело отказаться от своих мечтаний! Но ведь так и бывает: собственные представления о духовной жизни в какой-то момент становятся для нас непроходимой стеной, закрывающей дальнейший путь...

 

Пять добродетелей Иерофея

 

Изучая «Добротолюбие» и писания Святых Отцов, Иерофей выписывал для себя самое важное о послушании. Он систематизировал для себя учение Отцов и пришел к выводу, что тайна послушания заключена в сохранении пяти добродетелей:

1. Чистая вера и чуткое наблюдение за движениями своего сердца.

2. Истинность, то есть верность и в слове, и в деле.

3. Не исполнять свою волю ни в чем, но внимательно отсекать все движения воли.

4. Никогда не возражать, не спорить ни с кем и избегать духа соревнования.

5. Истинное и точное исповедание всех движений сердца перед духовником. При исповеди надо настроиться так, как будто ты предстоишь на Страшном суде, чтобы дать ответ перед Богом и Святыми Ангелами.

Когда Иерофей нашел эти основания послушания, он сокрыл их в недрах своей боголюбивой души так глубоко или, лучше сказать, обвязал себя ими так плотно, как будто это был план потайного места, в котором хранится величайшее сокровище...

А исполнял он то, что прочитал, таким образом.

1. Искреннюю чистую веру к духовному отцу он надел на себя, как кольчугу. Даже не побоюсь сказать, привалил ее к пещере сердца, как дверной камень, которым закрывают вход. Во всяком случае, когда он видел духовного отца, ему казалось, что он видит Христа и повинуется Самому Христу, как сказал Господь: «Слушающий вас Меня слушает, и отвергающийся вас Меня отвергается...» Постоянно он помнил и Лествичника, сказавшего: «...Все не от веры грех есть».

2. И стину он надел на себя, как некий головной убор, или, не побоюсь сказать, покрылся, как шлемом. Это значило, что и в слове, и в деле он решил быть искренним до конца, как упоминается Псалмопевцем: «Основание слова Твоего истинно...» — и Премудрый восклицает: «...Ибо истину произнесет язык мой, и нечестие — мерзость для уст моих...»

Иерофей спросил себя, что значит «хранящий заповедь хранит душу свою»? Это значит, что

истинный христианин всегда должен быть верен: и в слове, и в деле... А стратегический ориентир — Сам Христос, Который сказал о Себе: «Я есмь Истина...» Ведь не зря же Он Сам Себя назвал Истиной!

3. Иерофей замер перед Волей Божией подобно камбале, притаивающейся в песке на дне моря. Я имею в виду то, что все свои желания он положил в руку Божию и руку своего старца, не делая ничего без воли духовника. Он постоянно напоминал себе слова Лествичника «Падение послушнику — своя собственная воля...»

4. Иерофей решил научить себя доброму отношению ко всем. Для этого требуется избегать противостояния чужой воле. Он взял, как лук, страх Божий и осуждение самого себя, пуская стрелы противоречия своим помыслам вместе с жизнью в безмолвии и низвергая ими в себе дух соперничества. Ведь разве не о соперничестве как противном благочестию духе упомянул божественный Павел: «А если бы кто захотел спорить, то мы не имеем такого обычая»? И это особенно важно именно в монашеской жизни.

5. Пятое, последнее, а по-моему и самое важное, было то, что Иерофей мужественно взял, как некий меч, поражающий врага, сладчайшее имя Иисусово, а именно: он вооружился умной молитвой, непрерывно призывая Господа. А также он соединил с ней ежедневное точное исповедание всех помыслов.

И таким образом вооруженный необыкновенным духовным оружием и воссевший на боевую колесницу, мужественный Иерофей вступил в невидимую брань против древнего врага. Так он, подобно Измаилу, победившему амаликитян, поражал зловредных демонов через свои помыслы...