Продолжение диалогов. Раздумья

 

Из-за «блокнотных разговоров» лекции приходилось переписывать, что отнимало немало времени, но отказаться от «блокнотика» подруги не спешили, особенно когда читаемая на лекциях «мутотень» вызывала апатию и сонливость, а впечатления от любовных свиданий у Галины рвались наружу, а у Тамары вызывали жгучее желание узнать подробности этого. Эйфория этих свиданий, наполненная признаниями и поцелуями, волновали Тамару не меньше. Слушая Галю, читая «блокнотик», она словно воочию представляла себе всё «это», и у неё сладостно замирало сердце, на миг представив себя на месте подруги. Ночью, лёжа в постели, она думала об этом, задавая себе одни и те же вопросы: «Ну почему у Галки всё так легко получается? И Юра, и Толик, и Дима! Почему у меня не происходит ничего подобного? Я же ни сколечко не хуже Галины!» - Она вспоминала того мальчишку, что предлагал ей «дружить». И вновь перед глазами видела его расстроенное лицо, когда она говорила ему о своей несуществующей школьной привязанности. «А может быть я зря ему отказала? - думала она. - Может стоило попробовать? - и сама себя осаживала: - Что сейчас сетовать после дела?! Надо было решать сразу!»

А жизнь шла своим чередом, наполненная повседневными заботами, где серьёзные проблемы перемешивались с житейской обыденностью и прозой.

Одно из воскресений. Вторая половина дня. Вся компания в сборе. Почти у всех в руках книги или тетради, но чувствуется, что учебные вопросы никак не могут в полной мере заполнить девичьи головы. Нет-нет, да разговор переходит на совершенно иные темы.

- Вера, ты чего такая смурая? Приболела что ли? - Тамара внимательно смотрит на Веру, ожидая ответа.

- Ничего страшного. У меня, как месячные начнутся, так сама не своя. То вроде терпимо, а то и голова разламывается, и рези, так вот и мучаюсь. А сегодня что-то особенно.

- Так может, к врачу сходишь?

- Да была я у неё. Говорит обычное дело, порекомендовала «манжетку» принять. Улыбается, говорит: «Вот скоро замуж выйдешь, всё и пройдёт».

- Выпей анальгину, полегчает, - предлагает Люся, - а вообще-то самое лучшее дело Иван-чай. У меня, когда месячные в первый раз начались, я у бабушки в деревне была, температура поднялась, по телу сыпь, я вся перепугалась, на печку забралась, дрожу вся, а бабушка видно поняла, в чём дело, меня выспросила, успокоила, заварила Иван-чай, и меня стала поить, мне и полегчало. Только Иван-чай заваривают не весь, а ту его часть, что от корешка до соцветий.

- А я так до того, как месячные начались, уже всё про них знала, мне подруга в школе рассказала, а её мать загодя просветила, - вступает в разговор Саша.

- А у меня даже понос был, - добавляет, с усмешкой, Галя.

- Ничего особенного, бывает и соски твердеют, - говорит Надя, - И за какие грехи женщинам такие напасти? Хоть бы что-нибудь из наших мук мужскому поголовью передалось!

Раздаётся стук в двери комнаты. Разговор обрывается. Вошёл Юрий, оглядывает девчат.

- Не помешал?

- Обижаешь, - отвечает Надя, - Мы гостю рады.

4 мая. Лекция по политэкономии.

- Вчера получила от него записку, мне её передала Лиля Башарина. Она говорит, что на Юру было страшно смотреть, одна тень, весь извёлся. Он пишет, что я постоянно издеваюсь над ним, что поступаю подло. А разве я хочу ему плохого? Нет. Но почему так получается? Сама не могу понять. Наверное, я не люблю его по настоящему, так ведь не любят. И конечно он прав, обвиняя меня. Сегодня отправила ему письмо. Ответа не жду, и не хочу его видеть, но чем дальше, тем больше я к нему привязываюсь. А что будет в дальнейшем? Это сейчас всё относительно, хорошо, а что будет потом, когда мы поженимся? А мне так скучно без него! И в то же время трудно поменять себя, избавиться от этой неуравновешенности и вечного дёргания! Бедный Юрка! Как он может любить такую особу? Интересно, скольким же мальчикам я уже испортила жизнь? Ты, наверное, Тома, осуждаешь меня и думаешь, что я неисправима? Поверь, нет и ещё раз нет! Я буду стараться вести себя хорошо. Даю тебе слово, что такого больше не допущу, по крайней мере, в этом году. Веришь? Вообще-то я и сама себе перестала верить. И почему я стала такой? Кто довёл меня до этого?

- Дорогая Галочка! Зачем ты так ужасаешься, ищешь виновного в том, что стала такой? Какой? Ты изменилась? - Да, но совсем в другую сторону. Ты просто сдружилась, привыкла, а, может быть, и полюбила Юрку. Но в чём ты виновата? Что плохого в этом? Буквально ничего! Ведь любить это естественно, это закон природы. Ты говоришь, что, возможно, и не любишь по настоящему. Я допускаю, что, ты к нему очень привязалась и просто не в состоянии в себе разобраться. Он же чудесный человек! Потому тебе и скучно без него. И ни к чему ему переделываться, не такой уж он и плохой, вот только тебе не надо его изводить. Если бы он точно знал твоё к нему положительное отношение, он ради всего этого был бы готов на всё. Он и сейчас готов, поскольку любит тебя, и я очень хочу, чтобы у вас всё было хорошо. Только мне, почему-то, стыдно перед ним, что я постоянно мельтешу между вами.

- Смешная! И в чём это ты виновата7 Почему тебе должно быть стыдно? Не думай об этом! Из моего письма он узнает моё к нему отношение. Боюсь только, не поймёт меня. Да и я больше писать не буду. Интересно, придёт он сегодня на институтский вечер или нет? Я ему написала, чтоб не приходил. А если придёт? Что тогда? Ведь стоит мне только его увидеть, и я сумею ему всё простить. Было неприятно видеть его пьяным, и прощать этого нельзя. Хоть бы он не пришёл, лучше потом, когда-нибудь, а сейчас бы написал письмо, хоть какое…

- Ну, вот видишь, значит, он тебе не безразличен, я хочу, чтобы он пришёл, и чтобы у вас всё было хорошо. Я сейчас к нему отношусь с большим уважением и преклоняюсь перед его чувствами к тебе. Не знаю, когда у меня появилось это, но я уже не в состоянии с ним разговаривать запросто, как раньше. Ну да ладно, посмотрим, что будет вечером.

 

6 мая. Лекция по педагогике.

- Ты оказалась права. Он вчера пришёл. Мы долго и серьёзно говорили, а потом заключили союз. Он обещал не пить совсем и т.д. Посмотрим, сумеет ли он сдержать своё слово. А вообще ещё одна такая ссора и конец всему, я твёрдо это решила. Посмотрим, что будет в эту субботу. А вдруг приедет Саша?

- Да ну его к Аллаху, этого Сашу! Что он тебе племянник, что ли?! Обычный школьный товарищ, вот только тебе его не надо встречать, ведь если ты его не встретишь, то он сам и не придёт. Вот и хорошо. И перестань думать об этом, а то могут быть неприятности со стороны всех.

- Почему? И от кого это ото всех?

- Увидишь.

- Нет, ты обязана рассказать, в чём дело, а Сашу я должна встретить, я ему обещала. Точнее, сказала, что постараюсь. Он такой серьёзный и хороший мальчик! Прелесть!

- Ты сама не понимаешь, что делаешь. Переписываешься с Толиком, и, по-моему, эта переписка начинает выходить из обычных дружеских рамок. Теперь это возобновление контактов с Александром, и при этом всё более тесные контакты с Юрой, а ты, по сути, не скрываешь всего этого и даже, порой, бравируешь этим. Девчонки же почти всё это видят и слышат, и, каждая, в той или иной мере, осуждает тебя, разве что не говорят прямо. Тебе что это всё, доставляет удовольствие?

- Но это так приятно, когда к тебе проявляют внимание! А Юру я не обманываю.

 

10 мая. Лекция по математическому анализу.

- Галочка, как прошла встреча?

- Он мне сказал: «Знаю, я уеду, и ты меня забудешь, а впрочем, нет, я же научил тебя целоваться, а это многое значит». - Глупо, но он прав. А ты ничего не заметила, когда вчера вошла в комнату и застала нас двоих?

- Так и знала, что ты напомнишь, хотя писать о том, что я увидела как-то неудобно. Безусловно, я поняла, что что-то произошло, а что - откуда я могу знать? Правда, надеюсь, что ты мне об этом как-нибудь вечерком расскажешь. А на счёт его заявления, что ты его забудешь, он стоит на «отсталой» позиции. Он всё ещё не верит! Да в это и трудно поверить, зная твой характер.

- А то, что я его опять простила, ты я думаю, догадываешься.

- Ясно. И как это он умудряется использовать любую минутку «в своих корыстных целях»! Практик! Ты вчера, когда легла, он так бережно охранял тебя! Поставил стул, чтобы отгородить тебя от света, и уселся рядышком. Наверное, из него выйдет хороший муж. Правда?

- Сомневаюсь. Вдруг пьяницей будет.

16 мая. Лекция по политэкономии.

- Тома, а вдруг я и вправду влюбилась? Тогда я пропала.

- Почему? Ты боишься своих чувств? Ведь это определённо лучше и для него, и для тебя. Так что не старайся заглушить свои чувства. Может быть, ты пугаешься, что у тебя муж не будет офицером, а ты, как помниться, мечтала об этом раньше? Так это ерунда, «был бы человек хороший», а остальное приложится. Юра демобилизуется, устроится на работу, будет учиться, а ты ему поможешь, и всё у вас будет хорошо.

- Нет-нет, всё это ерунда. Я никогда серьёзно не задумывалась над этим. Вернее думала о другом человеке, но сейчас это не имеет значения. Просто страшно-страшно, если я окончательно потеряю голову. Папа прав, когда говорил, что я не могу заниматься двумя делами сразу. А если я влюблюсь, то наверняка обо всём остальном забуду… В воскресение мы катались на шлюпке по заливу с Юриной командой. Изумительно! А вечером гуляли по городу и опять поссорились. Он не хочет ждать так долго, хочет скорее жить вместе. Потом я убедила его, и он успокоился, хотя сколько я не сопротивлялась, исцеловал меня до невозможности. Мне кажется, что я ему слишком много позволяю. Раньше мне казалось, что это очень плохо, а теперь ничего не могу понять, только мне это приятно, когда он меня целует и хочется ещё и ещё.

.

22 мая. Лекция по основам марксизма-ленинизма.

- Вчера на дне рождения Веры я очень быстро опьянела. Да мне и надо-то чуть-чуть. Легла на кровать, а Юра обиделся. Пришлось вставать и идти гулять. Он повёл меня на набережную, через парк. Я так не хотела идти через эту темень, а он потащил меня силой. Я страшно испугалась, Там затаённых мест более чем достаточно. Я обиделась и ушла, а потом почти всю ночь думала о нём. И даже видела его во сне. За последнее время он стал мне как-то роднее и ближе. Но боюсь, что хорошей жизни у нас не будет. Ведь вот уже сейчас что он вытворяет. Надо его забыть, и всё закончить, и как можно быстрее. Я всё верила, что он меня любит, а вчера… Он мне чуть руку не сломал, ведь я его просила не ходить туда. Нет, так не любят. Кто его знает, что у него было на уме… Ну его!!!

- Нет-нет, так легко можно написать только на бумаге, А выкинуть из сердца так быстро то, что было таким дорогим, невозможно. Любовь, что только она не делает с людьми! А ты ещё сомневаешься, любит он тебя или нет. Да он запросто мог тебя увлечь в укромное место, ты же сама говоришь, что была никакая, но он превозмог себя и не сделал этого, потому что очень сильно любит тебя.

3 июня. Лекция педагогике.

- Галя, давай поговорим начистоту. Ты считаешь, что я последнее время груба с тобой. Неправда! Ты просто не веришь в искренность моего отношения к тебе, и то, что улучшились ваши отношения с Сашей, меня искренне радует. Я же не хочу вам ничего плохого, и не буду мешать. Только ты не дуйся на меня, мне от этого как-то не по себе, да и перед девочками неудобно.

- Ну, хорошо, не будем ссориться, только ты не будь такой отчуждённой, как последнее время.

- Вообще-то у нас до смешного доходит. Одна не хочет навязываться и другая думает так же, а в результате что-то друг от друга ждём.

- Да, наверное, так и есть. А мне сейчас, действительно, тяжело, хочется плакать, но не думай, что это из-за него. Просто я сама себя так и не пойму. Я как бы разочаровалась в Юре. Я же любила его за гордость, за твёрдый характер, а он терпит все мои выходки. Ой, какая я дрянь! Но я не хочу с ним ссориться, говорить, чтобы не приходил, я понимаю, что это напрасно. Остался всего один месяц до каникул. А вдруг мне без него будет скучно? Но нет, я перетерплю, а то потом может быть ещё хуже. Я убедилась, что мне с ним не жить спокойно. Хоть бы быстрей всё это разрешилось! Не везучая я в любви, многие меня любят, а толку нет.

Тамаре не хватало личных жизненных впечатлений, и она, как губка, впитывала в себя всё, что говорила Галина, что говорили подруги, что слышала от других девчонок, принимая за веру часто далеко не бесспорные высказывания, что так волновали и одновремённо страшили её. В результате всего этого в письмах ко мне она и высказывала крайнюю точку зрения, часто даже не разделяя её, и именно поэтому вызывала меня на дискуссию, проверяя саму себя. Она прекрасно понимала двойственность своего положения в отношениях между Галиной и Юрием, но не в силах была отказаться от своего присутствия. Юра нравился ей, но она и мысли не допускала, чтобы как-то показать ему своё расположение. Быстрее наоборот, а точнее, именно по этому, она делала всё возможное и невозможное, чтобы его взаимоотношения с Галей были крепче, что было далеко не просто при вздорном, взбалмошном и капризном характере Гали. Вместе с тем она чувствовала, что их «шептания» с Галиной вносят определённую отчуждённость в отношениях с остальными обитателями комнаты, а скрытая настороженность Саши нет-нет да вырывалась наружу.

Она далеко не сразу поняла, что Галя бессовестно использует её в своих интересах, делая буфером между ней и Юрием, между ней и девчонками. Будучи самой старшей из членов «коммуны», Галя, при всей своей неосведомлённости в «некоторых житейских вопросах», зачастую именно этой «неосведомлённостью» умела расположить к себе своих подруг. Её откровенность разоружала, и она умело пользовалась этим. Приходя поздно со свиданий, она сетовала, что ничего не успевает, и Тамара зачастую помогала ей выполнять задания и прорешивала за неё те десятки задач, что задавала им математичка.

Как-то в один из дней Тамара вернулась из института несколько раньше, памятуя о простуде Галины, и, зайдя в комнату, увидела Юру, сидевшего на кровати Галины. Судя по тому, как они отпрянули друг от друга, они, по всей видимости, только что целовались. Когда Юра ушёл, Галя, сев в постели и обхватив ноги руками, призналась:

- Томочка, он так меня целовал, так целовал, что я чуть с ума не сошла, а потом ещё и трогал везде.., - и чуть покраснев, она посмотрела на Тамару, а потом, почти без перехода, добавила: - А горло никак не проходит, не знаю, как буду курсовую по физике доделывать.

- Да помогу я тебе, - не задумываясь, ответила Тамара, но когда вечером она попыталась это сделать, оказалось, что Галина к курсовой и не приступала вовсе и, видимо, рассчитывала, что Тамара выполнит за неё всю работу целиком. Тамара была против подобного рода помощи, о чём и сказала Гале, но дня через четыре она, к своему удивлению, увидела, как Саша криптит за курсовой работой Галины. Примерно с этого времени их отношения с Галиной стали как-то ослабевать, а Галя стала чаще бывать вместе с Сашей, одновремённо сетуя на Тамару, что та отдаляется от неё.

С Тамарой хотели дружить все: и Галя, и Люся, и Надя, и Вера. Разве что Саша стояла как-то особнячком. Поддерживая ровные отношения со всеми, Тамара, сближаясь с Галей, думала, что найдёт в ней именно того человека, с которым может поделиться сокровенным, и не сразу поняла, что ошиблась, и её письма ко мне, особенно в тот период, остались единственной отдушиной для более близкого общения.

 

…У меня сейчас такая хандра нашла, что просто жить не хочется. Не знаю, что и случилось. Что-то не хватает, а что - понять не могу. Так получилось, что я осталась сама по себе, ни с одной из девчонок нет близких отношений, и не по их вине, просто меня обидела своей неискренностью и двуличием одна из подруг, про которую я тебе уже писала. Видимо это поняла и Надя, но что-то выжидает и в душу не лезет. Спасибо ей.

…Вам, мальчишкам, хорошо: понравилась девчонка - подошёл, заговорил, захотелось - написал письмо одно, другое, третье, а нам сиди и жди. Не все же могут, как Татьяна Ларина, таких мало, и я не отношусь к их числу. Гордость у меня по отношению к мальчишкам превышает (в большинстве случаев), мои чувства, но я за это себя не ругаю - так лучше.

Пиши скорей и очень-то не обижайся на меня в отношении писем, ведь я, сам знаешь, в этом деле дрянная девчонка.

 

Она писала о своём отношении к Рудакову, и чувствовалось, что это далеко не то, чтобы ей хотелось, но, как говориться - «за неимением гербовой, пишем на простой».

…Пришло письмо от Рудакова. Особенного ничего не пишет, как будь-то между нами самые нормальные отношения. Ответ ещё не писала, не могу собраться с мыслями, да и духу не хватает. Я же столько ему чуши разной наплела в последнем письме, а он после того ещё три письма прислал, и всё как бы ничего и не было. Всё же он, наверное, добьётся своего, и я буду ему писать. Э-эх! Как всё течёт и изменяется!

…Ответ Рудакову написала. Не знаю, какую форму примет наша переписка. Почему-то у меня бывает желание написать ему такое, чтобы его задело, хотя чувствую, что сама после этого буду мучиться. И вообще, у меня лучше получается ответ, когда задето моё самолюбие. Не знаю, почему на меня находит такая дурость, и очень надеюсь, что, со временем, пройдёт.

… Письмо от Рудакова получила давненько. Это первое из его писем, которое мне понравилось, хотя ничего особенного, но и никакого холода. Нравятся такие письма, и жутко ненавижу «объяснения». Он, кажется, здорово изменился. Не мешало бы посмотреть на него, но не больше.

…Я уже успела поссориться с Рудаковым, и вот уже две недели не отвечаю на его письмо. На меня когда что находит. Иногда так бы и написала что-нибудь «такое», а времени нет. Другой раз время есть - настроения нет. А он тоже хорош - с 8 марта не поздравил! Я ему написала, что ходим на хор к интендантам, а он мне «не плохо бы иметь более близкое знакомство с курсантом высшего мореходного училища». Ещё мне указывать будет, с кем мне иметь знакомство, а с кем нет!

…Рудаков будет проездом в Ленинграде 25 июня. Предлагает встретиться, а у нас на 25 экзамен. Если к 12 часам сдам, возможно, и съезжу, всё зависит от настроения. Кстати, у меня в письмах всё лучше получается, чем при разговоре. Так мне удобнее, а разговор, порой, одно расстройство.

 

Приближалась летняя экзаменационная сессия, и уже другие заботы заполнили всё свободное время. Я сам к тому времени по уши завяз в аналогичных «делах», и письма Тамары только подтверждали нашу общность на одной и той же ниве.

…Сейчас нас немного подразгрузили, а то было каждый день по четыре пары. Это ужас! Стало немного посвободней, но лоботрясничать особо не приходиться. Каждую неделю то коллоквиум, то контрольная, и так почти по всем предметам. Сессия до конца июня. Предметы все трудные. Даже сейчас мороз по коже и страх один!

Никак не можем взять себя в руки и учить по настоящему. Голова кругом: коллоквиум и курсовая по физике, доклад по высшей алгебре, работа в мастерских, а время просто летит! До экзаменов всего чуть-чуть. Ужас! А на улице весна! Белые ночи сводят с ума, и не хочется возвращаться в общежитие. Мы уже открыли балкон и учим там. Прелесть! А на нас жмут со всех сторон, опека большая, чем в школе, и от её чрезмерности становится противно.

…Вчера, наконец-то, закончила курсовую по физике, Её оценка пойдёт в экзаменационную сессию. Не знаю, что и поставят. В мастерских осталось всего два занятия, а учебный прибор, что надо сделать, не готов. Вполне можно остаться без зачёта. А в экзаменационную сессию внесли зачёт по политэкономии. Это такая дрянь, а мы в ней ничего буквально не понимаем. Боремся за его отмену, не знаю, что и выйдет, а сдавать совершенно не хочется.

…Сегодня 21 июня. Мы уже успели сдать два экзамена: высшая алгебра (5), физика (4). Математику сдаём 25, а потом Основы марксизма-ленинизма и зачёт по политэкономии, который всё же будет вопреки нашему нежеланию. Ну что ж, сдадим её треклятую в виде одолжения учебной части и завучу, которая и будет принимать зачёт.

Девочки тоже сдают не плохо, пока ещё никто со стипендии не слетел. Что будет дальше, не знаем, но надеемся на благополучный исход.

 

 

КАНИКУЛЫ

 

Поезд подходил к Котласу, постепенно замедляя ход. Остался позади железнодорожный мост, замелькали первые дома пригорода. А вот и железнодорожный вокзал.

- Пошли, - Тамара нетерпеливо дёрнула Люсю за рукав и подняла чемодан. На перроне они оказались одними из первых. Проходя мимо соседнего вагона, она вдруг услышала своё имя, обернулась и чуть не лишилась дара речи - ей навстречу, широко улыбаясь, шёл Гарик Симаков.

- Гарик! - крик радости непроизвольно вырвался из её уст. Встреча была настолько неожиданной, что она даже растерялась.

Это был действительно он, Гарик Симаков, высокий, черноволосый, чуть похудевший, но возмужавший и, не менее Тамары, взволнованный этой встречей. Он был её лучшим школьным товарищем среди всех других ребят, окружавших её в те далёкие годы, среди которых были и неравнодушные к ней, и те, к которым была неравнодушна она, но Гарик среди них стоял как-то особняком, никогда не лез к ней, выказывая своё расположение, хотя она чувствовала, что была ему далеко не безразлична. Гарик всегда защищал её от нападок ребят и, порой, довольно едких замечаний в её адрес. Всегда был ровен и доброжелателен.

Гарик крепко обнял её и сразу же чуть отстранился, внимательно приглядываясь к ней, словно хотел ещё раз убедиться, что перед ним, и в правду, она, Томка Вежливцева, с которой он не виделся, как ему казалось, бесконечно долго.

- Ну, здравствуй, - сказал он, продолжая улыбаться, и не отпуская её рук. - Это какой-то кошмар! Мы, оказывается, с самого Ленинграда ехали в соседних вагонах! Я всю дорогу чувствовал какой-то дискомфорт, какое-то внутреннее беспокойство, но никак не мог разобраться, в чём дело, а вы, оказывается, были рядом, и мы потеряли целые сутки приятного, совместного времяпровождения. Теперь нам предстоит это навёрстывать на протяжении остального совместного пути. Надеюсь, я не ошибся? - Гарик оглядел подруг. - А если так, то двигаем на пристань, там, по информации, что я располагаю, через пару часов отплывает пароход в нужном нам направлении.

С последней встречи Тамары с Гариком на Аничковом мосту прошло около двух лет. За это время Тамара не предприняла никаких попыток как-то наладить с ним связь, боясь обидеть подругу, хотя видела, что отношения Люси с Гариком зашли в тупик, по сути, и не начавшись. Он так и не написал Люсе ни одного письма. И сейчас, встретив его, Люся поняла, что даже если бы и началась эта переписка, то продолжалась бы она очень не долго. Между ними не было ничего, что могло бы этому способствовать, по крайней мере, с его стороны. И сейчас, наблюдая за оживлённым разговором Гарика с Тамарой, Люся убедилась в бесперспективности более близких отношений с Гариком, что никак нельзя было сказать в отношении Тамары.

Пароход, и на самом деле, отчаливал менее чем через два часа, в чём девочки убедились, ознакомившись с расписанием на речном вокзале. Приобретя билеты, и наскоро перекусив в портовской столовой, они сразу же, как только объявили посадку, вслед за Гариком зашли на пароход и уселись на места у окна, что занял для них Гарик в общем пассажирском салоне.

Им было о чём поговорить.

- В университет поступил в прошлом году, - продолжал рассказывать Гарик. - Перед этим год, и не без пользы, проработал в Таллиннском порту. К слову, у меня тоже физмат, так что мы теперь коллеги, - Гарик накрыл ладонью руку Тамары, затем, нехотя, убрал её, заметив осуждающий взгляд Люси. - В прошлом году домой не ездил, решил, что пока не поступлю в институт, дома не появляться. А сейчас ехал, думаю, первое, что сделаю, это зайду в школу, потом пройду по друзьям и отыщу всех. А мне, вот видишь, как повезло! - и он опять хлопнул ладонью по руке Тамары, взглянул на Люсю и заулыбался. - Жаль только, что мы не встретились ещё до отхода поезда.

Время летело незаметно, но вот их разговор прервал продолжительный гудок парохода, который, описывая плавную дугу, уже подходил к Красноборской пристани.

- Пошли на верхнюю палубу. Может быть, кого-нибудь из знакомых увидим, - предложила Люся.

С верхней палубы, опершись на поручни, они смотрели на людей, сгрудившихся у ограждений дебаркадера. Бывший уездный город Красноборск, по просьбе его жителей, уже в Советское время, получивший статус села, радовал глаз обильной зеленью, в которой утопали его дома и улицы.

Среди людей, стоящих на пристани, Тамара вдруг увидела Антонину Андреевну, свою крёстную мать, а рядом свою младшую сестру Ольгу. «Боже мой! Они-то, каким образом здесь?» - подумала она и приветственно замахала рукой. С пристани её тоже заметили, замахали в ответ и стали пробираться поближе к сходням, что матросы уже готовили передвинуть на пароход. Выскочив на дебаркадер, Тамара, после объятий и поцелуев, узнала, что их встреча была совершенно случайной. Крёстная пришла проводить на пароход свою соседку, Ольга же, гостившая у неё, пошла вместе с ней, и вот эта встреча.

- Давай забирай свои вещи и пошли к нам, - безапелляционно заявила Антонина Андреевна.

Тамара опешила и стала горячо возражать против такого неожиданного оборота, приводя, на её взгляд, весьма аргументированные доводы против этой непредвиденной, и совсем нежелательной для неё, задержки. Но чем больше она говорила, тем отчётливее понимала всю бесполезность её возражений, а когда увидела слёзы на глазах сестры и явное неодобрение и обиду на лице тётки, растерялась.

Тамара обернулась к Люсе и Гарику, вышедших вместе с нею на дебаркадер, словно ища у них поддержки. Гарик сделал попытку помочь, но безрезультатно и ему пришлось сходить на пароход за вещами Тамары, а потом они с Люсей долго махали с верхней палубы, отошедшего от пристани, парохода. А ей так хотелось быть там, вместе с ними, продолжить этот разговор «по душам» с Гариком, но, увы! - не получилось! В последнюю минуту она всё-таки ещё успела договориться с ним о встрече дома в ближайшие два-три дня, поскольку больше суток задерживаться здесь не думала, и, идя с Олей и Антониной Андреевной к её дому, очень сожалела об утраченной возможности пообщаться с Гариком «под горячую руку».

На следующий день страшно болела голова. Антонина Андреевна вечером, как только пришёл с работы муж, собрала обильный стол, и, как Тамара не сдерживалась, выпитое вино дало себя знать. Домой выехала ночным пароходом.

 

Мы встретились с Тамарой в конце августа, когда её родители всем семейством приехали в деревню к деду, где собралась почти вся наша родня. В сутолоке праздничных «возлияний», нам как-то не пришлось толком и пообщаться, хотя мы оба ждали этой встречи, но, встретившись, даже подрастерялись. Той открытости, что наличествовала в нашей переписке, как-то не получилось, и не потому, что мы этого не хотели, видимо нам просто не хватило времени. Запомнилось, как мы сидели под стогом сена, за деревней, недалеко от дома, куда сбежали из-за праздничного стола. После сенокоса прошло уже около месяца, и молодая отава вновь покрыла луг. Была вторая половина дня, на безоблачном небе ярко светило солнце. Я, пристроившись рядом, смотрел на Тамару, которая, зарывшись спиною в стог, задумавшись о чём-то, перебирала губами стебелёк василька.

- Ты сейчас мне напомнила Вересаевскую Исанку. Ты на неё в чём-то похожа.

- Чем? - Тамара заинтересованно повернула ко мне голову.

- Это даже трудно объяснить словами. Мне кажется в вас что-то общее и не столько внешне, сколько внутри, хотя говорить и о внешнем сходстве с литературным героем весьма проблематично. Когда читаешь книгу, представляешь её героев по-своему, а я, когда читал, представил тебя на месте Исанки.

- А себя на месте Бориса? - вопрос был задан в лоб, и на него следовало отвечать так же прямо.

- Было и такое, - признался я.- И на него хотелось бы быть похожим, его кругозор, начитанность, умение организовать и увлечь людей, спортивность - всё притягивает. Ты, наверное, обратила внимание, что Вересаев лишил Бориса внешних отрицательных качеств, да и то, что можно назвать отрицательным больше не от него, а от условий.

- Но ведь и для Исанки те же самые условия! Она-то в чём виновата? Я бы поступила на её месте точно так же!

- А разве я её осуждаю? Она же согласилась выйти за него замуж, но не хотела сожительствовать.

- А он её, по сути, принуждал!

- Так он же живой человек!

- Так ведь и она не бесчувственная…

- Конечно, не бесчувственная, - повторил я, мысленно представив в реальности эту книжную ситуацию, и, одновремённо, боясь связать её с тем, что было между нами. И вдруг яркой вспышкой из глубин памяти вырвались воспоминания о далёких днях детства, наполнив сердце душевной теплотой.

- А ты помнишь, как мы с тобой, будучи ещё малышнёй, играли попеременке в доктора и больного?

Тамара на мгновение повернулась ко мне, бросив быстрый взгляд в мою сторону и, чуть покраснев, шлёпнула ладонью по моей руке.

- Перестань! - потом снова посмотрела на меня и заулыбалась. - Нашёл, что вспомнить!

Улыбнулся и я, и, не отводя взгляда, с сожалением, добавил:

- В те далёкие годы условности не мучили нас, - и крепко сжал её ладонь.

Наш разговор достиг той грани, за которой следовала ещё большая открытость, но мы не решились на это откровение, поскольку оно касалось нас самих. Понимал это я, понимала это и Тамара, и в одном из первых писем, что я получил от неё в начале сентября, после той встречи, она писала мне:

Зачем я начала этот разговор - я и сегодня не могу понять! Я же всё равно не смогла бы высказать то, что хотела сказать, на такие разговоры мой язык «не способен», но сейчас я сожалею, что не переборола себя, ведь мы с тобой ещё никогда не разговаривали начистоту, хотя каждый год клятвенно заверяли друг друга, и себя тоже, сделать это…

Да, в письмах у нас обмен мнениями получался значительно свободней, хотя и там хватало недомолвок.

 

 

РАЗНЫЕ РАЗНОСТИ

 

Шёл сентябрь. Летние каникулы пролетели на удивление быстро. Как-то незаметно, исподволь, Тамара всё больше и больше сближалась с Надей Цветковой, которая не скрывала к ней своего расположения, но и не навязывалась в более близкие подруги. В один из дней, возвращаясь из института, они решили прогуляться по городу. Была чудесная погода, ветра почти не чувствовалось, и солнечные блики ярко отражались от водной глади Финского залива. Всё это вносило какую-то умиротворённость и располагало к разговору.

- Из твоих слов я поняла, что ты этим летом всё-таки побывала в Ульяновске, - продолжила разговор Тамара, - а девочкам ты этого не говорила.

- А зачем? Всё ещё в самой начальной стадии, хотя и считаю, что съездила не зря. Там у меня родня, так что в этом плане проблем не было. А потом переписка она и есть переписка, а когда увиделись, всё стало как-то по-другому. Встречались почти каждый день. Кирилл оказался даже интересней, чем на фотографии. Держался просто, обниматься не лез, поцеловал только, когда расставались, да и то в щёчку. А что касается разговоров, то о чём только не говорили! И темы всё время находились, и я как-то даже не задумывалась об этом, мне с ним было легко с первого дня.

- А кто ещё переписывается с курсантами из Ульяновского училища, кроме тебя?

- Вероника Швецова из второй группы и, пожалуй, больше никто. А ты не сожалеешь, что не стала писать?

- Нет-нет. Мне и своей переписки хватает. Один Рудаков что значит, задолбил своими письмами, снова предлагает встретиться, но теперь уже в зимние каникулы в Ленинграде.

- Поедешь?

- Нет, отказалась, а ему написала, что если будет писать в таком же тоне, то перестану отвечать вообще. Надоели его красивые слова. А от второго рижанина, с кем познакомилась в Котласе, сегодня пришло письмо уже из Риги. На первое письмо я не отвечала.

- Помню, это когда он написал из Ленинграда и просил тебя не отвечать ему, пока он не напишет тебе из Риги. Тогда ты ещё возмущалась, а девчонки тебя уговорили не акцентировать на этом внимание.

- Так вот за эти три недели я пыталась доказать себе ненужность нашей переписки и старалась быть равнодушной к утренней почте в институте, и вот сегодня пришло письмо.

- Ну, и что он пишет?

- Извиняется и сожалеет, что не встретились в Ленинграде, и просит, чтобы я приехала туда в зимние каникулы.

- Что собираешься делать?

- Не знаю, нет никакого желания отвечать.

- Зря ты так, ещё подумает, что тебя это задело, лучше напиши что-то нейтральное, а там видно будет. Как я поняла из прошлого твоего рассказа, паренёк-то весьма симпатичный.

- Более чем, но какой-то уж очень домашний. Ладно, напишу я ему, но всё-таки намекну на недопустимость таких задержек. Посмотрим, как пойдут дела. А вообще-то я совсем запуталась во всём и во всех. Первая написала Гарику Симакову в Таллинн (он меня просил об этом), очень ждала ответ, получила, и вот уже две недели не могу сесть за письмо, нет никакого желания. Да и вообще ничего не хочется. Нет, вру. В ноябре в Ленинград приезжает Ив Монтан. Я свихнусь, если не услышу его. Надо будет через Галку заказать билеты, у неё там есть какие-то связи. Девочки повернули к общежитию.

 

В первую субботу октября отмечали демобилизацию Юры. Девочки отличились. Всем хотелось чего-то особенного, и, чтобы не спорить, договорились, что каждый готовит своё. В итоге стол был разнообразен: здесь были и Надины олажки, и Сашин салат из натёртой свёклы и моркови, и Люсина копчёная трещёчка, красиво разложенная на тарелке и украшенная зеленью. Под руководством Тамары девочки сообща приготовили мясной салат, а Галя долго трудилась над бутербродиками из черного хлеба с сыром и шпротами. Все чайные дела были возложены на Веру. Юра принёс цветы и вино. Праздник удался.

Галя, раскрасневшаяся от выпитого вина, сидела с Юрой во главе стола, и девочки, не могли не оценить внешнюю гармонию этой пары. Не смотря на имевшие место сомнения, лето способствовало укреплению их союза. Отношение Галины к Юрию резко изменилось в лучшую сторону, особенно после того, как он побывал у неё дома и сумел расположить к себе её родителей, которые до этого были противниками его более близких отношений с их дочерью. Была достигнута договорённость о свадьбе в зимние каникулы на четвёртом курсе.

Юра нравился всем девчонкам в комнате, да и не только им, нравился он и Тамаре, и тем летом я напрямую спросил её:

- А тебе нравится Юра?

- По совести говоря, да, - ответила она, почти не задумываясь. - Но я ничем не доказывала и не показывала это. Он нравился мне просто, как мальчишка, при этом цели никакой я не преследовала. Да это было бы подлостью с моей стороны. Мне доставляло удовольствие сходить с ними в кино или в театр, и только. А что касается моего посредничества, то я сделала много ненужного и лишнего, и сейчас даже не хочется об этом вспоминать.

В этот тёплый осенний день накануне своего отъезда Галя с Юрой долго гуляли по городу, по всем памятным для них местам, и ещё и ещё раз оговаривая, что им предстоит сделать за этот год, оставшийся до их свадьбы.

Завидовала ли Тамара Гале? Нет, зависти не было, было лёгкое сожаление, что в её жизни нет ничего подобного, и была надежда, что что-то обязательно произойдёт.

 

Время летело незаметно. Заканчивался январь. Воскресенье. Все уже давно встали, позавтракали и обложились конспектами. Через день последний экзамен. В комнате нет только Веры, но вот дверь распахивается и на пороге она, в поднятой вверх руке четыре конверта.

- Девочки! Пляшите!

Все головы поворачиваются в сторону Веры. Голос Тамары:

- Не нервируй! Раздавай.

Вера проходит мимо Люси, коротко бросает:

- Тебе не положено, ты вчера получила, - кладёт два конверта перед Тамарой и отдаёт по конверту Саше и Наде.

Понимая, что для неё ничего нет, Галя, только что читавшая книгу, сидя на своей кровати, снова пытается читать. Какое-то время в комнате тишина, но вот Саша отрывается от письма и оглядывается на Галю, которая, продолжая держать в руках книгу, отрешённо глядит в окно. Девочки переглядываются. Саша садится на кровать рядом с Галей и обнимает её за плечи.

- Не расстраивайся, придёт письмо и тебе.

- Да уж три недели идёт! - отвечает со вздохом Галя. - Видимо не очень-то ему и хочется писать.

- А ты,