Глава 1. Активное воображение в психологии Карла Густава Юнга

Мария-Луиза Фон Франц

Психотерапия

 

 

 

Аннотация

 

Эту книгу, без сомнения, ждали все, кто занимается практикой юнгианского анализа как психотерапевт или как клиент. Полезна она будет и тем, кто хочет разобраться в особенностях юнгианского анализа и его практических, терапевтических аспектах. Феномены переноса, проблема наркомании, специфика корректных интерпретаций и другие вопросы рассматриваются Марией-Луизой фон Франц точно, четко и на самых разных уровнях.

Перевод: castalia.ru

 

Мария-Луиза фон Франц

Психотерапия

 

Мария-Луиза Фон Франц

Психотерапия

 

 

 

Аннотация

 

Эту книгу, без сомнения, ждали все, кто занимается практикой юнгианского анализа как психотерапевт или как клиент. Полезна она будет и тем, кто хочет разобраться в особенностях юнгианского анализа и его практических, терапевтических аспектах. Феномены переноса, проблема наркомании, специфика корректных интерпретаций и другие вопросы рассматриваются Марией-Луизой фон Франц точно, четко и на самых разных уровнях.

Перевод: castalia.ru

 

Мария-Луиза фон Франц

Психотерапия

 

Глава 1. Активное воображение в психологии Карла Густава Юнга

 

Моя задача здесь состоит в том, чтобы дать представление об «активном воображении» в психологии К. Г. Юнга. Как известно, это особый диалектический способ прийти к соглашению с бессознательным. Юнг начал открывать его примерно в 1916 году при работе с самим собой[1]. Впервые он подробно описал его в 1929 году в предисловии к книге Ричарда Вильгельма «Тайна золотого цветка» и в 1933 году в «Отношениях между Эго и бессознательным»[2]. Он обнаружил, что его благоприятное воздействие происходит вследствие попытки объективировать содержания бессознательного в бодрствующем состоянии и сознательно установить с ними отношения. Это может быть сделано через рисование или лепку — или, гораздо реже, через танец — однако преимущественно за счёт описания внутренне наблюдаемых явлений. Беседы с внутренними фигурами играют здесь особенно важную роль.

Если сравнить эти письменные отчёты о внутренних событиях и разговоры с воображаемыми фигурами, можно увидеть, что участие сознания часто придаёт значительно более последовательный, более концентрированный и часто также более драматический характер одним и тем же содержаниям. В отличие от снов, которые представляют собой чистый продукт бессознательного, активное воображение даёт выражение психическому фактору, который Юнг назвал трансцендентной функцией. (Это та функция, которая осуществляет синтез сознательной и бессознательной личности.) Таким образом, активное воображение приводит к чему-то вроде усиленного и (по сравнению только с анализом снов) ускоренного развития личности.

Прежде чем перейти к более подробному описанию общих аспектов этой темы, я бы хотела дать несколько практических разъяснений.

Люди, которые не практикуют активное воображение или не практикуют его под наблюдением понимающего учителя, могут легко спутать его с так называемым пассивным воображением, другими словами, с тем «внутренним кино», которое практически каждый с любой способностью к фантазии может вызвать перед своим внутренним взором в расслабленном состоянии, например, непосредственно перед засыпанием. Но также и внутренний диалог с комплексом или аффектом или разновидность внутреннего диалога в рамках воображаемой ситуации, который мы часто невольно ведём с самими собой, ни в коем случае не стоит путать с активным воображением. В упомянутых формах воображения участник где-то в глубине души всё время «знает», что всё это — «только» фантазия. Если бы он этого не знал, то мы должны были бы рассматривать его как находящегося в очень сомнительном состоянии. Но активное воображение, которое Юнг также с долей скептицизма называл «скрытым психозом»[3], отличается от этих форм фантазирования тем, что человек полностью сознательно входит в событие.

Позвольте мне продемонстрировать это на примере. Анализанд подробно излагала Юнгу свою фантазию, которую она начала следующими словами: «Я была на пляже у моря, и в моём направлении шёл лев. Он превратился в корабль и вышел в море —», и Юнг прервал её: «Ерунда. Когда к Вам идёт лев, Вы реагируете. Вы не можете просто ждать и смотреть, пока лев не превратится в корабль!» Можно сказать, что факт отсутствия реакции у анализанда — например, страха, самозащиты, удивления — показывает, что она не приняла образ льва действительно всерьёз, скорее, где-то в глубине души она думала: «В конце концов, это всего лишь фантазия о льве.»

Многие новички также думают, что когда что-то идёт не так в самый разгар фантазии, можно просто некоторым образом откатить фильм назад и проиграть его заново другим образом. В сеансе воображения, по «гигиеническим» соображениям, анализанд эвакуировала людей и сожгла дом своего детства, где она перед этим нашла больного ребёнка (свою собственную инфантильность). Но потом она осознала, что это была ошибка, потому что в этом случае больной ребёнок был слишком внезапно оторван от своих корней. Так что, не мудрствуя лукаво, она начала воображать, что дом снова здесь, и «разыгрывать» фантазию дальше уже с ребёнком в доме. Здесь мы снова видим пример воображения, которое не является подлинным активным воображением. Ход событий не реален, не принимается всерьёз, — потому что, как мы хорошо знаем, то, что произошло на самом деле, — необратимо.

Другая разновидность ошибки, которую часто совершают, возникает, когда человек, предающийся медитации, выступает во внутренних событиях не сам по себе, а как некая фиктивная личность[4]. При таком подходе, конечно, происходящее внутри лишается любого характера истинного взаимодействия и синтеза между сознанием и бессознательным. Эта ошибка обычно настолько неуловима, что часто может быть обнаружена только косвенно, через реакции в снах и через отсутствие какого-либо эффекта. Когда воображение происходит благополучно и очень легко, это часто подозрительно, так как настоящее активное воображение требует значительных усилий и в начале редко может длиться дольше чем 10 или 15 минут. Также во многих случаях есть трудности в самом начале, и самые распространённые из них следующие.

Одна из трудностей заключается в некоторой судороге сознания, из-за которой ничего не приходит на ум. Ещё одна типичная проблема выражается в летаргическом сопротивлении и непреодолимом отвращении или в негативном внутреннем настроении, которое всегда говорит «Всё это нереально, это всего лишь создано.» Юнг писал:

Умение давать совершаться событиям, деяние в недеянии, «самоотпускание» Майстера Экхарта — всё это стало для меня ключом, отворяющим двери, за которыми начинается путь: надо уметь давать совершаться психическим событиям. Для нас это настоящее искусство, в котором огромное количество людей ничего не смыслит, потому что сознание постоянно вмешивается со своей помощью, поправками и отрицанием и в любом случае никак не может оставить в покое простое развёртывание психического процесса[5].

В то время как первые две упомянутые трудности могут быть преодолены только при помощи терпения или при помощи смелости быть объективным, лучший способ справиться с голосом скептика, по моему опыту, — это просто позволить ему говорить, а затем ответить ему: «Вполне возможно, что это нереально, но на данный момент я собираюсь двигаться дальше». Обычно затем происходит нечто, что убеждает нас в сверхъестественном существовании, независимой реальности партнёра по разговору. Человек осознаёт, что «Я никогда не мог быть придумать всё это сам сознательно». Является ли активное воображение истинным или нет, может быть лучше всего понято по его эффекту, так как он громаден и замечается сразу же, вне зависимости от того, позитивен он или негативен. Именно поэтому активное воображение является таким опасным инструментом и вообще не должно использоваться без наблюдения опытного человека. Оно может, как подчёркивал Юнг, привести скрытый психоз к точке прорыва[6]. В такой точке пациенты могут впадать в психотические эпизоды прямо в разгаре воображения.

Ещё одной опасностью является появление соматических симптомов. Я вспоминаю следующий пример. Художник пришёл на анализ из-за своей склонности к алкоголизму и общего чувства дезориентации. В его снах постоянно появлялась специфическая теневая фигура; давайте назовём её Альбертом. Эта фигура —шизоидный, высоко интеллигентный, абсолютно циничный и аморальный человек, который в реальности уже давно покончил жизнь самоубийством. Так как мы были неспособны прийти к согласию с этой «тенью», я посоветовала художнику попытаться вовлечь этого внутреннего Альберта в откровенный разговор. Он воспринял эту идею с большой смелостью и открытостью. Однако Альберт очень ловко переиначивал всё, что говорил художник, на негативный лад: он (художник) пришёл в анализ только потому, что боялся последствий алкоголизма; он был бездельником, трусом, который предпринял последнюю попытку спасти себя через психологию, и т.д. Его (Альберта) аргументы при разговоре были настолько умны и проницательны, что в какой-то момент общения художник почувствовал себя поверженным. Он печально признал правоту Альберта и прекратил общение. Вскоре после этого у него случился психогенный сердечный приступ. Врач, прибывший на место, выдал заключение, что не было никакой органической проблемы, однако состояние художника всё равно настораживало.

Показательно, что взбунтовалось именно сердце, символическое вместилище чувств. Я указала художнику, что хотя интеллектуально он был побеждён Альбертом, есть такая вещь, как аргументы сердца, которые он, художник, не использовал против него. Тогда он вернулся к своему внутреннему разговору. Альберт немедленно стал издеваться над ним: «Итак, теперь твоя психологическая гувернантка дала тебе хороший совет; но это исходит не от тебя!» И так далее. Однако на этот раз художник не позволил себя повергнуть, но остался спокойным и невозмутимым и взял верх над Альбертом. На следующую ночь он видел сон о смерти Альберта, и, начиная с этого момента, его внутренняя фигура, которую он видел во снах на тот момент по крайней мере дважды в неделю, возникла в его сновидениях ещё только один раз за следующие несколько лет, и она уже не была тем же самым старым Альбертом, но подверглась позитивным изменениям. В то же самое время для художника началась новая и, на мой взгляд, более значительная фаза художественных достижений.

И здесь мы приходим к тому, что является, возможно, самым важным аспектом активного воображения: оно является средством влияния на бессознательное. Это верно, что правильное понимание сна, если оно не только интеллектуальное, приводит к изменению в сознательной личности, которое, в свою очередь, влияет на бессознательное; однако эффект активного воображения неизмеримо сильнее. Более того, сон и способность его понимать зависят, как бы то ни было, от благоволения Святого Духа. Активное воображение, напротив, вкладывает ключи нам в руку; по крайней мере, в скромных пределах оно позволяет нам формировать себя. По этой причине оно является бесценным средством для анализанда для его развития в направлении уменьшения детской зависимости от аналитика. Кроме того, это освобождающий опыт для всех тех, кого судьба — свадьба, изменение профессии, возвращение на родину, смерть аналитика — пространственно отделяет от аналитика.

Тем не менее, помимо этого и гораздо более важным является то, что активное воображение делает независимость анализанда в целом возможной. Действительно, Юнг ссылался на принятие и практику этой формы медитации как на критерий того, готов ли анализанд взять ответственность на себя или же он стремится бесконечно жить, паразитируя на аналитике. В одном ряду с этим освобождающим эффектом стоит тот факт, что активное воображение делает возможной экстраординарную прямую работу с аффектами, которая может обеспечить способ выхода из тупика подавления или отреагирования, из которых первый является нездоровым, а второй часто невозможен внешним образом.

Я вызываю в памяти пример юной девушки, страдавшей от очень выраженного негативного материнского комплекса с умеренными параноидальными идеями. По иронии судьбы она арендовала свою студенческую квартиру в доме абсолютно параноидальной пожилой женщины с несносным характером, которая была печально известна по всей окрестности. Эта пожилая женщина сразу стала нещадно её преследовать, что, конечно, весьма неблагоприятным образом совпало с субъективными наклонностями самой девушки. Частью договора аренды было разрешение девушке купаться в Рейне, который протекал прямо перед домом. Но однажды пожилая женщина без какой либо весомой причины навсегда лишила её этого удовольствия. У девушки хватило самообладания, чтобы принять эту ситуацию внешне, но она была настолько выведена из равновесия своей яростью, что целых два часа она могла только проклинать себя и внутренне снимать нервно-психотическое расстройство, будучи неспособной вернуться к своей интеллектуальной работе. Как мы знаем, такие аффекты очень затратны и утомительны, и тот факт, что кто-то находится «в своём праве», не предохраняет его от ярости на самого себя и разрушения себя.

Девушка затем провела следующее активное воображение. Она увидела реку с табличкой в ней, окружённой высокими волнами и гласящей «Купание запрещено». Голос «скептика» сказал: «Это не более чем выражение твоих собственных эмоций.» Тем не менее, она непоколебимо продолжила свою фантазию. Волны разошлись, и из них возник похожий на лягушку чёрный гном примерно двух с половиной футов высотой. Она подумала «О, это всего лишь мой персонализированный аффект», но продолжила объективно наблюдать за тем, что произойдёт дальше. Гном на своих лягушачьих ногах направился к дому, и она, полная ужаса, подумала: «Боже, он наверняка собирается убить эту старую женщину, или, может быть, он внезапно взорвётся наподобие пачки динамита!» Перед ней встала моральная проблема: «Должна ли я позволить ему войти в дом? Что, если я ему помешаю, и он рассердится на меня?» Она решила позволить гному, который уже звонил в дверной звонок, войти в дом и спросить у него, чего он хочет. Он немедленно показал жестами, что хочет пойти туда, где находится старая леди. И снова возник конфликт по поводу проблемы убийства. В данных обстоятельствах девушка решила двигаться дальше и позвонить в звонок квартиры старой женщины, однако остаться с гномом, чтобы остановить его от любого злодеяния. Старуха подошла к двери, чтобы её открыть. В этот момент девушка оказалась захваченной мыслью о том, насколько бесконечно смешное и удивительное впечатление произведёт на пожилую женщину вид девушки, стоящей там рядом с чёрным карликом с лягушачьими ногами, и она начала смеяться. И на самом деле, женщина к её удивлению скорчила нелепую мину, однако девушка сказала: «Этот господин желал бы поговорить с Вами, миссис Х.» Смущённая, старуха пригласила их обоих в свою лучшую гостиную, в которой, кстати, в реальности девушка прежде никогда не была. (Когда значительно позже она случайно там оказалась, она с своему изумлению обнаружила, что в своём активном воображении она представила её так, как есть на самом деле.) Итак, когда они оба сели на шикарный диван напротив старухи, карлик начал рассказывать женщине двусмысленные эротические анекдоты, которые заставили её настолько порадоваться, что она отослала девушку прочь, чтобы она могла побыть наедине с этим милым «джентльменом».

Когда девушка вернулась из этой фантазии в сознание, она оказалась в довольном, отрешённом настроении и была способна посвятить себя своей интеллектуальной работе без каких-либо дальнейших проблем. Когда ближе к вечеру она встретила свою пожилую квартирную хозяйку на лестнице, она начала улыбаться, думая о своей воображаемой истории. И тут последовал неожиданный результат: старуха как будто объективно преобразилась. До самой своей смерти она больше никогда не беспокоила девушку.

Освобождающее действие этого сеанса воображения связано с архетипическим мотивом. То, что «Великая Мать», когда она поглощена яростью и горем, может быть возвращена человечеству при помощи грубых шуток, мы знаем из мифа о Деметре. Гиды и сегодня указывают тот самый колодец в руинах Элевсина, рядом с которым обиженная и скорбящая Деметра сидела, когда женщина по имени Баубо с грубыми шутками оголилась и станцевала перед Деметрой и, таким образом, в первый раз заставила её снова улыбнуться. Но, в соответствии с некоторыми культурными источниками-надписями, Баубо, Деметра и её дочь Кора являются одной и той же богиней!

То, что Великая Мать с древнейших времён сопровождалась фаллическими гномами (Кабиры), которые были её компаньонами, безусловно, знают многие. Хотя этот архетипический бэкграунд был знаком девушке в нашем примере, он не лежал на поверхности её ума. В этом примере мы также видим, как выдающее скептические комментарии сознание создаёт ложные связи; карлики, в отличие от гигантов, является персонификациями не аффектов, а креативных (творческих) импульсов. Таким образом, видения в воображении уже обладали конструктивной силой, тогда как сознание с его «разумными» статичными предубеждениями предполагало присутствие деструктивного аффекта.

Вы можете подумать, что это воображение не было очень уж активным, и верно, что оно разворачивалось относительно пассивно и похоже на кино. Однако оно было истинно в той мере, в какой в определённые моменты девушка полностью в нём участвовала и принимала этические решения: с одной стороны, дать ли гному разрешение войти, несмотря на его опасность, или, с другой стороны, удержать ли его от попытки убить пожилую женщину. Естественно, она могла вести себя совершенно по-разному. Например, она могла бы сказать Кабиру, что она не впустит его, если он сначала не признается в том, чего хочет.

Когда я слушаю активные воображения анализандов, я часто думаю в определённые моменты: «Я бы себя так не вела!» Но сама эта реакция показывает, до какой степени приходящее воображение происходит из личностно обусловленной, уникальной серии событий («сказка просто так»[7], так же как и реальность индивидуальной жизни сама по себе. То, что параноидальная старуха также подверглась изменению, немного удивительно, но не необычно. И это подводит нас к другой опасности, присущей активному воображению, опасности неправильного использования его как некой разновидности чёрной магии для достижения эгоистических целей или влияния на других.

Анализанд, молодая девушка, однажды пришла ко мне со сном, в котором говорилось, что она попала под власть ведьмы. Когда я исследовала её внутреннюю и внешнюю активности за последние дни, она сообщила, что провела сеанс активного воображения — по крайней мере, так она назвала его, — против (!) одной из своих знакомых. Этот человек раздражал девушку, и она предалась фантазии, в которой обезглавливала её, подвешивала её на дыбе, плевала на неё и т.д. Таким образом, как она выразилась, она хотела «дать выход своему гневу». Не я, но её бессознательное нашло правильное название для того, что она сделала, — это не активное воображение, а колдовство. Такое злоупотребление активным воображением очень опасно. Оно может быть очень привлекательным, особенно для людей с шизоидными тенденциями, но без сомнения оно не выводит их из их проблем, а, напротив, делает их уязвимыми для психоза. Воображение как форма «любовных чар» или на службе нашей мании величия (героические фантазии) относится к той же категории. Фантазии, наполненные исполнением желаний, имеют менее чем ничего общего с настоящим активным воображением. Девушка, чей случай описан выше, не имела намерения как-либо влиять на пожилую женщину. Она только хотела избавиться от деструктивного влияния своего собственного аффекта. Эта этическая чистота намерения — одна из наиболее важных базовых предпосылок для любого активного воображения.

Не всегда можно порекомендовать использование активного воображения для анализандов. Оно ограничено уже тем фактом, что довольно много людей просто не могут преодолеть своё сопротивление по отношению к нему, и их не нужно заставлять делать это. Более того, как уже упоминалось, в случае латентного психоза это чрезвычайно опасно. Также и в пограничных случаях шизофрении эго часто уже настолько ослаблено, что такую медитацию вряд ли можно посоветовать. (Но и здесь есть исключения; однажды в таком исключительном случае я видела, какой у неё был освобождающий эффект и как значительно ускорился процесс исцеления.) В общем, использование активного воображения показано либо когда есть усиливающееся давление бессознательного — то есть, когда слишком много снов и фантазий продолжает поступать, — или, напротив, когда сновидческая жизнь блокирована и нет «потока». Во всех случаях, когда идёт поиск внутренней независимости, активное воображение предлагает уникальную возможность её достичь.

Элемент быстрого, результативного самоосвобождения от навязчивых аффектов и идей делает активное воображение особенно важным инструментом для самого врача. К. Г. Юнг даже полагал, что аналитику совершенно необходимо освоить данную медитативную технику. Как мы знаем, сильные эмоции очень заразны, и для аналитика трудно, хотя обычно об этом не говорят, избавиться от их пагубного влияния, потому что, как бы там ни было, чтобы быть способным помочь, нужны сочувствие и сострадание. То же самое касается выслушивания и наблюдения за разворачиванием извращённых, патологических фантазий или образов, которые, волей-неволей, выводят нас из равновесия; как по этому поводу сказал Юнг, впечатление от чего-то уродливого оставляет после себя что-то уродливое в нашей собственной психике. И в отношении этих «впечатлений» нельзя просто ждать появления целительного сна или их исчезновения в результате действия наших собственных здоровых инстинктов. Это особенно верно, если в тот же самый день должны прийти другие анализанды; в конце концов, их нельзя принимать в таком нарушенном состоянии, распространяя таким образом заразу ещё дальше. Однако всегда можно поместить себя в короткое активное воображение — в таких случаях редко требуется более 10-ти минут — и освободиться таким путём. Когда нет времени даже на это, часто помогает даже только искреннее решение разобраться с нарушением при помощи активного воображения позднее. Ведь, в конце концов, психотерапевт — это человек, который может исцелить самого себя. По Элию Аристиду собака — это животное, ассоциирующееся с богом врачевания, Асклепием, потому что у неё есть знание о необходимой траве, съев которую можно вызвать рвоту и избавиться от вредной пищи, а также потому, что она лижет свои собственные раны и смачивает их дезинфицирующей слюной!

Люди из приполярных областей отличают психически больных людей от знахарей и шаманов так: психически больной человек одержим духами и демонами; знахарь или шаман, в свою очередь, это тот, кто хотя и тоже одержим, но способен сам снова освободить себя.[8]Уродливые аффекты и болезненные, извращённые идеи действуют наподобие демонов. Они входят в нас и завладевают нами. Истинное активное воображение, однако, — это творческий акт освобождения, происходящего через символы. Это может быть неправильно понято как опасная тенденция к «самоспасению», но, в действительности, такая опасность исключена, потому что правильное использование активного воображения может иметь место только в религиозном контексте, говоря другими словами, при наличии благоговейного, добросовестного отношения к нуминозному.

Кроме своего защитного качества, на которое мы ссылались в примерах, активное воображение является даже в большей степени проводником того, что Юнг называл процессом индивидуации, полной и сознательной самореализации индивидуальной целостности. При помощи этого процесса Imago Dei (Образ Бога) проявляется в человеке и начинает претворять в жизнь своё влияние за пределами уровня эго. Эго становится слугой его стремлений по реализации, слугой, без которого Самость неспособна воплотить себя в нашем измерении пространства и времени.

Небольшие практические примеры, которые я привела как иллюстрацию природы активного воображения, представляют собой только малую часть внутри такого процесса индивидуального развития, и архетип Самости, целого, в них не проявляется. Однако когда такая медитативная процедура используется на протяжении более длинного периода времени и в связи с важными проблемами жизни, эмпирически почти всегда это центральное содержание, то есть Самость, чётко выходит на передний план, и в этих более важных ситуациях определённые параллели с различными религиозными путями медитации можно ясно увидеть. По этой причине Юнг также, в серии лекций для Цюрихской школы технологии, провёл детальное сравнение между бессознательным, как он понимал его, и восточными разновидностями йоги, упражнениями святого Игнатия Лойолы и медитативными практиками алхимиков. Из этого сравнения видно, что эти последние (практики алхимиков) значительно ближе к юнговскому активному воображению, чем другие два[9], по следующей причине. В восточных формах йоги (возможно, за исключением медитации в дзен-буддизме, к которой я вернусь позже) «гуру» в значительной степени берёт на себя руководство, и некоторые инструкции также приведены в текстах, которые могли бы направить студента к опыту того, что мы называем Самостью. В христианских упражнениях, образ Самости обретает явное воплощение во Христе, и здесь тоже студент определённым образом подводится к его достижению внутренне. В обоих случаях ученик предупреждён о препятствиях, и ему сказано, как он должен «избегать их или отвергать как искушения.»[10]

В сравнении со всеми этими процессами активное воображение Юнга гораздо менее запрограммировано. Там нет цели, которую нужно достигнуть (нет «тренинга по индивидуации»), нет модели, образа или текста, служащего руководством на пути, нет предписанной физической позы или дыхательного упражнения (как нет и кушетки, и участия аналитика в фантазии). Кто-то просто начинает с представления себя изнутри, или с относительно неубедительной ситуации сна, или с сиюминутного настроения. Если возникает препятствие, медитирующий волен рассматривать его как препятствие или нет; это только от него зависит, как ему следует на это реагировать. Таким образом, каждый шаг становится уникальным, ответственным индивидуальным выбором и, по этой причине, также уникальной «сказкой просто так», синтезом сознательных и бессознательных тенденций. Скажем так, тот, кто воображает, пытается в фантазии достичь вершины высокой горы, а красивые женщины приходят и пытаются заманить его в морские глубины. В этот момент мы не говорим ему: «Это эротическая фантазия, искушение, которое пытается отвлечь вас от достижения вашей заветной цели.» Мы также не говорим: «Это часть жизни, которую вы должны интегрировать до того, как продолжите восхождение!» Мы ничего не говорим ему. Тот, кто воображает, должен сам изучить, что такое то, с чем он столкнулся, и что ему следует с этим делать — точно так же, как и в его внешней индивидуальной жизни.

Именно эта абсолютная свобода отличает юнговскую форму активного воображения от почти всех других известных форм медитации, и именно она делает её похожей на imagination vera[11]алхимиков. Алхимики экспериментировали с полностью неизвестной (для них) природой материальной реальности и её психическими аспектами. У них также не было плана, но они вглядывались в темноту в поисках ничего иного как своего собственного опыта. У них вообще не было или были только смутные интуитивные представления, касающиеся того, что происходит, и никаких внешних принятых этических руководств по поведению — ничего, кроме их собственного внутреннего голоса. Они искали «божественную реальность» здесь и сейчас в материальном мире; сами они, по большей части, не знали ничего более этого. Именно поэтому их путь и их символический опыт настолько похожи на таковые у современных мужчин и женщин.

В этой абсолютной свободе без плана, пожалуй, дзен-буддизм с его движением в направлении сатори ближе всего к юнгианскому подходу. Здесь также известен только факт, что некоторое количество мастеров испытали реальный опыт Самости и жизни на её основе,— всё остальное непредсказуемо и не может быть предусмотрено заранее. Единственное, что отличает Дзен от юнговского активного воображения, насколько я могу видеть, состоит в следующем. В дзен-буддизме — по крайне мере, к этому мнению я пришла в разговоре с профессором Д.Т. Судзуки — образы фантазий и сны, которые появляются, не считаются ценными, но как раз наоборот, рассматриваются как относительно неважные элементы, которые пока ещё скрывают «истинную природу». Мастер пытается заставить ученика отказаться от них, как и от других ложные привязанностей эго. Напротив, в активном воображении Юнга, мы, не рассуждая, наклоняемся, чтобы подобрать каждый кусочек символа, который наша психика предлагает нам, и работаем с ним, так как для нас это может оказаться набросок или часть Самости — может быть, непризнанная часть. В любом случае, здесь нет предписанного поведения. Эта величайшая свобода, на самом деле, наиболее трудна, но, по моему мнению, она —наиболее ценный аспект юнгианского духовного пути.

Это подводит нас к определённой проблеме, которая могла бы оказаться предметом споров. Юнг принадлежал к самому левому крылу психотерапевтов, которые безусловно выступали за свободу личности. В медитации, как она представлена, например, в аутогенной тренировке J.H. Schultz, мы всё ещё находим предписанные упражнения на физическое расслабление. В руководстве Carl Happich по медитации предлагаются темы вроде «луг детства» или «гора», и психотерапевты направляют анализанда в фантазиях к этим темам. Что касается метода Rene Desoille («сон наяву»), метода, который многим обязан Юнгу, фундаментальное различие состоит в том, что психотерапевт предлагает свою собственную реакцию на символические внутренние события; например, он предлагает пациенту, что далее можно или следует делать в символической ситуации. Также Desoille требует проживания коллективного бессознательного и его архетипов и, в то же самое время, чтобы эти последние были подчинены. Т.о., слишком большой акцент, на наш вкус, ставится на руководстве психотерапевта и его реакциях; это никоим образом не способствует нравственной и духовной независимости анализанда.

Как мы видим здесь и из примеров, что я представила, в юнгианском активном воображении психотерапевт только занимает позицию по вопросу о том, является ли фантазия подлинной или нет. Его дальнейшее вмешательство состоит только в том, чтобы когда как реакция появляются симптомы или сны, интерпретировать значимость этих снов и симптомов способом, отличным от привычного для данного анализа. Как мы можем вспомнить, это был сон, а не я, кто предположил, что женщина ссылается на прежний опыт чёрной магии; и это был именно психогенный сердечный приступ, предупредивший художника не забывать о своём «сердце».

Такие спонтанные реакции бессознательного на активное воображение возникают часто. Они позволяют нам, как было описано, развязать анализандам. Для них является значимым опытом то, что «мастер», в конце концов, живёт в их собственной психике — medicus intimus, как профессор Schmaltz метко назвал это. Восточные медитативые практики, равно как и христианские, базируются на многовековой исторической традиции и, таким образом, обладают преимуществом имеющихся руководств, которые уже были опробованы и адаптированы множеством людей; но именно по этой причине они могут оказаться оковами для процесса индивидуации. Как Юнг многократно отмечал, современные люди уже настолько перегружены, как внутренне, так и внешне, заповедями, требованиями, рекомендациями, слоганами, коллективными предложениями, идеализмом и прочими (также хорошими) руководствами, что, возможно, стоит усилий дать им возможность реализовать свою собственную природу без принуждения и полностью самостоятельным образом. Это тот способ, возможно, которым божественное влияние проявляется в психике в наиболее чистой форме — без посторонней помощи. Кроме того, вероятно, что человек лучше всего сопротивляется деструктивным коллективным влияниям своего времени, когда полностью в одиночестве и при помощи своего внутреннего опыта он укореняется в своём отношении к Богу.