Разлука укрепляет чувства. Часть 2.

"Человек человеку волк" Томас Гоббс.

Свет, пробивавшийся сквозь тюремную решётку рисовал на чёрном столе располосованный серый квадрат. Лицо подозреваемого было беспощадно спокойным, и, хотя на нём не было ни следа насмешки, Джареду казалось, что Джейсон смеялся во весь голос. И как бы он не был настроен держаться уверенно и ровно, как ему не хотелось блеснуть умом, под этим чугунным взглядом ему казалось, что он становился ниже ростом и глупее. Барская одежда стала казаться лохмотьями бедняка, и обнажалась сквозь неё, распарывая швы, его робкая рабская масть. Всё это новое дворянское напыление, облазило, как поддельная позолота. Спасаться бегством было слишком поздно, он уже вошёл в комнату для свиданий. Пришлось сесть на стул, обмертвевшему и вспотевшему, со сжатыми от напряжения плечами.
- Ты расслабься, "Тристан", - он сверкнул глазами. - Вряд ли здесь мне удастся сделать с тобой то, что нужно было бы с тобой сделать.
- Зачем вы меня позвали, милорд? - выдавил из себя Джаред.
Джейсон облокотился на стол, придвинулся ближе к Падалеки.
- Мне нужна твоя помощь.
- С чего вы взяли, что я буду вам помогать? - парень убрал руки на край столешницы, чтобы быть как можно дальше от монстра.
- Ты же хочешь продолжать играть в барона, пахарь? - неожиданно громко спросил Эклз.
Падалеки невольно огляделся по сторонам, не услышал ли кто. Как-то бессильно его ладони опустились на колени.
- Шантаж, это низко... - прошептал он.
- Обман ещё хуже, пахарь, - Джейсон коснулся ступнёй его икры. - И я не очень-то хочу умирать на виселице за убийство, которое не совершал, пока мой брат будет развлекаться с тобой.
- Откуда мне знать? Ваш клинок стал орудием убийства, - Падалеки отдёрнул ногу, прижал её крепче к стулу, чтобы избежать повторного касания.
- Зачем мне убивать племянника Ферфакса? Ты прекрасно знаешь, что никто не видел, как я тебя бил, всё было заперто! Да даже если бы он и видел, мне бы удалось с ним договориться, поверь, - он звякнул кандалами по столу, и почему-то впервые по его лице пробежало просящее выражение.
- И что? Чем я могу помочь? - Джаред же впервые посмотрел на него, почувствовав собственную силу. - Дать показания, что нас никто не мог видеть?
- Да, именно об этом я и хотел попросить, - он улыбнулся и выглядел невозмутимо, и только на дне его глаз обнаруживалась боль.
- Вы в отчаянии, если меня об этом просите, потому что это ровным счётом ничего не изменит, - настала очередь Джареда быть безжалостным. - Мои показания не примут в расчёт, так как я мог быть вами запуган.
Ровно как вчера, он видел в Дженсене ярость, свойственную его брату, так и сейчас он заметил обречённость в Джейсоне, которая обычно сквозила в Дженсене. Лорд действительно не знал, что делать, и ему было тяжело осознавать, что собственный брат отказался от него. Печать отречённости была высечена на его лице. Он был пару секунд повержен проницательностью пахаря, и молчал, потому что ему казалось, что каждое будущее слово только ещё больше обнажит его безнадёжность. Джаред смотрел на него, понимая, что его собственная беспредельная ненависть к Джейсону несколько подтаяла под воздействием другого чувства. Ему стало жаль своего монстра, оставленного один на один с бедой, с которой он ровным счётом ничего не мог поделать. Жаль.
- А алиби? Где вы были в эту ночь, после того, как... - он запнулся, подбирая слова, - Выпали из кареты?
Джаред пытался обойти тему брата, но это явно ему не удалось.
Эклз разразился жутким нервным смехом, отчаянным, будто смеялся сквозь слёзы, только без них.
- Выпал из кареты? - Джейсон почувствал себя действительно жалким. - Ха...
- Кинжал так и остался в конюшне после того, как вы его выбросили, предположим, что кто-то его там нашёл и убил племянника Ферфакса, - Джаред не отрывал взгляда от Джейсона, который застыл, разглядывая свои кандалы. - Если бы у вас было алиби, то и мои показания бы пригодились. Где вы были?
- Где я был? Где я был? - лорд снова рассмеялся.
- Мой собственный брат выкинул меня из кареты, из-за какой-то дырки, которая возомнила себя бароном, - и он с такой злостью посмотрел на Падалеки, что тот весь напрягся и встал из-за стола.
В нём такой протест взыграл от этих слов, что он завёлся так, как никогда не заводился, и даже забыл, что перед ним лорд. Он подошёл ближе к Джейсону, схватил его за руку и потряс ею, чтобы звоном кандалов разбудить в Эклзе здравый смысл, провалившийся под толщу эмоций.
- Слушайте внимательно, милорд! - он опалил дворянина таким горящим взглядом, что тот ни руку не смог одёрнуть, ни возразить. - Я ненавижу вас так же, как и вы меня, но если вы действительно хотите, чтобы я вам помог, то скажите, где вы были.
Внезапно Джейсон выдернул свою руку из хватки Падалеки и положил ему ладонь на поясницу, проведя линию от неё до ягодиц. Джаред изогнулся, фыркнул, словно его спины коснулось что-то неприятно холодное и скользкое.
- Чего ты кипятишься? Тебе же явно понравилось, и я наверняка был не первый, кто отшлёпал тебя?
Джаред ошарашенно отскочил, сердце в груди билось, как пойманная между ладоней бабочка.
- Я сразу понял, что с тобой нужно так обращаться, - он проводил взглядом идущего к двери Джареда.
- Можете рассказывать, что я не лорд, делайте, что хотите, только помните, что вы и себя подставите таким образом, и Дженсена, - пахарь уже почти вышел за дверь.
- Стой, я был в близлежащей таверне, но вряд ли это кто-то подтвердит.
- Почему? Потому что вы ублюдок, смерти которого обрадуются все, ровно как и собственный брат? - он говорил так, словно этими словами вбивал чугунный клин Джейсону между позвонков. Последнее слово, как последний удар молотка. И он буквально услышал, как в установившейся тишине хрустнул надломленный позвоночник.
Джейсон толкнул стол так, что тот едва не перевернулся. Джаред от чувств сбивчиво дышал, но чувствовал некоторое облегчение, ведь только что он победил своего монстра.
- А ты в первую очередь обрадуешься, да, пахарь? - он спрашивал так, словно лежал на лопатках, а в его интонации сочилось презрение соединённое с просьбой бедняка на паперти.
Падалеки снова вошёл в комнату для свиданий, окинул его одновременно строгим и добродушным взглядом, сел снова на стул, не прекращая смотреть Джейсону в глаза.
- Знаете, вы со мной сделали страшную вещь, и не важно, делали ли со мной такое до вас, - Эклз сначала хотел прервать эти нравоучения, но какая-то уважительная джаредовая интонация заставила его слушать. - За это мне следовало бы самому вас убить.
И он замолкает, покусывая губы, уводя глаза куда-то на свои ладони, нервно обдирающие щепки с трухлявого стола.
- Прийти сюда с пистолетом, и, не говоря ни слова, выстрелить вам в пах, а затем контрольным в голову.
Тон его речи такой пробирающий, глубокий, искренний, что у Джейсона мурашки пробегают по спине, и хочется вроде снова засыпать мальчишку вонючими рыбьими потрохами своих похабных слов. Он уверен, что в любой момент может заставить Джареда снова смутиться и потеряться, но это кажется ему таким неправильным, что он молчит, и только лишь через пару секунд спрашивает:
- Тебе просто не дали пистолета? - в его словах звучит нотка... понимания.
- Дело не в этом, я даже не просил. Знаете, я сегодня читал книгу Томаса Гоббса "О человеке", и там написано, что "человек человеку волк".
- Очень верно подмечено, - усмехается Джейсон, грубая усмешка рассекает лицо. - Либо ты, либо тебя.
- А я не хочу, чтобы было так... - он грустно улыбается, и его улыбка лучистая, тонкая, невинная. - В какой таверне вы были?
-"Большой Джон", - сердце Джейсона смягчается, наивность Падалеки для него глупа настолько, что умиляет, и даже ему кажется, что он почувствовал что-то типа вины. - Только не трать силы напрасно, никто не подтвердит. Просто дай свои показания, возможно, их рассмотрят.
- Я зайду к вам через неделю, когда всё выясню, - говорит Джаред и уходит из комнаты, оставляя лорда в таком странном смешении чувств, смешении ставящим в тупик.

***

Сразу из тюрьмы Джаред отправился на поиски таверны, которую ему назвал Джейсон. Он вышел решительный, увесистый, чувствуя подзабытый вкус уважения к себе. Казалось, что весь этот чудовищный стыд, который его заставили пережить, всё-таки не смог изменить в нём главного - его тотального стремления к справедливости и правде. Причём с несправедливостью касательно других он гораздо больше любил разбираться, чем с той, что касалась его. Сейчас он явственно чувствовал, что Эклз не виноват, и его подставили, и если он ему не поможет, то предаст вовсе не Джейсона, а самого себя. Думать о том, что заключение лорда ему выгодно, было невыносимо неприятно, и он откидывал эти мысли подальше, к тому же хотелось докопаться до истины. Кто убил племянника Ферфакса и зачем?
До таверны он дошёл минут за двадцать, первый попавшийся прохожий указал ему путь.
- Милорд, вы в такую рань собрались пить? - насмешливая интонация толстого горожанина не смутила Падалеки, куда больше его слух ласкало слово "милорд". Разыскивая алиби для Джейсона, он почувствовал себя достойным, точнее, достаточно благородным, чтобы называться лордом. Соответствие этому качеству буквально поднимало его со дна и приподнимало над землёй, над всем произошедшим с ним непотребством.
"Большой Джон" была самой известная таверна в городе. В неё иногда наведывались люди высоких чинов, прикрываясь капюшоном и прилично выпивая местного эля. Вывеска над её дверью была вполне обычная - выжженное на деревянном диске улыбающееся лицо, прильнувшее щекой к кружке. Джаред ненадолго замер перед дверью, выдохнул и вошёл. Раньше он никогда по подобным заведениям не ходил. Действительно, в раннее утро посетителей было очень мало, и парень расстроился, что некого будет опрашивать. Все столы были пусты - кроме одного, за которым сидело двое рослых мужчин пропитого вида и одна круглощёкая, полноватая женщина, видимо, официантка. Она привстала со стула, когда увидела в дверях "лорда". Из-под стола был слышен тихий-тихий, заунывный женский плач, будто у кого-то что-то сильно болело, и ничто уже не могло унять эту боль.
- Доброе утро! Милорд желает что-нибудь выпить? У нас лучший эль в городе.
- Нет, спасибо, - улыбнулся Джаред и подошёл к столику. - Мне нужно кое-что узнать.
- Всё для вас, милорд, - Падалеки не мог нарадоваться этому непритворному обращению.
Пьяницы попивали своё пиво молча, но оба уставились на парня въедливым взглядом, изучая его одежду и манеру держаться.
"Могли ли они заподозрить, что я не лорд?" - пронеслось у него в голове. "А, впрочем, им-то какая разница?" - успокоила его следующая мысль. Он старался держать спину ровно и строго смотреть, чтобы больше походить на человека высокого положения.
- К вам позапрошлой ночью не заходил ли граф Джейсон Эклз? - спросил он торопливо у женщины.
При упоминании Джейсона женщина отшатнулась, и её глаза из приветливых стали неприязненными, а мужчины отставили свою выпивку в сторону.
- Пока он был на свободе, мы все делали вид, что рады ему, - горожанин встал из-за стола, выпрямился, и он был огромен. - А теперь, когда он за решёткой, никто из нас и пальцем не пошевелит, чтобы ему помочь...
Падалеки попятился, вид у нетрезвого амбала был угрожающим.
- Вы же пришли за тем, чтобы найти для него алиби? - подхватил второй, поднимаясь со стула, он был поменьше ростом, зато шире в плечах.
- Да, - Джаред пытался держаться невозмутимо. - Так значит, он был здесь позапрошлой ночью?
От такой наглости первый амбал проскрипел зубами - до того плотно сжал челюсти.
- Ты верно не понял, щенок? Даже если бы он и был здесь, то никто этого не подтвердит!
- Уходите отсюда, милорд, да побыстрее! - умоляюще пробормотала женщина. - Иначе не миновать беды.
Мужчины подошли к Джареду вплотную, оттолкнув официантку.
- Стойте, - Падалеки манерно вскинул руки. - Вполне возможно, что он в тюрьме за убийство, которое не совершал!
- Ага, зато на нём масса других преступлений, как например, бездействие, когда люди в его графстве голодали и умирали от чумы, а он предавался содомскому греху в Лондоне! - от этих слов у Джареда всё внутри похолодело. - Не один ли вы из его мальчиков?
Дар речи исчез напрочь.
- Думаете, что мы ничего не знаем, милорд? Нам плевать на его боевые заслуги, на то, что он вхож в королевский двор. Мы знаем, что он угнетает своих крестьян и грешит. Ему место на костре, тюрьма слишком слабое наказание для него.
Парень стоял, едва дыша. Его будто ушатом холодной воды облили. Всё стало казаться ему таким противным и неправильным. Джейсон действительно заслуживал наказания и посуровей, чем виселица. Джаред разочарованно вздохнул, обошёл мужчин, встал у их стола, наклонился и увидел под ним абсолютно голую девочку лет четырнадцати, она дрожала от холода. Её раздавленный вид сразу подсказал крестьянину, что с ней творилось этой ночью. По сердцу его будто чиркнули наждаком - оно от боли словно заискрило. Падалеки без раздумий снял с себя кафтан, который оставил ему Дженсен, и протянул девочке. Она осторожно взяла, не прекращая плакать. Это было единственное, что он мог для неё сделать.
- Что вы делаете, милорд? Она же шлюха! - презрительным тоном бросил второй амбал.
Джаред, поднимая голову, увидел на штанах у второго амбала белёсое пятно, и его такое разразило презрение, что хотелось стоящим на столе стаканом размозжить ему голову. Только слава Богу, что его здравый смысл возобладал над его эмоциями - он бессильно отступил, пытаясь проглотить ком, что стоял в его горле.
- Если графу гореть на костре, то и вам с ним, - прошипел он сквозь стиснутые зубы, затем ринулся к двери и вышел. Прохладный осенний воздух обдул его стремительно увлажняющиеся щёки, пройдя пару метров, он зашёл в переулок и сел на вымощенную камнем землю. Вот так вот горько ему не было ещё никогда. Он вспоминал эту девочку, и невольно ему думалось и о себе, и о неискоренимой несправедливости, которую не победить, сколько не борись.
"Человек человеку волк" - прошептал он вслух. - "Все норовят друг друга использовать".
Ему стало холодно в одной рубашке, и он свернул в узкий переулок, направляясь к воротам города, туда, где оставил кучера его ждать. Вдруг его окликнули сзади.
- Милорд, - прохрипел севший девичий голос, словно тлеющая искра в густой и влажной темноте. - Спасибо.
А Джаред и посмотреть на неё не мог, до того разрывалось сердце. Она подошла к нему ближе, а он наклонил голову, чтобы не показать своего стёршегося лица.
- Не за что, - сказал он полушёпотом куда-то в мостовую.
- Вам смотреть на меня тошно, милорд? - девочка расстроенно напрягла рот, выдавливая однобокую разочарованную улыбку.
Джаред поднял глаза, увидел её воспалённые глаза и щёки, дома вокруг зашатались словно пьяные. Он помолчал пару секунд, просто тупо разглядывая кафтан Дженсена на ней. Он заканчивался у неё на поцарапанных коленях и прикрывал почти всю наготу. Так и стоял Падалеки, как полоумный, не имея мочи вымолвить хоть что-нибудь. Не скажешь же девочке, что не на неё смотреть тошно - на себя. Она кладёт свою ладонь на рукав его рубашки.
- Не переживайте вы так, я каждую ночь плачу, зато на следующий день мама покупает мне конфеты, - она говорила будничной интонацией, а при упоминании конфет вообще повеселела.
У Джареда на губах вздрогнул припадочный смешок.
- Нет ничего смешного милорд, - девочка прикусила губу, сдерживая слёзы. - Мой отец умер во время чумы, мать слишком слаба, чтобы справится с мельницей, а конфеты - единственная радость в моей жизни.
"Конфеты, отдавать себя за конфеты - отвратительно нелепо, а я отдавал себя за то, чтобы на идиотском балу зваться "милордом". Неизвестно, что ещё нелепее".
- Какие конфеты ты любишь? - сказал он, сделавшись бледным, и слова лихорадочно соскакивали с его губ, словно он был в бреду.
- Цукаты, - улыбнулась девочка.
- Я принесу тебе как-нибудь.
Он отвернулся, и, ведомый неотвязным желанием уйти, засеменил к центральной улице.
- Стойте, милорд! Я вышла, чтобы сказать, что человек, похожий на лорда Джейсона был тут позавчера, и очень быстро покинул таверну со смотрительницей кладбища.
Падалеки остановился, посмотрел на неё, его потухшие глаза вновь обретали цвет.
- Со смотрительницей кладбища? Это точно был он?
- Я не уверена, что это был именно граф, по крайней мере, он был похож. А эта женщина живёт на южной окраине Роклиффа, собственно рядом с кладбищем, - она глубоко вздохнула. - Спасибо вам за кафтан, в нём тепло.
Обессиленная ярость и боль обратились согревающим жгучим спиртом, словно Джаред глотнул креплёного вина.
- Тебе спасибо за помощь, с меня цукаты, - он подмигнул ей, а затем вопросительно на неё посмотрел, сообразив, что не спросил её имя.
- Мэгги, - ответила она, и, укутавшись к кафтан, скрылась за домами.

***

Джаред вернулся в Уортхилл к вечеру. Дженсена к тому времени не было уже второй день, он занимался делами графства. Поэтому пахарь весь день сидел за работой над своей машиной в каморке, в которой и спал, принципиально не ночуя в комнате Тристана, хотя лорд распорядился иначе. Свиток да Винчи действительно помогал ему, ориентироваться на него было гораздо проще, чем на записи Сомерсета. За следующие двое суток он добился существенных продвижений, и теперь положение не казалось ему таким безнадёжным. Всё это время он был один, только Молли изредка приносила ему еду, правда, Джаред ел всегда с опаской, боясь, что если она и не попытается его отравить, то плюнуть обозлённая служанка всё же могла. Он рисовал чертежи и уже написал список необходимых вещей, думая подспудно о том, что когда поедет за ними в город, то зайдёт по адресу, который ему дала проститутка, а после занесёт ей цукатов.
Падалеки сидел за столом, прикидывая, не забыл ли он чего, когда услышал скрип двери.
- Спасибо, Молли, - пробормотал он, не отрываясь от листа.
- Это я, - усталая интонация Дженсена заставила пахаря повернуть голову. - Принёс тебе нормальной еды, а то эта карга чувствую, кормила тебя харчами для слуг.
Он брезгливо поморщился.
- Так я же слуга, - недоумённо ответил Падалеки. - Не беспокойтесь, мне известно моё место.
- Эй, я просто хотел сделать тебе приятно, а ты опять нападаешь... - Эклз поставил тарелку на стол.
- А мне всего лишь не хочется быть дыркой, возомнившей себя бароном, - Джаред снова уставился в чертёж, сообразив, что только что выразился в точь-в-точь, как Джейсон.
- Моего брата, что, выпустили из тюрьмы, и он опять промыл тебе мозги? - он сказал это с таким сарказмом и недовольством, как будто это было самое неприятное, что могло случиться.
- А вы действительно так не хотите, чтобы он вернулся?
- Ты шутишь? Я впервые в жизни свободен... - он показательно вздохнул полной грудью. - А почему ты спрашиваешь? Неужели тебе правда понравилось то, что он с тобой сделал?
Джаред иронично ухмыльнулся, словно только что услышал неприглядный бред.
- Он сделал со мной отвратительное, но знаете, ещё отвратительнее то, что вы так печётесь о том, а не понравилось ли это мне? Если это ревность, то она невероятно глупа...
Дженсен от этих слов как стоял, так и осел в кресло. Смущённым румянцем покрылись его щёки, и он даже не знал, что ответить на этот выпад, явно подготовленный заранее.
- Прости, если тебя это задело, Джаред, но ты не заметил, что защищаешь человека, который тебя жестоко избил и изнасиловал? - попытался он исправить положение.
- Я его не защищаю, просто странно, что вы так равнодушны к тому, что ваш брат умрёт на виселице через месяц.
Эклз протяжно выдохнул, сцепил локти на груди.
- Равнодушие - самое лучшее наказание для него, и давай закроем эту тему.
После этих слов Джаред понял, что рассказывать о своём свидании с Джейсоном и тем более о своём поиске алиби для него явно не стоит.
- Мне думалось, что мы разъяснились тогда - в четверг, - лорд вытащил чертёж из-под носа Падалеки, чтобы тот посмотрел на него. - Зачем ты опять мусолишь ту же тему?
Пахарь достал из ящика стола томик Гоббса "О человеке", и положил под нос Дженсену.
- Поэтому. "Прогрессивные мысли""? Вы бы мне ещё Николаса Эймерика подсунули, его замечательную книгу "Пособие по инквизиции".
- А что, это плохая книжка?
- Я надеюсь, что вы не "Пособие" имеете в виду, - насмешливо вскинул бровь Джаред. - А вы сами почитайте Гоббса. Вы же его не читали, даже не знаете, о чём он пишет? Верно?
Лорд пристыжённо поджал губы, взял книгу, открыл её и словно студент уличенный в незнании предмета, принялся тупо смотреть на развернувшиеся перед ним столбцы букв.
- Все эти подарки, лишь бы понравится мне, все эти подачки, еда, красивая одежда, мягкая постель, - он вскинул руки. - А потом спрашиваете, почему я всё это отвергаю? Вы же сами ко мне, как к дешёвой проститутке, бросаете мне грош. Вы подарили мне книгу, которую даже поленились прочитать. Вы видите во мне то же самое, что и ваш брат, просто у вас подходы разные.
- Прости, я думал, что тебе понравится, мне сказали, что это "прогрессивные мысли".
- Прогрессивные для кого? Для короля?
Дженсен вдруг сел в кресло поудобнее, открыл книгу на первой странице.
- Ладно, ты тогда работай, а я буду исправляться...
- Как это?
- Прочитаю книгу.
Невольная улыбка озарила лицо Джареда, он так любил, когда удавалось кого-то убедить читать, будто в этом было нечто сакральное, что присоединяло людей к его стае, а сам он чувствовал себя кем-то вроде гуру, и это тешило его самолюбие лучше любых побед и свершений.
- Предупреждаю, она скучная, вряд ли вы её осилите, - он попытался подтрунить над Эклзом, но тот уже весь был в книге и не ответил.
Джаред дочерчивал до глубокой ночи, и каждый раз поднимая голову, поглядывал на лорда, читает ли тот, всё время он находил его погружённым в это занятие. Только когда он уже закончил, потянулся, встал из-за стола, и решил спросить у Дженсена, как книга, то обнаружил его уже спящим на неразобранной кровати, лицом в последних страницах. Это было очаровательное зрелище, лорд выглядел таким беззащитным и милым. Во сне Эклз так напоминал ребёнка, которого хотелось раздеть, укрыть одеялом и обнять, чтобы ему теплее спалось. Пусть для Джареда это были не самые привычные мысли, и его чувства к лорду были довольно скептическими, сейчас всё его естество толкало его на этот искренний акт заботы. Он снял с одного края кровати покрывало, стянул с Дженсена сапоги и коут, даже подумал, что нужно было бы и штаны снять с рубашкой, но побоялся неоднозначности этого жеста. Затем подтолкнул спящее тело на расправленную часть кровати. Укрыл полотном одеяла и пару минут стоял, соображая, куда теперь деваться самому? Поспать в кресле, уснуть за столом, уткнувшись в чертёж, или лечь на кровать рядом с лордом. В сон уже клонило неумолимо, и таким сладким нытьём звала его кровать, звала его с особенной теплотой своей согретости. А ему очень хотелось быть согретым, он словно перед прыжком зажмурил глаза, отбрасывая сомнения, нырнул под одеяло рядом с Эклзом. Джаред почему-то был уверен, что мужчина не проснётся до утра, слишком уставшим он выглядел в этот вечер. Пахарь лёг сначала на край, глядя лорду в макушку, тот пошевелился немного, едва не разбуженный вознёй. На краю лежать было неудобно, и какая-то предательская ломота тянула его руку лечь поверх плеч Дженсена - обнять его. В действительности в его сердце было много благодарности к лорду, просто всегда она перекрывалась грязью от случившегося с ним. Сейчас, когда её покровы спали, боль немного уменьшилась, он увидел своего "покровителя" иначе, он распознал в нём хорошие черты, увидел, что он может признавать свои ошибки, в отличии от брата, и все его неумелые попытки расположить Джареда к себе более чистосердечны, чем корыстны. Одни эти мысли уже облегчали его грудь: уже один человек-не-волк был с ним рядом, и это по-человечески радовало парня, заставляя сердце идеалиста биться быстрее. Он не уловил момент, когда его рука обняла Дженсена, в каком-то по-детски восторженном порыве. Однако под рёбрами словно пятак звякнул, когда горячая кисть лорда легла поверх его руки и потянула на свою грудь. Он испугался, что ошибся, и сейчас Эклз, приняв его невинный порыв за призыв к телесной близости, попытается склонить его сексу. Падалеки чуть было не дёрнул руку обратно, но лорд ничего не сделал кроме того, что прижал её к рёбрам, в теплоту и чистую негу. Напрягшийся Джаред расслабился и не сопротивлялся, прислушиваясь к стуку сердца. Там-там, там-там, там-там-там-там - оно билось неровно, аритмично, но, слушая это биение, он почувствовал себя в лоне абсолютной искренности, такой подлинной, что даже немного саднило в горле и резало глаза. Отдавшись чувствам, он большим пальцем погладил грудь лорда, как бы подтверждая. "Я слышу твоё сердце". У Дженсена внутри перелилось через край что-то прохладное, свежее и спокойное. Он будто ощутил, что они с Джаредом не лорд и слуга, не дворянин и чернь, не образованный и бездарь, а они оба люди, которые по-человечески прикоснулись друг к другу. Мужчина ухватил его руку чуть жарче и поднёс к губам, словно что-то очень ценное и поцеловал её несколько раз.
- Я понял, что тебе не понравилось в книге, - прошептал он, отрываясь от ладони, но всё ещё деликатно держа её в своей. - Про то, что человеческая природа - это вечная война за власть, и у аристократов в ней гораздо больше прав, чем у крестьян.
Радость и изумление Джареда были сверх меры, он не ожидал, что Эклз так точно сможет понять суть его негодования, и он немного сдавленно засмеялся, щекотя своим дыханием шею Дженсена. И графу в голову, словно струёй пара, ударило волнительное желание развернуться к нему лицом и поцеловать. Только страшно было спугнуть этот волшебный миг, он был словно ласточка, осторожно севшая на указательные пальцы.
- Да, милорд, вы правы. - ему самому захотелось на секунду прильнуть губами к нежной коже на шее лорда. - Вы прочитали книгу, чтобы понять, что мне не понравилось?
- Ага, хотя Гоббс же и много подходящих тебе вещей говорит, про то, например, что у всех должны быть права.
- Мне кажется, что он написал про власть аристократов, чтобы угодить королю. Это лицемерие.
- Безусловно, - Дженсен устало выдохнул, справляясь с телесными порывами.
- Где вы были почти три дня? - спросил Падалеки, чуть отодвигаясь от лорда, понимая, что слишком сильно прижался к его спине. Приятного тепла стало немного меньше.
- У нас в графстве большие проблемы, много людей умерло в прошлом году из-за чумы, а сейчас хороший урожай пшеницы, и мы рискуем потерять его, потому что не хватает мельников, да и много чего не хватает, - он расстроено чпокнул губами. - Завтра нам нужно идти к герцогу, ты помнишь?
- Да, помню, но уже не уверен, что нужно, - он хотел было забрать свою руку и лечь на спину, но Эклз ухватил её крепче, и не позволил. - Это же обман, это низко...
- Он так много про тебя говорит, и просто требует, чтобы ты пришёл, - Дженсен снова прижал его руку к своей груди. - Будет хуже, если он снова заявится сюда. К тому же, я бы хотел, чтобы ты пошёл. Если ты будешь со мной, возможно, он смягчит свой гнев из-за пропадающего урожая. Пойдёшь?
- Хорошо, - Джареду очень нравилось быть полезным, и он даже снова расслабил свою руку, отдаваясь во власть пальцев лорда, щекотно гладящих его по мягкой части кисти.
- Ты обещал научить меня латыни, кстати. Когда уже приступим?
- Я думал, что вы об этом попросили, только чтобы... - сказал несмело Джаред.
- Нет, я, правда, хочу научиться, - перебил его лорд, а затем снова поцеловал ладонь. - Как у тебя дела с твоей машиной?
- Спасибо, всё продвигается даже быстрее, чем я думал, - он улыбнулся, когда третий слишком мокрый поцелуй оросил его кисть. - Вы уже всю мою руку исцеловали, милорд.
- О, у меня какая-то нездоровая страсть к этой руке, в твоей горсти такая сладость, что я целую и словно пью из неё сахарный сироп, - Дженсен говорил это с придыханием, искренне, будто и правда, пил.
Падалеки смущённо улыбнулся и уткнулся на минуту в его тёплую спину, немного жалея, что не снял с лорда рубашку.
- Спокойной ночи, Джаред, - прошептал Эклз и снова спрятал его руку в нёдра своего тепла.

Мука и зола. Часть 1

Пить из Чаши Грааля

В одиночестве воспоминания обуревают как стая стервятников, слетающихся на мёртвое тело. Джейсон покусывает губы, трёт переносицу, ломает соломинки, которыми выстлан пол темницы. Ощущение такое мерзкое, будто он не в темнице, а в захудалом хлеву, как какой-то бешеный бык, вспоровший живот глупому фермеру, по наивности подошедшему слишком близко, и люди решают, нужно ли быка прикончить, или он ещё пригодится. Так ему думалось про Джареда, которому он доверил свою судьбу, точнее, ему пришлось доверить. Что до Дженсена, то при мысли о нём, в носу объявлялся запах гари, в глаза словно въедался чёрный дым, и самое яркое воспоминание заглатывало его целиком. Оно заливало так, что он захлёбывался своими же ощущениями, заново переживая жар огня, едва не погубившего их с братом. Соломинка вываливается из ладони, и по спине дрожь, то ли от страха, то ли от того трепещущего вожделения, которое не внизу живота, а во всём теле, звеня даже в пальцах.

Разве может Дженсен ненавидеть его за любовь? Любовь, которая толкнула его в пятнадцать лет в горящий амбар, помогла ему голыми ладонями отодвинуть горящую балку и достать из-под неё брата.

***

- Милорд, у вас была обожжена спина? - спрашивает Джаред, краем глаза увидев два продолговатых пятна смятой кожи среди белой красивой спины Дженсена.
Тот быстро натягивает рубашку, поправляет кружевные манжеты; память, она как язва, забрасывает соринку в мякоть сознания и разрастается до болезненных размеров. Он в этот миг вспомнил тот же пожар в амбаре: запах гари, невыносимо горячий воздух, едкий дым, балка, что упала ему на спину.
- Я в юности устроил пожар в хранилище муки, - бормочет он тихо и смотрит на то место во дворе, где когда-то стояло сгоревшее строение.
Джаред вскидывает бровь, удивлённо пожимает плечами.

***

Джейсон достал брата из-под завалов живым, лишь с ушибом спины и небольшими ожогами поперёк позвоночника. Обида, горькая, как полынь, отравила ему всё горло - брат помнил не это. Не этот его истовый порыв спасти самое ценное, без всяких сомнений и проволочек. Лорд был уверен, что брат бросил этот клочок памяти в пропасть забвения, а помнит лишь то, что случилось на следующий день.
И что же в сущности было? Он вошёл в комнату Дженсена шалый, будто пил много, во рту нет слов, они все затолканы глубоко в гортань. "Дженни, я люблю тебя так, что и не дышится!" - вот что он мог бы сказать, будь он говорливее и мягче. Вместо этого сдирает с него голого, в перевязке, простынь, в одно движение, и бросает её на пол подальше от кровати.
- Что ты делаешь, Джей?! - недоумение и толика страха широко распахнули его глаза.
- Ты вчера чуть не прикончил себя! Зачем ты ходил ночью в амбар?
- Я читал, - бубнит Дженсен и переворачивается на живот, пытаясь дотянуться до брошенного на пол покрывала, две половинки его ягодиц мерцанием своей кожи в свете свечей стали для Джейсона двумя половинками мира, который в эти секунды сошёлся на них.
Джейсон садится рядом и опускает ладонь ровно посередине между его ягодицами. От такого прикосновения брат столбенеет изнутри, рука, шарящая по полу, так и застыла, полусогнутая, Дженсен оборачивается на близнеца, большой палец гладит его по мягким округлостям, безнаказанно проникает в тёплое преддверие сокровенности. Джейсона изнутри берёт страх, обливает его кипящим оловом - если брат ему откажет, то он всё равно не сможет остановиться, пока не возьмёт его, пока не насытится. Они встретились взглядами - один покорный и потерянный, другой полный маниакальной любви и такого же вожделения. Палец проникает глубже, касается заветной дырочки, играет с ней, изучает края, щекочет маленькие складочки на напряжённых мышцах. Он словно завис над пропастью, настолько он был слаб перед своим желанием, что только и мог, что рухнуть в его бездну - надавить на вход и оказаться на полфаланги в брате. Дженни смотрит на него, как подстреленная лань: удивлённо и повержено, словно готов был к этому, но не ждал так внезапно.

***

Выпивая бокал вина, взятый с подноса Дженсен вспоминает свои мысли в тот порочный миг.
"Как я могу отказать? Он не отступит, коршун никогда не выпускает из когтей мышь, как бы она не пищала. К тому же пищать можно, только если ты женщина, и такое точно не пристало мужчине. Сказать что-то против, защищаться - оказаться неблагодарным уродом - он вчера спас мою жизнь"
Ощущение сдавливающих тисков не покидало лорда и сейчас, ровно как и тогда. Конечно, всё было предвидено. Он всегда замечал, как близнец смотрит на него - раздевая взглядом, если он в одежде, и сладостно облизываясь, если посчастливилось мыться с ним в одной ванне; как старался прижаться к нему пахом, чтобы незаметно потереться; и как приходил целовать его по ночам, когда Дженсен притворялся, что спит. Это был просто переход на новый уровень.
Падалеки вопросительно поглядывает на дрожащий в его руке бокал.

***

Солнечный свет сквозит через решётку, полосками падая Джейсону на лицо. В его паху горит огнём от той ясности и чёткости, с какой он помнит тот вечер, с какой он помнит тело брата. Его стиснутые от боли челюсти, когда в нём оказалось два пальца, и они растягивали его, расходясь в стороны. Дженни смотрит на Джейсона, а тот уже на свои руки, на порнографическое действо, которое они совершали, исследуя гладкость и тесноту его нутра. Джейсона штормило, как от колдовского зелья, мир вокруг стал фантастически мутным, несуществующим. Вот он дорвался до самой святейшей для него Чаши Грааля. Он трогал её золотые стенки, едва смея верить в реальность этого мига. Испить из чаши - удостовериться. Вот о чём молило всё его естество, изнемогая от ломоты влечения. Как сошедший с ума папертник, дорвавшийся до сокровищницы короля. Он поцеловал ягодицу, самый её мерцающий кусочек кожи на возвышении.

***

Дженсен осушает бокал до дна, пытаясь заглушить растущую тревогу. Чтобы унять память, он смотрит, как одевается Падалеки. Как струится с его лица восторженная улыбка, когда он застёгивает тёмно-зелёный жюстокор, который лорд ему купил на днях, и как чудесно он подходит к его глазам, фигуре и этой улыбке, самой живой и честной из тех, что когда-либо видел Дженсен. Джаред ловит его взгляд и отворачивается.
"Он думает, что я смотрю с вожделением" - проносится мысль. Лорд сокрушённо мотает головой и случайно снова глядит в окно - глаза так и вперились в отсутствующий амбар. Череда мокрых поцелуев воскресла в памяти так, словно Джейсон снова касался губами его ягодиц, проталкивал пальцы вглубь его тела, и от каждого движения у Дженсена перехватывало дыхание. Память окатила шею и плечи ознобом и колким холодком, отдающим чем-то томительно-приятным и постыдным. Он стоит у окна, больно прикусив нижнюю губу. Воспоминание неумолимо разворачивалось дальше. Джейсон отодвинул одну его ногу, шире развёл ягодицы горячими ладонями и поцеловал прямо в раздразненную пальцами дырочку, оросил её влагой своего рта. Дженсена таким кипятком окатило, что он и сейчас еле удержался, чтобы не застонать, а тогда он протяжно, чувственно охнул, бросая Джейсону на стол всего себя, и руки беспомощно вцепились в подушку, голова нырнула в неё, чтобы спрятаться от собственного жгучего стыда. Было так приятно от прохладных мокрых поцелуев, что тело ныло от желания изогнуться. В этом было что-то жестокое сверх меры, что-то чудовищное. Джейсон не просто брал его тело, он поглощал его целиком.

***

Джейсон хлопает себя по щекам, пытаясь охладить свой пыл, ведь в противном случае всё, что ему оставалось - это мастурбировать на воспоминание. Как жалкому неудачнику, брошенному всеми, кроме памяти. Но его естество сейчас только и жило, что вот этой красочной картиной, этим сочным образом, этим вкусом брата на губах. Он помнил, как прокладывал себе дорожку поцелуями вверх по его спине, и как истошно клокотало сердце от счастья. Оно и сейчас стучит, как сумасшедшее, пытаясь выстучать дыру в рёбрах. Он доходит губами до плеч, до сладкой нежной кожи, он уже миновал перевязку, прикоснувшись к ней так, чтобы не было боли, но чувствовалось участие. Дженсен не поднимает голову с подушки, дышит сбивчиво, но подаётся навстречу поцелуям. Джейсон добирается до шеи, с<