Я стала продвигаться в глубь времен скачками по сто лет, пытаясь выяснить, сколько жизней Кэтрин прожила, но, вполне возможно, что некоторые из них я пропустила.

Много раз всплывали малопонятные факты, которые можно было подтвердить только с помощью кропотливых исследований. Мы даже попали в волшебное царство духа, где получили сведения о том, что происходит с душой после того, как она покидает тело и входит в так называемое «посмертное состояние». О многом из того, что мы тогда узнали, я рассказала в книге «Между смертью и жизнью»*.

Каждую неделю я старалась продвинуться по крайней мере на одну жизнь назад. Я считала, что если какая-нибудь из этих жизней будет чем-то особенно интересна, мы сможем вернуться к ней позже и задать дополнительные вопросы. Такой метод описан в книге «Пять жизней, которые удалось вспомнить», но субъект, о котором там рассказывается, прожил всего 5 жизней. С ним было намного проще.

По мере того как я медленно вела Кэти в глубь времен, мы подошли к началу нашей эры и к этому моменту обнаружили 26 самостоятельных жизней. Похоже, все это множество жизней было поровну разделено между мужчинами и женщинами, богатыми и бедными, образованными и неучеными. В каждой жизни можно было найти массу подробностей о религиозных верованиях и культурных традициях того времени. Я уверена, что даже ученый, искушенный в истории и антропологии, не смог бы сравниться с Кэти в знании таких потрясающих деталей, какие сообщила она.

Нет, это было не научное, а какое-то иное знание. Я предпочитаю думать, что она действительно прожила все эти жизни, и это знание было скрыто в обширной памяти того «компьютера», который называется бессознательное. Требовалось только нажать на нужные кнопки и дать памяти сигнал, чтобы знание вышло на поверхность и было пережито снова.

Мы не знаем, сколько еще жизней ждут своего часа, чтобы вновь увидеть дневной свет. Истории об этих других жизнях будут рассказаны в другой книге. Было бы несправедливо пытаться втиснуть их все под одну обложку. Для этого в них слишком много информации.

 

Когда я убедилась, что сущность, на которую мы натолкнулись, может сообщить сведения о жизни Христа, я подумала, что будет важно задержаться на этом периоде и посмотреть, что получится.

 

 

' Долорес Кэинон. Между смертью и жизнью.

Я не имела представления, куда заведет эксперимент и получится ли вообще что-нибудь стоящее. Но, собираясь использовать даже самый ничтожный шанс найти что-то, я прекратила уводить Кэти в глубь истории и стала раз за разом возвращать ее к жизни Садди, одного из ессейских учителей Иисуса, чтобы получить как можно больше сведений. Это длилось больше трех месяцев и заняло у нас 13 сеансов.

Если бы эта жизнь была первой, с которой я встретилась в процессе работы с Кэти, я бы немедленно отвергла это как фантазию и прекратила бы сеансы. Каждому невольно приходит в голову, что, если кто-то упоминает о своем знакомстве с Иисусом, значит, он наверняка просто тешит свое эго. Но эта информация появилась только после девяти месяцев работы.

К тому времени я знала о ее происхождении. Я знала, какие у нее колоссальные способности к подробнейшему припоминанию прошлых жизней. За это время между нами сформировалась очень тесная, основанная на доверии связь. Я думаю, что только таким образом вся эта история могла выйти наружу. Требовалось немало терпения, чтобы работать с одним субъектом и продолжать систематическое продвижение назад по шкале времени.

Но, если бы я остановилась слишком рано, эта книга никогда не была бы написана. Даже настолько хорошо зная Кэти, я очень не хотела рассказывать кому-либо, что нашла того, кто был одним из ессейских учителей Иисуса. Я была уверена, что получу в ответ недоверчивые ухмылки и всякие ехидные замечания вроде: «Да ну? Пойди расскажи кому - нибудь другому!» — будто я считаю их настолько легковерными, чтобы проглотить все что угодно. Я могу это понять. Я уверена, что проявила бы скепсис, если бы сама услышала от кого-то такое. Но я не могла не поверить Кэти.

Не существовало другого способа объяснить происходящее. У нее не было возможности солгать — она говорила в состоянии такого глубокого транса, что ложь исключалась. А поступавшие сведения требовали скрупулезного исследования и консультаций с несколькими экспертами по подобным вопросам. Помимо этого, Кэти никогда не знала, куда мы отправимся в следующий раз и о чем я ее спрошу. Ее ответы были естественными и спонтанными.

 

В первые дни нашей работы она хотела прослушивать магнитофонные записи по окончании сеанса. Позже она проявляла уже меньший интерес, лишь спрашивая после пробуждения: «Ну, где мы были сегодня?» Ее не заботило прослушивание аудиозаписей сеансов. Она часто удивлялась, потому что, по ее словам, очень мало знала о времени или стране, о которых говорила в трансе.

После того как стали поступать материалы об Иисусе, Кэти начала слегка беспокоиться по этому поводу. Может быть, сказывалось ее религиозное воспитание. Особенно ошеломлена она была, когда начала говорить вещи, полемические по отношению к Библии или противоречащие ей.

Она говорила, что не может поверить, чтобы все это исходило от нее. Это было неправдоподобно. Эта единственная жизнь беспокоила ее больше, чем любая другая из тех, через которые мы прошли. Какова бы ни была причина, но в то время она решила, что больше не хочет сеансов. В любом случае, она собиралась переезжать. Компания, в которой она работала, хотела перевести ее в другой филиал с повышением в должности и прибавкой к зарплате.

 

Она также считала, что год — это достаточно долго для экспериментов в области регрессии; наступил момент остановиться. Я согласилась, что ей следует продолжать жить своей жизнью, куда бы она ее ни привела.

 

Но мне хотелось провести еще несколько сеансов. В то время я проводила исследование и хотела получить ответы на вопросы, которые ставили меня в тупик. Но я подумала: а смогу ли я когда-нибудь получить ответы на все мои вопросы?

 

А даже если и смогу, то всегда будут новые вопросы, которые возникнут у кого-то еще. Возможно, мы никогда не сможем получить ответы на все вопросы и уверенно поставить точку в книге о той жизни, считая ее полностью исчерпанной. Я думаю, что даже в таком виде моя книга охватила очень широкий круг вопросов, касающихся условий жизни, обычаев и знаний, которые передавались ессеями.

 

 

Глава 3: Знакомство с Садди

 

По мере нашего продвижения в глубь истории я очень внимательно отслеживала временные периоды, в которые мы с Кэтрин попадали. Пройденные жизни я отмечала в записной книжке. Только так я могла сохранить их в определенном порядке. Кэти никогда не путалась относительно того, кем она была и где, а вот я неоднократно сбивалась, поэтому мне была жизненно необходима моя записная книжка. Мне приходилось не раз с ней сверяться.

Это трудно передать словами на бумаге, но люди, которыми становилась Кэти, были очень реальны, с эмоциями, мимикой и жестами, присущими только им. Я так близко познакомилась с этими личностями, что вскоре могла узнать их еще до того, как они себя называли.

В течение последних нескольких недель мы наблюдали за Кэти, которая являлась нам врачом из Александрии, рассказывающим о лекарствах и методах хирургии, применявшихся около 400 г. н. э.

Затем в 300 г. н. э. она заговорила о буддийской философии (став монахом в шафрановом облачении в горах Тибета). Затем последовал сюрприз: около 200 г. н. э. она стала глухонемой девушкой. В другом случае я бы просто отправила Кэти на следующие сто лет назад. На сей раз мне пришлось сформулировать мое указание иначе. Так как она с трудом могла общаться, мы не были уверены в правильности определения периода времени.

Личности, которыми была Кэти, часто говорили с сильным акцентом, который затруднял расшифровку. Я заметила странную особенность их речи: они разговаривали так, будто мысленно переводили с одного языка на другой. Когда такое случалось, слова менялись местами, теряя привычный порядок. Еще одним признаком этого странного феномена были грамматические ошибки. Складывалось впечатление, что сущность (существо, с которым устанавливается контакт) не знает английского и старается отыскать подходящие слова где-то в мозгу Кэти или в компьютере. В результате она нередко делала такие ошибки в грамматике, структуре предложения или порядке слов, какие были бы совершенно невозможны в ее естественном состоянии бодрствования. Я думаю, что это еще одна черта, позволяющая предположить реинкарнацию. Сознание Кэти на такое было бы неспособно.

 

Я достаточно хорошо узнала сущность по имени Садди и в конце концов смогла понимать его сильный акцент. Его голос также менялся в зависимости от возраста: молодой и звонкий в детстве, он становился постепенно все более мужественным, а в старости зазвучал совсем глухо.

Нелегко построить связный рассказ, поскольку возникает вопрос, о мужчине или о женщине мы говорим. Кэти — девушка, которая рассказывает историю мужчины.

Можно запутаться, если все время менять «он» на «она» и наоборот. Я думаю, правильным решением будет называть сущность «он» и прибегать к местоимению «она», упоминая о физическом теле Кэти и ее движениях. Аналогичным образом, в большинстве случаев реплики Садди в диалогах обозначаются инициалом «С», а позже, в нашем разговоре с «душой» Кэти после смерти Садди, ее реплики обозначаются инициалом «К.». Я, Долорес, обозначаю себя «Д.».

Я хочу, чтобы читатель познакомился с Садди так же, как это сделали мы.

Долорес: Давай продвинемся назад во времени до той глухонемой девушки. Я сосчитаю до трех, и мы будем на месте. Один, два, три. Мы перенеслись в прошлое.

Я представления не имела, в каком времени мы находимся. Знала только, что это было до 200 г. н. э. Появившийся человек был мужчиной. Он шел пешком в Назарет, чтобы повидать своих двоюродных братьев. Его голос звучал с таким сильным акцентом, что понять его было нелегко. Его произношение слова «Назарет» так отличалось от привычного, что я распознала его только после того, как заново тщательно прослушала магнитофонную запись нашего сеанса.

Человек говорил, что этот город расположен в Галилее. И это слово он произносил не так, как я привыкла слышать. Эти названия были мне не ясны, пока я не воспроизвела запись, поэтому в тот момент я не знала точно, где находится Кэти. Я продолжала, надеясь, что все это записывается на магнитофон.

Нет ничего особенного в том, что мне попался субъект, описывающий свою прошлую жизнь в Израиле. Такое случалось не раз. Я погружала в регрессивный гипноз нескольких человек, которые жили в тех краях во времена Римского владычества, но ни один из них ни разу не упоминал Иисуса и не ссылался на него. Упоминание о месте дает ключ только к обстоятельствам жизни данного человека. Когда я впервые встречаю новую личность, я всегда задаю несколько стандартных вопросов, пока не определю страну и культуру. Когда я узнаю, где мы находимся, я задаю вопросы более специфические.

Я спросила, как зовут мужчину, которым была Кэти.

Садди: Я — Бен-Замар (с ударением на последнем слоге).

Он сказал, что другое имя, личное, в его стране не используется, если только вы не важная персона. Я спросила, как же мне называть его, и он разрешил звать его Садди. Это было «имя для игры» (возможно, прозвище?). Ударение тоже на последнем слоге. Дальше в этой книге я и буду использовать имя Садди, поскольку оно проще, чем Бен-Замар.

 

Много раз в моей практике бывало так, что представители этих древних культур не знали, сколько им лет, либо пользовались системой исчисления времени, отличной от нашей. Но Садди сказал: «Мне 30 лет». И он не был женат.

С: Нет. Это не есть дело моей жизни. Есть такие, которые больше всего хотят семью. А есть такие, которые должны многое выполнить в своей жизни — так, для них завести жену и, может быть, детей значило бы принести им горе. Просить других разделить с тобой это — ненужная жестокость по отношению к ним.

Д.: Вот поэтому у тебя нет желания жениться?

С: Я не сказал, что у меня нет желания. Я только утверждал, что, наверное, не буду.

 

Он сказал, что обычно он жил на холмах. Там, примерно в двух днях пути отсюда, была одна община. Когда я спросила, как она называется (вполне обыкновенный вопрос), настроение отвечающего изменилось. Обычно Кэти отвечала на вопросы без колебаний. Но Садди внезапно проявил подозрительность и грубо спросил: «Зачем тебе?» Это было странно, и реакция была мне непонятна. Объяснила, что мне просто интересно. После длительных колебаний он сказал, что община называется Кумран. В то время это название ничего мне не говорило, и я продолжила задавать вопросы. Я спросила, чем он занимается.

С: Я изучаю книги Торы и я изучаю Закон, еврейский Закон.

Это тоже ни о чем мне не говорило. Будучи протестанткой, я не знала, что такое Тора, и подумала, что он имеет в виду юридические законы. Мне пришлось многому научиться в последующие несколько месяцев, когда я открыла для себя, что Тора — это религиозная книга иудеев, а Закон — это Закон Моисеев, согласно которому еврейский народ строит свою жизнь. Я спросила, не был ли Садди так называемым равен. Я полагала, что нам встретился образованный иудей, и знала, что равен были как-то связаны с еврейской религией и, может быть, с образованием. Мы, участники эксперимента, мало общались с евреями, почти ничего не знали об иудаизме и никогда не бывали в синагоге.

Садди ответил, что он не учитель, а всего лишь ученик. Итак, по крайней мере я узнала, что равви означает «учитель».

Часто, работая с Кэти, я чувствовала себя очень глупо, так как не знала основных вещей о том времени, в котором она находилась. Но, с другой стороны, я ведь никогда не знала, куда она попадет, и не могла подготовиться к любым неожиданностям. Поэтому я должна была использовать те ограниченные знания, которые у меня были, или продвигаться ощупью, задавая вопросы. Я думаю, что люди, которые говорят, что я должна задавать наводящие вопросы, чтобы извлечь на поверхность все эти жизни, могут убедиться в своей неправоте. Я никоим образом не могу знать, что случится в следующий момент, и нередко чувствую, что я всего лишь продвигаюсь как бог на душу положит.

Д.: Что ты собираешься делать, когда закончишь свое обучение?

С: Пойду в чужие края к людям и поделюсь с ними тем, чему мы научились.

Д.: Много времени нужно, чтобы стать учителем?

С.: Некоторым — вся жизнь. Путь других начинается рано. Я не помню такого времени, когда бы я не учился.

Д.: Равви — это те, кто учат тебя?

С: Ты говоришь о равви. Наверное, ты имеешь в виду деревенских равви? Для моего учения у меня есть наставники. Но я не учусь у деревенских равви.

Д.: Кто твои наставники?

Задавая этот вопрос, я хотела узнать, к какой религии или религиозной школе они принадлежат. Но Садди подумал, что я хочу знать их имена.

С: Есть Бен-Давид, он учит математике. Есть Мехалава, который обучает мистериям. Есть тот, кто учит меня Торе. Это Замар, мой отец.

При упоминании Замара Садди улыбнулся лицом Кэти, и я заключила, что он привязан к отцу.

С: А мой учитель праведности — это (последовало длинное имя, которое я совершенно не смогла транскрибировать). Она учит тому, что было передано свыше, все законы истины, всему тому, что скрыто. Есть еще Юдифь Бесезихер (что-то вроде этого). Чему она меня научила — так это пророчествовать по звездам, знать их пути. Рассказывают, что, когда она говорит, все слушают. Ей много-много лет. Может, семьдесят, может, даже больше. Не знаю точно. Она много знает и про другое, это лишь одно из многого.

Д.: Изучают ли в какой-то период своей жизни все эти предметы большинство мальчиков?

С: Есть такой момент в жизни каждого еврейского юноши, когда он должен изучать закон и Тору, но это обычно бывает, когда он достигает возраста Бар-Мицва *. Но, если ты желаешь стать наставником или учителем, который следует Пути, ты должен быть всегда открыт для новых знаний.

Д.: К вам приходят учения из каких-то других мест?

С: Ты хочешь спросить, не приходит ли к нам знание издалека? Приходит. Но мои учителя — они живут с нами. Когда мой отец был молодым, он бывал во многих краях, о которых мы знаем, и изучал многие вещи, которые он пытается передать мне.

Д.: Это обычай такой — некоторым людям уходить в другие страны, чтобы там поучиться у чужих?

С: У нас так, да. Передавать знания — это долг. Ибо это великий грех — не делиться с теми, у кого есть жажда.

 

* Бар-Миива (букв, «сын заповеди») — возраст, начиная с которого, согласно Талмуду, мальчик становится юридически ответственным: 13 лет и один день. Считается, что термин этот введен лишь в XIV в. — Прим. перев.

 

Садди в своем стремлении к знаниям еще не бывал ни в одной чужой стране, но считал, что ему вполне еще может повезти и он сможет это осуществить.

Д.: Как принимается это решение?

С: Нам будет знак, что время пришло, и что Он явился, и что мы должны переселяться. Мой отец говорит, что Ему скажут в небесах, и мы узнаем.

Я не поняла, что он имел в виду, поэтому спросила, кто собирается явиться. Он ответил очень буднично: «Мессия. Время известно немногим». Я не знала, как понять эти слова.

Д.: Разве не говорилось, что Мессия уже пришел?

Я не была уверена, в каком именно времени мы находимся, по знала, что евреи так никогда и не признали, что Мессия когда-либо приходил. Они до сих пор ищут Его. Я подумала, что Садди, возможно, какой-то еврей, живущий чуть позже рождения Христа. Всегда была возможность что-то узнать об этом человеке, об Иисусе. И конечно же, Садди как человек ученый, должен знать разные истории своего времени.

С: Нет, Он не пришел, потому что небеса еще не открыли этого. Говорится, что с четырех сторон звезды взойдут одновременно, и когда будет так, что они сойдутся, настанет время Его рождения.

Д.: Говорят, будто Он уже пришел. Ты слышал эти истории?

С: Нет, Он не пришел. Ибо сколько на свете живут евреи, столько ходят слухи о лжепророках и лжемессиях. Но Его здесь нет.

Д.: Ваши люди когда-нибудь слышали о человеке по имени Иисус? Кое-кто говорил, что Он и был Мессией, который явился. Говорят, Он жил в Назарете и Вифлееме.

С: Я даже имени такого не слышал, оно мне незнакомо. Нет никого из Назарета с таким именем, а то б я его знал.

На этот раз, когда он упомянул Назарет, я пришла к мысли, что Садди, возможно, находится где-то в Святой земле или рядом.

Д.: А я еще слышала о стране Иудее. Она где-то поблизости?

С. (нетерпеливо): Она здесь!

Кэти всегда знала, где находится, тогда как я часто путалась. Теперь, когда я точно знала страну, я принялась выяснять время.

Д.: Кто сейчас правит в твоей стране? С: Царь Ирод.

Я знала, что, согласно Библии, был не один царь Ирод. Один был тот, который правил, когда родился Иисус, а другой — во время, когда Иисус был казнен. Помимо этих, о которых я знала, могли оказаться и другие.

Д.: Я слышала, что было много царей Иродов. Это правда?

С. (выглядит озадаченным): Это... Это Ирод Первый. Других не было. Он отец Антипы и Филиппа, а сам он — Ирод.

Я почувствовала, что покрываюсь мурашками от волнения. Может быть, Иисус еще и не родился.

Д.: Что ты думаешь про царя Ирода?

С: Он слишком много пляшет под дудку римлян. Это нехорошо. (Вздыхает.) Он кровожадный развратник.

Эмоциональность Садди удивила меня. Д.: Да? А я слышала много историй, некоторые хорошие, некоторые плохие. С.: Ну нет! Не может быть, чтоб ты что-то знала про Ирода, раз спрашиваешь такое. Ничего хорошего я про Ирода никогда не слышал.

Д.: Ирод живет в Иерусалиме?

С: Временами. У него повсюду много дворцов. Иногда он выезжает в другие области.

Д.: Ты его когда-нибудь видел?

С: Нет! У меня нет желания видеть его.

Было совершенно очевидно, что ему не нравится Ирод и неприятно говорить о нем. Я все еще сомневалась, в каком же времени мы находимся. Было бы трудно получить точную дату, так как наше летосчисление ведется от Рождества Христова. Эти люди, должно быть, использовали другую систему счета годов, если Христос еще даже не родился.

С: Есть двенадцать месяцев в честь каждого из двенадцати колен. Какой год?.. (Он, казалось, с трудом подыскивал ответ.) Года считаются по годам правления царя. Не знаю точно. Думаю, двенадцатый год правления Ирода.

По какой-то причине, которую даже она сама не могла объяснить, Харриет была одержима идеей отыскать хоть что-то о группе, известной как ессеи. «Я непременно хочу, чтобы ты поторопилась и добралась до того времени», — повторяла она. Позже она заметила, что каким-то образом догадалась о том важном, что ожидало там. На это я ответила ей: «Но я даже не знаю, когда они жили!» Она сказала, что, кажется, это было во времена Христа.

Тогда я заявила: «А мы как раз туда и направляемся», и продолжила свое последовательное и трудное продвижение назад в прошлое скачками по пятьдесят и по сто лет, к большому неудовольствию Харриет. В каждой жизни скрывались свои сюрпризы и исторические факты, поэтому я не спешила ускорить процесс, который оказался столь результативным. Теперь, когда было очевидно, что мы оказались в том самом времени, Харриет немедленно воспользовалась случаем и спросила: «Слышал ты когда-нибудь о группе, которую называют ессеями?»

Садди удивил нас своим ответом: «Да. А почему ты спрашиваешь?» Воодушевившись, Харриет ответила: «Я просто спросила, знаешь ли ты что-нибудь о них и следуют ли они вашему учению». Садди сказал: «Они мои учителя».

Это действительно был сюрприз, который сулил грандиозный прорыв в изучении такой замкнутой малоизвестной группы. «О, — воскликнула Харриет, — а мы их искали!»

С: У них нет никакого желания, чтобы их нашли. Пока они сами этого не возжелают, вы нас не найдете.

Так он показал, что и он тоже член группы. Я спросила себя, не создаст ли эта секретность препятствий для получения ответов о ессеях.

Д.: Я слышала, что ессеи — это что-то вроде тайной организации. Это правильно?

С: Их изрядно боятся те, кто у власти, потому что мы познаем в мистериях то, на что другие только намекают. И они боятся, что, если у нас будет слишком много могущества и знаний, они потеряют свое место.

X.: Как они отличаются от обычной еврейской общины?

 

С: Есть более строгое следование законам. Когда кончается Суббота, средний еврей выходит из синагоги и не вспоминает про нее до начала следующей Субботы. А для нас закон и Тора — это все. Нам нельзя забывать, что благодаря этому мы живем. Много времени проводится за толкованием пророчеств, которые были даны, и за постижением того, что пришло время их исполнения. И наш долг — подготовить других к этому времени и приуготовить путь.