Приходское духовенство XVIII В. , по жалобам сибирского населения

Я. Д. ЗОЛЬНИКОВА, канд. ист. наук

Приходское духовенство в XVIII в., после реформы Петра I,— полупривилегированное сословие с нарастающей замкнутостью, не платящее подушного налога, с гораздо большим, чем раньше, объемом полицейских обязанностей и политической службы абсолютистскому государству. Важной функцией духовенства, среди прочего, стал религиозно-политический надзор за населением через нарушение тайны исповеди и ежегодный учет явки прихожан на исповедь и причастие. Новое положение духовенства в системе абсолютизма содержало в себе серьезную тенденцию отрыва касты служителей бога от ее паствы. Тенденцию эту сознательно и усиленно стимулировали как руководство церкви, так и правительства XVIII в. Одним из ее проявлений стал утвержденный Духовным Регламентом порядок поставления в церковные чины. Приходская община должна была представить выбранных ею кандидатов на утверждение епископа, которому и принадлежало решающее слово, кого и куда определять. Епископ мог не посчитаться с мнением общины гораздо решительнее, чем

в XVII в.: например, обучавшимся в духовных школах должно было, по Регламенту, оказываться в таких случаях безусловное предпочтение1. В XVII в. между общиной и клиром (по крайней мере, на Русском Севере) существовали договорные отношения. Уже в приходском «выборе» (документе, которым община удостоверяла свое согласие принять данного человека в клир) излагались некоторые обязанности духовного лица перед прихожанами. Кроме того, существовал отдельный документ — договор общины с кандидатом в церковный чин, в котором четко фиксировались обязанности договаривающихся сторон. Если одна из них нарушала условия договора, то другая имела право требовать компенсации, договор же мог быть расторгнут. Если виновной стороной был клирик, он должен был покинуть свое место и искать другое. Договор найма делал клирика зависимым от общины 2. В XVIII в. подобные договоры найма под давлением церкви и государства исчезают, н одновременно резко уменьшается зависимость приходского духовенства от населения, среди которого оно действует.

Контроль общины вытеснялся контролем епархиального начальства. Единственным документом, который требовался от общины при поставлении ее избранника к приходской церкви, был приходской «выбор». В XVIII в. он уже не содержал в себе никаких обязательств будущего клирика перед общиной, зато должен был включать указание на размер и характер материального вознаграждения избираемому3. Насколько мало внимания обращали местные архиереи,. да и сами искатели чинов на письменный документ общины уже в середине XVIII в., показывает массовый сибирский материал. В 1750—1755 гг., например, от 20 до 40% поставлении к церквам было произведено Тобольским митрополитом без учета желания общин и самих просителей. Для полноты картины нужно отметить, что в эти же годы вообще без выбора общинников явились для определения к церквам от 44 до 70% всех кандидатов в чины 4. Кроме того, архиерей имел право, и широко им пользовался, перемещать приходское духовенство по своей воле. Если подобные

1 См.: Духовный Регламент. М., 1987. С. 30.

2 См.: Богословский М. М. Земское самоуправление на Русском Севере в XVII в. Т. II. М., 1912. С. 26—35.

3 См.: Духовный Регламент. С. 95.

4 См.: Зольникова Н. Д. Сословные проблемы во взаимоотношениях церкви и государства в Сибири (XVIII в.). Новосибирск, 1981. С. 68, 132.

дела о переводе начинались не по жалобе общин, то их мнение на этот счет не спрашивалось.

Можно предположить, что усиление независимости приходского духовенства от своей паствы, привыкание к полицейским обязанностям и стремление извлечь из них выгоду вели в определенной мере к росту злоупотреблений духовенства и связанных с этим конфликтов с приходской общиной и ее отдельными членами. Одним из основных средств защиты от этих злоупотреблений и стали жалобы прихожан непосредственному начальству местного клира — духовным заказчикам и епархиальным властям. Только так могла теперь община разорвать связь с неугодным ей клириком, поскольку самостоятельно решить этот вопрос, как, например, на Русском Севере в XVII в., она уже не имела возможности.

О привычках и образе жизни значительной части духовенства свидетельствует и сам Духовный Регламент: «Мнози в священнический чин вдираются... только для большей свободы и пропитания, а никаковаго званию своему должного искусства»5 не имеют. Архиереи должны наблюдать над подведомственными клириками, «не безчинст-вуют ли... не шумят ли по улицам пьяни, или, что горшее, не шумят ли пьяни в церквах... не ссорятся ли по-мужичьи на обедах, не истязуют ли в гостях потчивания, не храбрст-вуют ли в боях кулачных»6. Церковные иерархи должны внушать им: «...не ходили б простовласы, не ложились бы спать по улицам, не пили б по кабакам... таковая бо неблагообразия показуют их быти ярыжными»7.

Знаменательно, что, формулируя идеал духовного лица, соответствие которому должен засвидетельствовать приходской «выбор», Духовный Регламент делает это исключительно через отрицание упомянутых выше и подобных им «неблагообразий»: «Приходящий ставленик да имеет в доношении известное от прихожан своих свидетельство, что его знают быть доброго человека, а имянно: не пияницу, в домостроении своем не ленивого, не клеветника, не сварлива, не любодейцу, не бийцу, в воровстве и обманстве не обличенного»8. Формула «негативного идеала» Регламента, как показывают сибирские материалы, довольно успешно внедряется в «одобрения» приходских «выборов»: значительная

6 Духовный Регламент. С. 94. «Там же. С. 113.

7 Там же.

8 Там же. С. 95.

их часть полностью или с небольшими вариациями повторяет приведенный Регламентом текст. Результат этот во многом был достигнут благодаря стараниям сибирских архиереев, требовавших от духовных заказчиков, чтобы они следили за наличием в «выборах» этого узаконенного церковью текста «одобрения». Любопытно, однако, что и в тех случаях, когда у сибирских прихожан обнаруживается собственная формулировка идеала клирика, она также дается в основном через отрицание. Так, в выборе 1762 г. попу ф. Зудилову крестьяне Белозерской слободы (Ялуторовский заказ) записали в качестве «одобрения»: «Оной священник Зудилов и напредь сего при означенной церкви... служил лет с одиннатцать, и живучи, нам, крестьяном, никаких обид, налог и разорения не чинил». В 1763 г. жители Чередовского села (Тарский заказ) просили не переводить от них в другое место священника А. Каменского, мотивируя это тем, что «с посвящении ево к той... церкви назад тому годов з дватцать в пиянстве и в других никаких поступках не присмотрен...». В 1781 г. крестьяне слободы Лебяжьей (Ялуторовский заказ) писали епископу Варлааму, прося вернуть к их церкви прежнего священника: «Во всю ево, Зеленцова, в Лебяжьей слободе бытность пять лет никто от нево... никаких обид и притеснения не имел, а находился добропорядочно»9.

Но такое трогательное единение сибирских прихожан с законодателями абсолютистского государства, несомненно, обманчиво: при ряде совпадений в идеале, служителя церкви были и решающие расхождения. Так, в частности, Духовный Регламент обрушивается на священников, которые, «утаевая раскольников», причащают их в качестве мнимых больных наедине 10. Регламент недаром требует обязательно публичного причастия: принять никонианское причастие для старообрядца значило соединиться с антихристом, укрывающий же старообрядца священник в указанной ситуации лишь делал вид, что причащает его. В Сибири, несмотря на борьбу церкви с этой практикой, укрывательство раскольников духовенством (разумеется, за взятки) продолжалось весь XVIII в.11 Прихожан, среди которых было огромное количество тайных старообрядцев, это, несомненно, устраивало, так как взятки по сравнению с жестокими преследования-

9 ТФ ГАТО Ф. 156. On. 1. 1762 г. Д. 186. Л. 2, 2 об.; 1763 г. Д. 208. Л. 1, 2; 1781 г. Д. 37. Л. 3.

10 См.: Духовный Регламент. С. 107, 108.

11 См.: Покровский Н. Н. Организация учета старообрядцев в Сибири в XVIII в. // Русское население Поморья и Сибири. М., 1973.

ми были наименьшим злом. Понятно поэтому, что от населения жалоб на подобную противозаконную деятельность духовенства почти никогда не поступало. Как правило, доносы на «укрывателей» шли из среды самого духовенства 12. То же самое можно сказать и о других полицейских обязанностях клира, если они исполнялись «снисходительно» по отношению к населению.

Возвращаясь к «негативному идеалу» служителей церкви, нужно отметить, что его существование в течение всего XVIII в. в указах церковных иерархов (в том числе и в архиерейских указах и грамотах, которые давались новопоставленным клирикам) и в сознании сибирского населения косвенно свидетельствует о постоянной актуальности этого идеала. Легко убедиться, что это действительно так, обратившись к жалобам сибирского, населения на своих приходских пастырей.

Жалобы, как правило, подавались от имени всей общины. Традиционный путь в этом случае — выбор специального делегата для поездки в духовное правление или в Тобольск» к архиерею. Жалоба могла быть оформлена как «доношение» выборного духовному начальству, которую подписывал либо один выборный, либо все «лучшие прихожане», члены приходской общины, часто во главе с чинами крестьянского самоуправления 13. Но община не всегда выбирала такого делегата, нередко функцию защиты прав общины брали на себя ее старосты — как церковные, так и «мирские», выступая иногда от своего имени, иногда от имени всей общины и. Подчас путь жалобы был сложнее. Так, в 1781 г. церковный староста подал жалобу в слободскую контору слободы Лебяжьей, и уже должностные лица конторы — мирской староста и сотник — обратились непосредственно к епископу, приложив как «объявление» церковного старосты, так и еще шесть «объявлений» от разных прихожан об обидах, нанесенных им слободским священником 16.

Функцию ходатая за обиженное духовными лицами население могла брать на себя и гражданская администрация. Так, 11 августа 1757 г. в Тобольскую консисторию была. послана промемория из Исетской провинциальной канцелярии с изложением доношений, поданных «в бытность Исет-

12 тф ГАТО Ф. 156. On. 1. 1750 г. Д. 37; 1754 г. Д. 102; 1755 г. Д. 123.

13 Там же. Ф. 156. On. 1. 1763 г. Д. 37. Л. 1—2.

14 Там же. 1758 г. Д. 10. Л. 2; 1763 г. Д. 171.

15 Там же. Ф. 156. On. 1. 1781 г. Д. 39. Л. 1—4.

ской провинции воеводы пример майора князя Тенишева для осмотру в дистриктах команды во время бытия ево Окуневского дистрикта в Буткинской слободе ему, воеводе, той слободы 1-го от крестьян Никифора да Федора Черепановых, Савы Ошкукова, Ивана Морозова... 2-го от крестьянского старосты Тимофея Метлева и от всех крестьян» об обидах, нанесенных крестьянам священниками Буткинской слободы Голошаповым и Задориным1в. Как видим, здесь отразился многоступенчатый порядок подачи жалоб: группа крестьян (видимо, особенно обиженных) и одновременно мирская община в целом во главе с крестьянским старостой подают жалобы проезжающему воеводе, который, в свою очередь, передает их «по команде», и уже высшая провинциальная администрация сносится с епархиальной властью. Вполне возможно, что крестьянам такой путь казался более надежным и результативным: авторитет крестьянской общины в глазах архиерея был, конечно, несравним с авторитетом крупной администрации.

В жалобах фиксируются в основном традиционные нарушения морального и профессионального кодекса духовенства, которые отмечал еще Духовный Регламент: вымогательство, воровство, пьянство, драки, разного рода насилие, пренебрежение профессиональными обязанностями и в особенности отказ или несвоевременное исполнение требу что, как правило, более всего волновало народные низы во всей профессиональной деятельности приходского духовенства. Последнее обычно также сопровождалось вымогательством дополнительной платы у населения.

Попытки приходского духовенства увеличить свои доходы за счет паствы были в определенной степени обусловлены отсутствием строго фиксированного материального содержания. Злоупотребления, связанные с этим обстоятельством, волновали не только прихожан, но и правительства XVIII в. Последние предпринимали некоторые меры для исправления положения. Так, определение размера приходов во время церковной реформы Петра I должно было в какой-то степени унифицировать доходы приходского духовенства: клир одного прихода с этого времени (1722 г.) обязан был довольствоваться доходами со 100—150 дворов прихожан. Как мы уже упоминали, в «выборе» прихожане должны были указывать ругу (плату деньгами или хлебом) или же количество отводимой духовенству для «пропитания» земли. Регламент предполагал, что духовенство

16 тф ГАТО 1757 г. Ф. 156. On. 1. Д. 89. Л. 1.

зари этом уже не могло претендовать па отдельную плату за совершение треб 17. Но размер материального содержания приходского духовенства Регламентом указывался лишь весьма приблизительно, искоренить же отдельную плату да требы, как увидим далее, не удалось. Не увенчалась успехом и обратная попытка, предпринятая правительством Екатерины II в 1765 г.,— ввести фиксированные нормы платы за требы, платы, которая должна была стать единственным доходом приходского духовенства. И уже в самом конце XVIII в., в 1798 г., был опубликован высочайше утвержденный доклад синода и сената, который узаконил в качестве основного источника содержания приходского духовенства обработку в его пользу прихожанами 33 десятин земли (или денежную компенсацию за средний урожай этого количества земли)18. Анализ результативности этого закона выходит за рамки рассматриваемого периода.

Сибирские материалы демонстрируют пеструю картину в снабжении духовенства. В приходских «выборах» далеко "не всегда есть сведения о материальном содержании клира 18. Часто оно указывалось общей формулой типа: «хлебной ру-ти желаем давать ему, как и бывым прежде сего», довольствовать «ругою неоскудною и прочими подлежащими доходами», «повсягодной поволной ругой безобидно» и т. д.20 Когда приходская община давала более детальные сведения о содержании своего духовенства, то это касалось почти исключительно размера «хлебной руги». Ее величина в Западной Сибири и на Урале довольно стандартна, чаще всего составляла 1, реже 2 пуда зерна (как правило, ржи) в год «с венца», т. е. с каждой семьи, священнику или дьякону та пуд, чаще полпуда, дьячку или пономарю 21. В Восточной Сибири приходское ружное снабжение было, видимо, аналогичным 22.

Иногда «хлебное жалованье» назначалось общиной всему приходскому духовенству в целом: например, пономарю «обще со священником по два пуда с венца»23. Естественно, общая сумма хлебной руги определялась прежде всего ко-

17 См.: Духовный Регламент. С. 83, 84.

18 ПСПиР. Т. 1. СПб., 1910. С. 225; Шерстобоев В. Н. Илимская пашня. Т. II. Иркутск, 1957. С. 559; ПСЗ. Т. 25. № 18316.

19 ТФ ГАТО. Ф. 156. On. 1. 1760 г. Д. 212. Л. 3; и др. 2» Там же. 1760 г. Д. 206. Л. 5; Д. 211. Л. 3; Д. 224. Л. 5; Д. 239. Л. 6; Д. 244. Л. 3; и др.

21 Там же. 1760 г. Д. 209. Л. 7; Д. 231. Л. 4; 1762 г. Д. 227.

22 См.: Шерстобоев В. Н. Илимская пашня. Т. II. С. 559.

23 тф ГАТО. Ф. 156. On. 1. 1760 г. Д. 217. Л. 3.

личеством дворов в приходе: при одной и той же норме «с венца» в приходе из 80 дворов и в приходе из 150 дворов доход духовенства существенно различался. Гораздо реже община назначает не подворную сумму руги, а общее количество зерна, выделяемого в год духовенству. Например, пономарю Троицкой слободы Енисейского ведомства по «выбору» 1760 г. должны были давать ежегодно «ржи по 50 пудов», священнику с. Казачий Луг того же ведомства — «по 100 пудов ржи с причетники»24.

Сравнивать хлебную ругу приходского духовенства с количеством зерна, получаемого сибирским крестьянским хозяйством, можно лишь очень приблизительно. По расчетам В. Н. Шерстобоева, 100 и 126 пудов сбора зерна приходилось на среднее хозяйство крестьян Криволуцкой волости и Илгинского острога Илимского уезда в середине 1750-х годов (не исключено, правда, что хозяйство могло объединять несколько семей)25. По расчетам Г. Ф. Быкони для конца 1780-х — начала 1790-х годов, на душу населения в Западной Сибири приходилось по 4,05 четверти сбора урожая 26. Для конца XVIII в. в Западной Сибири типичной была семья в 2—6 душ обоего пола 27. Таким образом, сбор урожая на семью составлял около 8—24 четвертей, или 48—144 пуда. Это примерно и соответствовало размеру годовой хлебной руги духовенства. Конечно, были зажиточные крестьянские хозяйства, которые могли получать гораздо больше зерна. Например, такие крестьяне Илгинского острога в 1756 г. намолотили в среднем на хозяйство по 636 пудов 28. Безусловно, и среди духовенства были мироеды и предприниматели, доходы которых во много раз могли превышать доход любого крепкого крестьянского хозяйства. Блестящий биографический очерк посвятил одному из них, попу Илгинского острога Луке Афанасьеву В. Н. Шерстобоев 29.

В смешанных приходах, состоявших из русских крестьян и «новокрещенных иноземцев» (т. е. аборигенов) или же

24 Там же. Д. 226. Л. 4; Д. 238. Л. 3.

25 См.: Шерстобоев В. Н. Илимская пашня. Т. II. С. 281, 282.

26 См.: История крестьянства Сибири. Кн. 1. Новосибирск, 1982. С. 192.

27 См.: Миненко Н. А. Русская крестьянская семья в Западной Сибири (XVIII — первой половины XIX в.). Новосибирск, 1978. С. 52.

28 См: Шерстобоев В. Н. Илимская пашня. Т. II. С. 282.

29 Там же. С. 562—569.

целиком «новокрещенных», указывалась часто не хлебная руга, а ежегодный сбор в пользу духовенства продуктами основного занятия населения: «От новокрещенных тунгусов с каждого дому или с юрты... по 10 белок (священнику.— Н. 3.)». Священнику Хатанского погоста Мангазейского ведомства были обещаны «повсягодно с венца по два песца»30.

В общинных выборных документах можно найти и упоминание об отводимых духовенству пашенных землях и покосах, всегда в общей форме, без указания их размера в десятинах. Изредка земля служила единственным источником дохода, типичным же было выделение ее дополнительно к руге 31.

Кроме этого, как показывают делопроизводственные и следственные материалы, сибирское духовенство пользовалось и таким традиционным доходом, как «доброхотные даяния». В их число входила и плата за требы. «Выборы» упоминают о «доброхотных даяниях» крайне редко, в особых случаях, когда они становятся для духовного лица основным источником существования и в качестве такового оговариваются 32. Регламентация общиной платы за требы нам встречалась также очень редко 33.

Доход, обещанный в приходском «выборе» кандидату в духовный чин, реализовывался, конечно, только в благоприятные годы. Неурожай отражался и на той доле хлеба, которую мог выделить крестьянин в пользу приходского клира. Общий объем материальных поступлений от прихожан мог снизиться и за счет оттока населения в результате продолжавшейся внутренней колонизации края. Случаи эти отнюдь не редки.

Еще Ф. Энгельс отмечал, что условия жизни низшего духовенства при феодализме могли сближать его с угнетенными низами населения вплоть до совместного участия в восстаниях 34. Определенная часть приходского духовенства в том числе и сибирского, оказалась на стороне пугачевцев, во время последней крестьянской войны в России за. Случалось, что приходские клирики «толковали» правительст-

30 ТФ ГАТО. Ф. 156. On. 1. 1760 г. Д. 238. Л. 3; Д. 251. Л. 3.

31 Там же. 1760 г. Д. 268. Л. 8; Д. 227. Л. 4; Д. 238. Л. 3; Д. 245. Л. 5; 1763 г. Д. 242. Л. 9, 9 об.; Д. 246. Л. 3—4; и др.

32 тф ГАТО. Ф. 156. On. 1. 1760 г. Д. 250. Л. 5; Д. 257. Л. 2.

33 Там же. 1750 г. Д. 26. Л. 77.

34 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 7. С. 352.

35 См.: Мавродин В. В. Под знаменем крестьянской войны. М., 1974. С. 69, 85, 96.

венные указы (одна из признанных форм классовой борьбы) выгодным для угнетенных образом 36. Но во второй половине XVIII в. такие случаи — редкость. Что касается крестьянской войны, то исследователи отмечали двойственность роли приходского духовенства: активно выступали на стороне восставших единицы, большинство сочувствовавших клириков ограничивались пассивной поддержкой. И кроме того, значительная часть приходского духовенства оставалась верной правительству 37. И в обыденной жизни далеко не всегда клир соглашался переносить тяготы, голодать вместе с прихожанами. Нередко в прошениях духовенства о переводе встречается мотив оскудения или уменьшения приходской общины 38. Нужно отметить, что подобный мотив серьезно учитывался высшим церковным начальством и в масштабах всей страны: Духовный Регламент предписывал архиерею в случае обнищания прихода переводить приходской клир в более благополучные места 39. Сибирские иерархи, как правило, следовали указаниям Регламента и удовлетворяли в таких случаях прошения о переводе.

Обильный следственный материал, отложившийся в архивах органов церковного управления, свидетельствует о постоянных конфликтах сибирского населения с белым духовенством, вызванных стремлением представителей этого полупривилегированного сословия увеличить поборы с паствы отнюдь не по причине своего обнищания. Ссоры духовенства с прихожанами, связанные со сбором руги, а также традиционных церковных доходов во время праздников, хорошо доказывают это положение.

16 июля 1750 г. рафайловский заказчик извещал консисторию, что 26 июня в духовное правление явился с доноше-нием крестьянин д. Кубасовой Мехонского острога Петр Дубровский. В доношении он жаловался на своего приходского священника А. Пырьева: «...Прпшед ко мне... на улису и вызвал из избы вон, и просил у меня яиц и сметаны, токмо я ему сказал, что у меня яиц и сметаны нет, то он взял с улицы десять карасей, которых я и сам выработал, и просил ево, что пожалуй, честный отец, отдай караси, у меня у самого дети голодом помирают, токмо тем и пи-

36 ТФ ГАТО. Ф. 156. On. 1. 1762 г. Д. 171.

37 См.: Церковь в истории России. М., 1967. С. 193—196.

38 тф ГАТО. Ф. 156. On. 1. 1752 г. Д. 85. Л. 15—16 и др.

39 См.: Духовный Регламент. С. 112.

таемся, о том изволишь знать, что хлеба нет, уже и сами по миру ходим»40. Священник, который к тому же был изрядно пьян, наотрез отказался, а когда крестьянин попытался отнять у него свою рыбу, начал стегать его плетью. Побои были засвидетельствованы, и на допросе поп во всем сознался. Решения консистории в деле нет, и реакции церковного начальства мы не знаем. Отметим лишь, что Пырьев нарушил сразу три заповеди «негативного идеала» Духовного Регламента: быть не «пианицей», не «сварливым», не «бийцей».

В 1763 г. выборный с. Юровского Тобольского уезда Иван Мокроусов от лица всех «того села обывателей» жаловался на священника этого села Н. Серебренникова, прося убрать его из прихода: «Он, священник, нам причиняет нестерпимые обиды. Когда ходит для збору хлеба, то сам своими руками по ево желанию хлеб из сусеков в мешки нагребает усилно. А когда ж его оговаривать станут, чтоб он так не нагребал, то от него на том нам, приходским обывателем, с необыкновенной суровостию ответствуемо бывает, что де мне сей хлеб потребен к пропитанию. А на случающихся по умершим поминках и помочах но нашему просто-людскому обыкновению за хлебо и сеножатие и другие поделки поставленное в пищу тем работным мясо и рыбу, разорвав на разные штуки, бросает по печам и по подволокам». Далее крестьяне жаловались, что несколько месяцев назад Серебренников избил дочь ямщика О. Добрынина, пытаясь учинить над ней насилие, «и те боевые знаки осматривал того же села сотской Алексей Добрынин, о чем от них, Добрыниных, по команде в Самаровское духовное правление персонально в бытность в Демьянском яму протопопу... Нагибину подано, которым и прошено о изследовании, кое еще производством не начато и доныне»41. Дело, как и предыдущее, не имеет окончания. Можно только отметить, что эта жалоба на Серебренникова не была первой: в с. Юровское он был переведен в 1761 г. именно из-за ссор с прихожанами на прежнем месте.

В 1781 г. Тобольскому епископу Варлааму поступило доношение из Лебяжьей конторы (Ялуторовский дистрикт). Мирской староста и сотник села сообщали о священнике Ф. Иваницком, что он «чинит всем жителям разными своими вымыслы обиды и притеснения»42. Решающую роль сыграла

40 тф ГАТО. Ф. 156. On. 1. 1750 г. Д. 73. Л. 1—4.

41 Там же. 1763 г. Д. 37. Л. 1-3 об.

42 Там же. 1781 г. Д. 39. Л. 1.

жалоба в контору церковного старосты К. Волосатова, который писал в своем «объявлении»: «Сего апреля 7 числа священник Иванецких с божиею материю был в деревни Нижней Глубокой, ходил по дворам, кто попросит, и отягощал за молебны за работу и хлебами брал много и усилием. Видя ево той деревни жители непорятки, многия не стали и звать, а пришли ко мне, просили, чтобы с церковным ящиком послать по деревни добрых дателей просить, хто што положит. Пришел я к нему, Иваницкому, стал говорить, чтоб он отпустил церковной ящик для збору по деревни. Однако ящика он не дал, а бранил меня и жителей всякою скверною бранью и залил мне глаза пивом, и называл меня еретиком и ведмою, сказал, что я ящика не дам затем, что не заут в домы»43. Дело заканчивается распоряжением епископа об «изследовании» всех его обстоятельств духовным заказчиком, но сведений об этом «изследовании» и решения в деле нет. Немалый интерес «объявление» церковного старосты вызывает тем, что отчаявшиеся крестьяне попытались исключить традиционное участие священника в сборе подаяний при хождении с иконами. Стремление крестьян приблизиться к идеалу дешевой церкви, обойдясь без ее служителя, вызвало бурную реакцию последнего — не случайно священник обругал старосту еретиком. Староста же искренне считал свое дело правым и просил в Лебяжьей конторе доложить о его оскорблении начальству.

Большое количество жалоб население подавало в связи со злоупотреблениями духовенства при совершении таких постоянных треб, как «обмолитвение» рожениц и младенцев, крещение и т. д. В 1752 г. ялуторовские крестьяне жаловались, что священник Топорков отказался крестить детей крестьянина д. Мысовой Скорюкова. Один из новорожденных так и умер некрещеным, а над вторым священник только произнес молитву, причем требовал за это мешок ржи. Крестьянин заплатил ему 5 коп., что Топоркова совсем не удовлетворило (для сравнения приведем цены за требы, которые назначал в 1765 г. екатерининский указ:

за молитву над роженицей — 2 коп., за крещение — 3, за свадьбу — 10, за погребение младенцев 3, взрослых — 10 коп.44). В качестве наказания за «скупость» священник не сказал, какое имя дается младенцу, велев родителям называть его... осетром, пока не заплатят как следует и за молитву, и за крещение. Лишь через два с половиной месяца

43 ТФ ГАТО. Ф. 156. On. I 1781 г. Д. 39. Л. 1—6.

44 ПСПиР. Т. 1. С. 225.

Топорков совершил крещение, и то после жалобы матери в духовное правление и нагоняя от заказчика, причем опять-таки пытался заставить отца ребенка уплатить за крещение мешок ржи. По вине того же священника, жаловались крестьяне, без исповеди умер сын у крестьянина д. Гилевой. А за его погребение Топорков вымогал не более и не менее чем корову!

По жалобе крестьян консистория вынесла приговор: запретить Топоркову на год священнослужение и наложить епитимью. Митрополит Сильвестр счел возможным существенно смягчить это решение ввиду «младых лет» попа (ему еще не исполнилось 30 лет, требуемых каноническим правом для принятия этого сана)45, обремененности семьей и упорного, несмотря па многочисленные улики, запирательства Топоркова. Митрополит решил ограничиться следующим экзотическим наказанием: «Положить во святом алтаре священнические облачения... и велеть ему с того жертвенника оные взять. И естли он, Топорков, оные примет и совесть ево в вышеппсанном не зазрит, то отдать ему то на совесть, аще оная не возбранит ему и зазрить не будет... и обязав подпиской (так впредь не делать.— Н. 3.), отпустить по-прежнему в свящеппослужение, а за упокой умершего без исповеди отслужить 12 панихид». Исход процедуры нетрудно угадать: вскоре митрополиту докладывали, что Топорков «чрез всю обедню лежал среди церкви ниц крестообразно, а по окончании ее ризы... с жертвенника принял безсумнително»46.

Любопытно, что за два года до этого, по прибытии и ьиархию, Сильвестр подходил к аналогичным делам иначе. В 1750 г. в консистории стало известно, что священник Красноярской слободы Яков Иванов годами не крестит в своем приходе новорожденных. Иванов на допросе в своем духовном правлении держался твердо и, уточняя сведения заказчика, заявил, что «у крестьянина Тихона Федорова внучка... младенец Овдотья, а не Федосья, есть, которой с нынешнего 750 года марта с 1 числа идет второй год, а крестил я, поп Ияков, оного младенца сего 750 года в майе месяце. А что тот младенец чрез год и двумесячное время был некрещен, то затем, что оной Тихон как за требы церковные ничего, так и надлежащей годовой руги никогда

45 О причинах снижения возрастного ценза сибирского духовенства см: Зольникова Н. Д. Сословные проблемы во взаимоотношениях церкви и государства в Сибири (XVIII в). С. 128—132.

46 ТФ ГАТО. Ф. 156. On. 1. 1752 г. Д. 141. Л. 1—23.

мне не давывал и ныне не дает»47. Как видим, священник считал себя правым: в его подходе к делу чувствуются отголоски договорного начала в отношениях с общиной, описанного М. М. Богословским.

Митрополит был глубоко возмущен поведением священника и в преамбуле к своему решению напомнил соответствующую часть христианского вероучения: если бы девочка умерла некрещеной, то душа ее оказалась бы навеки погубленной, сам же виновный священник в таком случае автоматически превращался в душегубца, и, резюмировал архиерей, «и его душа пропала б». Наказание Иванову митрополит назначил серьезное: порка шелепами в присутствии духовенства всего Далматовского заказа, 3 месяца монастырских работ и отрешение от места. Кроме того, духовный заказчик получил распоряжение объявить подначальному духовенству, что «если другие священники явятся в неисполнении крещения, исповедания или других треб из-за ссор или злобы ради, то такое ж наказание будет». Заказчик должен был специально «исследовать и узнать, нет ли и при прочих церквах таких же»48. Иванов после наказания не был навсегда лишен чина: его перевели в Миасскую крепость Челябинского заказа49. Подобная мера, несомненно, серьезно била по карману: дальний переезд всей семьей часто бывал разорителен. Но конца карьеры это Ее означало.

В 1751 г. в Ялуторовское духовное правление была подана жалоба 5 крестьян, прихожан Успенской церкви Барабинского села, что священник, несмотря па неоднократные призывы, не приезжает крестить их детей. Виновный поп И. Антонов, признался в проступке, оправдывался же он... недосугом: ездил по ягоды! Однако крестьянская жалоба показывает совсем иную картину, где доминирует пренебрежение к обиженным и глумление над ними. В консистории определили в качестве наказания послать попа на долгий срок «в труды» в Туруханский монастырь 50. В 1763 г. в результате расследования Тюменского духовного правления выяснилось, что в приходе священников Пышминского села П. Семенова и М. Затопляева умирали не крещенные по их вине младенцы. Поскольку священники оказались своего рода «рецидивистами», то митрополит Павел распо-

47 тф ГАТО. Ф. 156. On. 1. 1750 г. Д. 37. Л. 4.

48 Там же Д. 37. Л 1 об., 3 об.

49 Там же. 1751 г. Д. 11. Л. 7.

50 Там же. Д. 101. Л. 1—25.

рядился перевести их на причетнические должности; однако через 3 года им разрешили снова служить попами Б1. Ясно, что ни призывы к совести, ни система наказаний не решали проблему. Жалобы на аналогичные проступки духовенства продолжали идти в духовные правления и консисторию.

Мы уже видели, с какими проблемами в среде духовенства столкнулся Духовный Регламент в связи с введением контроля над исповедью и причастием населения. Н. Н. Покровский отметил, что исповедь превратилась «в контролируемый государством метод общеобязательной проверки религиозной (и политической) благонадежности граждан»6а, что «насилие было неизбежным элементом всей системы исповедального контроля»53. Исследователь показал ужасающую картину коррупции сибирского духовенства, за взятки не заносившего раскольников в списки тех, кто пропустил исповедь или причастие.

Между тем, как известно, не только старообрядцы, но и прихожане официальной церкви в Сибири в массовом порядке не являлись к ежегодной исповеди и причастию по бытовым и хозяйственным причинам54. В течение XVIII в. положение, по-видимому, оставалось стабильным: эта проблема серьезно стояла перед руководством сибирской церкви и во второй половине XIX в.55 Следствия о злоупотреблениях духовенства в связи с ведением учета бывших и не бывших на исповеди и причастии велись в консистории ежегодно, и содержание их стереотипно: клирики регулярно ради взяток отмечали в ведомостях не бывших на этих мероприятиях «бывшими» и, наоборот, вымогая взятки, бывших записывали «небывшими»56. В 1755 г., например, из Беляковской слободы Краснослободского заказа поступил донос, что в духовных росписях за прошлый год по вине приходского клира было допущено много искажений: за отметку в ведомостях в качестве бывших у ис-

51 ТФ ГАТО. Ф. 156. On. 1. 1763 г. Д. 110. Л. 1—129.

52 Покровский Н. Н. Организация учета старообрядцев в Сибири в XVIII в. С. 382.

53 Там же. С. 394.

54 См.: Покровский Н. Н. Организация учета старообрядцев в Сибири в XVIII в. С. 383 и др.; Шерстобоев В. Н. Илимская пашня. Т. II. С. 575—579; ТФ ГАТО. Ф. 156. Он. 1. 1750 г. Д. 58. Л. 20 и др.

55 См.: Островская Л. В. Источники для изучения отношения сибирских крестьян к исповеди (1861—1904 гг.) // Исследования по истории общественного сознания эпохи феодализма в России. Новосибирск, 1984.

56 тф ГАТО. Ф. 156. Он. 1. 1750 г. Д. 58; 1751 г. Д. 348; 1752 г. Д. 12, 140; 1754 г. Д. 102; 1755 г. Д. 109, 176; и др.

поведи и причастия беляковские священники брали по 5 коп. с души, и так набрали около 80 руб. Тех же, кто денег не дал, отмечали «ложно небывшими»57.

Случалось, в своем стремлении извлечь дополнительную прибыль из возложенных на него полицейских обязанностей духовенство выгоняло из церкви пришедших на исповедь. Священник Усть-Ницынской слободы в 1755 г. требовал с одного из крестьян д. Зобниной (при свидетелях!) четверть ржи только за допуск к исповеди 68. Любопытно решение митрополита по этому делу: штраф, положенный на отмеченных в ведомостях «небывшими» крестьян, он распорядился взыскать поровну с этих крестьян и с виновного в злоупотреблениях клира! Митрополит, видимо, подозревал, что прихожане могли все же быть заинтересованы в сокрытии истинного количества избежавших ежегодной церковной повинности. А население, действительно, имело причины вступать по этому поводу в соглашение со своим клиром. Кроме подкупа взятками, прихожане могли даже сделать попытку давления на него, используя немногие оставшиеся в их руках средства. В 1754 г., например, священник с. Водениковского П. Соколов жаловался, что за «честную» перепись всех, кто не явился для исповеди и причастия, «на меня... они, крестьяне, гневаются и ругою довольствовать не хотят, а с молитвою для оглашения рожденных младенцев меня... мало позывают, а позывают оного Голявинского (конкурента Соколова, второго попа того же прихода.— Н. 3.), понеже он им, крестьяном... завсегда ползует. А которые крестьяне, и наипаче обратившиеся бывшие раскольники, показаны в штрафе, не токмо они по пяти, но и по десяти копеек рады отдать, а чтоб их на исповедь и к причастию и к троеперстному сложению не принуждать...»59

Любопытно, что среди пропускавших регулярную исповедь оказывалось иногда п само духовенство! Так, в 1751 г. в этом были обличены нарымские священники, хотя еще в 1750 г. из консистории был разослан указ «священникам во всех заказных местах между собою выбрать себе в духовники состоянием честного и доброразсудного священника, разум священного писания доброведущего и воздержного, а не пьяницу... и всем священникам исповедоваться

57 ТФ ГАТО. Ф. 156. On. 1. 1755 г. Д. 123. Л. 1—9.

58 Там же. Д. 109. Л. 6, 8, 8 об.

59 Там же. 1754 г. Д. 102. Л. 1 об.

повсягодно, хотя по дважды в год»60. За неисполнение этого скромного требования митрополит Сильвестр распорядился оштрафовать каждого-виновного на сумму в 1 руб.

Стремление духовенства увеличить свои доходы приводило его подчас к попыткам запустить руку в церковную ка