Приняли по какому-то вопросу несправедливое для вас решение, как на ваш взгляд, можно надежнее всего восстановить справедливость и отменить такое решение.

В этой цифровой картине много выразительных деталей. В основном они касаются предпринимателей и интересны уже потому, что представители именно этой группы, как мы по­мним, несопоставимо чаще других сталкиваются с коррумпированностью власти. "Низовые" бизнесмены меньше, чем кто

[276]

бы то ни было, верят, что несправедливое решение можно от­менить с помощью взятки, - у них, очевидно, больше опыта, и они понимают, что взятку дают до того, как решение приня­то а не после. Предприниматели демонстрируют самое низ­кое доверие к российскому суду - наверное, и здесь сказыва­ется более богатый опыт. Кстати, среди институтов власти суд они считают одним из самых коррумпированных (вторым пос­ле милиции). Но самое, быть может, интересное заключается в том, что именно предприниматели чувствуют себя наиболее незащищенными и беспомощными перед произволом властей, -еще одно косвенное доказательство оправданности нашей ги­потезы, согласно которой ущемляемые интересы отечественного "низового" бизнеса делают его наиболее благоприятной сре­дой для формирования правовых ценностей.

Есть в этой картине и другие заслуживающие внимания де­тали, останавливаться на которых мы не будем, дабы не ухо­дить слишком далеко от главного сюжета. Мы - повторим -пытались выяснить, какими способами люди предпочитают разрешать конфликты с властью - легальными или нелегаль­но-теневыми. Как можно увидеть, на последние ориентирует­ся каждый четвертый гражданин России. Но это еще не все. Дело в том, что предприниматели и ПРЕДпредприниматели в данном отношении заметно отличаются и от НЕпредпринима-телей, и от населения в целом: в этих двух группах числен­ность тех, кто отдает предпочтение неформальным каналам, даже больше, чем численность тех, у кого сохраняется уста­новка противоположная! И речь идет, как правило, не об ин­дивидуальных контактах с представителями власти, а о воз­действии на них через родственно-дружеские сети влияния либо через сети криминальные.

Это не значит, что официальные каналы представителями этих групп вообще не принимаются в расчет. Более того, именно среди предпринимателей мы обнаруживаем наивысший процент людей, заявивших о том, что несправедливое решение

[277]

властей они попытаются обжаловать у вышестоящего началь­ства. Но они, судя по рассказам интервьюируемых, чаще все­го имеют в виду лишь первый шаг, в успешность которого не очень верят и за которым, скорее всего, должен следовать вто­рой. "Как бы я стал бороться с несправедливостью чиновни­ков?" - переспрашивает предприниматель-одиночка Е.М. (тот самый, напомним, который зарабатывает деньги, используя свою машину, и надеется стать водителем частного автобуса). И от­вечает: "Сначала бы попытался обжаловать в вышестоящих инстанциях, а потом обратился к влиятельным друзьям, свя­занным с милицией и прокуратурой. У меня такие знакомые есть... Суд, я думаю, вряд ли что-то решит, потому что суд у нас «подкупный», предвзятый. Доверия к нему нет. Криминал в таком деле - на самый последний случай". А предпринима­тельница Ж.В. - тоже нам хорошо известная - предпочитает начинать прямо с "криминала" - быть может, потому, что под "несправедливыми решениями" подразумевает прежде всего те, что касаются ее нелегальной деятельности, которые официально оспаривать бессмысленно. "Если попаду в ситуацию, требую­щую вмешательства извне, обращусь к бандитам. Буду искать «крышу», которая на этом уровне разрешит мою проблему. У меня есть приятельница, тоже бизнесом занимается. Когда ее ОБЭП накрыл (они любят перед праздниками ходить дань со­бирать), она обратилась в своему знакомому бандиту, и он ее успокоил: не бойся, мы сегодня вечером с начальником ОБЭП в карты в бане играем, «перетрем» твой вопрос. И «перетер­ли»... У нас сейчас главное - это связи. Буквально верна по­говорка: не имей сто рублей, а имей сто друзей. Эти друзья тебе сто рублей и сэкономят".

Мы понимаем, что тут требуется комментарий. Но прежде чем предложить его, мы все же считаем целесообразным при­вести ответы еще на один вопрос, которые существенно ДО" полнят картину и сделают нашу интерпретацию более обосно­ванной.

[278]

Таблица 15

Если, не дай Бог, возникнет угроза Вашему имуществу или угроза

физического насилия, чью защиту вы сочли бы наиболее надежной?

В отличие от предыдущего вопроса, касавшегося защиты граждан от произвола властей, в этом речь идет о защите от угроз, идущих из общества. С читателем, не забывшим еще данные о народной любви к чекистам, сразу же поделимся своим предположением: в массе своей наши сограждане, очевидно, понимают, что службы безопасности призваны охранять госу­дарство, а не частные интересы, и потому особых надежд на эти службы не возлагают (за исключением тех случаев, упо­минаемых нашими собеседниками, когда личные связи с ра­ботниками ФСБ используются для решения вопросов, входя­щих в компетенцию других органов власти). В целом же мы снова наблюдаем прежнюю закономерность: если в среднем по населению и в группе НЕпредпринимателей преобладает ори­ентация на официальные структуры (хотя и здесь она размывается), то большинство реальных и потенциальных предпри­нимателей отдают предпочтение неформальным связям и общностям.

Это различие между большинством и меньшинством объясняется не столько разницей в степени доверия к милиции

[279]

и другим органам, призванным обеспечивать безопасность граждан, сколько тем, что теневые возможности большинства крайне ограничены. Поэтому его представители нередко просто вы­нуждены ориентироваться на официальные структуры, отда­вая себе полный отчет в их ненадежности. "Если возникнет угроза моей жизни, - говорит, например, научный сотрудник К.Д., - у меня не будет другого выхода, кроме как обратиться к правоохранительным органам, к той же милиции. Хотя большого доверия они не вызывают, сами погрязли во взятках".

Что касается представителей экономически активного мень­шинства, то сама их активность должна включать в себя се­годня и предприимчивость в установлении неформальных связей, которые компенсировали бы их незащищенность от разного рода угроз. Это, кстати, позволяет лучше понять, почему именно в группах меньшинства обнаруживается наиболее терпимое от­ношение к неуплате налогов: дело, очевидно, не только в ра­зорительности их нынешних ставок, но и в том, что власть, оплачиваемая за счет налогоплательщиков, воспринимается ими как неспособная выполнять свои основные обязанности, обес­печивать безопасность населения. Дабы не перегружать текст цитатами, отметим лишь, что такая аргументация в пользу ук­лонения от налогов встречается и во взятых нами интервью, -при ознакомлении с ними ее можно легко обнаружить.

Приведенные цифровые данные еще больше укрепляют нас в мысли о наметившемся в российском обществе поколенческо-ментальном размежевании. Есть все основания предпола­гать, что в сознании наиболее деятельной и целеустремленной части россиян сформировалась установка на своего рода ква­зигражданское общество, своеобразие которого заключается в том, что оно заменяет государство, компенсирует его неде­еспособность. Она, конечно, блокирует трансформацию зарож­дающихся правовых ценностей в правовой общественный по­рядок, но - не больше, чем любое другое проявление современной коррупционно-теневой практики. Да, установка эта не локали­зируется в группах меньшинства, а распространяется вширь»

[280]

уже сегодня ее открыто декларирует свыше трети наших со­граждан. И все же различия между большинством и меньшин­ством слишком выразительны, что и заставляет нас, как и в предыдущих случаях, фиксировать внимание именно на них. Однако особенность такого квазигражданского общества не только в том, что оно замещает государство. В случаях - вер­немся к ответам на предыдущий вопрос, - когда люди вынуж­дены все же вступать в контакты с властями, выясняется, что оно, заменяя государство, одновременно и проникает в него, взаимопереплетается с ним, образуя густые сети горизонталь­но-вертикальных неформальных связей - родственных, приятель­ских, а то и просто криминальных. Таким образом, правомер­но говорить не только о квазигражданском обществе, берущем на себя функции власти, но и о сопутствующем ему и его до­полняющем теневом государстве, обслуживающем неструк­турированные (или структурированные нелегально) общности людей в обмен на соответствующие с их стороны услуги - не­медленные или отложенные.

Выдержки из двух интервью, которые мы привели выше, свидетельствуют именно об этом, то есть о том, что теневое государство и квазигражданское общество представляют собой взаимопроникающие явления, своего рода двухуровневую не­легальную систему безопасности, обеспечивающую наиболее инициативным слоям населения защиту от угроз, исходящих как от власти, так и из общества. Эти явления, похоже, не рас­членяются и в сознании наших собеседников, о чем можно судить, например, по интервью еще одного из наших старых знако­мых - работающего студента В., намеревающегося через два года открыть собственное дело и сколачивающего, работая в тени, свой первоначальный капитал. "На данный момент, - говорит он, - у меня есть определенных круг знакомых, на которых я могу положиться в ситуации любого «наезда». Среди них есть и представители правоохранительных органов, но это только крайнем случае, и выход у меня на них не прямой, а через знакомых. Без нужных знакомств сейчас в принципе невозможно

[281]

отстоять свои права ни перед правоохранительными органа­ми, ни перед бандитами, ни перед чиновниками". Иметь зна­комых, имеющих знакомых в органах власти, - это и есть пре­дельно лаконичное описание сросшегося с теневым государством квазигражданского общества.

Мы не знаем, насколько широк круг россиян, реально во­влеченных в такого рода теневые отношения и неформальные связи. Полученная нами количественная информация дает право говорить лишь об определенных умонастроениях и о том, на­сколько распространены они в современной России. Однако вряд ли так уж не прав был Василий Розанов, полагавший, что именно с настроений все начинается и от них, в конечном счете, все и зависит. Они - тоже реальность, причем настолько же вторич­ная, обусловленная происходящим в жизни, насколько и пер­вичная, в значительной степени предопределяющая то, как эта жизнь протекает.