Художественное чтение «Серебряная метель».

Василий Акимович Никифоров-Волгин

До Рождества еще далеко, но оно уже обдаёт тебя снежной пылью, приникает по утрам к морозным стёклам, звенит по­лозьями по голубым дорогам, поёт в церкви за всенощной «Христос рождается, славите» и снится по ночам в виде весёлой серебряной метели.

С Гришкой возвращались из школы. Я спросил его:

- Ты слышишь, как пахнет Рождеством?

- Пока нет, но скоро услышу!

- Когда же?

- А вот тогда, когда мамка гуся купит и жарить зачнёт, тогда и услышу!

Гришкин ответ мне не понравился, Я на­дулся и стал молчаливым.

- Ты чего губы надул? — спросил Гришка.

Я скосил на него сердитые глаза и в сердцах ответил:

- Рази Рождество жареным гусем пахнет, обалдуй?

- А чем же?

На это я ничего не смог ответить, по­краснел и ещё пуще рассердился.

Рождество подходило всё ближе и ближе. Оно стояло у окна и рисовало на стёклах морозные цветы, ждало, когда в доме вымоют полы, расстелят половики, затеплят лампады перед иконами и впустят Его...

Наступил сочельник. Он был метельным и белым-белым, как ни в какой другой день. Я долго стоял под метелью и прислушивался, как в душе ходило весёлым ветром самое распрекрасное и душистое на свете слово — «Рождество». Оно пахло вьюгой и колючими хвойными лапками.

Не зная, куда девать себя от белизны и необычности сегодняшнего дня, я забежал в собор и послушал, как посредине церкви читали пророчества о рождении Христа в Вифлееме; прошёлся по базару, где торговали ёлками, подставил ногу проходящемумальчишке, и оба упали в сугроб; ударил кулаком по залубеневшему тулупу мужика, за что тот обозвал меня «шулды-булды»; неведомо отчего бросился с разлёту в глубокий сугроб и губами прильнул к снегу. Умаявшись от беготни по метели, сизый и оледеневший, пришёл домой и увидел под иконами ма­ленькую ёлку... Сел с нею рядом и стал петь сперва бормотой, а потом всё громче да громче: «Дева днесь Пресущественнаго раждает», и вместо «волсви же звездою путешествуют» пропел: «волки со звездою путешествуют».

Отец, послушав моё пение, сказал:

- Но не дурак ли ты? Где это видано, чтобы волки со звездою путешествовали?

Мне очень хотелось есть, но до звезды нельзя. Отец, окончив работу, стал читать вслух Евангелие. Я прислушивался к его протяжному чтению и думал о Христе, лежащем в яслях: «Наверное, шёл тогда снег и маленькому Иисусу было дюже холодно!»

И мне до того стало жалко Его, что я заплакал.

- Ты что заканючил? — спросили меня с беспокойством.

- Ничего. Пальцы я отморозил.

- И поделом тебе, неслуху! Поменьше бы олётывал в такую зябь!

И вот наступил наконец рождественский вечер. Метель утихла, и много звёзд выбежало на небо. Среди них я долго искал рождественскую звезду и, к ве­ликой своей образованности, нашёл её. Она сияла ярче всех и отливала голубыми ог­нями.

Вот мы и в церкви. Под ногами ельник, и кругом, куда ни взглянешь, отовсюду идёт сияние. На клиросе торговец Силантий читал «Великое повечерие». Голос у Силантия сиплый и пришепётывающий. В густой толпе я увидел Гришку. Протискался к нему и шепнул на ухо:

- Я видел на небе рождественскую звезду... Большая и голубая!

Гришка покосился на меня и пробурчал:

- Звезда эта обыкновенная! Вега назы­вается. Её завсегда видать можно!

Я рассердился на Гришку и толкнул его в бок.

Какой-то дяденька дал мне за озорство щелчка по затылку, а Гришка прошипел:

- После службы и от меня получишь!

Читал Силантий долго-долго... Вдруг он сделал маленькую передышку и строго огля­нулся по сторонам.. Все почувствовали, что сейчас произойдет нечто особенное и важное. Тишина в церкви стала ещё тише. Силантий повысил голос и раздельно, громко, с неожи­данной для него прояснённостью, восклик­нул: «С нами Бог! Разумейте, языцы, и по­коряйтесь, яко с нами Бог!»

Рассыпанные слова его светло и громо­гласно подхватил хор: «С нами Бог! Разумейте языцы и покоряйтесь, яко с нами Бог!»

Батюшка в белой ризе открыл Царские врата, и в алтаре было белым-бело от сере­бряной парчи на престоле и жертвеннике.

«Услышите до последних земли, яко с нами Бог, — гремел хор всеми лучшими в городе голосами. — Могущии покоряйтеся, яко с нами Бог... Живущии во стране и сени смертней свет возсияет на вы, яко с нами Бог. Яко отроча родися нам, Сын, и дадеся нам — яко с нами Бог... И мира Его нет предела, — яко с нами Бог!»

Когда пропели эту высокую песню, то закрыли Царские врата, и Силантий опять стал читать. Читал он теперь бодро и ясно, словно песня, только что отзвучавшая,посеребрила его тусклый голос.

После возгласа, сделанного священником, тонко-тонко зазвенел на клиросе камертон, и хор улыбающимися голосами запел «Рождество Твое, Христе Боже наш».

После рождественской службы дома зазорили (по выражению матери) ёлку от лампадного огня.

В этот усветлённый вечер мне опять сни­лась серебряная метель, и как будто бы сквозь вздымы её шли волки на задних ла­пах, и у каждого из них было по звезде, все они пели: «Рождество Твое, Христе Боже наш».

 

Песнопение «Бим-бом-бом»

Лучик: Христос-Младенец рождается и поныне. Как и где? — спросите.

Ночь: Слышится от многих, что в рождественскую ночь всегда совершаются чудеса. Но нет большего чуда, чем рождение Бога в душе.

Лучик: Пока нет в ней Бога, душа человеческая — мрачная, холодная пещера, как та, вифлеемская. Бог должен жить в душе, но вместо Него страс­ти, словно разбойники или дикие звери, обитают в ней.

Ночь: Возмущается она то гневом и мстительностью, то непокорством и уп­рямством, то завистью и неприязнью. А что­бы пришел Господь, надо, чтобы стало тихо. Как бывает в комнате, где спит младенец?

Лучик: Молитвой и покаянием нужно выдворить вон хищ­ных зверей, вертеп разбойников претворить в мирную обитель, постелить пелены смире­ния и милости в сердце, и Божественный Младенец, как в колыбели, возляжет в нем, наполнив душу несказанной радостью.