Глава 1. Пять аксиом о человеке — КиберПедия 

Адаптации растений и животных к жизни в горах: Большое значение для жизни организмов в горах имеют степень расчленения, крутизна и экспозиционные различия склонов...

Археология об основании Рима: Новые раскопки проясняют и такой острый дискуссионный вопрос, как дата самого возникновения Рима...

Глава 1. Пять аксиом о человеке

2017-06-12 242
Глава 1. Пять аксиом о человеке 0.00 из 5.00 0 оценок
Заказать работу

Вступление

 

 

В отличие от моей предыдущей книги о сознании эта, наверно, менее интроспективна и более обращена во внешний мир. (Который принято называть объективным несмотря даже на то, что он всегда преломляется нашим субъективным восприятием.) И то не случайность, а продуманный метод, взвешенная стратегия. Аналогичным образом замышлялись и первые две книги, написанные совместно В.В.Шлахтером и мною («Психодинамика колдовства» и «Искусство доминировать»). В первой больше внимания уделялось самопознанию, а во второй — опирающимся на него методам воздействия на внешний мир. Приблизительно так же соотносятся между собой и последние две книги: «Тоннель» преимущественно посвящён способам синхронизации сознательной области психики с подсознанием, а «Искусство восприятия» — методам реализации во внешнем мире открывшихся в результате такой синхронизации наших новых возможностей. В совокупности же то и другое есть путь личностного развития.

Вообще-то, всё в этой жизни исходит от нашего восприятия. Можно даже сказать — всё из него растёт и развивается. Возможно, данный тезис поначалу покажется вам бессмысленным. Или же, напротив, вы воспримете его как трюизм, как очевидную банальность, которой не стоит придавать особого значения. Поверьте: и в том, и в другом случае вы совершите ошибку. Будучи рассмотрен без предубеждений и достаточно внимательно — а этим мы вскоре сообща и займёмся, — он, возможно, предстанет перед вами в новом ракурсе, наполнится смыслом и даже задаст кому-то толчок для трансформации собственного сознания. (При этом учтите: любая истина многослойна, наподобие луковицы или русской матрёшки, и углубляться в неё можно очень долго.)

В книге В.В.Шлахтера «Человек-оружие» приводится, хотя и упрощённая, зато максимально доходчивая формулировка этого тезиса о восприятии (в моей системе он же является одной из аксиом о человеке): человек есть то, что он о себе думает. Или даже так: вы — это то, кем вы себя представляете и ощущаете. Причём данному правилу подчиняется не одно только сознание, но и материя — наше тело. Услышав такое, любой здравомыслящий человек посмеётся или возразит: дескать, больно просто всё у вас выходит. Представь, что ты самая красивая, а заодно и самая гениальная и поспеши заказать туалеты для поездки в Голливуд за «Оскаром». Ан, не выходит почему-то!

Между тем, «тормоз» в данном случае — лишь в том, что, стремясь преобразовать себя в нечто более совершенное (разумеется, по собственному вкусу), человеку мыслящему никак не отринуть прежние самоощущения, которые выработаны в нём окружающим миром — в частности, обществом и семьёй, — а также им самим лично. Изначально человек — это воспринимающее существо, которому природой отмеряны грандиозные возможности. Логический ум — лишь ничтожная толика этих возможностей. Тем не менее, человек фактически принёс ему в жертву остальное своё богатство, причём почти добровольно. И всё это — ради того комфортного самоощущения опоры и защищённости (на самом деле мнимой), которое организует для него ум.

Механика нашего ущербного альтруизма, проста. Любые действия, которые мы совершаем в жизни, требуют от нас какого-то определённого психического настроя, или, как мы говорим, соответствующей психической позиции. В итоге, следуя по пути наименьшего сопротивления, человек мыслящий закрепляет за собой несколько (очень немного) обычных для себя психических состояний — как правило, отнюдь не самых эффективных, — которые и тащит через всю свою жизнь, всё более укореняя их в подсознании. Это — преимущественно именно те психические позиции, которые связаны с нашим линейным мышлением. И каждая из них есть, в первую очередь, определённый стереотип восприятия, от которого нам так просто в этой жизни не избавиться.

Именно потому всякая религия в той своей разумнейшей части, которая является школой самоосознания (или богопознания, что в принципе то же самое), предлагает человеку некоторый набор постулатов, который должен помочь ему изменить своё восприятие. В дальнейшем к этому вопросу нам ещё предстоит возвращаться неоднократно.

Итак, задача этой книги помочь кому-то если и не сбросить с себя окончательно свою привычную форму, — а это очень непросто, — то, во всяком случае, существенно её раскачать и сделаться по возможности текучим. Такая трансформация, почти незаметная для окружающих, предоставляет человеку многие преимущества, в частности, вооружает его некоторыми возможностями, о которых мы поговорим особо. Но главное всё же — не в них.

Теперь предположим, что вы оставляете себе восприятие — более того, вы развиваете и совершенствуете его. Затем, вы оставляете себе и ум, который, однако, полностью берёте под контроль (под контроль своего духа). Единственное, что вам нужно отринуть, так это псевдосхемы интеллекта, стереотипы вашего сознания, привнесённые в него в процессе социализации. В итоге вы преображаетесь в могучее воспринимающее существо, не имеющее фиксированной формы, или жёстких представлений о себе и окружающем мире, а потому всегда готовое к трансформации. Такое существо вполне способно принять ответственность за себя на собственные плечи, не сваливая её на общество или Бога. Но, чтобы с вами когда-нибудь это произошло, вам, прежде всего, необходимо научиться верить по-настоящему — верить себе и в себя. Ну, а для этого вы должны овладеть способностью правильным образом формировать в себе веру (не в уме, а в подсознании, в «подкорке»).

Существует такой бородатый анекдот. Один душевнобольной полагал, что он — овёс, и лет десять его лечили в разных клиниках. Наконец, нашёлся психиатр, который как-то сумел внушить бедняге, что он — человек. Ну, выписывают этого человека из клиники, выходит он на улицу и... И в панике несётся обратно.

— Ты чего? — спрашивает врач.

— Там курица!..

— Ну и что?! Ты-то ведь знаешь теперь, что ты — не овёс?

— Я-то знаю, но не знает курица.

Не особенно смешно? Да, потому что это — вообще про всех человеков мыслящих. Где, уж, нашему уму состязаться с подсознанием! На интеллектуальном уровне мы можем хоть триста раз принять какую-то идею, но, стоит вмешаться подсознанию — опровергнуть её, выдав нам какое-нибудь смутное ощущение, — и идея рассыплётся, несмотря на все старания разума её сохранить. Следовательно, чтобы надлежащим образом трансформироваться, нам нужно воздействовать на подсознание. Именно там — наша вера, а значит, и обещанные чудеса. И потому, исследуя внешний мир, нам то и дело приходится интроверсироваться, чтобы заглянуть в глубины собственной психики, поскольку оттуда исходит наше восприятие.

Только не пугайтесь заранее — на сей раз я выстроил книгу по логичному принципу: «От простого — к сложному». В соответствии с ним, после первой вводной главы мы подробно рассмотрим некоторые приёмы манипулирования восприятием (собственным и чужим) на сознательном уровне, вполне доступные для подавляющего большинства человеков мыслящих. Они, эти приёмы, бывают весьма полезны при контактах с прочими двуногими, населяющими планету Земля. И только потом мы перейдём к более серьёзным и трудным методам выслеживания восприятия, связанным с подсознанием.

Правда, с первых же страниц книги я буду предлагать вам различные концепции, которые могут служить своего рода противоядием против нашей социализации, могут помочь вам раздвинуть границы своего восприятия. Но воспользоваться ими или нет, принять их или отбросить — решать, разумеется, вам.

 

Глава 5. Метод метаморфоз

 

 

Как верно подметил сатирик Задорнов, русский человек всё в жизни стремится получить «на халяву». Вон, наш всенародный любимец Емеля, бездельник эпического масштаба — так он даже за красавицей-царевной с половиной царства в придачу и то пешком да по-человечески пойти постеснялся — вломился во дворец по-хамски, на самой что ни на есть развалюхе-печи. И клады в сказках даются преимущественно дуракам. Видимо, не случайно, главный герой русского эпоса — неисправимый дурак и лентяй, каких свет не видывал. Очень глупый, но обязательно добрый, то есть дурак и с этой точки зрения. А культ юродства на Руси: в старину юродивый у нас почитался наравне со святым! А вы не задумывались над тем, что в нашем национальном поклонении глупости, невежеству и лени-матушке есть-таки определённое рациональное зерно. «Везёт дуракам и пьяницам» — верно? А почему везёт именно им? Видимо, всё-таки логический ум каким-то образом умудряется отгородиться от интуиции и удачи. В чём-то он, бедняга, пасует, а потом начинает страдать, слагая хитроумные панегирики себе и своим неудачам!

Принято считать, что год за годом наш мир неуклонно прогрессирует и мудрует. Но, поразмыслив немного, с этим не согласишься. В мире и сегодня всё то же расслоение общества, всё те же проблемы — отцов и детей, мужчин и женщин, жизни и смерти. А теперь ещё и другие проблемы, о которых и говорить-то противно. Но за всем этим — логика нашего ума, который по сути ни на йоту не изменился со времён Эзопа или Будды Гаутамы. И всегда находились люди, которые отваживались искать альтернативу уму и логике, жертвовали ради призрачной надежды всем, что имели, что могли бы иметь, и даже тем, чего не имели и не могли иметь вовсе. А в итоге почти все эти искатели тоже умирали (иногда даже благополучно дожив до глубокой старости) — умирали, как правило, очень умными и очень разочарованными. Правда, некоторым из них всё-таки сказочно везло... Но исключения, как говорится, лишь подтверждают правило.

Рискну предложить вам гипотезу. Быть может, беда человека мыслящего в том, что самоуверенный наш ум пытается по-своему истолковать наше предназначение. Получается так, что злоупотребления разума отключают интуицию, иными словами, своим же умом мы путаем карты собственному предназначению. Потому-то толтеки, которые во главу угла ставят именно восприятие, допускают в свой мир ум лишь в качестве стратегического инструмента (что, собственно, стараюсь делать и я, предлагая своё стратегическое мышление).

Однако существуют и другие школы, которые при работе с тем же восприятием напрочь отказываются от логического ума, пытаясь направить нас прямиком к истокам сознания. Я не уверен, что столь ортодоксальный, даже, быть может, элитарный подход к раскрытию сознания даёт самые надёжные результаты. Однако, рассматривая в этой книге проблемы восприятия, я должен хотя бы коротко остановиться и на таких методах. Тем более, что сегодня в мире о них достаточно много рассуждают, причём зачастую, на мой взгляд, в чересчур популярной форме.

Обычно эту знаменитую историю передают так. Спустя годы после своего просветления и обретя уже громкую славу пробуждённого наставника, Победоносный (принц Сиддхартха Гаутама, исторический Будда) однажды читал проповедь великому множеству монахов и паломников, собравшихся вокруг него. Многие из них, люди учёные, тщательно записывали каждое слово, фиксировали буквально всякий «чих» великого учителя. Других распирала гордость: вот ведь, я рядом с самим Буддой, и он мне, букашке, что-то доказывает... Среди впившихся в него лиц Победоносный отыскал одно, принадлежащее старому монаху по имени Махакашьяпа. Татхагата («Так ступающий» или «Правильно ступающий» — ещё один титул Будды) сорвал цветок и с улыбкой показал его этому старому толстому монаху. И тут же на Махакашьяпу (ставшему затем следующим патриархом буддизма) снизошло просветление. А дальше эта история развивалась, как положено. Узрев, что толстяк-Махакашьяпа вот так — вроде бы, ни с того, ни с сего — разжился «чарующей твердыней просветления», остальные паломники напустились на него. «С какой стати это получил от Татхагаты именно ты?», «Что произошло между тобой и Победоносным?», «Сейчас же передай это и нам, твоим товарищам...»

Всё это было, было, было — и до Махакашьяпы, и после него (например, у Иисуса с учениками).

Спустя несколько веков историю Махакашьяпы принёс в Китай двадцать восьмой патриарх буддизма Боддхидхарма, прозванный в Срединной империи Бодайдорумой, Дарумой или просто учителем Дамо. Он-то и основал школу дальневосточного буддизма чань (японск. — дзен), в основе которой — доктрина внезапного просветления, передачи истины без слов, без писаний и без каких-либо умственных построений.

С психологической точки зрения я рискну назвать школу чань методом метаморфоз, целиком опирающимся на работу с восприятием, что для нас чрезвычайно интересно. Я не остановлюсь в этой книге на широко известных в Европе историях, связанных с эпохой знаменитых шести патриархов чань — от Боддхидхармы до Хуэй-нэна. Изумительное свойство чань как истинной живой школы — это способность метода видоизменяться и приспосабливаться к условиям реальной жизни, к нуждам людей, к изменяющимся особенностям их психики. (На мой взгляд, трагический изъян европейских конфессий — это отсутствие в них гибкости.)

Вслед за учителями чань я предлагаю вам проникнуться осознанием того, что каждый из вас — именно такой, какой он есть — имеет в себе самом все средства, чтобы здесь и сейчас стать Буддой (что уж говорить о всяких мелочах вроде магии, успеха в жизни и пр.). И эти божественные возможности сосредоточены исключительно в нашем восприятии. Рассматривая практику чань, я не стану вас испытывать пылью тысячелетий (сегодня у многих от неё аллергия), но обращусь к живому опыту реального просветлённого учителя чань, почти что нашего современника.

Итак, о методе чань, который в техническом отношении изумительно прост. Вот как декларировал его в середине двадцатого столетия знаменитейший чаньский наставник Сюй-юнь (перевод автора с изложений проповедей Сюй-юня Чарльзом Луком):

«Передача знания от наставника к ученику означает лишь выправление сознания последнего печатью сознания первого, и здесь не существует каких-то обязательных и фиксированных наставлений. При обмене вопросами и ответами роль наставника сводится только к рассечению уз, сковывающих сознание ученика. При этом учитель действует в соответствии с конкретными обстоятельствами — точно так же для исцеления конкретного недуга есть определённое подходящее снадобье. Начиная с периода правления династии Сун человеческие способности к чань ослабли, и ученики перестали выполнять указания своих наставников. К примеру, внимая предписанию «отбросить всё и не помышлять ни о добре, ни о зле», практикующие бывали не в силах выполнить даже это. И потому учителям пришлось изобрести «яд против яда», обучив своих последователей сосредоточению на гун-ане (японск. — коан), что означает дословно — «досье», «запись судебного случая», какой-то «прецедент». Это — определённые задачи, разработанные чаньскими наставниками, которые служат в качестве объектов сосредоточения и ведут к достижению внутренней целостности и озарения. С течением времени и гун-ань в значительной мере утратил свою силу, и тогда наставники изобрели для своих учеников новый приём сосредоточения — хуатоу. Хуатоу — это «пра-слово» или «пра-мысль», иначе говоря, это само сознание, не потревоженное мыслью, или сознание в невозбуждённом состоянии. И потому удержание хуатоу в уме есть созерцание собственного сознания, которое может длиться вплоть до постижения этого самого сознания.

В общем, наставники стали призывать своих учеников как можно увереннее удерживать в сознании, казалось бы, лишенное смысла хуатоу. И при этом ни на миг не ослаблять хватку. Точно так крыса упорно грызёт толстую доску в каком-то определённом месте, пока не прогрызёт её насквозь. Смысл этого метода заключается в использовании одной-единственной мысли для того, чтобы предотвратить и остановить мириады прочих мыслей. В чём-то метод хуатоу сродни хирургической операции, которая становится необходимой после проникновения в тело яда. Древние наставники разработали множество гун-аней, правда, затем они стали предлагать ученикам лишь хуатоу, к примеру, такие: «Кто тащит на себе этот труп?» (то есть, кто несёт на себе твоё физическое тело?) или «Каким было моё подлинное лицо до того, как я родился?» В последние годы у наставников очень популярно хуатоу «Кто повторяет имя Будды?»

Любое хуатоу имеет самый простой смысл — в нём нет ничего заумного. Если вы вглядитесь в того, «Кто читает сутру?», «Кто почитает Будду?», «Кто ест или пьёт?», «Кто одет в такое-то одеяние?», «Кто идёт по дороге?» или «Кто спит?», то ответ на этот вопрос «Кто?» будет однозначен: это — само сознание. Слово возникает в сознании, а потому сознание есть «голова» слова (то есть «пра-слово»). Мысль возникает в сознании, и сознание есть «голова» мысли. Мириады вещей берут начало в сознании, и сознание — это «голова» всех этих вещей. В действительности, хуатоу — это «голова» мысли («пра-мысль»). «Голова» мысли — не что иное, как сознание. По сути, хуатоу существует ещё до появления мысли (о нём же). Напрашивается вывод: вглядываться в хуатоу означает вглядываться в само сознание. Наше подлинное лицо до нашего рождения — это и есть сознание. Вглядываться в своё подлинное лицо до своего рождения означает вглядываться в своё сознание. Собственная природа — это тоже сознание.

Практикующий чань должен контролировать все свои шесть органов чувств и усердно трудиться над своим хуатоу, вглядываясь туда, где обычно возникает мысль, пока он не постигнет чистую собственную природу, свободную ото всех мыслей. Это непрерывное, внимательное, спокойное и бесстрастное вопрошение приведёт к безмятежному и лучезарному созерцанию, то есть к полному исчезновению пяти составляющих элементов бытия, пяти скандх. (Пять скандх: материя, чувствительность, представления, реакции и сознание.) Затем следует сохранять эту абсолютную неколебимость в любом состоянии: при ходьбе, стоя, сидя, лёжа, днём и ночью. Со временем такая практика будет доведена до совершенства, что приведёт к постижению собственной природы и достижению состояния будды с одновременным уничтожением всех беспокойств и страданий».

Вот так, вкратце, описал суть современной модификации метода чань знаменитый наставник Сюй-юнь. Между прочим, на склоне лет горячим поклонником этого признанного мастера дальневосточной школы буддизма был, как это ни удивительно, не менее знаменитый западный мыслитель Карл Густав Юнг. Данный факт нам известен доподлинно — в частности, из письма Марии-Луизы фон Франц (от 12 сентября 1961 года), адресованного Лу Куань-юю (Чарльзу Луку), ближайшему ученику, сподвижнику и популяризатору на Западе учения просветлённого чаньского наставника. Незадолго до своей кончины К.Г.Юнг перечитывал труды Сюй-юня (в пересказе Чарльза Лука) и попросил свою секретаршу написать тому письмо с благодарностью за предоставленную ему возможность познакомиться с этими «замечательными работами».

Впрочем, так ли уж всё это странно?! Метод хуатоу, по сути — тот же сталкинг самого себя, провозглашённый толтеками в качестве одного из главных средств их подготовки. При этом толтеки, насколько мне известно, в качестве собственного «хуатоу» предлагают нам помыслить о смерти — более того, посоветоваться с собственной смертью по поводу восприятия того или иного явления в жизни. И потому толтеки почитают смерть чуть ли не главным своим союзником.

С другой стороны, существует знаменитое европейское «memento mori»... А ведь это совсем уже что-то родное и, вроде бы, географически очень далёкое и от толтеков, и от китайцев. В общем, на мой взгляд, такое хуатоу отлично работает сегодня для всех моих современников без исключения, помогая им, с одной стороны, выслеживать себя (то есть собственное восприятие), а с другой — время от времени слегка встряхиваться и вспоминать себя в мирской сутолоке, или, как говорил некогда Гурджиев, хотя бы иногда просыпаться в этой жизни.

Итак, надеюсь, я показал вам один простейший метод самоотрезвления, которым, видимо, сегодня мы не вправе пренебрегать, если, конечно, рассчитываем на какое-то развитие в этой жизни. А теперь — это всё же будет весёлая глава — я вперемешку, кувырком и без разбору, расскажу вам несколько историй, которые, пусть и не станут квинтэссенцией этой книги (во главе угла в ней — всё-таки методы, в определённой степени связанные с рассудком), но, полагаю, ей и не повредят.

Прежде всего, читателю, как мне кажется, будет интересно узнать историю самого Сюй-юня из уст его ближайшего ученика и подвижника Лу Куань-юя (в моём переводе).

Но прежде я должен хотя бы в двух словах рассказать о знаменитом монастыре Баолинь, с которым связаны имена многих величайших наставников чань. Этот живописный приют для тех, кто посвятил себя поискам просветления, по-прежнему расположен в самом сердце провинции Цао-си, по которой, как и полтора тысячелетия назад, протекает извилистая река Цао. Именно здесь в 502 г. н.э. великий индийский наставник основал монастырь Баолинь («Драгоценный Лес»), предсказав, что через 170 лет его стены примут истинного Бодхисаттву, который сдвинет Колесо Высшей Колесницы (чань) в Срединной империи. Так и вышло, и вслед за самим Бодайдорумой настоятелями Баолиня поочерёдно становились остальные патриархи чань, которые и дали начало пяти чаньским школам Китая. И сегодня путешественник в Цаоси может пройти через знаменитые монастырские ворота, воочию увидеть зал Майтрейи, побывать в залах Вэй-до, Хань-шаня и Будды, заглянуть в комнату настоятеля и пройти, наконец, через зал Дхармы, где некогда последний патриарх чань Хуэй-нэн воссел на алтарный трон. Всё это сохранилось... А теперь — слово Лу Куань-юю.

 

«Прежде чем возглавить Баолинь, высокочтимый учитель Сюй-юнь был настоятелем монастыря Гушань в провинции Фуцзянь. В один из вечеров во время медитации (случилось это в начале 1934 года) он увидел Шестого Патриарха, который возвестил ему: «Тебе пора вернуться назад». На следующее утро наставник сказал своему старшему ученику Гуань-бэню: «По всей видимости, моя причинная жизнь близится к концу. Вчера я видел Шестого Патриарха, который меня позвал». В четвёртом месяце того же года Шестой Патриарх вновь привиделся Сюй-юню — на сей раз ночью, во сне, в продолжение которого Хуэй-нэн трижды призвал настоятеля Гушаня «вернуться». Вскоре же Сюй-юню открылся истинный смысл этих необычных видений: он получил от губернатора провинции Цаоси телеграмму, в которой высокопоставленный чиновник приглашал его возглавить монастырь Шестого Патриарха, который, надо сказать, пребывал в то время в весьма плачевном состоянии. Такова подлинная история воцарения Сюй-юня в Баолине.

Мой наставник, почтенный Сюй-юнь, был сыном чиновника Сяо Ю-тана из округа Чжуаньчжоу в провинции Фуцзянь. Он родился в час инь последнего дня седьмого месяца года Кэн-цзу, на двенадцатый год правления Дао-гуана (26 августа 1840 года, между 3 и 5 часами утра). Мать Сюй-юня сразу же после его появления на свет умерла. Едва мальчику исполнилось 11 лет, ему были избраны в качестве будущих жён две маленькие девочки. Когда же они подросли, «наречённый» супруг обратил их в буддизм. После смерти отца Сюй-юня его мачеха и обе юные госпожи ушли в женский монастырь и впоследствии стали просветлёнными монахинями. Будучи 19 лет от роду, Сюй-юнь вместе со своим двоюродным братом совершил из дома побег в монастырь Гушань. Там голова его была обрита, и он получил имя Гу-янь (два других его религиозных имени — Янь-чэ и Дэ-цин).

Будучи в возрасте двадцати восьми лет, будущий настоятель Баолиня решил испытать путь отшельника и уединился в пещере, в которой провёл три года. Затем Сюй-юнь пустился в странствия в поисках достойного учителя. (Не правда ли, история очень схожа с той, которую рассказывают о Будде Гаутаме?) Некий (неизвестный) наставник предписал ему практику хуатоу «Кто тащит на себе труп?». Будучи уже в зрелом возрасте (в сорок три года), он отправился в Путо и оттуда поднялся на гору Пяти Вершин. Во время этих странствий Сюй-юнь попал под сильный снегопад, тяжело заболел и дважды был спасён нищим по имени Вэнь-цзи, который поделился с ним пищей. Во время их беседы необычный нищий задал Сюй-юню несколько странных вопросов, в огромной степени повлиявших на его сознание. В ту пору Сюй-юнь ещё не достиг просветления, а потому и не понял, что Вэнь-цзи был не кто иной, как Вэнь-шу (китайское имя великосострадательного Маньджушри), пришедший ему на помощь.

После путешествия на гору Пяти Вершин мой наставник отправился на запад и побывал в Лхасе. Затем он посетил Бутан, Индию, Цейлон и Бирму, после чего, наконец, вернулся в Китай. У себя на родине он заново отстроил многие монастыри, в том числе и обители основателей чаньских сект. Наконец, он был призван возглавить знаменитый Баолинь.

Наставник Сюй-юнь является преемником Дхармы всех пяти чаньских сект Китая и считается правдивым оком Дхармы нынешнего поколения последователей чань».

 

Таков рассказ самого Чарльза Лука о своём знаменитом учителе. Не правда ли, он звучит немного в духе индо-тибетских или китайских легенд тысячелетней давности? И это при всём рационализме такого явления как буддизм вообще и в особенности его дальневосточная разновидность! И привёл я его не только ради познавательного интереса и не столько для того, чтоб оживить довольно сухую ткань собственного рассказа, но чтобы наглядно проиллюстрировать значение контекстуальной составляющей нашего восприятия. Эта история выпадает из контекста нашей жизни, она мало соотносится с нашей социализацией и потому воспринимается нами весьма эмоционально, кажется нам чудесной. Вот вам явление того же рода. Современная домохозяйка проливает горькие слёзы о судьбе какой-нибудь служанки из мексиканского телесериала и, не дрогнув, пройдёт мимо бездомного ребёнка, попавшегося ей в привычной обстановке — допустим, на улице, рядом с собственным домом. Нет, я ни в малой степени не виню эту домохозяйку — так устроено наше восприятие, связанное с социализацией. Ещё Христос высказался насчёт пророка в своём отечестве и был, как всегда, глубоко прав.

Но продолжу наглядную демонстрацию метода чань, предложив вам несколько историй в изложении самого Сюй-юня (перевод автора). Каждая из этих историй и есть по сути гун-ань (но не хуатоу!).

 

«Однажды Упасака, достигший просветления, собрался покинуть монастырь наставника, у которого был в гостях. Настоятель велел десяти чаньским монахам проводить гостя до ворот. Указав пальцем на падающий снег, Упасака сказал сопровождавшим его монахам: «Хороший снег! Снежинки не падают больше нигде». Тогда монах по имени Чуань спросил его: «Где же они падают?» Упасака тут же дал монаху оплеуху, а тот укоризненно отозвался: «Так себя вести не позволительно!» Упасака ответил: «Что же ты за чаньский монах! Бог мёртвых тебя не отпустит». Чуань спросил: «Что имеет в виду почтенный Упасака?» Упасака дал ему ещё одну оплеуху со словами: «Ты глядишь, как слепой, и говоришь, как немой». Чарльз Лук трактует эту микроисторию так: «Все чаньские наставники сострадали непросветлённым людям и никогда не упускали случая, чтобы пробудить их. Юо Шань (вероятно, так звали настоятеля) послал десять монахов проводить просветлённого гостя до ворот монастыря, рассчитывая, что они смогут что-то почерпнуть у него. Из сострадания Упасака сказал: «Хороший снег! Снежинки не падают больше нигде!». То была своеобразная проверка монахов. Упасака ставил их в трудное положение, чтобы они смогли постичь своё собственное сознание ради достижения состояния Будды. Однако монахи оказались невосприимчивы и не поняли, что, поскольку снег порождается в сознании, он не может падать вне нашего восприятия. Если бы непробуждённый монах осознал то, что треснуло в следующий момент его по лицу, он бы ощутил само осознание, или свою собственную природу. Серьёзно настроенный монах в подобной ситуации обратил бы внимание на немотивированное поведение Достопочтенного и, по меньшей мере, достиг бы прогресса в своей практике».

Следующая история Сюй-юня: «Упасака любил бывать в тех местах, где излагали сутры и давали к ним комментарии. Однажды он слушал, толкование «Алмазной сутры». Когда комментатор добрался до строки о не-существовании «я» и личности, Упасака спросил: «Почтенный, раз нет ни «я», ни «других», кто же сейчас говорит и кто слушает?» Но комментатор не нашёл вразумительного ответа. Тогда Упасака сказал: «Хоть я и мирянин, но кое-что разумею». Комментатор спросил его: «Каково же ваше толкование?» Упасака ответил следующим стихом:

Нет ни «я», ни личности.

Кто же тогда отдалён, а кто близок?

Примите мой совет и не берите на себя труд толкования,

Поскольку оно не сравнится с непосредственным поиском истины.

Природа Алмазной Мудрости

Не содержит в себе чужеродной пыли.

Слова «я слышу», «я верю» и «я принимаю»

Не имеют смысла и употребляются только ради удобства.

Выслушав этот стих, комментатор выразил полное восхищение им.

Однажды Упасака спросил Лин Чжао (свою дочь):

— Как ты понимаешь изречение древних: «Несомненно, есть сотня травинок; несомненно, они — свидетельство патриархов?

Лин Чжао тут же ответила:

— Старик, можно ли так говорить?

Тогда Упасака спросил её:

— А как бы выразилась ты?

— Несомненно, есть сотня травинок; несомненно, они — свидетельство патриархов.

Упасака одобрительно засмеялся».

Комментарий Чарльза Лука: «Сначала дочь, вроде бы, критикует своего отца, а затем повторяет те же слова в подтверждение того, что он только что сказал. Схожие вопросы и ответы часто встречаются в чаньских текстах. Таким способом чаньские наставники любят проверять убеждённость своих учеников — начиная с критики того, что они сказали. Любое колебание со стороны ученика покажет, что он всего лишь повторяет чьи-то изречения, по-настоящему их не понимая. Это — своеобразная ловушка, в которую ловят непросветлённых учеников, притязающих на то, что они осознали истину. Когда ученик по-настоящему просветлён, то остаётся невозмутимым и может ответить вопросом на вопрос. Если наставник удостоверится, что понимание ученика подлинное, он может просто повторить первоначальную фразу, тем самым подчёркивая правоту ученика».

Сюй-юнь продолжает: «Когда Упасака понял, что скоро умрёт, то сказал Лин Чжао:

— Выйди из дома и посмотри по солнцу, который сейчас час. Если полдень, то дай мне знать.

Лин Чжао вышла и вскоре вернулась со словами:

— Солнце — посреди неба, но, к несчастью, его заглатывает небесный пёс (то есть близится затмение). Почему бы вам не выйти и не посмотреть самому?

Поверив дочери, Упасака покинул своё седалище и вышел на улицу. Лин Чжао тут же забралась на место отца, села, скрестив ноги, и, сложив ладони, как положено, испустила дух.

Когда Упасака вернулся и увидел, что Лин Чжао умерла, то сказал со вздохом: Я всегда знал, что моя дочь очень хитра. Вот она и ушла раньше меня». Чтобы похоронить Лин Чжао, как подобает, ему пришлось отложить на неделю собственный уход из этого мира».

 

Таковы «на вкус» чаньские гун-ани, составляющие существенную часть этой практики прямого восприятия, декларирующей полный отказ от логического ума. Из тысяч подобных историй я выбрал рассказы Сюнь-юня про Упасаку не случайно. Во-первых, тот был мирянином и, никогда не обучаясь в монастыре, сумел пробудиться в результате практики чань. Во-вторых, был он человеком весьма небедным и влиятельным, имел жену и дочь, которые с восторгом и, судя по легендам, не без пользы для себя поддерживали Упасаку в его духовном поиске. По словам Сюй-юня, «после полного осознания своей изначальной природы Упасака оставил мирские занятия, выбросил в реку Сян всё своё состояние, насчитывавшее 10 тысяч связок золотых и серебряных (монет), и начал зарабатывать себе на жизнь изготовлением изделий из бамбука».

Интересно, что чань (или дзен) в шестидесятые — семидесятые годы ХХ века был чрезвычайно популярен среди европейцев, причём весьма состоятельных. То было особое время, когда вошедший ныне в фавору (но не в те годы) средний класс чуть ли не поголовно зачитывался Селенджером, а над цивилизованным миром, по воле Ричарда Баха, распростёрла свои белоснежные крылья Чайка по имени Джонатан Ливингстон. Мне довелось встречаться с некоторыми из этих людей, почитавшимися своими соратниками чуть ли не вровень с самим шестым патриархом. Но их качество «не от ума» было на самом деле изощрённо умным — в ту пору я это просто чувствовал, ещё даже не пытаясь формулировать для себя самого, в чём подвох. Впрочем, в прикладных областях, связанных с чань (или с дзен), некоторые из них добивались выдающихся успехов. Например, в боевых искусствах или в целительстве. Учителей было полно (от Уотса до Судзуки) — не было Будды. Впрочем, вовремя просочившиеся в мир через Кастанеду толтеки быстро привели (во всяком случае, лично для меня и для многих моих коллег) соотношение ума и не-ума к нужной пропорции. Тогда-то я и понял, что существует паралогия. И у неё, как выяснилось позже, неплохо получается разбираться с умом и без крайних чаньских мер.

Надеюсь, вы убедились, что и дальневосточные мистические школы, заявляющие о передаче истины безо всяких ухищрений разума, тоже требуют от своих последователей титанических усилий. Ничто в этом мире, увы, даром нам не даётся. И чем выше цель, тем дороже за неё приходится платить.

Что же до практического использования чаньского метода, то в качестве хуатоу для моих современников, как уже было сказано, великолепно подходит воспоминание о смерти. Только имейте в виду: требуется не размышление, не поток мыслей, а именно воспоминание, то есть стремление припомнить то самое состояние не-бытия, которое в принципе вам уже знакомо. Постарайтесь вспомнить — что же было до того момента, как вы родились. Время от времени это полезно проделывать любому человеку. Правильно выполненное воспоминание о смерти не вызывает у нас негативных эмоций, но заметно прибавляет человеку решительности и, как ни странно, своеобразного оптимизма. Ощущение после этого воспоминания — скорее радостное, нежели печальное. И в то же время слегка несерьёзное: «А ведь я всё ещё жив! Надо бы получше этим воспользоваться, ничего не откладывая на завтра...»

Если же воспоминание о смерти надолго и всерьёз портит вам настроение (а это случается, к примеру, с людьми истероидного типа), то оставьте его до поры — до времени: вы сами почувствуете, когда сможете вернуться к такой практике без ущерба для вашего психического состояния.

 

 

Глава 6. Стратегическое мышление в жизни

 

Итак, после экскурсии — надеюсь, не просто ознакомительной — в смежную и весьма радикальную традицию, пытающуюся работать с восприятием, вообще отказавшись от ума, вернёмся к родным Пенатам. Как вы, наверно, догадываетесь, стратегическое выслеживание своего восприятия — всё же воспользуюсь для краткости терминологией толтеков и стану называть это явление сталкингом — итак, сталкинг, или метод психооператора, применим не только в стратегических битвах, но и вообще в любых житейских ситуациях, связанных с каким-то выбором или решением.

Не собирался вначале этого делать, но, видимо, мне всё-таки придётся сформулировать ещё одно правило восприятия, седьмое. Вот оно: в этом изменчивом мире ничто не происходит случайно; всё, что Жизнь, а вернее, Сила, преподносит нам, является для нас битвой и уроком, из которого мы можем вынести бесценный опыт восприятия и обрести дополнительную личную силу, или психическую энергию. Любое явление в жизни нам следует принимать только так.

Используя метод СМ, постепенно внедрите себе в подсознание и эту установку. Она поддержит вашу безупречность в различных житейских ситуациях. Вообще-то, как вы, наверно, поняли и сами, все принципы и правила моей системы тесно взаимосвязаны, служат единой цели и как бы подкрепляют друг друга. К примеру, седьмое правило восприятия одновременно «работает» и на вашу отстранённость от объектов, явлений и себя самого, помогает вам сохранять нужную психическую позицию сталкинга. Согласитесь, смешно сердиться на собаку, которая на вас лает, или на камень, о который вы споткну


Поделиться с друзьями:

Своеобразие русской архитектуры: Основной материал – дерево – быстрота постройки, но недолговечность и необходимость деления...

Индивидуальные и групповые автопоилки: для животных. Схемы и конструкции...

Поперечные профили набережных и береговой полосы: На городских территориях берегоукрепление проектируют с учетом технических и экономических требований, но особое значение придают эстетическим...

Индивидуальные очистные сооружения: К классу индивидуальных очистных сооружений относят сооружения, пропускная способность которых...



© cyberpedia.su 2017-2024 - Не является автором материалов. Исключительное право сохранено за автором текста.
Если вы не хотите, чтобы данный материал был у нас на сайте, перейдите по ссылке: Нарушение авторских прав. Мы поможем в написании вашей работы!

0.09 с.