Войск форсировка всегда была стратегически уместной. С другой стороны,

"Рассказы старого воина", "Русская Старина".

требуемая форсировка войск была уменьшаема Суворовым поразительной продуманностью самого порядка совершения маршей, благодаря которой

Немецкий автограф Суворова

избегалась всякая "непроизводительная" трата солдатских сил. Насколько эта, присущая суворовским маршам, особенность часто была забываема в минувшую войну, мы приведем выписку из записок рядового офицера, причем офицера, горячо любящего старую армию, а потому не могущего никак быть заподозренным в простом критиканстве. Мы говорим про книгу капитана Попова: "Записки Кавказского Гренадера", в которой он излагает

nom (- iiu-iiiiuc переживания одного из наших доблестнейших пехотных попкой, а именно лейб-Эриванского.

"Организация походного движения возмущала всех офицеров до глубины души. Нас поднимали обыкновенно в 4 часа, полк выстраивался. Проходил час, два, три, мы все стояли и мокли под дождем...

"Как на зло, стояла дождливая осень. Наконец часам к 8-ми, получали приказание о выступлении. Куда мы шли — не знали, до ротных командиров включительно, хотя с уверенностью можно было сказать, что штаб полка был осведомлен в этом отношении не лучше нас.

"Шли обыкновенно весь день. Порядок в строю тогда еще держался образцовый, и колонна по отделениям отчетливо вырисовывалась на протяжении нескольких верст. Когда начинало темнеть, нас останавливали около какой-нибудь деревни, и опять чего-то ждали... Стояли, ждали, мокли. Часов в 7 или 8 вечера отдавался приказ располагаться на ночлег, но, хорошо, если в этой же деревне, а то два раза оказывалось, что мы должны ночевать в деревне, которую прошли часа два назад.

"Делать было нечего — поворачивали обратно, часам к 10-ти приходили на место, а в 4 часа нас поднимали вновь.

"С тех пор прошло уже много лет, но я еще ясно переживаю всю бестолочь походного движения того времени, бесцельно выматывавшего нервы и понижавшего боеспособность частей.

"Обидно было сознавать, что управляют нами неумелые и незаботливые руки"...

Приходится обратить внимание еще на одну, весьма распространенную ошибку, в стратегических расчетах нашего Генерального Штаба перед войной 1914-17 гг. и во время этой войны, которая являлась тоже следствием недостаточно продуманного изучения Суворова.

Увлекаясь примером Суворова, требовавшего крайнего напряжения своих войск, мы забывали, что Суворов по условиям ограниченности тех сил,

которыми он командовал, совмещал в себе одновременно главнокомандующего, командира корпуса, а часто и начальника дивизии. В роли последнего он умел потребовать от войск невозможного и не считал врагов (например: его марш в Пражской операции до Бреста). Но в роли главнокомандующего его методы другие: здесь он считает врагов и свои стратегические задания не основывает на таком же напряжении, как в тактике. Полуторамесячная остановка у Бреста в той же Пражской операции является примером такой "расчетливости". В эпоху, предшествовавшую Европейской войне и во время ее, наши высшие штабы свои стратегические расчеты почти всегда основывали на крайнем напряжении войск не оставляя подчиненным инстанциям возможности потребовать от войск добавочной энергии на преодоление непредвиденных случайностей. Операции срываются так же точно, как проливается чаша от последней переполнившей ее капли. Стратегия иметь своей задачей подвести свои войска к полю сражения, поставить их в наиболее выгодное положение; следовательно, стратегия должна подвести войска не измученными, а сохраняющими свой запас сил. Вот почему высшие стратегические расчеты при ведении современной большой войны должны основываться на нормальных переходах. Говоря более общими словами, стратегия современной большой войны требует от своих высших начальников "расчетливого" решения оперативных задач, с тем, чтобы не растрачивать капитал энергии войск до сражения. Этот капитал сберегается, конечно, не для того, чтобы он лежал втуне. Он сберегается для того, чтобы средние и низшие начальники (начальники дивизий и их подчиненные), могли бы быть в нужную минуту расточительны, т.е. могли бы потребовать от войск крайнего напряжения.

Подтверждение только что изложенной мысли о необходимости для высших начальников "расчетливости" в их требованиях к своим войскам мы находим в тех словах, которыми Суворов заканчивает приведенное нами

выше поучение о решающем значении внезапности боевых действий: "будь прозорлив, осторожен, имей цель определенную"...

''Будь прозорлив"... Вы видели пример такой прозорливости Суворова в его ответе Багратиону при завязке сражения на реке Треббии.

Французский автограф Суворова

"Осторожен" — не есть ли это прямое предупреждение о том. чтобы высшие штабы не основывали свои расчеты на постоянной форсировке войск?

"Имей цель определенную" — ибо когда не знаешь, чего хочешь, или когда поставил себе неразумную задачу, форсировка войск пойдет только во вред.

Не погрешил ли Главнокомандующий С.-З. фронтом, генерал Жилинский, против всех этих трех правил, требуя в начале кампании 1914 года от Самсоновской армии форсированных маршей?

Третьим воинским искусством, согласно Суворовской "Науки побеждать", является "натиск".

"Третье — натиск. Нога ногу подкрепляет; рука руку усиляет; в пальбе много людей гибнет. У неприятеля те же руки, да Русского штыка не знает. Вытяни линию — тотчас атакуй холодным оружием; недосуг вытягивать линию — подвиг из закрытого, из тесного места! Коли пехота — в штыки; конница тут и есть: ущелья на версту нет. Картечь через голову, пушки твои. Обыкновенно конница врубается прежде, пехота за ней бежит; только везде строй. Конница должна действовать всюду, как пехота, исключая зыби; там кони на поводах, Казаки везде пролезут. В окончательной победе, конница, гони, руби. Конница займется, пехота не отстанет. В двух шеренгах сила, в трех полторы силы: передняя рвет, вторая валит, третья довершает".

Для того, чтобы понять вышеприведенные требования Суворова, нужно вспомнить, что вследствие малой действительности огня в эпоху Суворова, тактика носила ярко выраженный ударный характер.

Дальность боя ружья достигала лишь 300 шагов, пушки при стрельбе ядрами — 750-1000 шагов, дистанции же действительного поражения были гораздо меньше. Сам Суворов в своих первых приказах, отданных для обучения австрийской армии в 1799-м году, так определяет эту дальность:

"Картечная черта тяжелой артиллерии 80 сажень (240 шагов), та же черта для полковых пушек — 60 сажень (180 шагов), верного ружейного выстрела — 60 шагов".

Отсюда мы видим, что, собственно говоря, атака начиналась всего с 240 шагов. Пройти это расстояние человек может шагом в две минуты, а бегом — в одну — вот в каких рамках времени протекал в суворовское время решающий акт всякого боя.

К этому скоротечному акту Суворов и готовил свои войска. Способами подготовки должны были служить введенные им "сквозные атаки", которыми заканчивалось обязательно каждое учение.

Для производства "суворовской" сквозной атаки обучающиеся войска разводились на две стороны, на расстояния, превышающие дальность картечного выстрела (80 сажень). После чего обе стороны по команде, шагом и бегом, шли навстречу друг другу.

"Прохождение линии или колонн, — пишет Дюбокаж^, — одной сквозь другую исполнялось не так, как это принято в других европейских армиях, т.е. в интервалы, образуемые вздваиванием частей, выстраиваемых вслед за тем; маневр обыкновенно употребляемый при смене линий, под огнем неприятеля, но вовсе не соответствующий суворовской атаке, о которой здесь речь".

"Эта атака была действительная атака \ какая происходила в настоящем деле. Она производилась обеими сторонами, атакующими друг друга с фронта — все равно, стояли ли они в развернутом строю, или в колоннах — среди огня пехоты и артиллерии, при криках ура, повторяемых всяким пехотинцем и кавалеристом. Офицеры кричали при этом: руби, в штыки".

Французский эмигрант, служивший при Суворове довольно продолжительное время. "Precis historique sur le Maréchal Souworow". *^} Курсив в подлиннеке.

"#w одна часть в момент свалки не смела ни принять в сторону, ни замедлить движение**К Пехота шла на пехоту бегом, ружье на руку, и только в момент встречи поднимали штыки. Вместе с тем, каждый солдат, не останавливаясь, принимал слегка вправо, отчего происходили, небольшие интервалы, в которые люди протискивались, и одна сторона проходила насквозь другой. Впрочем, и от самого бега строй размыкался, что также несколько облегчало прохождение".

"Этот маневр был не безопасен, если кавалерия шла на кавалерию или на пехоту. Для образования интервалов, необходимых для того, чтобы пройти в момент свалки, фланговые люди в кавалерии принимали несколько вправо и влево, что позволяло и средним размыкать ряды. В эти то небольшие интервалы между кавалеристами нужно было пройти безостановочно. В тех случаях, когда обе стороны состояли из кавалерии, интервалы часто были недостаточны, и тогда происходила настоящая свалка: коленам доставалось. Мне часто случалось видеть выбитых из седла и до того ушибленные колена, что люди не могли ходить по несколько дней, а иногда и недель".

"Все эти движения не подчинялись никаким правилам и не отличались регулярностью; такой же характер придавал маневру сходство с боем еще более близкое. Нужно заметить, что исчезавший порядок так быстро был восстановляем, что издали зритель едва замечал легкое волнение линий во время свалки; ему даже трудно было представить себе, каким образом эти массы людей и лошадей могли пройти друг друга насквозь без столкновения; тем не менее несчастные случаи бывали редко".

"Понятно, что для войск, выдержанных на суворовских маневрах, бой не представлял ничего нового. Действительно: кавалерия получала навык атаковать дерзко и неустрашимо, пехота — встречала атаку спокойно и

Курсив в подлиннеке.

хладнокровно. Подобные солдаты атаковали холодным оружием в деле, как на маневрах".

В первой части "Науки побеждать", а именно в "Учении перед разводом", сам Суворов дает следующие указания для производства сквозной атаки:

"... Барабан фельдмарш. Заходить против части, на месте стоящей, из картечна выстрела вон. Ступай!*\ Поход во все барабаны. На 80 саженях от противничья фронта бежать вперед от 10 до 15 шагов, через картечную черту полевой большой артиллерии; на 60 саженях тоже через картечную черту полковой артиллерии и на 60 шагов верной черты пуль. Ступай! Ступай! в штыки! Ура!".

Таким образом, согласно Суворову, атака производится, как безостановочное движение вперед, перебегая две зоны в 10-15 шагов в 80 саженях и в 60 саженях от неприятеля. Эти зоны покрывались картечью тяжелых и полковых пушек. Бросок через эти зоны приводил к результатам, которые Суворов так картинно обрисовывает в поучении солдатам:

"... Фитиль на картечь! бросься на картечь летит сверх головы! пушки твои!..Л

В 60-ти шагах, то есть в черте верного ружейного огня, атакующие бросаются бегом вперед и приходят так до штыков.

"Атакуй первую неприятельскую линию. В штыки! Ура! Взводные командиры: Коли! Колу! рядовые: ура! громогласно..."... и, как результат: "... Люди твои! вали на месте! гони, коли!..".

Вдумавшись в только что приведенные указания Суворова, мы видим, что он создает в своей атаке "автоматизм".

Противоречит ли это той сознательности бойца, на которой Суворов строит свою "Науку побеждать"?

Нет.

Курсивом напечатаны команды.

Дело в том. что с 240 шагов атака должна была быть окончательно нацелена. Далее она должна была представлять собой как бы пулю, выпушенную из ружья. Для того же. чтобы приобрести неудержимость, она должна была приобрести стихийный характер. Последнее, в свою очередь, достигается тогда, когда масса людей превращается в то, что называется "психологической толпой". В "психологической толпе" силы индивидуума удесятеряются, и он легко становится героем. Но не нужно забывать, что он также легко может стать и трусом, ибо "психологическая толпа" может быть только героичной или преступной. Среднего для нее нет. Она неудержимо бежит вперед или так же неудержимо бежит назад. Правда, Суворов выпускает свою "толпу" всего минуты за полторы до столкновения, и если противник движется вперед, то и того меньше. Промежуток времени минимальный. Для того чтобы обеспечить победу выпущенной им "стихии", Суворов работает над "подсознанием" своих солдат. Современная психология установила, что наша подсознательная жизнь имеет несравненно большее значение для наших поступков, нежели наше "сознание". В особенности тогда, когда сознание затуманено. Последнее всегда имеет место в психологической толпе и при наличии опасности. И вот Суворов развивает в солдатах привычку, которая должна заменить им затуманенный в стихийной атаке рассудок. Эта привычка создавалась сквозными атаками, которые составляли непременную часть каждого суворовского учения. Во время таких атак часть привыкала проходить шагом или бегом указанные ей дистанции и свыкалась с мыслью обязательной свалки с врагом.

"Везде фронт", несколько раз повторяет "Наука побеждать", т.е. не бойся вклиняться в строй врага.

"В атаке не задерживай", гак как начавшаяся атака не может остановиться; и для того, чтобы у каждого солдата в этом отношении не было никакого сомнения, Суворов требует исключения из воинского лексикона слова "ретирада". "Может начальников спросить отступных плутонгов?

Лучше о них и не помышлять; влияние их солдату весьма опасно, ниже о каких ретирадах в пехоте и кавалерии не мыслить".

При бессрочной службе получалась полная возможность привить эти привычки солдатам, а потому атака суворовских войск представляла собой действительно ничем неудержимую стихийную силу.

С целью укрепить в сознании и подсознании солдат твердую веру в победоносность такой атаки, Суворов и написал в своей Науке ту фразу, которая, впоследствии, принесла нам много вреда. Мы говорим об его словах: "пуля дура, штык молодец".

Но, сказав эти слова, Суворов очень внимательно следил, чтобы пуля не поумнела.

Во время Итальянской кампании выяснилось, что огнестрельное оружие французской армии было улучшенное. Ружье поражало дальше, у пушек была чугунная, а не свинцовая картечь, что увеличивало не только дальность боя, но также увеличивало и глубину зоны поражения. Кроме того, французские войска стреляли скорее, нежели турецкие и польские. Вследствие этих двух причин неприятельское картечное поражение не образовывало собой только две резко очерченные зоны, шириной в 10-15 шагов в 80 и 60 саженях от противника, но можно было ожидать картечного поражения на всем пространстве в 300 шагов (100 саженей) впереди вражеского фронта.

Суворов сейчас же производит изменения в "форме" своей атаки. Указание об этом изменении формы атаки дошло до нас в виде Инструкции, отданной Суворовым для обучения австрийской армии. Мы приводим эту инструкцию целиком, так как чтение ее позволит нам увидеть полностью всю картину суворовской атаки. Нужно только предупредить читателя, что в виду того, что приводимый русский текст является переводом с немецкого подлинника, своеобразный суворовский слог утрачен.

ИНСТРУКЦИЯ.

"Итальянская армия обязана большей частью побед своих быстрому наступлению и сомкнутым атакам в штыки; а потому все господа генералы должны на каждой дневке упражнять вверенные им войска в действиях этого рода".

"В отдалении от неприятеля в походе идти рядами, потому что для нижних чинов это легче и удобнее. На каждую немецкую милю (7 верст), — час отдыху, а если весь переход мили три с половиной и до пяти, то подъем в 2 часа утра; вьючные лошади с котлами и мясом посылаются вперед, чтобы люди могли получить пищу, необходимую для поддержания их сил".

"В расстоянии около часа от неприятеля выстраиваются взводы, а лишь только подойдут под пушечный выстрел, берут ружья под приклад и идут в ногу, потому что это единственное средство наступать скоро".

"В 1000 шагах от неприятеля всегда строиться в две линии, а потом с музыкой и обыкновенным шагом подойти на 300 шагов от противника; артиллерия всегда становится так, чтобы не мешать движению других войск, и деятельно производить пальбу".

"В 300 шагах команда: стой, равняйсь, пальба взводами, заряжай, взвод готовсь, кладсъ — пли!"...

"Затем бить отбой, а когда люди совершенно приготовятся, то команда:

"Слушай, атака всем фронтом, ружья на перевес".

"Войска берут ружья на перевес и крепко держат их в правой руке".

"Марш!".

"Войска трогаются несколько усиленным шагом, с музыкой, с распущенными знаменами, и когда подойдут на 200 шагов, то командовать:

"Марш-марш!"

Войска удваивают шаг в расстоянии 100 шагов опять командовать:

"Марш-марш! "

"По этой команде люди хватают ружья левой рукой и бегом бросаются на неприятеля с криком ура".

"Неприятеля надо колоть штыками прямо в живот, а если который штыком не проколот, то прикладом его.

"Во время учений командовать: стой! и бить отбой на том самом месте, на котором предполагается неприятель и которое всегда должно быть обозначено забором и плетнем. Господа офицеры должны в этом случае особенно наблюдать, чтобы фронт быстро выравнялся. Быстрота равнения душа армии; на местности пересеченной надобно упражнять в этом войска как можно чаще".

"Вторая линия подвигается вперед сомкнуто и держит ружья на плече вслед за первою, на дистанции 200 шагов, имея между батальонами по 300 шагов интервала".

"Кавалерия становится в третью линию или на флангах второй, смотря по обстоятельствам, но всегда поэскадронно или подивизионно; во время самой атаки она кидается на неприятеля с фланга или с тыла; казаки остаются в колонне за кавалерией, преследуют неприятеля и окончательно его истребляют".

"Этот род атаки, который я в особенности рекомендую, должен быть сообщен фельдмаршалам-лейтенантам, бригадным и полковым командирам, для того, чтобы они в точности следовали ему и упражняли в этом войска, сколько лишь возможно, не утомляя людей".

Изучая эту инструкцию, мы видим, что хотя в основе ее лежит прежний принцип безостановочного стихийного движения вперед, но в "форме" этого движения произведено довольно существенное изменение. Суворов не только удлиняет дистанцию, с которой начинается атака (300 шагов вместо 240), но и сама атака ведется иначе. Прежде Суворов требовал перебегания в 80-ти и 60ти саженях от неприятеля полос в 10-15 шагов и последних 60 шагов до

свалки. Теперь с 300 шагов до 200 шагов войска идут ускоренным шагом, с 200 до 100 шагов "удвоенным шагом", и последние 100 шагов — бегом.

Таким образом, самые незначительные усовершенствования огневого боя заставили Суворова соответственно изменить "форму" своей атаки.

Как же поступил бы Суворов теперь, когда пуля из дуры сделалась очень умной?

В самом деле, сравним дальности действительного огня во времена Суворова и в настоящую эпоху:

Дальность действительного огня: пехотного: в эпоху Суворова — 100 шагов; в настоящее время — 3000 шагов.

Дальность действительного огня: артиллерийского: в конце эпохи Суворова: — 200-300 шагов; в настоящее время — 15000 шагов.

Решение Суворова преодолеть зону действительного огня одним броском, придав ему стихийный характер, является гениальным. Но в современных огневых условиях оно явилось бы абсурдным. Суворовское решение годится только для последней минуты атаки, требующей теперь многие и многие часы. В эти многие и многие часы бойцу предстоит вести решающий бой огнем, а для победы в этом бою боец должен верить в силу своего огнестрельного оружия, а не презирать его. Эта вера в силу своего огнестрельного оружия вовсе не должна умалять убеждение в безусловной необходимости для победы настойчивого продвижения вперед, дабы дойти до свалки, только во время которой одержанная огневая победа может получить окончательное завершение (неприятель "взять в полон или склон или срублен").

Косвенное подтверждение сказанного нами мы можем найти в "Науке побеждать".

"Баталия в поле, — говорит Суворов, — линией против регулярных, кареями против басурманов... Есть безбожные, ветренные, сумасбродные

французишки, они воюют на немцев и иных колоннами; если бы нам случилось против них, то надобно их бить колоннами же".

В этих словах Суворова мы находим совершенно определенное указание на "относительность" форм действия. Эти замечательные слова написаны Суворовым в эпоху, когда формы фридриховской тактики считались непреложными. Они замечательны еще тем, что указывают, что Суворов понимал и эволюцию военного искусства, мысль о которой военная наука начала усваивать лишь в конце XIX века и окончательно усвоила только после минувшей большой войны.

На основании этого мы и считаем себя в праве утверждать, что непризнавание для современной эпохи формы суворовской тактики-натиска и его слов, что "пуля — дура", вовсе не противоречит существу учения Суворова.

Если форма суворовского "натиска" для наших времен устарела, то сама идея о том, что третьим воинским искусством является "натиск", осталась верной.

В самом деле, мало правильно поставить себе задачу (глазомер), недостаточно еще развить наибольшую быстроту в проведении этого решения в жизнь (быстрота), нужно еще проявить крайнее напряжение для того, чтобы добиться решения в нашу пользу. На теперешнем языке военной науки это принято называть принципом сосредоточения усилий в решающем месте в решающее время.

Поэтому надпись, которую Суворов приказал выгравировать на сабле, подаренной им любимому генералу Милорадовичу: "Глазомер, быстрота, натиск, победа", остается по-прежнему самой точной и краткой формулировкой военного искусства.

ОЧЕРК IV-ый

УЧЕНИЕ СУВОРОВА Военное воспитание.

Давно уже обращено внимание нашей военной науки на то, что Суворов был гениальным психологом. Большая заслуга в этом принадлежит генералу М.И.Драгомирову. В ряде своих работ он указал на приемы Суворова, посредством которых он воздействовал на психику солдат.

Вот объяснение одного из них, которое тем более интересно, что касается совершенно, казалось бы, ничтожного предмета. Вопрос идет о солдатском ранце. Вес его был значительный, по самому умеренному определению он весил 20 фунтов. И вот Суворов этот ранец называет, в своей "Науке побеждать", как мы видели в одном из прошлых очерков, словом "ветер".

"Не трудно понять, пишет генерал М.И.Драгомиров, чем лежит этот ветер на спине, протащившей его переход. Нужно следовательно расположить солдата не только не задумываться над тем, и напротив, шутить, бодриться, находить, что эта тяжесть ему ни почем, что она не тяжелее ветра. И когда Суворов находил, что этот ранец — ветер, протаскав его 7 лет, то как же мог не находить этого солдат, жадно прислушивавшийся ко всякой его остроте, заметке, веровавший в него, как в Бога? Всякому известно, что одна и та же тяжесть и лишение обременяют не одинаково: что это зависит от того настроения, с которым они принимаются. Стоит, например, уверить себя, при небольшой беде, что это несчастье, из которого нет выхода, — и она действительно вырастет до таких размеров, и человек раскиснет, и у него отнимутся руки. Стоит, наоборот, принимать шутя действительно тяжелые

положения, и они не задавят человека. Суворов остротами вроде "ветра" заставлял солдат, шутя и весело, смотреть на тяжелые стороны их службы, а кто шутит, кто весел, кто не злится, тот не падает духом".

Подобный прием Суворов употребляет часто. Многочисленные свидетельства этому можно найти в его поучениях и приказах. Напомним наконец одного из его приказов, отданных им перед сражением на Треббии*\

"... Чтобы котлы и прочие легкие обозы были не в дальнем расстоянии при сближении к неприятелю, дабы по разбитии его можно было каши варить. А, впрочем победители должны быть довольны взятым в ранцах хлебом и в манерках водою..**⁾.

Суворов предвидит, что вследствие той форсировки, с которой он ведет свои войска к сражению на Треббии, обозы запаздывают. Указывая на необходимость уменьшения оттяжки обозов от войск, он стремится сделать все, чтобы уменьшить это запоздание. Но вместе с тем он подбадривает свои войска и на тот случай, когда они останутся на хлебе и воде.

Шутки, с которыми Суворов постоянно обращался к солдатам, представляли собой не столько "чудачества" сколько один из излюбленных Суворовым способов влить веселье, а с ним и бодрость в рядового солдата.

Какое громадное значение придавал Суворов "бодрости" видно из того, что заканчивая свою "Науку побеждать" девятью заповедями (или как он сам называл "правилами воинскими"), он седьмой из них ставит "бодрость"; "смелость" же и "храбрость" поставлены на восьмом и девятом месте, т.е. после "бодрости". Психологически это совершенно правильно, ибо бодрость есть длительное состояние; она есть та психическая основа, без которой смелость и храбрость могут проявляться лишь в виде быстротечных порывов.

В письме к своему крестнику Суворов пишет:

Этот приказ был полностью приведен выше во И-ом очерке. ^} Курсив наш.

"Достоинства военные суть: храбрость для солдата, бодрость для офицера, мужество для генерала".

Бодрость для офицера... потому что офицер является ближайшим к солдату интеллигентным начальником: ему легче всего поддерживать бодрость духа среди солдатской массы, могущей прийти в уныние из-за недостаточного осознания необходимости требуемых от нее жертв. Придавая первостепенное значение сохранению бодрости духа в войсках, Суворов и требует от офицера, чтобы он сам прежде всего всегда сохранял в себе эту бодрость.

Несомненно, что бодрость духа, так же как смелость и храбрость, в большей мере зависят от уверенности в своих силах и в успехе. Привитием солдату уверенности в своих силах и должна была служить Суворовская "Наука побеждать"... "... И сказано ему было (солдату), — пишет в одном месте Суворов, — что более ему ничего знать не оставалось, только бы выученное не забыл. Так был он на себя и надежен —- основание храбрости". Психологически интересно обратить внимание на слог Суворовский "Науки побеждать". Все свои указания Суворов излагает тоном, не допускающим сомнений в победе.

Вместе с этим он постоянно повторяет и в "Науке побеждать", и в поучениях и в приказах:

"Чудеса творят Братцы".

"Богатыри, Неприятель от Вас дрожит".

"... давай нам десять на одного. Всех побьем, повалим в полон возьмем".

Чтобы понять всю силу внушения, которую получили эти слова по отношению к Суворовскому воину, нужно прежде всего понять, какую магическую силу имел над душой своего офицера и солдата Суворов. Напомним здесь наблюдение, сделанное в сражении на р. Треббии г. Фуксом и объяснение, данное соратником Суворова генералом Дерфельдоном, что этот непонятный чудак есть какой то талисман, который довольно развозить

по войскам и показывать, чтобы победа была обоснована. И вот когда такой обожаемый войсками полководец, каждое слово которого чтится, как Евангелие, и в неизменной победности которого нет сомнения, начинает свои приказы так, как начинался приведенный нами в одном из предыдущих очерков приказ по Азовскому мушкатерскому полку, отданный накануне штурма Праги: "Его Сиятельство граф Александр Васильевич Суворов приказал: взять Прагский ретраншмент...", то можно себе представить, какую громадную моральную движущую силу получали эти слова... И войска брали крепости и на голову разбивали врага в сражениях.

Этой, почти неограниченной для него возможностью вселять в свои войска уверенность в победе, Суворов пользуется мастерски. В этом отношении изучение его боевых приказов представляет собой непочатую область для исследователя по коллективной психологии.