Александр Егоров, 1937 г.р., пенсионер, Томск

 

О МОЁМ ДЕДУШКЕ ФЕОКТИСТЕ. И НЕ ТОЛЬКО…

 

(рассказ – воспоминание).

 

Моего дедушку звали Феоктист Николаевич. Его не стало, когда мне было всего шесть лет. А отца не стало спустя год, когда я пошел в первый класс. Но оба оставили о себе неизгладимые воспоминания.

Сегодняшняя история будет про моего деда. Я его очень любил и уважал, хотя виделись мы лишь летом. «А что мне привезешь?» спрашивал я его, а он отвечал с доброй улыбкой «А редьки хвостик». И, конечно же, праздниками были поездки на лошади вместе с дедушкой или самостоятельно верхом на водопой к пруду. Видимо с той поры и полюбил я лошадей. Хотя чуть от них не пострадал.

Как-то отправил меня дед пяти-летнего и одного с копной сена, а конь свалил и меня и сено….Сегодня мне уже девятый десяток лет, но я недавно на майских праздниках попросил славную девочку Олю, катающую ребятишек, разрешить мне взобраться на коня и проехаться в седле. Довольны были все: и я, и Оля, и, жеребец Цыган.

Конечно, сам о себе дедушка мне не рассказывал, мал я был, да и не приветствовались тогда откровенные рассказы, время было такое… Так что основные сведения о нем я получил от бабушки Матрены Дмитриевны, а также от моей мамы Зинаиды Феоктистовны и дяди Василия Ивановича. Из их рассказов и сложилось убеждение, что дедушка мой Феоктист Николаевич был человеком незаурядным.

Во-первых, был грамотным, поскольку учился в ЦПШ (церковно- приходской школе). Во-вторых, был глубоко верующим человеком. В-третьих, никогда не матерился, даже в «критические» моменты, что всегда было характерным для русских мужиков.

Бабушка Мотя вспоминала, что на ее вопрос» «страшно ли было на войне?», дедушка отвечал: «было и страшно» и с улыбкой, добавлял, что страх заставлял солдат вспоминать о Боге. Только отправившие всех «по матери», солдатики, во время вражеских артобстрелов - бросались на дно окопа со словами: «Господи, помилуй!».

Одним из главных достоинств Феоктиста были его золотые руки. Казалось, он умел делать все: выполнять любые плотницкие работы, шить обувь, подковывать лошадей, стеклить окна. Я не говорю уже о его столярных способностях. До сих пор сохранились комод и буфет его работы из кедровой древесины.

А еще он очень внимательно относился к своему внешнему виду. Его одежда всегда была опрятной, лицо чисто выбрито. Кроме рыжих усов, которые он красил в черный цвет, несмотря на бабушкины усмешки. Наверное, такому отношению способствовали и несколько лет службы в армии. Сначала на действительной военной службе в железнодорожных войсках на КВЖД (китайско-восточная железная дорога, принадлежащая России), а затем на фронтах Первой мировой войны.

Достоверно известно, что на фронте Феоктист не прятался за спинами, о чем свидетельствуют боевые награды: солдатский крест и медаль «За храбрость второй степени». Медаль мои дети еще в семидесятые годы отнесли в музей школы № 48, где тогда учились. Тогда это было принято - все свое отдавать государству. Учителя предложили детям принести каждому в музей какие-то исторические реликвии. Принесли почти все. Был отличный школьный музей. После того, как школу реорганизовали, ликвидировали и музей. Так исчезли и все экспонаты. Недавно я разыскал директора того музея. Она лишь вспомнила, что подъехал самосвал, все свалили в кузов и куда-то увезли. Куда, никто не спросил и на варварское отношение к историческим реликвиям никто не обратил внимание. Я пытался разыскать следы этого музея. Но безуспешно.

Искал я не награды (хотя и они важны), а уникальную фотографию, на которой были запечатлен мой дед и еще несколько солдат, возвращавшихся домой после революции 1917 года и окончания войны. Все они сидели на железнодорожной насыпи, на заднем плане которой был состав из десятка вагонов «теплушек». На одном из вагонов огромный транспарант эсеров «Земля и воля». Вот в таком вагоне мой дед и возвращался домой.

Ехали в теплушках не только люди, но и лошади. Их, после роспуска армии, роздали демобилизованным солдатам. Привез коня по кличке Гнедко в свою деревню и мой дед Феоктист.

У этого коня тоже интересная биография. Во время войны он возил пушки, был огромного размера и недюжинной силы. Удивлял всех в деревне своей статью. В обмен за этого коня давали двух других, да еще корову в придачу. Но дед не предал свого друга. Когда ездили на мельницу, а тогда мололи зерно с помощью лошадей, этот конь тянул так, как не могли тянуть пара лошадей…

Гнедко однажды чуть опять не попал на войну. Уже на Гражданскую. А спасла его, на сей раз, бабушка. Было это так. В поселке Богашево остановилась на два дня воинская часть адмирала Колчака. Отбирали у крестьян лошадей, молодых мужиков насильно мобилизовывали в Белую армию. Попался им в лапы и родной брат моей бабушки Федор. Он сбежал, был пойман и жестоко избит плетями, однако опять сбежал. Дед мой с другими мужиками тоже скрывался в соседней деревне, где белых не было. А вот бабушка Матрена проявила себя очень отважной женщиной. Она сохранила Гнедка, спрятав его в зароде (стоге) сена, который стоял в огороде метров в двадцати от дома. Риск был большой, так как конь мог заржать и тем самым выдать себя. Тем более прямо в нашем доме ночевал белый офицер с двумя солдатами, а в конюшне стоял его собственный конь с кошевкой. Но, слава богу, обошлось.

Радоваться бы им, когда непрошенные гости уезжали. Так нет, хозяева, не смотря на риск, еще и вернули их, увидев в снегу торчащий край забытого ковра. Моей маме тогда было десять лет и она рассказывала, как бежала за офицерской кошевкой, когда колчаковцы, уезжали. И кричала им: «Дяденьки, дяденьки! Вы ковер забыли!». Ковер чистили на огороде, выпал снег и запорошил его. Вот и не заметили. Но бабушка не могла взять чужого и потому послала дочку сообщить о находке. Те, конечно спешились, вернулись и забрали его, по словам бабушки это был великолепный ковер ручной работы.

Дом этот, в котором проживали бабушка и дедушка и которому сейчас уже более ста пятидесяти лет, до сих пор стоит в Богашево на улице Дзержинского. Рядом мы построили еще один, который используем, как дачу. Разобрать старый дом пока рука не поднимается, хотя уже все балки прогнили и жить там давно небезопасно.

Но не только лошадей привозили с войны. Всех в поселке Богашево несказанно удивил старший брат моего деда - Трофим, который привез шестнадцати-летнюю жену, красавицу, австрийку по имени Амалия. Она пришлась ко двору сибирякам за свою доброту, отзывчивость и трудолюбие. Хотя всегда говорила с акцентом, трудно её давалась русская речь. Баба Маля надолго пережила своего мужа и умерла в преклонном возрасте (под девяносто лет) в городе Томске, так и не научившись произносить некоторые русские слова.

Боевые заслуги, личные качества, а также уважение односельчан к деду Феоктисту, приглянулись и новой советской власти. В конце двадцатых годов деда назначили первым председателем сельского Совета. Однако выполнял он эти обязанности лишь короткое время. Начиналась коллективизация, власти требовали «раскулачиваний», в результате которых были репрессированы многие трудолюбивые крестьяне целыми семьями. Деду, как представителю местной власти, велели участвовать в этом деле, что оказалось для него нестерпимым. Баба Мотя вспоминала о том, как потряс их арест очень уважаемого всеми мастера, создавшего в деревне столярную артель под названием «Смычка», которая обеспечивала рабочие места многим мужикам. Звали его Викентий Викентьевич Воронько. Когда я спросил «За что арестовали?», бабушка полушепотом ответила: «Не знаю.

По линии НКВД».

Еще один сильнейший удар дедушке нанесло то, что «новая власть» не верила в Бога, а новые активисты еще и оскверняли его образ. Как-то по сельским улицам в один из православных праздников двигался «крестный ход». Несли иконы, хоругви. Вдруг к шествию пристроилась местная активистка. Высоко подняв измазанную навозом лопату, она замыкала шествие. Дед, увидев из окна это действо, не выдержал, выбежал на улицу, выхватил лопату и дважды огрел черенком по филейным местам этой хулиганки.

Потрясенный последними событиями, дед несколько дней не выходил на работу, а потом явился к начальству и доложил, что «был в запое и …потерял печать». Его и уволили. Баба Мотя говорила, что могли посадить в тюрьму. Крутое было время…

Много лет спустя, мой дядя Василий, который в то время был мальчишкой, рассказал правду о том, что дедушка печати той совсем даже не терял, а закопал ее в огороде. Понимал, что за одно и тоже дело – пьяного могут и простить, а вот трезвого - посадят. Вот и ушел в «придуманный запой».

Несколько лет после этого дед Феоктист трудился на мебельной фабрике «Краснодеревец» в Томске, затем был завхозом в средней школе села Богашево. Умер он в 1943 году от воспаления легких.

Вот таким был мой дорогой дед Феоктист Николаевич Стулов.

Я не располагаю достаточными сведениями о других родных братьях дедушки. Кроме уже названного Федора, были еще: Роман, Капитон и Полумен. Вот такие были тогда интересные имена, некоторые из которых сейчас опять возвращаются. Так вот все эти братья, вместе со своими соседями Приходкиными, Шевелевыми и другими мужиками - односельчанами задумали и построили вручную топором и лопатой в живописном Богашевском кедровнике настоящую жемчужину – лесной пруд, несколько лет назад разрушенный, и восстановленный лишь осенью 2012 - го года.

Два года я посещал властные кабинеты всех уровней, чтобы восстановить это озеро. Показывал фотографии, как оно выглядело еще десять назад и какое оно стало: практически высохшее, напоминающее лужу, заросшую тиной, со старой корягой, плавающей посередине. По вине предприятия, которое сбрасывало свои отходы в него. Нашел других сподвижников, которые тоже стали заниматься этим вопросом. Наконец из бюджета области были выделены средства на восстановление озера в Богашевском кедровнике. В мае 2013-го года оно было наконец-то полностью восстановлено. Более того: в него выпущены зеркальные карпы.

Я и сейчас каждое лето продолжаю отслеживать, в каком состоянии Богашевское озеро. Карпы в нем на следующий же год по неизвестной причине исчезли. Да и восстановленное озеро, не смотря на обещания властей сельсовета, совсем не очищается. А над подступах к нему, в кедровнике построено много самовольных дач. Да так, что привычной дорогой к нему уже не пройти, надо обходить кругами. Печально все это. Ведь кедрач – это жемчужина Сибири. Здесь в советское время бы замечательный дом отдыха, детские лагеря. Восстановить бы их, построить оздоровительные центры, экскурсии проводить, показывать ребятишкам красоту лесную…

Эх, силы мои уже не те… Я уже сам дед. Но для меня озеро – это память о моем замечательном дедушке Феоктисте, который создавал его со своими односельчанами более ста лет назад.

И я очень надеюсь, что найдутся и другие неравнодушные люди и работа по благоустройству Богашевского пруда и прилегающей территории будет продолжена и станет достойным знаком уважения к нашим предкам, для которых любовь и защита родной природы были святым делом.

Николай Конинин, 35+, Томск

 

 

БЕЗ КРЕСТА

 

В первое лето этого века Александр Конинин, мой двоюродный дядя, глядя на принадлежавшие неизвестно кому бывшие колхозные поля, сказал: «Был бы жив Николай Конинин, брат твоего отца, никакого Ельцина на нашей Земле не было бы, а жил бы Советский Союз. Николай голову носил прямо!

Прозвучала команда: «По машинам!» и призывники, перелезая через боковые борта стали рассаживаться на лавках. Николай ещё в строю сообразил, что на передней лавке сидя спиной к движению, можно будет долго видеть деревню.

До войны он несколько раз писал заявления, в военное училище, ну а с войной – в армию, думал: «Эх, разобьют «Адольфа», а он в тылу застрял. Мужиков позабирали, работа навалилась. Бабы и детишки трудились от зари и до темна… Николай работал учётчиком в тракторной бригаде, на месте старшего брата, призванного в 40г. Он с гордостью смотрел на большие буквы – А.Я.К. написанные на стенах будки полевого стана братом – Анатолий Яковлевич Конинин. – «Братишка, служи я не подвиду надо две нормы – будет две». А когда было легко: «Маме с тятей при царском прижиме, или тяте в гражданскую. Может когда попросился человек заночевать – отужинал, выпили с тятей – говорили об охоте и песни пели, а мама подтягивала: «В той степи глухой замерзал ямщик» и «Ой Мороз, Мороз – не морозь мэне, ой ни так мэне, як коне мого». Песню тятя мальцом перенял от деда, Николаевского ещё солдата (четвертак оттрубил, как топором отрубил). Прохожий, с Полесья, с Пинских болот оказался, земляк стало быть деда – солдата. На утро, когда тятя ушёл, Пинчук надевая шапку глядя в пол на топор – выдавил: «Людины, а ведь я приходил убивать вас». Да в двери, через огород, и был таков. Мама после топор всегда на ночь стала прятать, и людей перестала привечать. Вот она, какая классовая борьба. Или после, когда тятю председателя колхоза по навету обвинили в утрате семенного фонда, хорошо наш народный суд разобрался – легко никогда не было. Товарищ Сталин верно сказал: «Классовая борьба будет нарастать»

В августе проходило колхозное собрание – «О создании фонда «Обороны Страны» - Николай пожертвовал 40 трудодней и 25рублей, его тятя – барана и 100 рублей. Никто не остался в стороне, даже самые злобствующие, и только один гнус, из ссыльных отказался. Хотя на собраниях и звучали речи о скорой победе, все молча знали: «Ох, как будет трудно!»…

Расселись по лавкам - из раструба репродуктора, из черноты раненого горла, разрывая душу, прорывалась песня «Вставай страна огромная». Мамы, сестры, невесты заголосили – сколько похоронок уже пришло, а сколько еще прейдет. Машины тронулись, люди бросился за ними, но вскоре отстали в клубах пыли, и копоти и только мальчишки на конях держались. Александр Конинин мчался с его стороны, успевая настёгивать лошадь, да размазывать рукавом пот. Машина спускалась в низинку – деревня пропадала, выныривала – с ней выглядывала деревня, вот уже и с самых высоких бугров невозможно стало разглядеть дома. И только белый лик Ишимской Церкви, в темном окладе соснового бора неизбывно стоял перед глазами.

Николай сколько себя помнил – при возвращении в деревню первое что вырастало над лесом – церковь. Особенно в сумерках - ждал, ждал явления её светлого лика. Ему стало стыдно, что первый раз надев пионерский галстук, пробежал босиком по луже и забрызгал деревенского батюшку, что сочинял и пел нехорошие частушки, и смеялся, когда взрослые подпоили батюшку, да пьяненького опрокинули в канаву. И вспомнил, как он весело бежал за машиной, увозившей батюшку, как тот смешно тряс седенькой бородёнкой на кочках, стукаясь головой в плечо то одного военного, то другого – Классовая борьба! …

Уже только пристав на ноги, можно было, ухватить краешек купала. Он первый раз в жизни, но далеко не в последний, пожалел, что скинули крест, ведь – сколько бесконечных мгновений они бы глядели друг на друга. Ещё несмышлёнышем, он смотрел на это второе никогда не заходящее солнышко. Со временем – Тятя, и в школе объяснили: «Религия – опиум для народа, мракобесие, шоры для ослепления масс» А тогда собрались со всех окрестных деревень, играла музыка, конные с винтовками, отделяли народ от церкви. Старухи причитали, крестились – большинство, сняв шапки, как на похоронах молчало, все были крещены в Ишимской церкви. После митинга комсомольский вожак и несколько активистов полезли с верёвками на купол. Вожак как то изловчился и с четвёртого раза накинул петлю на крест, но не удержался и заскользил по куполу, раз другой бухнул барабан и замолчал – даже вороны смолкли. Но босые ноги нашли опору, и он цепляясь за верёвку накинул ещё петли. Спустился за ним и остальные. Дёрнули веревки, и крест 100 лет державший Мiр и небо на раскинутых руках рухнул – аж но небо о село. Крест положили на телегу и в сопровождении военных увезли. Сам не зная, почему Николай плюнул в след. Стали расходиться, а комсомольцы во главе с вожаком, пионеры весело вертелись тут же. Кирками разбирали один из приделов, кирпичи на клуб, да куда там кладка то на яичных желтках, на века – теперь только крошево одно! …

Вот и конные отстали, и самый упорный, двоюродный брат Александр настёгивал лошадь, где то за холмами. Машину подкинуло, и блеснул позолотой Ишимский крест, Николай удивлённо протёр глаза – и опять блеснул крест – это солнечный луч, выскользнув из – за тучи пронзил слезу, пошёл мелкий, скорый дождик – а в дождь уезжать к удаче. Вчера день на полях, а ночь напролёт – проводины, глаза закрылись сами собой. Машина повернула, солнце переместилось за спину, одев головы сиянием. Шум мотора перебила гармошка – Нюра, одноклассница дрожащим голосом причитала: «Коля, Коля, Николай – сиди дома...» она пела, и смотрела, смотрела на Николая. Только утром, уже после команды: «Строойся!», вытирая опухшие глаза, она подскочила к нему – губами прижалось к губам – ударило током: «Ко – ля, Ко – ля!», и уткнулась в плечо – их единственный поцелуй. Машина голосом мамы всхлипнула: «Спаси и сохрани раба твоего Николая!» Тятя – щетиной прижался к щеке, тут же стоял в солдатской гимнастерке брат Анатолий и Батюшка...

Бабахнуло – Николай очнулся, заваленный комками мёрзлой Сталинградской земли, возле головы торчала телефонная катушка с проводом, руки сжимали винтовку. Тело было не своим, как отсиженная за ночным чтением нога. Голова гудел – взрывов, не очень далеких слышно было только от земли. Проверил рукой – цел ли? Ладошка стала, липкой, на телогрейке с боку мокрая прореха, боли не чувствовалось. В кармане, в пергаментной бумаге небольшой моток бинта – мало, мало! Выдрал из телогрейки вату, завернул в марлю, и под гимнастёрку, под тёплую рубашку. Располосовал одну из портянок, обмотал – пойдёт! Надо спешит. Николай вернулся по своим следам, нашёл обрыв кабеля, срастил с кабелем на катушке. Обернулся – и в уши ударил грохот взрывов, щелчки пролетавших над головой пуль, а в тело боль. Всё перепахано взрывами – обрыв где – то впереди, наклоняясь как можно ниже, а то и ползком он стал продвигаться. Николай сам тянул эту «связь» и помнил маршрут до деталей, главный ориентир – церковь. Когда он первый раз увидел ещё не разрушенную с куполом церковью – сердце кто – то взял в тёплые ладошки, так хорошо было только с мамой.

А сейчас жгла мысль: «Время, время!», часы были разбиты, он не знал сколько пролежал без памяти. Катушка, и винтовка толкали в спину: «Вперёд!». Воронки кончились, можно искать место обрыва, а время утекало – кровь из раны, телогрейка взялась куржаком... Ага, нашёл, но катушка размотана полностью, надо ещё метров десять кабеля. На высотке уцелевшие козлы с обрывками колючей проволоки, подобрался, раздирая рукавицы и ладони вытянул кусок, больше нет – может хватит? Повернулся, и кто – то стеганул кнутом по ногам. Оземь пал – трава под косой! Так Тятя стеганул, когда разгорячённую лошадь стал поить студеной водой! На локтях дополз до катушки, срастил, потом к месту обрыва. Метр, один метр не хватает! Оглянулся, нет ничего! А в голове туман и спать хочется – мочи нет! Намотал на из раненую ладонь провод, и раскинув руки дотянулся до колючей проволоки, сжал в руке, почувствовал уколы от зуммера: «Ко – ля, Ко – ля, Ни – ко – лай!» Повернулся лицом к церкви – Тятя, брат, мама, Александр, Нюра, Пинчук, Батюшка пели: «В той степи глухой, замерзал ямщик».

Из каждых 30 призывников 22г. рождения нашей необъятной страны вернулся один, а на машине было 25. Солдат Николай Конинин лежит в Сталинградской земле, в братской могиле без креста, а на Земле от него осталась – Наша Страна, имя – что я ношу, письмо и похоронка. Солдаты – погибшие за родину находятся одеснУю Господа Бога

 

Галина Крестинина, 35+, с. Зырянское

 

 

ЛЕБЁДУШКА БЕЛАЯ

Предисловие

Сколько много написано, воспето и спето о любви и сколько ещё будет написано и спето. Любовь – у каждого она разная, своя – счастливая или несчастливая. Есть она или нет? только вот первая любовь – была у каждого человека и она не забывается и вспоминается всю жизнь. Первая любовь – взаимная или нет, но она была у каждого человека в своём возрасте. Она может быть в раннем возрасте, например в детском саду, школе или в более зрелом возрасте, в студенческие времена. Но надо не путать детскую симпатию с первой любовью. Симпатия – это когда четырехлетний сынишка приводит домой соседскую девчонку Наташку того же возраста и важно заявляет: «Мам, пап, я женюсь на Наташке». Хорошо сынуля отвечают родители, но только тебе придётся с ней вместе спать на твоей маленькой кроватке. Да? Да мне же будет тесно. Всё, жениться не буду. Или история повторяется через десятки лет. Уже пятилетний внук приходит из детского сада и важно говорит: «Всё, я женюсь, свадьба завтра» «Васёк, а кто эта девочка? «Это Катя». «А её родители знают? Нет, но узнают, им сегодня Катюшка расскажет». Хорошо – говорят родители, теперь Катя будет жить с нами, играть на твоём компьютере, твоими игрушками, читать твои книжки, спать на твоём диванчике. Да? Нет я так не согласен! А нельзя жениться так, чтобы она жила у себя дома, а я у себя? Нет так нельзя. Ну, тогда я не буду жениться – объявляет, после небольшой паузы нам внук. Смешная ситуация. Но это поучительная история. а любовь, первая любовь – это такое непередаваемое чувство, эмоции, когда восхитительно трепещет сердце, когда ты ждёшь встреч, переживаешь и эти эмоции ты вспоминаешь и эти воспоминания ты проносишь через всю свою жизнь. И не важно – отвечали ли тебе взаимностью. Были ли первые свидания, первые поцелуи или просто дружеские встречи, почему то это уходит в прошлое и теряется во времени, а вот те эмоции, те волнения в душе, в сердце никогда не забываются, а с возрастом становятся каким-то ностальгическим чувством, когда хочется вспоминать и думать о первой любви. И вспоминать те чувства всю свою жизнь. Думая, вспоминая о ней – ты вспоминаешь себя молодой, юной со своей детской непосредственностью, невинной, ранимой, но такой счастливой. У тебя ещё нет за плечами ни забот, ни хлопот. Впереди вся твоя жизнь, с мечтами, желаниями. Исполнятся они или нет? Об этом ты узнаешь потом, а сейчас в том юном возрасте – ты купаешься в своих чувствах. Ты счастлива, потому что твоё чувство взаимно и тебе хочется от переполняющих эмоций летать, петь, танцевать. Дорогие живите: любите, если это возможно, если вам это чувство послано свыше, ведь воспоминаниями об этих чувствах вы будете жить всю свою жизнь и думать о них с такой ностальгией и с такой печалью. Первая любовь – человек прожил не зря, если испытал это чувство, те эмоции – еще не взрослые, но уже далеко не детская симпатия. Юные, молодые влюбляйтесь! Берегите свои чувства! Оберегайте от грубостей, злого слова, от зависти – это чувство нежное не защищённое, его можно вспугнуть. Любое плохое слово, поступок и она, как нежный ранимый цветок, может завянуть, угаснуть, погибнуть на первых, едва проросших ростках. Ведь у каждого из вас всё будет впереди, каждого ждёт любовь всей жизни: создание семьи, рождение детей, но каждый всегда будет помнить и вспоминать ту, самую первую любовь! И я ещё раз повторюсь, что у каждого человека она своя и у каждого в своём возрасте и независимо ответная она будет или нет – не имеет значения. Каждый из нас будет помнить или помнит ту Первую, юную свою Любовь.

 

Ольга стояла у окна, зябко куталась в вязаную шаль и смотрела, как падал первый снег. Снежинки большие, пушистые озорно танцуя снежный вальс, мягко ложились на землю, покрывая её белым пушистым одеялом. Вот и зима пришла, подумалось ей, очередная одинокая зима – с её капризами – холодом, метелями, снегом и мысли тут же скользнули в прошлое: её детство: она была не желанным ребенком. Мать как могла, хотела избавиться от неё – носила тяжёлые ведра с водой, таскала тяжести, колола дрова. Но Ольга усиленно цеплялась за жизнь, родилась она болезненным, замученным ребенком и мать, словно ей стало стыдно за свои поступки, стала её выхаживать. Ольга отставала в развитии от сверстников – позже стала держать головку, ходить. Часто болела, но дойдя до школьного возраста она словно родилась заново, обогнав своих сверстников в росте и знаниях и совсем перестала болеть. Легко училась, была общительной, так как быстро находила общий язык со всеми, никогда не лгала и всегда говорила правду глядя прямо в глаза того человека с которым хотела поспорить. У неё было много друзей и подруг, но была и самая близкая, тоже Ольга, с которой они жили на одной улице, их дома стояли через дорогу. С детства они были всегда вместе и называли себя сестрами. Они носили одинаковую одежду, платья и.т.д. и даже на выпускном бале были в одинаковых платьях. Отличались лишь внешностью. Ольга была стройной, беленькой блондинкой с голубыми, как небо глазами, кожа была белой и она никогда не могла загореть. Мама говорила, что ей это досталось в наследство от поляков – шляхтичей. В роду у неё были предками – князья. Её же подруга была в противоположность ей – черные как смоль кудрявые волосы, карие глаза, ниже Ольги, но очень была красивой, в общем жгучая брюнетка. Ещё в школе от кавалеров у неё отбоя не было. Ольге вспомнился тот день, когда в её жизни впервые появился Он – новичок. Это было в 10 –ом, выпускном классе. Звали его Николай, его родители были переведены в наше село по работе. Высокий шатен с синими глазами. Сразу же все девчонки в их классе влюбились в него – спортивный, веселый, он расположил всех к себе и легко влился в их коллектив. Ольге он понравился, но она никогда не думала, что он обратит на неё внимание; ведь вокруг него крутились такие красивые девчонки, в том числе и её подруга Ольга. Но однажды на Новогоднем вечере он пригласил её на танец, покраснев от смущения, она приняла его предложение и вскоре они кружились в вальсе. С этого вечера и началась их сначала дружба, переросшая в любовь, в ту первую школьную невинную любовь. Вскоре они были неразлучны. Её подруга обижалась: «Ты совсем про меня забыла и променяла нашу дружбу на Николая». Ольга как могла сначала оправдывалась, а затем престала, любовь затмила всё вокруг. Наступили экзамены, переживания, затем прощальный школьный бал и всё до свидания школа! Здравствуй новая, взрослая жизнь! Надо было решать куда поступать? Кем быть? Ольга давно для себя решила – она будет воспитателем, ей нравилось возиться с детьми. Ольга же её подруга, сказала: «Я люблю праздник, веселье – буду культурным работником». Николай сказал: «Я пойду в наше СПТУ – буду учиться на шофера. Осенью – Армия, а затем решу ещё кем я буду в жизни! Армия – у Ольги предательски сжалось сердце. Это ведь скорая разлука на целых 2 года. Николай, как мог, успокоил её, подумаешь 2 года, пролетят не заметно, да и ты будешь занята учебой, и тебе будет не до меня. Эти последние летние дни были только для них одних: купались в реке, потом лежа на песке, они мечтали о своей дальнейшей жизни: Николай шептал ей на ухо: «Лебедушка моя белая, нежная, моя первая и единственная любовь. Я всегда буду тебя любить, моё счастье, моя радость». У Ольги от этих слов таяло сердце, она крепко целовала своего любимого и горячо шептала ему свои слова любви. Её подругу будто подменили – она стала злой, раздражительной, от каждого слова вспыхивала как спичка. Ольга не могла понять, в чем дело? Но затем она просто не стала брать Ольгу с собой, и они с Николаем были только вдвоём. У них появилось своё любимое место, где они постоянно встречались. Но время не остановить пришло время прощаться – Ольга со своей подругой уезжали в город учиться. Николай оставался в родном селе, ведь ПТУ – находилось здесь. «Ничего – прощаясь говорила Ольга – скоро будут праздники и я приеду или ты на выходные будешь приезжать ко мне». «Да, да родная – говорил в ответ Николай – время не властно над нашей любовью, мы всё выдержим, мы всё переживём и будем опять вместе. Плача, Ольга села в автобус и он тронулся с места и постепенно набирая скорость всё дальше увозил её от родных мест, любимых людей, от любимого. Сердце предательски сжалось, подумалось «Ну вот и всё больше я его не увижу». Подружка, наоборот была очень весела. «Ольга, ну что ты разнюнилась – говорила она – давай радоваться, вот она свобода. Свобода от родительской опеки, впереди своя самостоятельная жизнь. Мы теперь взрослые люди, впереди столько всего нового и неизведанного, столько соблазнов! И, я буду не я, если этим не воспользуюсь! И Ольга зарядившись этим подружкиным энтузиазмом, её мечтами – перестала плакать и улыбнулась, всё-таки она у меня умеет поднять настроение и профессию себе выбрала правильную, по своим возможностям. Летели дни, Ольга привыкла к быстротечной городской жизни. Несколько раз они встречались с Николаем, когда она на выходные приезжала домой. В последний раз встречаясь с ним, она узнала, что его забирают в Армию, уже повестка пришла, она должна обязательно приехать и проводить его. «Конечно, конечно, какой разговор – ответила Ольга – обязательно буду. Но её обещаниям не суждено было сбыться, очень сильно простудилась и с воспалением легких попала в больницу. Плакала, просила лечащего врача отпустить её домой, но врач был непреклонен, и ни в какую не соглашался на эту авантюру, как он говорил. Ольга хотела даже сбежать из больницы, но без одежды как уйдешь, просила подругу принести одежду, но та также была непреклонна: «Ничего не случиться с твоим Николаем, если ты не приедешь, у тебя уважительная причина. Напиши прощальную записку, я как раз собираюсь домой в эти выходные и передам ему. Ольге не хотелось поступать так, ей хотелось посмотреть в бездонные глаза Николая, прижаться к нему, ощутить его тепло, запах. Но ничего не поделаешь, судьба правит и у неё свои законы. Хорошо, я напишу. Оленька ты только ему обязательно передай и ещё может он сможет приехать и навестить меня в больнице, и мы с ним здесь попрощаемся. «Хорошо, я всё ему передам» - ответила подружка. И правда, через несколько дней в дверях её палаты появился Николай с большим букетом цветов и авоськой с фруктами. Ольга осунувшаяся, от болезни, встрепенулась, засветилась от счастья, и Николай целуя её заплаканное лицо, будто дарил ей вместе с поцелуями живительную силу здоровья. «Лебедушка моя белая, нежная, любовь моя первая и единственная! Ты пиши мне, слышишь, пиши каждый день и я буду. Эти два года пролетят незаметно, а когда я вернусь, мы поженимся и тогда, ты навсегда станешь моей, моей женой, счастьем, радостью слышишь? Ты только меня дождись, ты только помни и дождись меня и у нас всё будет хорошо»! «Конечно милый, мой единственный, моя любовь на всю жизнь. Я люблю тебя и буду ждать тебя вечно»! Николая забрали в армию, в танковые войска. Они переписывались, Ольга с нетерпением ждала его писем, так прошел год, письма как ласточки их любви приходили часто, каждую неделю она обязательно получала письмо от Николая и вдруг их не стало. Ольга продолжала писать, а в ответ ни строчки месяц, два, три. Приезжая домой Ольга бежала к родителям Николая и волнуясь спрашивала: «С Николаем всё в порядке?» «Оленька, да с ним, слава Богу всё в порядке» - отвечала мать Николая, тётя Таня: «А что он тебе не пишет разве»? «Нет, давно писем не было»! «Да у них, наверное, ученья, времени нет,- говорил отец Николая. «Может быть, - отвечала Ольга, а на сердце была какая-то смутная тревога. Вот пролетел и второй год. За этот год Ольга от Николая не получила ни одного письма. Она терялась в догадках, в чём дело? «Вот придет из Армии – там разберетесь, - говорила её подруга, когда Ольга в очередной раз плакалась ей в жилетку. Вот и наступил этот день. Николай вернулся из Армии, узнала она это от своей матери. Ольга всё ждала, вот он сейчас приедет к ней, будет её целовать, приговаривая: «Здравствуй лебедушка моя белая, нежная, любовь моя первая и последняя»! и скажет: «В чём дело? Почему же он перестал ей писать?» Но его всё не было. Выбравшись, домой на выходные, Ольга отправилась к Николаю домой. Почему-то мать её не отпускала, говоря: «Нечего тебе там делать! Не ходи, не хорошо это, но Ольга не послушалась, ей так хотелось увидеть своего любимого, она так соскучилась, и всё остальное ей было не важно. Идя к нему, её сердце пело от радости, вот сейчас настанет этот миг, и она его увидит. Подходя к дому Николая, она увидела много машин, было многолюдно, играла музыка. «Вот, наверное. Встречину организовали его родители, всех родных собрали. Она прошла в дом. В доме были накрыты столы, было шумно, весело, пройдя вперед, Ольга увидела Николая сидящего за столом, не глядя ни на кого, Ольга подошла ближе. Красивый, возмужавший, он сидел в черном костюме с бабочкой. «А почему не в форме? – подумалось ей. И вдруг рядом с ним она увидела свою подругу Ольгу в белом платье невесты с фатой. И вдруг со всех сторон послышалось: «Горько!», «Горько!». Жених и невеста встали, и её Николай стал целовать её подругу. Сердце сжалось в комок, ноги стали ватные. Она посмотрела на своих бывших самых родных на свете людей, сердце кричало, внутри всё горело от их предательства. Вот почему она уехала домой без неё, говоря, что ей очень надо. Но как же так? Разве так можно поступать? Что я ей и ему сделала? Николай увидел её и сказал теперь уже своей жене: «А что эта здесь делает? – его тон был холоден и безразличен. «Коленька я не знаю. Я её не приглашала» - залепетала в ответ подруга. Развернувшись, не видя перед глазами ничего, Ольга пошла домой, перед глазами стояла лишь одна картинка – её Николай целует её подругу! Дома с ней случился нервный срыв. Ольга долго болела, но молодой организм взял своё, она выкарабкалась и взяла себя в руки. Закончив педучилище, Ольга поступила в пединститут, закончив его с отличием, она по распределению приехала в своё родное село и стала работать воспитателем детсада, как и хотела. День сменялся днём, год годом. Всё вроде стало налаживаться, только в личной жизни было по-прежнему, её заледенелое сердце никак не могло растаять. Ольга была симпатичной девушкой и за ней пытались ухаживать, но она как Снежная королева была холодна и неприветлива. «Ольга, ты, что творишь – говорила ей неоднократно мать – молодость уходит, и она не вернется, останешься старой девой!» «Мам, а я не верю этим мужчинам, говорят что любят, а сами, я ни кому не верю». Познав горьким опытом дружбу, Ольга не заводила и подруг. У неё были знакомые, коллеги, но подруг не было, хватило одной через край. И чтобы ещё раз пройти через это, нет, я просто не выдержу. Пусть всё идёт, как идёт. И всё шло своим чередом. Через знакомых Ольга слышала, что жизнь семейная Николая с Ольгой не задалась. Любительнице праздников и веселья надоела эта рутинная семейная жизнь, и она стала погуливать от мужа, сначала тайком, затем - в открытую. Николай сердился, бил жену, но разводиться не хотел, ведь у них был сын и у него он был за мать и за отца. Матери было наплевать на сына, и Николай ради сына всё терпел. Он так и не стал дальше учиться и работал в совхозе шофером. Ольга слыша это поневоле радовалась: «Так тебе и надо». Ведь на несчастье других своё счастье не построишь, правильная пословица. Мудры были предки. Но всё равно часто она приходила на то их любимое место, тихо стояла и вспоминала те счастливые дни. И вот однажды поздней осенью стоя на этом месте, она услышала шаги за спиной и забытый, но такой родной голос сказал ей: «Здравствуй лебедушка моя белая, нежная, любовь моя первая и последняя наконец-то я тебя увидел. Я тоже часто сюда прихожу и вспоминаю то время, тебя. Ты помнишь Ольга? Помнишь – вот поэтому ты и здесь. Оля прости меня, каким я был дураком, надо было бы поговорить с тобой, объясниться, но я был молодым, горячим!» «Николай, скажи всё-таки, в чём же дело и почему ты перестал мне писать, почему женился на Ольге, почему? Сколько раз я задавала себе эти вопросы, но не находила ответа. Почему?» «Так ведь ты мне изменила!» «Я?! И с кем же и кто тебе это сказал?» «Как кто Ольга – твоя подруга. Она мне даже фотографию прислала, где ты с тем другим обнимаешься!» Ольга взбесилась: Я с кем-то, да у меня кроме тебя никогда, никого не было даже в мыслях и где же эта фотография?» «Да вот она, - ответил Николай – я её всегда с собой ношу, потому, что на ней ты!» И он показал ей фотографию, где она и её преподаватель му<